
Полная версия
Сказания Всадников
«Женщина в парке, боже мой! Я даже не узнала её имени!» – подумала девушка. Она ведь научила ее визуализировать то, о чем мечтаешь. И вот Галина шла и представляла, что обязательно встретит Дмитрия и все у них сложится хорошо.
Она вышла из парка и направилась к своему дому. Теперь ей казалось, что весь мир улыбается вместе с ней. Подойдя к подъезду, Галина увидела одиноко сидевшую на качелях фигурку. Что-то в облике молодого человека показалось ей знакомым….
Да, это был Дима, мокрый озябший с поникшим букетом…
– А я тебя тут жду… – улыбнулся он ей.
Роза
В полдень, как обычно, маменька позвала Володю прогуляться по парку. Стоял солнечный майский день. Володя бегал по парку с деревянной саблей, подаренной накануне папой. Мама с улыбкой наблюдала за сыном. Это был очень красивый, энергичный и жизнерадостный ребенок шести лет. Володя бегал по парку, смешно размахивая саблей. Его светлые кудряшки так и подпрыгивали пружинками при каждом взмахе руки. Прогулявшись по ухоженному парку, они решили пойти к озеру, которое находилось в старой части сада. Здесь царило запустение, руки садовников давно уже не доходили до этого уголка, но в нём было очарование старины и покоя.
Володя бегал по саду, изображая из себя кавалериста. Вдруг он вскрикнул и присел. Мама тут же подбежала к нему.
– Что случилось, сынок?!
– Меня поцарапала эта ужасная колючая шишка! – вскричал Вова.
– Я её сейчас уничтожу! – и взмахнул саблей.
– Подожди, сынок, – остановила его мама, – это же роза!
– Ну и что! Она некрасивая и колючая! – вскричал ребенок, – И она так сильно меня поцарапала!
– Не торопись, малыш, не делай поспешных выводов. Давай лучше договоримся с тобой так. Мы будем каждый день приходить и наблюдать за цветком, но сначала надо ему помочь.
– А как мы можем ему помочь, мамочка?
– Нужно убрать сорную траву, которая мешает ему расти, взрыхлить землю и полить цветок водой.
И они занялись делом, Володя так увлекся предложением мамы, что первым бежал в сад к своему цветку. Садовник сделал для него маленькую лопатку и грабельки, и Володя с удовольствием ухаживал за цветком. Роза с благодарностью откликнулась на его заботу. С каждым днем росток раскрывался всё сильнее и сильнее. И вот, в один из прекрасных солнечных дней маленький садовник увидел вместо бутона шикарную красную розу. Цветок расправил все свои лепестки. Капельки росы сверкали бриллиантами на солнце. Аромат стоял такой, что кружилась голова. Володя стоял у цветка и изумленно глядел на него.
– Маменька, посмотрите, как он прекрасен!
– Да, сынок, это самый красивый цветок на земле, если за ним ухаживать и любить его, он будет благодарен и расцветет для тебя во всей красе. Нужно только иметь терпение. Никогда не делай поспешных выводов, сынок! Так же и люди. Если ты будешь любить близкого тебе человека и заботиться о нем, то он откроет для тебя душу и сердце и тоже будет любить тебя и жить ради тебя.
– Я понял, мама! – серьезно сказал малыш, любуясь своим цветком, – Я постараюсь дарить любовь и заботу!
– Какая же ты у меня умница! – воскликнула мама, и поцеловала Володю в его кудрявую макушку.

Алексей Румянцев
Меня зовут Алексей Румянцев, пишу в основном стихи. Стихи, как правило, под псевдонимом Алексей Ру или AlekseyRu, или под своим именем. Короче я не особенно с этим заморачиваюсь. Пишу давно, пишу всегда, пишу везде, но записываю редко. О себе рассказывать не люблю и не умею толком. Мои стихи, это в основном лирика, редко философские изыски или юмор. Много сочиняю коротких стишков, но они улетают безвозвратно. Если видите в моём стихотворении второй смысл, то он порой и есть правильный для меня, но не всегда. На заказ не пишу, пробовал, но не люблю их даже спустя время. Это вроде поздравительных открыток получается, прочёл и выкинул. Пишу не автобиографично, поэтому не стоит примерять мои творения на меня, это скорее собирательные образы, иногда конечно и прямо мои. Но так или иначе всё пережито. Надеюсь вам что-нибудь понравится; заходите, делитесь, критикуйте, хвалите, буду рад!
#AlekseyRu
Волшебная лампа
1. Ожидание
Сотни лет заточён. Пустота, тишина и мрак.По каким же заслугам, я заперт в такой тюрьме?Стены очень крепки, невозможно сломать, никак.Я забыт и оставлен, и заперт в кромешной тьме.Кто решил, что виновен? Кто меряет мой удел?И когда выйдет срок? Постучится ли он извне?Я привык к темноте, эта сажа белей, чем мел.Я внутри этой лампы, а лампа живёт во мне.Как попал я сюда – не знаю, не знаю – когда уйду,Знаю только лишь цель – три желанья. И я спасён,Бесконечно могуч, могу с неба достать звезду!Только лампою этой, проклятой, связан и обречён.Ждать хозяина, искупленья, к свободе врат.Эти стены так давят, мне хочется видеть свет.И понять, кто судил и решил, что я виноват.Ожидать в одиночестве, многие сотни лет.Я почувствовал вдруг пустоту, словно мира нет,Там, за стенами лампы, совсем ничего, совсем.Только тьма непроглядная или, быть может, свет.Ни домов, ни людей, ни земли, ни морей, ни тем.2. Освобождение
Пустота снаружи, и я внутри,Обречённость, тебя угадаю,Молчанье впрок.Темнота безумная… посмотри,Сотни лет страдаю,За что урок?Не ответит. Но, кажется, тишина,Нарушается кем-то,Я слышу звук.Словно нить надежды, верней, волна.Так отчётливо стеныСжимают вдруг.Кто-то тронул лампаду,Под ушком тёр,И неведомой силойЯ вышел вон.Только свет…И свет я краду, как вор!И внутри понимаю,Ведь это он!Я готов! Что надо?Любой каприз!Я твой раб,Всё исполню,Дай только знак.Изумруды, золото,Верх и низ,Бесконечная жизньИли герб и флаг.Что угодно, приказывай,Я готов.Всё, что хочешь,С любых концовИ любых дорог.– Ты свободен,– обычный порядок слов, —Ничего не нужно,Ведь я же Бог.3. Свобода
Я свободен, свободен, освобождён!Я очищен, отпущен. Я вольный дух.Я помилован Богом, был им пленён,И я зрение, осязание, слух.Бесконечность вселенной, где Бог и я,Мне не вынести. – Для чего, скажи,Оттуда выпустил ты меня?– Ты сам ответишь, ведь это жизнь.Я на тебе гадаю, как на картах
Я на тебе гадаю,Как на картах таро,Но я всегда Повешенный,А ты – Королева чаш.Но жалости твоейГнетущее серебро,Не сможет снова склеитьРазрушенный мир наш.Я не жалею о днях,О часах, годах…Всё, что случается, нужно,Верней, дано.Зачем считать сколько шея минула плах?Ведь, если глаза закрыты – всегда темно.Пусть утро танцует снова лихой чардаш,Качни, уходя,Я повешен в твоей петле.Но ты всё так же упряма,Моя Королева чаш,А я, как на картах,Гадаю, опять, по тебе…Четыре сольдо
В мире глупости много и мало совсем любви,А, значит, теперь и мне больше здесь не место,Четыре сольдо всего, купите живое сердце!А если нет четырех, то, возможно, отдам за три.К чему этот жар, если холодно всё вокруг?Невыгоден глупый расход тепла с ним, и жизнь уходит,А мозг в голове от излишнего жара бродит,Четыре сольдо всего, и не бойся, что купишь с рук.Горячее сердце, ведь, не азбука, не колпак.Оно живое ещё и бьется, и страстью пышет,Я бы оставил его себе, но к чему?..Не слышит.Оно не нужно ей стало, такой вот печальный факт.Четыре сольдо и примет к себе Карабас,Я стану самой послушною куклой в труппе,Спешите люди! Неужто никто не купит?Четыре сольдо всего, и верное сердце у вас!..Знаешь…
Знаешь, давай погрустим.Просто так, ни о чем,Просто уставшие люди в холодную осень,Просто о том, что дороги снег робкий заносит,Ты о своём погрусти, ну, а я о своём…Знаешь, давай помолчим,просто так помолчим!Слышишь, как наша планета летит по вселенной?Пусть оттого, жизнь покажется глупой и тленной,Только её не любить я не вижу причин…Знаешь, давай убежим,ото всех убежим!Вдаль без оглядки, туда, где теплее рассветы,Там где еще не остыло прошедшее лето,Там, где любовь- это чувство, а вовсе не «дым».Знаешь, давай все прощать,все друг другу прощать.Не запинаясь, заранее, с чистой душою,Кажется мне, что от этого очень большоюНаша любовь непременно должна будет стать.Меня манила тишина…
Меня манила тишина,Плотнее закрывая двери.Молчал, подсчитывал потери,Вдыхая полночь у окна.Там шло вчерашнее кино,И месяц, облака качая,Просился выпить кружку чая,Просунув голову в окно.Мы подружились. Заварил,В глиняном чайнике пузатомОн пил, сказал что был солдатом,Потом о разном говорил.Не помню толком разговор,Как он ушел, собравши звезды,Углом их поддевая острым,Словно лихой багдадский вор.А я остался и смотрел,Как бог неспешно утро создал,Скучал по месяцу и звездамИ спать хотел.
Александра Пушкина
Саша Пушкина – имя паспортное. Писатель – хобби перманентное. Мои рассказы побывали в трёх печатных сборниках, два из которых издавало Эксмо. Недавно через Ридеро издала свою первую книгу в жанре фэнтези young adult. В стандартные издательства не пошла сознательно. Пока.
Пишу фэнтези, фантастику, сказки, попытки в стим-панк, стихи и всякую ламповость вроде «За две чашки чая». Стихов в этот раз не будет, остальное – в наличии. Найти меня и мои истории можно в ВК, на Ридеро, Литресе и АТ. Штормлю, учу, прокрастинирую. Населяю Санкт-Петербург странными существами и легендами.
Иногда делаю вид, что циник, но в душе романтик дружбы во всех её проявлениях. Только не говори мне про любовь – про неё и в неё мало кто умеет без пошлости и дури, поэтому эта тема здесь мимо. А вот если ты любишь космос, магию, горящие глаза и небезразличных людей, тех, которые с большой буквы, тебе у меня вполне может понравиться.
Так что проходи. Чашечка терпкого кофе с корицей, или бокал глинтвейна, уютный плед, кресло качалка, и погружение в иные миры – идеальное занятие на вечер, не находишь?
Прыгуны
Карл сидел в душной палатке. Вокруг пели птички, шумело озеро, кроны деревьев мягко трепыхались на ветру, но профессор Вульф-Штейн не мог насладиться природой в полной мере, здесь он был по делу, а не ради прогулок, работы было еще слишком много. В ногах у профессора мирно гудел портативный ускоритель квантовых частиц, подключенный к обыкновенному ноутбуку, который стоял у Карла на коленях. Остальная часть палатки была заставлена различными трубками, уловителями антиматерии, отражателями, стабилизаторами и прочей атрибутикой научного мира. В центре всего этого нагромождения возвышалось самое обыкновенное зеркало.
– Запись №1735. – забормотал профессор, включая диктофон. – используя преобразователь Тахионных частиц, я создам подвижный поток фотонов, направив его на зеркало, я смогу сгенерировать точную копию своего потока за счет преломления света. Данное столкновение приведет к открытию «червоточины», которая доставит меня до ближайшего зеркала. Далее, при помощи изобретенного мною портативного прибора, который я назвал «ловцом», я смогу собирать последующие зеркальные потоки и генерировать новые червоточины, до тех пор, пока я не доберусь до места назначения. При проделывании обратного пути мне не понадобится создавать фотонные потоки зеркальных отражений, достаточно будет переключить ловца в режим «Реверса» и пройти по квантовому следу червоточин, оставленных ранее.
Карл остановил запись и направил тахионный преобразователь на зеркало. Палатку озарила яркая вспышка, и прямо перед ученым образовалась, колеблющаяся на воздухе, пространственная брешь голубого цвета. Вульф-Штейн незамедлительно шагнул в нее и оказался в старом деревенском домике перед грязным пыльным зеркалом. В ладони пикнул ловец, принявший квантовый поток и запомнивший новую локацию. В углу перед иконой молилась сморщенная пожилая женщина в платочке. Она была на столько поглощена своим занятием, что даже не заметила, что в доме появился кто-то еще. Червоточина осыпалась на пол и исчезла, однако ее квантовый след продолжал пульсировать в воздухе. Подобные энергетические оттиски могли сохраняться до трех суток, но и после этого их можно разбудить, если в помещении не было значительных перестановок, и частицы не растащило по нему. Карл решил не пугать бабушку. Он переключил устройство в обратный режим, направил его на зеркало, открыл новую червоточину и вернулся в свою палатку.
– Запись N1736. – заговорил профессор Вульф-Штейн, снова включая диктофон. – пробный прыжок прошел успешно: червоточина открылась и доставила меня до ближайшего зеркала, все устройства работают нормально, с возвратным прыжком тоже проблем не возникло. Теперь попробую посетить несколько локаций.
Профессор снова открыл червоточину и вернулся в бабушкину избушку. Ловец пикнул, Карл направил его на зеркало и открыл следующий проход. На этот раз он оказался на деревенской свалке, видимо кто-то выбросил сюда зеркало. Следующий прыжок, и он в местном кинотеатре, еще один, и Вульф-Штейн попал на чердак заброшенного дома.
– Достаточно. – сказал Карл, переключил прибор и отправился в обратный путь. – Запись 1737. – продолжил он, вернувшись в палатку. – второе испытание прошло успешно. Теперь я готов совершить путешествие до заданной цели, для этого мне будет необходимо синхронизировать ловца с устройством GPS. Сейчас я нахожусь в России: в районе Ильмень озера, мой ассистент Глен Эриксон будет принимать меня в Берлине. Зеркал по пути много, поэтому дорога может занять длительное время.
На всякий случай я установил перевалочные пункты со всем необходимым оборудованием в Москве, Смоленске, Минске, Варшаве и Франкфурте. Выдвигаюсь завтра утром! Карл отложил диктофон, закрыл ноутбук и вышел из палатки. Ему нравилась Россия. Только в этой стране можно найти девственные заброшенные уголки, далекие отчеловеческой цивилизации. В Европе каждый участок территории был задействован под что-нибудь, в России же оставались немереные гектары пустых земель, слишком пустых! Порой у Карла складывалось впечатление, что страну для кого-то освобождают. Профессор Вульф-Штейн искупался в озере и отправился спать. Утром его ждало трудное путешествие. Примерно часов в пять по Германскому времени он связался с Эриксоном.
– Я выдвигаюсь. – сообщил профессор. – готовьтесь принимать посылку.
– Всегда готов! – ответил ассистент. Карл подсоединил ловца к ноутбуку и составил приблизительный маршрут от своего места нахождения до лаборатории в Берлине.
Перенес координаты в навигатор, соединил два прибора, водрузил на плечи рюкзак с припасами и отправился в путь. Квантовый след вчерашних червоточин еще не остыл. Вульф-Штейн прошел по ним и отправился дальше. Несколько раз он натыкался на людей, которые крутились перед зеркалами. С теми, кто казался ему адекватным, он объяснялся, от других просто сбегал. В большом городе начались проблемы. Так как работающие веб- и фронтальные камеры тоже испускали фотонное излучение, червоточины открывались и перед ними. По сети поползли слухи о загадочном зеркальном прыгуне, которые намного опережали самого профессора.
Московские студенты физики сумели рассчитать, когда и где появится профессор и устроили ему пышную встречу. Остановившись на Московской базе, он немножечко перенастроил приборы, чтобы они улавливали лишь чистые фотоны, без примесей электроники. Камер стало меньше, однако полностью эту проблему он так и не смог решить. Да и с зеркалами в городах было трудно, они стояли практически в каждой квартире, а где-то и не одно. До Берлина Карл добирался более десяти дней, ночевал либо на своих перевалочных базах, либо у добрых понимающих людей.
Общественность внимательно следила за похождениями таинственного прыгуна. Люди уже не шарахались от зеркал, как первые сутки, напротив, ждали гостя и старались всячески помочь. Некоторые обижались, что профессор запрещал с ним фотографироваться, чтобы не сбивать фотонный след. До Берлина Карл добрался совершенно вымотанным. Рассказал Глену о всех своих наблюдениях, приказал привести записи в порядок и отправился спать.
– Значит червоточину можно открыть от простого Селфи! – усмехнулся молодой человек. С экрана Айфона на него смотрело лицо девушки – девушки, которая предпочла ему его младшего брата. Глен спрятал в карман ловца и тахионный преобразователь и тихонько выскользнул прочь…
***На мосту, держась за руки, стояла молодая пара.
– Какая красивая сегодня ночь. – сказала белокурая девушка. – очень яркая и звездная. —
– Ты выйдешь за меня? – с надеждой спросил парень.
– Конечно. – ответила девушка.
Он привлек ее к себе, и они поцеловались. На небо выплыла яркая желтая луна.
– Вау! – воскликнула девушка. – Давай скорее сфотографируемся на фоне такой красоты! – она крепче прижалась к любимому и включила камеру на смартфоне.
В тот же миг позади них открылась червоточина. Оттуда высунулась чья-то жилистая рука и втащила молодого человека внутрь.
– Эрни! – взвизгнула девушка. Глен Эриксон переключил прибор на реверс и отодвинул его от зеркала заднего вида в своем автомобиле.
– Ну здравствуй, братец. – сказал он, поворачиваясь к тому, что выплюнула червоточина. – Помнишь? Я обещал тебе, что вам не быть вместе. Поехали со мной, я покажу тебе зазеркалье!
Телефонистка
Как часто между двумя судьбами на разных концах телефонных трубок оказывается лишь недобросовестный провайдер и оборудование. Как часто – добросовестный, и тоже оборудование. Иногда между ними могут оказаться «жучки» и кто-то ещё. Кто-то, чья работа – слушать, делать выводы, и может даже действовать.
А изредка между ними оказываюсь я.
В полумраке коммутаторной, где мигают разноцветные огоньки входящих и исходящих, а на узкой столешнице под старой настольной лампой стынет бессчётная чашка кофе, я одна. Я давно осталась тут одна. С тех пор, как на смену не вышли мои коллеги. С тех пор как…
Звонок.
Они всегда мигают ярко-жёлтым, сильнее прочих, которые мне не нужны. За секунду до того, как станет поздно, я соединяю тех, кто мог не ответить, не увидеть, забыть. Иногда это греет. А иногда я гадаю, когда же меня отпустят на заслуженный покой.
Отточенным за годы работы движением втыкаю нужный конец провода в положенное гнездо. Гудки прерываются расслабленным женским: «Аллё!»
Можно снять наушники и отхлебнуть немного кофе. Я снова сделала это – соединила тех, кто мог разминуться в бесконечной веренице дел. Но тишина в трубке на другом конце напрягает не только моего абонента:
– Аллё! – повторяет она уже громче. – Это кто?!
Тишина.
– Аллё! Вас не слышно! – наконец, она решает прекратить борьбу за неизвестный звонок. – Перезвоните позже, пожалуйста.
Я слышу короткий выдох с другой стороны, прежде чем гудки прерывают не случившийся диалог. Как же так?! Я тут стараюсь! Ночами, понимаешь, не сплю, питаюсь какой-то дрянью, только чтобы успеть их соединить, а он, зараза, молчит!
Хотя… вспоминаю, как сама боялась начать разговор. Сначала с любимым мужчиной, и тогда нас выручила его уверенность, потом… годы спустя, с той наглой девицей. Теперь они оба всего лишь часть моего прошлого, о котором напоминает поблёкшая фотография в рамочке под лампой.
Снова мигает. Не глядя, втыкаю провод.
– Аллё?!
Оп-па! Тот же голос! Неужели сверху решили дать им ещё один шанс? Редко у меня встречаются повторные звонки.
– Садовая, десять, – раздаётся вдруг хриплый мужской шёпот с другой стороны. – Остановка у кофейного ларька. Ты всегда там в шесть сорок. Я жду.
– Что? Вы кто?! – страх и щетина из иголок.
Звонок обрывается.
«Что это?! Что происходит?! Я же должна соединять судьбы! Ну, то есть, не так!»
Я чувствую, что здесь что-то не так… да всё не так! Сердце начинает прыгать в груди быстрым резиновым шариком. Делаю глоток холодного кофе, не замечая вкуса. Кидаю рассеянный взгляд на фото, где улыбаются худощавый шатен в кепке и свитере и пышечка-блондинка в сером плаще и берете. За ними осень, перед ними – немного любви и чужой ребёнок. Но тогда… тогда им ещё было хорошо вместе. Нам было. Мне.
А я… взяла, и сама всё испортила. И вот, снова порчу. Только не свою жизнь, а чужую. Вскакиваю. Но куда я пойду? За дверью – тёмная муть и, шаг туда, говорят, смертелен. Окончательно смертелен. Иногда я подумываю и об этом, но не сегодня же! Надо же что-то делать! Только что? Сама я позвонить отсюда не могу…
Я только соединяю. Вот и ответ! Не соединять их больше! Запомнить номер и не соединять! Умница! Нет, погоди… он же всё равно знает её маршрут! Значит, ему не нужен телефон. В душе всё холодеет. А вдруг он вообще больше не позвонит? Вдруг она решила, что это глупая шутка и пойдёт снова на чёртову остановку? А вдруг… сердце замирает на миг. Вдруг и правда шутка? А я тут мечусь.
Но нехорошее предчувствие саднит в груди. Слишком уж неприятная шутка. И зачем тогда я?
– Зачем вообще мне перевели этот звонок?! Слышишь?! – кричу я в вентиляцию. – Я же здесь для того, чтобы делать добро! Я не хочу соединять маньяков с жертвами! Эй!
Вентиляция молчит.
Зато щёлкает давно молчавшее радио, тихонько воспроизводя «I believe» Джеки Блейза. Музыка немного успокаивает, но беспокойство не уходит совсем.
Жду.
Пять часов. Шесть. Гляжу на правую панель, но там всё так же перемигиваются не мои звонки. Шесть тридцать. Или всё случилось. Или…
Мигает. Жёлтый сполох бьёт по глазам. Кидаюсь к проводу. Секунду колеблюсь, запоминая цифры, но втыкаю его в гнездо.
Гудки. Она не хочет брать? Или не может? Я бы на её месте так и не решилась больше взять трубку. Гудки прерываются, и я слышу, как она неровно дышит в трубку.
– Ты не пришла. Я недоволен, – его голос будто заражён гнилью. – Завтра на Центральной. Ты выйдешь из розового здания с белыми вставками, в своей красной куртке. Я буду ждать.
– Не звоните мне больше! – она явно срывается, но пока держится на краю страха. – Иначе я звоню в полицию!
Он сухо хмыкает:
– Завтра на Центральной. Если скажешь кому-то ещё, у твоей милой чёрной кошки появится лишняя улыбка и она закрасит твою подушку красным.
Кошачья жизнь за человеческую? Пфф! Да невелика жертва! Но женщина на том конце провода всхлипывает:
– Не надо! Не трогай Ксюшеньку!
Я не в силах больше это слушать. Выдёргиваю провод. Теперь я знаю его номер. Но что мне с этим делать? Если бы я знала чей-то ещё номер, кого-то, кто мог бы что-то сделать… Но, и что? Что тогда? Я как-то пыталась отсюда позвонить. Ничего не вышло. Отсюда невозможно дозвониться.
Только соединять. Я смотрю на уютно мигающие лампочки чужих разговоров. Я могла бы соединить с ними третьего. Я так уже делала… в другой жизни, или просто… в жизни. Только вот… кого? Поймав за хвост безумную мысль, начинаю по очереди втыкать свои наушники в свободные разъёмы рядом с огоньками чужих разговоров:
«…ты уроки сделал?»
«Внуки разъехались, Машенька теперь в Москве…»
«Да чё с ней будет-то, Колян? Бросай!»
Я втыкаю и выдёргиваю разъём с такой скоростью, как никогда прежде. Столько судеб, столько разговоров. Жизнь, которая потоком течёт мимо меня. Но я не сдаюсь. И наконец…
– Следователь не следователь, а я, сам понимаешь, за каждым щипачом не набегаюсь, подавай заявление… – отчитывает кого-то спокойный густой бас.
Судорожно запоминаю номер. Зелёный исходящий, красный – входящий. Мне нужен второй. Хорошо, что на цифры у меня неплохая память.
Осталось только дождаться.
В одиннадцать утра он снова звонит. Жёлтым семафорит лампочка моего соединения. Этот номер я уже хорошо помню. Прости, милая, но тебе нужно ещё немного потерпеть. Она берёт трубку и тихо просит его прекратить. Он её сломал… Он торжествует, вновь напоминая жертве о том времени, когда будет ждать её у выхода с работы.
Ещё не зная, сработает ли, я втыкаю третий проводок туда, где вчера неизвестный разговаривал со следовтелем. Этот слот не относится к его номеру. Здесь происходило и ещё произойдёт множество других разговоров, но я мысленно прошу: «Отче наш!..»
И внезапно слышу в наушниках знакомый бас: «Да, слушаю!». Моментально перекидываю другой конец проводка в свободный слот «моего» разговора. Надеясь лишь на то, что этот следователь не спугнёт вопросами маньяка или не повесит трубку. Но нам с женщиной несказанно везёт. Потому что она плачет, а мучитель вновь напоминает ей про кота. Третий в этом разговоре, не зная, что на самом деле он четвёртый, молча слушает.
И когда на проводе остаётся лишь обессиленная рыдающая жертва, неожиданно мягко спрашивает: «Девушка, вы сейчас где? Я из полиции и могу помочь».
Мне кажется, она что-то ему отвечает, но для меня этот разговор окончен. Я сыграла свою роль. Можно вновь выпить немного остывшего кофе.
Дверь коммутаторной хлопает и на пороге, стряхивая с зонта дождевые капли, появляется тётушка лет пятидесяти в тёмной длинной куртке-плащовке, с кокетливо-розовой косынкой на волосах: