Разговор об иллюстрации в пижаме и с чашкой кофе

Небольшой пример из моей скромной практики. Когда я работал над серией иллюстраций о Франции первой четверти XVII века, я несколько дней изучал материалы, читал статьи, просматривал книги по истории костюма того периода, собирал референсы на сайтах музеев, исследовал буквально под микроскопом изобразительное искусство того периода.

Сотни фотографий были отобраны мной для использования в работе после просмотра нескольких тысяч. И только когда я понял, что более-менее владею темой, я приступил к созданию эскизов.

Мы, люди, не можем знать всё изначально, но мы можем учиться, исследовать. И это надо делать постоянно, не прерываясь ни на минуту.

При всём этом важно понимать, что хорошая иллюстрация – это не просто картинка, заполненная достоверными деталями и показывающая, насколько эрудирован иллюстратор и насколько он хорошо знает предмет, который иллюстрирует.

Как я говорил выше, хорошая, умная иллюстрация, рассчитанная на интеллигентного зрителя, зачастую несёт в себе не один смысловой слой. Как и хорошая книга, она может содержать смыслы и аллегории, рассчитанные на разный уровень понимания и эрудиции зрителя.

Люди разного уровня образования и с разным вкусом будут воспринимать эту иллюстрацию по-разному, и каждый будет в ней находить что-то своё. Такая многослойность, кстати говоря, полностью решает противоречие между глубиной иллюстрации и её универсальностью, о котором мы говорили чуть выше. Иными словами, вполне возможно создавать иллюстрации, которые имели бы успех и у массового зрителя, и у зрителя более искушённого.

Это непросто, но не невозможно, уверяю вас, мой дорогой читатель.

Чтобы лучше понять, что я имею в виду под многослойностью иллюстрации и вообще под самим понятием смысла, приведу, как водится, ещё один пример из жизни.

В своё время я давал своим студентам такое задание на развитие навыков сторителлинга. Они должны быть взять какую-нибудь известную историю, сказку или миф, что-нибудь очень узнаваемое, и проиллюстрировать её, перестроив так, чтобы зритель смотрел на знакомую историю под другим углом. Можно было даже полностью менять суть происходящего, лишь бы изначальная история продолжала оставаться узнаваемой.

В качестве примера подобной переработки известного сюжета я приводил одну статью для журнала GQ, которую мне довелось проиллюстрировать.

Статья была о людях, которые не хотят взрослеть и ведут себя, несмотря на возраст, как подростки, т. е. о кидалтах.

В статье мельком упоминался Питер Пэн, мальчик, отказавшийся взрослеть, и я решил сделать его центром своей иллюстрации.

Я изобразил сидящего перед телевизором глубокого старика в зелёной одежде Питера Пэна. В одной руке он держал пульт от телевизора, рядом стояла целая стопка старых видеокассет с фильмами про Питера Пэна, а на стенах были развешаны фотографии из его бурной юности.

Я изобразил классического, узнаваемого Питера Пэна, который всё-таки постарел, несмотря на все старания, хотя и продолжает верить в свою неувядающую юность.

В общем, вот такое было задание – найти другое, новое прочтение старой истории, используя тех же персонажей.

К моему большому удивлению большинство моих студентов выбирали почему-то сказку о Красной Шапочке. Не знаю, в чём была тому причина, но дело дошло до того, что я стал заранее просить: «Друзья, пожалуйста, не рисуйте Красную Шапочку!»

И вот, выбрав Красную Шапочку, они, как правило, шли по одному из двух путей. Либо пытались сделать Красную Шапочку взрослой и сексуальной, либо маленькой и агрессивной, вложив ей в руки топор, нож или даже дробовик.

Логика была мне ясна, и в ней я не видел ничего плохого. Они пытались создать яркий диссонанс между хорошо известным нам образом маленькой наивной девочки, несущей через тёмный лес пирожки бабушке, и своим новым образом Красной Шапочки, агрессивной или сексуальной, а иногда и смешивая эти два качества в одном образе.

Проблема, однако же, была не в самой попытке создать такой диссонанс, а в том, что новая история получалась очень плоской, банальной и для своего понимания не требовала ни какого-либо серьёзного культурного багажа, ни даже особо интеллекта. Её добавочная стоимость, выражаясь экономическим языком, практически равнялась нулю.

Ну взрослая Красная Шапочка, ну с длинными ногами и большой грудью, ну в сексапильном белье, ну и что? Какие дополнительные смыслы такая трансформация в себе несёт? Какие интересные ассоциации рождает в голове зрителя? Боюсь, что никаких.

Между тем, однажды я случайно наткнулся на одну замечательную иллюстрацию, в которой решалась точно такая же задача, на ту же тему, и это была одна из лучших переработок Красной Шапочки из всех, что я видел.

К огромному моему сожалению, иллюстрацию эту создал не мой студент, и, к ещё большему сожалению, я даже не помню имени автора. Зато очень хорошо помню то впечатление, которое произвела на меня его работа.

Представьте себе обычную бруклинскую улицу, мы на неё смотрим чуть сверху, а внизу, под нами, столпилась целая куча полицейских машин и пара амбулансов. Мигают мигалки, суетятся полицейские, парамедики, явно что-то произошло.

Задние двери одного из амбулансов открыты, и в проёме, закутавшись в серое шерстяное одеяло, сидит маленькая девочка в красной шапке, а толстый патрульный полицейский записывает её показания в маленький блокнот, стоя рядом.

Мимо проходят два парамедика с носилками, на которых укрытое простынёй лежит тело. По свисающему вниз хвосту мы понимаем, что это волк.

Итак, с одной стороны, автор ничего экстраординарного и очень уж нового нам не рассказал. Мы легко можем понять, что, скорее всего, в нашем случае маленькая Красная Шапочка каким-то образом одержала верх над большим и страшным волком, и в этом замысел автора не сильно отличается от идей тех моих студентов, кто давал в руки девочке топор или дробовик.

Однако если присмотреться, та же, в общем-то, банальная история рассказана здесь гораздо интереснее и глубже. Для её понимания стоит ненадолго отвлечься и совершить небольшой экскурс в историю кинематографа.

Восьмидесятые годы прошлого века были эрой расцвета жанра крупнобюджетных боевиков-блокбастеров.

Арнольд Шварценеггер со своим «Терминатором» и «Коммандо», Сильвестр Сталлоне с франшизой про Джона Рэмбо, «Смертельное оружие» с Мелом Гибсоном и Дэнни Гловером, «Крепкий орешек» с Брюсом Виллисом – все эти фильмы не только оказались кассово успешными, но и заложили законы жанра, создав целый набор легко узнаваемых штампов и проложив дорогу тысячам менее известных подражателей.

Одним из таких кинематографических штампов являлась заключительная сцена фильма, когда сильно побитый, но живой главный герой, расправившись со всеми плохими парнями, сидит у амбуланса с наброшенным на плечи серым шерстяным одеялом, а вокруг толпятся полицейские машины, сияя мигалками, и камера отъезжает назад и вверх, показывая нам всю сцену крупным планом. И тут начинает играть финальная музыка и идут титры.

Бесчисленное количество голливудских боевиков заканчивались именно так, этот приём стал клише, и избавились от него кинематографисты только к середине 90-х, если мне не изменяет память.

Так вот, возвращаясь к нашей Красной Шапочке, автор той иллюстрации одной картинкой, одним кадром, сделал из истории про маленькую девочку и волка пародию на классический голливудский блокбастер! Даже такая мелкая и незначительная деталь, как серое шерстяное одеяло на плечах девочки, и то была на своём месте и играла свою роль.

По моему скромному мнению, это очень умная и интересная интерпретация классического сюжета. Она несёт с собой целый рой интереснейших ассоциаций и отсылок к истории кинематографа и поп-культуры. Прекрасное, интеллигентное решение.

«А как же дети?» – спросите вы. «А что дети?» – удивлюсь я. «Ну как же? Если иллюстратор должен пытаться создавать умные, многослойные, наполненные смыслами и требующие определённой интеллигентности иллюстрации, то как быть с детской иллюстрацией, где основной нашей аудиторией являются дети, в силу своего нежного возраста просто не имеющие возможности понять все заложенные нами в иллюстрацию смыслы и идеи?».

Вопрос резонный и даже в какой-то степени философский, ибо по сути мы спрашиваем себя, на каком языке нам говорить с детьми и обязательно ли с ними сюсюкать или можно говорить, как со взрослыми?

Ответ на него я разделю, с вашего позволения, на три части.

Во-первых, даже рисуя иллюстрацию для детей, например иллюстрируя детскую книжку, мы должны помнить, что покупать-то эту книгу в книжной лавке или интернет-магазине будут не дети, а их родители или бабушки с дедушками.

То есть прежде всего ваша работа должна понравиться родителю, который за неё платит деньги, а уж потом ребёнку, ибо иначе родитель просто не купит эту книгу и ребёнок её никогда не увидит. Если ваша книга выполнена безвкусно или слишком примитивно, в расчёте на непритязательность детской аудитории, то родители имеют все шансы обратить на этот недостаток внимание и посчитать, что уж лучше купить другую книгу, менее небрежно сработанную.

В конце концов, каждый родитель старается покупать своим детям всё самое лучшее, и книги тут не исключение.

Во-вторых, если речь идёт о книгах для детей дошкольного возраста, когда большинство детей ещё не умеют читать и все книги им читают их родители, то необходимость понравиться именно родителям становится ещё более существенной.

Родитель ведь тоже человек, не машина, и читать раз за разом одну и ту же книгу своему ребёнку может быть очень утомительным занятием. Возможность держать при этом в руках красивую, хорошо оформленную книгу, которую можно с удовольствием читать самому и обсуждать иллюстрации с ребёнком, может превратить процесс скучного чтения в увлекательный процесс общения.

В-третьих, и тут, конечно, могу ошибаться, но всё же, по моему мнению, с детьми не стоит особо сюсюкать. Да, они ещё маленькие и, возможно, не всё понимают, но они, как правило, умнее нас и очень быстро развиваются.

Если они не поймут вашу иллюстрацию сегодня, то, вполне вероятно, поймут её завтра. И если ваша иллюстрация достаточно хороша, то они будут ещё не раз возвращаться к ней и в более зрелом возрасте.

Если в книжке, которую вы проиллюстрировали, много интересных деталей и она наполнена интересными смыслами, то есть шанс, что ребёнок будет часами её рассматривать и перечитывать раз за разом.

Итак, заканчивая эту главу, повторю ещё раз её основной постулат.

Ваша история должна быть не только читабельной и универсальной, но и умной, глубокой.

И именно в этом порядке.

6. Как развивать навыки сторителлинга?

Читать и смотреть. Много читать и ещё больше смотреть. Читать качественную художественную литературу, литературу по сторителлингу, драматургии, всякие пособия для сценаристов.

Даже книги по актёрскому мастерству будут очень и очень полезны. Они позволят вам лучше понимать эмоции персонажа в той или иной ситуации.

Классическая литература также очень важна, она даёт вам тот самый культурный багаж, тот набор образов и идей, тот спектр высококлассных историй, которые создала наша цивилизация за последние 3000 лет.

При этом совсем необязательно читать большие сложные произведения. Хотя, прямо скажем, не повредит.

Сказки, мифы, короткие истории – вот, что нам будет наиболее полезно как иллюстраторам. Иллюстрация – это ведь не марафон, иллюстрация – это спринт.

Одна идея, выраженная максимально ярко и доходчиво, и никак не сложные хитросплетения сюжетных линий, густо сдобренные неразрешимыми моральными дилеммами главных героев.

По моему глубокому убеждению, именно простые, увлекательные истории – то, что иллюстратору необходимо. Они дают пищу для воображения, позволяют посмотреть на реальность под разными углами, расширяют спектр и разнообразие идей, с которыми можно работать. Они и есть уголь в топку нашей творческой паровой машины. Без них нам никак.

Сказки и мифы нам необходимы по двум причинам. Во-первых, есть очень большой шанс, что нам придётся их иллюстрировать. Не сегодня так завтра, не завтра так через год.

Во-вторых, с их помощью мы знакомимся с тем глубинным фундаментом, на котором зиждется не только классическая литература, но и вся наша цивилизация вообще.

Сказки и мифы – это первоисточники нашей культуры. Они появились задолго до того, как появилась письменность и люди научились превращать свои истории в текст.

Вся наша цивилизация соткана как огромное пёстрое полотно из этих древнейших историй, которые учили и развлекали не только наших далёких предков, но и продолжают учить и развлекать нас самих, пусть и в изменённом виде.

Чем больше разных сказок и мифов разных культур мы знаем, тем лучше мы понимаем взаимосвязи между разными народами и цивилизациями, тем больше мы знаем о том, из какого материала слеплен современный нам мир и мир, бывший тут задолго до нас.

Кроме того, всегда хорошо знать первоисточники. Согласитесь, гораздо интереснее жить, если при слове «Ирак» вы вспоминаете не только войну и разруху, но и такие имена, как Гильгамеш, Хаммурапи и Астарта.

Или если о Древнем Египте вы знаете не только по фильму про мумию, но ещё можете отличить Тота от Анубиса, и даже знаете, что произошло с глазом Гора.

Хорошо, если вы знаете, кто такой Геракл, но ещё лучше, если вы знакомы с ним не только по диснеевским фильмам. Также очень хорошо знать историю Тора и Одина не только из комиксов или фильмов о «Мстителях».

Чудесно, если вы смотрели фильм «Аладдин», но если вы нашли в себе силы прочитать «1001 ночь», то это чудеснее во много крат.

Прекрасно знать о Китае чуть больше, чем рассказывают кунг-фу боевики, хотя для этого и не обязательно читать «Путешествие на Запад» от корки до корки.

И уж совсем замечательно, если из японской культуры вы знаете не только слова «кавай», «хентай» и «аниме», но и, возможно, читали Сэй-Сёнагон.

А теперь о том, что смотреть.

Смотреть кино и сериалы, при этом ни в коем случае не игнорировать анимационное кино!

Искусству кинематографа чуть больше 120 лет, а анимации чуть меньше ста, и, тем не менее, за этот век кинематографисты и аниматоры, возможно, развили и обогатили искусство сторителлинга больше, чем все рассказчики, менестрели, поэты, писатели и драматурги последних тысячелетий.

Важно смотреть, как строится сцена, какими средствами режиссёр создаёт нужную ему атмосферу, какие ракурсы использует оператор для облегчения восприятия сцены, какое действие в кадре является главным, а какое второстепенным, что режиссёр оставляет на заднем плане и почему – всё это только жалкие крупицы того, что внимательный иллюстратор может подсмотреть у кинематографистов.

И это ничуть не удивительно, ведь хороший режиссёр выстраивает каждый кадр своего фильма ничуть не менее тщательно, чем самый дотошный и педантичный из иллюстраторов. Кстати, тут, возможно, стоит слегка задержаться, чтобы обдумать и впитать как следует одну важную мысль. Мысль эта очень проста, но не всегда самоочевидна:

Иллюстрация не есть процесс интуитивного самовыражения, а тщательное и аккуратное построение кадра, сцены, композиции с целью донести до зрителя идею с максимальной эффективностью и минимальными потерями.

Обдумали? Впитали? Ну, тогда идём дальше.

Чтобы понять, как создаётся хорошая история кино, надо смотреть не как праздный зритель, а как профессионал, желающий научиться, как критик и аналитик.

Имеет значение всё: свет, цвет, композиция, игра актёров, работа кинооператора. Всё надо подмечать, раскладывать по полочкам, обдумывать и класть в свою копилку.

Не всё вам понадобится, разумеется. Есть стили и виды иллюстрации, в которые очень много из кино не утянешь, но, тем не менее, это всё равно полезное знание. Не стоит им пренебрегать.

Чуть выше я отдельно отметил важность анимации и просил её не забывать. Анимация – это не просто смешные мультики для детей. Разумеется, и они тоже, но не только. Анимация – это сложное искусство визуального сторителлинга, по своим принципам и приёмам наиболее близкое к иллюстрации.

В дополнение ко всем тем выразительным средствам, которые имеются на вооружении кинематографа, анимация имеет удивительную возможность искажать реальность, преувеличивая и делая её гораздо более гротескной, чем в кино.

Анимация контролирует не только композицию кадра, звук, тайминг происходящего, но ещё имеет практически неограниченное влияние на форму объектов и экспрессию персонажей.

Анимация настолько близка к иллюстрации, что знаменитые 12 принципов анимации Диснея практически без изменений могут быть легко применены и в иллюстраторской работе. Более того, из хороших аниматоров часто получаются прекрасные иллюстраторы.

Обратный процесс, т. е. переход из иллюстрации в анимацию, не обязательно закончится столь же успешно, но на это есть свои причины, о которых я постараюсь рассказать чуть ниже в главе о смежных профессиях.

Так что, дорогой мой читатель, аниматор – наш с вами брат, сват и тётя из провинции в одном лице. Только аниматор думает в четырёх измерениях, а мы в трёх, а иногда и в двух.

Мы с ним одинаково строим композицию сцены, одинаково утрируем форму, одинаково стремимся к гротеску персонажей, вот только у него есть ещё дополнительное измерение – время и дополнительный инструмент – движение, чего у нас, разумеется, нет.

С одной стороны, аниматору сложнее, ему надо оперировать большим набором выразительных средств. С другой же стороны, иллюстратору, зачастую требуется одним кадром рассказать то, на что у аниматора ушло бы несколько сот, а то и тысяч кадров, и это тоже ох как непросто.

Когда-то давным-давно я тоже был аниматором, теперь я иллюстратор и ничуть об этом не жалею.

Но вернёмся к тому, что нам смотреть и почему.

Во всех смыслах иллюстратору полезно смотреть чёрно-белое кино, а в особенности американские фильмы жанра нуар 40-х и 50-х годов. В них мы можем подчерпнуть много интересных приёмов работы с тенью, контрастным светом, драматической композицией и углом камеры.

Фильмы того периода ставили своей целью добиться максимально напряжённой атмосферы, и достигали они этого одной лишь правильной композицией кадра и сочетанием чёрного и белого. Если иллюстратор умеет создать нужную ему атмосферу в иллюстрации только одной лишь композицией и светом, то, добавив цвет, он лишь усилит эффект от своей работы.

Переводя разговор в более практическую плоскость, по моему скромному опыту, работая над иллюстрацией, всегда стоит прорабатывать эскиз тоном, то есть включая в него монохромный свет, но не добавляя цвета.

Это не только позволяет заказчику лучше оценить ваш замысел перед утверждением эскиза, но и даёт вам возможность увидеть соотношения светлых и тёмных блоков, подчеркнуть силуэты важных объектов и вытянуть на должный уровень контрастность всей иллюстрации. После этого добавить в неё цвет будет уже довольно простой технической задачей.

Свет, контраст и композиция могут решить вам большинство задач в области сторителлинга. При правильном их применении, разумеется.

Кроме нуар-фильмов, очень хорошо смотреть комедии. Правда, речь идёт тут не об обычных комедиях для семейного просмотра и не о романтических комедиях.

Эти комедии напичканы разнообразными клише, которые хоть и могут помочь вам справиться со стандартными задачами тут и там, но мыслить нестандартно они вас не научат.

А вот комедии абсурда, использующие сюрреалистический юмор, подойдут для этой цели как нельзя лучше. Скетчи «Монти Пайтон», «Шоу Фрая и Лори», Эдди Иззард и даже далёкий от комедии сюрреалист Луис Бунюэль – все они очень хорошо учат нас думать не так, как все, находить смешное и абсурдное в банальном, выворачивать реальность наизнанку.

Без умения мыслить абсурдно и оригинально интересную историю нам не создать никогда.

Ну и напоследок, закрывая тему развития навыков сторителлинга, хочу сказать, что, помимо всего вышесказанного, стоит также очень внимательно следить за тем, что делают ваши собратья по иллюстраторскому цеху. Следить, перенимать, учиться у них, вдохновляться их работами, но, ни в коем случае, не воровать.

Все мы, иллюстраторы, ежедневно решаем похожие задачи. У кого-то уклон в одну сторону, у кого-то в другую, кто-то работает больше для детской аудитории, кто-то для взрослой, кто-то в своей работе ближе к дизайну, кто-то – более классический живописец или график, но вот истории мы рассказываем приблизительно одинаково.

Кто-то это делает лучше, кто-то хуже, однако сами приёмы сторителлинга при этом остаются едиными для всех. Возможно, вы что-то упустили или забыли, но вот вы увидели, как это сделал ваш коллега, поняли, как это работает, взяли себе на вооружение, положили в свою копилку. И вот оно уже ваше.

Невозможно всё знать и понимать сразу. Ни один гений на это не способен. Знание не растворено в эфире, его нельзя просто впитать из воздуха.

Его надо добывать, как шахтёр в шахте, без устали ударяя по непослушной породе кайлом, в надежде наткнуться на драгоценную жилу или хотя бы самородок.

Вы рубите породу, ваш коллега справа рубит, ваш коллега слева рубит, вместе вы вгрызаетесь вперёд и вглубь, всё дальше и дальше.

Чем вас больше, тем лучше. Художник не может существовать в полном вакууме. Ему необходим приток свежих идей, новых решений, ему нужна пища для вдохновения. И эту пищу ему даёт общение с коллегами и живой интерес к их работам.

Не пренебрегайте общением, учитесь у других. Это полезно.

7. Стиль

До этого момента мы говорили об иллюстрации вообще, безотносительно к личности иллюстратора.

Мы говорили об общих принципах. Начали мы с вывода, что главным в любой иллюстрации является её идея, месседж, сверхзадача, история.

После этого мы плавно перешли к пониманию того, что история, которая плохо рассказана и не доходит до конечного её потребителя во всей своей полноте, теряет всякую ценность. И потому самое важное в любой истории – это её ясность и читабельность.

Далее мы поговорили о том, что даже самая качественная иллюстрация с самой интересной и читабельной историей может потерять большую часть своего эффекта, если визуальные образы, использованные в ней, будут рассчитаны на небольшую и узко ограниченную аудиторию. Тем самым мы пришли к осознанию того, что гораздо выгоднее и эффективнее использовать в работе визуальный ряд как можно более универсального характера, доступный пониманию как можно большего количества людей.

Закончили же мы разговором о котиках и о том, почему стоит закладывать в иллюстрацию как можно больше культурных слоёв в расчёте на зрителя интеллигентного и понимающего, хоть это, в некоторой степени, и кажется противоречащим принципу универсальности.

Всё это относилось к тому, как должна выглядеть хорошая иллюстрация вообще.

Теперь же пришло время поговорить о более конкретных и личных вещах, а точнее, о нас любимых, об иллюстраторе и его стиле.

Вообразите на мгновение ситуацию, в которой вы – великолепный рассказчик и иллюстратор. Ваша мама, как было сказано выше, считает вас гением, и небезосновательно, так как ей вторят очень многие незнакомые вам люди.

Ваша техника рисунка филигранна, вас называют вторым Норманом Рокуэллом. И это неудивительно, ведь Рокуэлл ваш кумир и вы во всём пытаетесь ему подражать. Ваши работы так похожи на его работы, что вас часто путают. Казалось бы, жизнь прекрасна?

Есть, однако, небольшая проблема в этой ситуации, и заключается она в том, что в мире иллюстрации довольно много поклонников Нормана Рокуэлла и немало иллюстраторов пытаются ему подражать.

Как вы думаете, сколько «рокуэллов» требуется в данный момент на рынке и который из вас получит работу? Это, кстати, даже без обсуждения того, зачем вообще нужен второй Рокуэлл.

Так вот, за счёт чего вы выделитесь из среды своих коллег-подражателей Рокуэлла, если вы все рисуете одинаково, пусть даже одинаково хорошо? Вы же как инкубаторские цыплята, вас даже мама-курица не различит, что уж говорить о каком-нибудь несчастном арт-директоре! Единственное, чем вы в такой ситуации можете гарантировать себе получение заветной работы, это понижением цены на неё.

Иными словами, вам придётся демпинговать. Да-да, именно. Вам придётся работать за гроши только для того, чтобы как-то прокормить себя. Ну или бросать всё и идти работать таксистом.

Даже если не принимать во внимание абсолютно гипотетическую ситуацию с существованием множества подражателей Рокуэлла, всё равно один вопрос остаётся открытым и настоятельно требует ответа.