Разговор об иллюстрации в пижаме и с чашкой кофе

И вот эта ошибка, это понимание иллюстрации как процесса интуитивного и по сути своей хаотичного, довольно распространена. И если некий условный заказчик ещё может позволить себе опираться на собственный вкус в определённых ситуациях, всё же это его деньги и ему решать, как их тратить, то иллюстратору действовать подобным образом никак нельзя. Иллюстратор должен чётко себе представлять все требования профессии и рынка, иначе он элементарно вылетит в трубу.

Итак, что же представляет собой хорошая иллюстрация? Спросите любого арт-директора рекламного агентства, главного редактора книжного издательства или журнала, любого человека, которому когда-нибудь требовались услуги иллюстратора, что важнее всего в такой работе? Скорее всего, он ответит: соответствие брифу и срокам. Про сроки мы ещё поговорим в главе о дедлайнах, а вот соответствие брифу разберём сейчас, так как этот момент нам очень важен.

Бриф – это техническое задание, получаемое иллюстратором перед началом работы. Оно содержит, или должно содержать, всю необходимую иллюстратору информацию. И прежде всего в ней указывается основная задача данной иллюстрации, её основной месседж, главный посыл, идея. Иными словами, её история, сюжет. Без этой идеи, без истории нет иллюстрации. И не важно, что вы рисуете и в каком стиле. Не важна ваша техника. Важно лишь, умеете ли вы рассказывать эту историю, умеете ли вы визуальными средствами передавать заложенный в брифе месседж.

Разумеется, иллюстрация как область человеческой деятельности довольно широка (помните того небритого типа в метро, да?) и есть виды иллюстрации, где история или сюжет как таковые выражены слабо. Например, в медицинской или технической иллюстрации. Но даже там есть очень жёсткие требования к иллюстратору: как можно более чётко, ясно и корректно изобразить тот или иной предмет или действие. Технический иллюстратор не может позволить себе рисовать что-то, что не будет содержать ясно выраженной идеи того самого предмета или действия, и оправдывать свою работу словами «Я художник. Я так вижу». Ни один клиент в здравом уме и твёрдой памяти ему этого не позволит. Личное видение иллюстратора и его творческие устремления клиенту неинтересны. Клиента волнует, будет ли продаваться его товар, раскупаться книга, будет ли популярна игра, будет ли пользоваться популярностью статья в журнале и будет ли понятен учебник с данной иллюстрацией. Как иллюстраторы, мы предоставляем определённые услуги за деньги, и заключаются эти услуги в том, чтобы максимально качественно и эффектно визуализировать идею заказчика. Мы работаем под заказ, под клиента. Мы не работаем для себя. В этом наше основное отличие от вольных художников.

Вольный художник вначале создаёт произведение, а потом ищет себе покупателя. Иллюстратор вначале находит покупателя, а потом рисует согласно его требованиям. Так происходит не всегда, и бывают ситуации, когда вольный художник рисует под заказ, а иллюстратор рисует, а потом продаёт, однако в 99% случаев это естественное различие между вольными художниками и иллюстраторами не просто сохраняется, но и накладывает чёткий отпечаток на сам характер работы, на способ мышления автора.

Вольный художник всегда рисует с целью самовыражения, он визуализирует собственный мир идей и предлагает его публике. Он рисует для себя, а потом пытается теми или иными способами этот свой внутренний мир монетизировать, превратить в материальные блага. Или же не превратить, если элемент самовыражения ему важнее, чем собственное материальное благополучие. Или же его материальное благополучие обеспечивается из другого источника. Многие великие художники прошлых лет стали великими потому, что имели богатого покровителя или состояли на службе при дворе. Для успешной монетизации своего труда вольному художнику необходимы постоянные выставки, внимание кураторов и критиков. Ему необходима хорошая пресса и ажиотаж вокруг своей персоны.

Иллюстратор же – это рыба, которая водится в более спокойной воде. Он всегда рисует под заказ, под конкретное задание, полученное от клиента, и под конкретную публику. И от того, насколько хорошо он выполняет это задание, зависит и его качество как профессионала, и успех всей его иллюстраторской карьеры. Возможно, творческая свобода иллюстратора более ограничена, чем вольного художника, но за это он получает более стабильное материальное положение. Так как, создавая работу, он уже знает, что она будет оплачена.

Хотя, конечно, бывают и вольные художники, продающие свои работы за большие деньги, и иллюстраторы, зарабатывающие достаточно, чтобы иметь возможность диктовать условия заказчику. Эти случаи, однако, являются предметом для отдельного разговора, выходящего за рамки данной книги. А пока нам важно понять одну очень существенную вещь. Находясь где-то между графическим дизайном и изобразительным искусством, иллюстрация может чисто внешне напоминать и то и другое, а иногда и быть и тем и другим. И хотя, все эти три области занимаются тем, что привносят красоту в наш мир, помимо задачи украшения нашего существования, все они выполняют ещё одну, дополнительную сверхзадачу. В случае с графическим дизайном это повышение функциональности объекта, в изобразительном искусстве важно самовыражение, ну а иллюстрация же рассказывает истории.

Профессионализм иллюстратора зависит в первую очередь от того, насколько хорошо он умеет рассказывать истории с помощью своих иллюстраций.

2. Сторителлинг

Умение рассказывать истории называется сторителлинг. Несмотря на 300-летнюю историю, слово в нашем лексиконе относительно новое, и наиболее активно оно начало применяться всего лишь каких-то 20 лет назад. При этом термин это очень ёмкий. Поэтому я буду его постоянно использовать в книге. Говоря о сторителлинге, мы говорим не только об умении рассказывать складные и интересные истории из разряда «Давным-давно в далёкой галактике…», хотя и о нем тоже, но скорее о навыке визуальной коммуникации вообще.

Мы говорим об умении передать из пункта А в пункт Б мысль, идею, комплекс идей, некий смысл или даже просто настроение. Пунктом А является заказчик со своим текстом, рекламной кампанией, важным социальным посылом и т. д., а пунктом Б является читатель, зритель, прохожий или же любая иная целевая группа.

То есть иллюстратор получает на руки идею, историю и одной картинкой, или серией картинок, должен её максимально внятно рассказать.

Для сравнения, вольные художники, работающие в области высокого изобразительного искусства, в навыках сторителлинга нуждаются не особо сильно, так как задачу объяснения заложенных в их работах идей берут на себя художественные критики, искусствоведы и кураторы.

В некоторых случаях такие художники пишут разъясняющие манифесты, чтобы наиболее полно донести свою идею до публики.

Иллюстраторы такую роскошь себе позволить не могут. Иллюстратор должен, используя все доступные ему визуальные средства, доставить заложенную в свою иллюстрацию мысль по назначению, самостоятельно и максимально эффективно. Бывают ситуации, когда иллюстрация сопровождает некий текст и текст берёт на себя основную смысловую нагрузку, облегчая задачу иллюстратора, однако рассчитывать на это слишком часто не приходится.

Иллюстратор должен уметь создавать изображения, не только объясняющие существующий текст или идею, но и наполняющие её новыми деталями и смыслами. Иллюстрация может как быть ведомой, идти за текстом, так и выполнять главенствующую роль, оттесняя текст на задний план, а то и заменяя его полностью. Все книжки-картинки, как детские, так и взрослые, построены именно по последнему принципу.

Объясняя принципы сторителлинга в своих лекциях, я обычно привожу следующее сравнение:

Представьте себе некую историю, которая продолжается во времени. Происходят некие события, главный герой испытывает некую трансформацию, проходя эту историю из начала в конец, из пролога в эпилог…

Так вот, задача иллюстратора взять один момент из этой истории, один кадр и показать его так, чтобы не только было понятно, что происходит с главным героем, но и было достаточно информации о том, что происходило до этого кадра, а также было достаточно намёков на то, что будет после.

Возникает вполне резонный вопрос, а бывает ли вообще иллюстрация без истории? Разумеется, бывает. Благодаря динамичному развитию технологий печати, обработки и создания изображений, рынок иллюстрации сегодня широк и многогранен, как никогда.

Иллюстратор легко может найти себе проект, где ему придётся рисовать нечто очень декоративное. Скажем, узоры, или цветы, или что-нибудь ещё столь же простое и не требующее большого мастерства. Тут достаточно лишь наличия вкуса у автора. Такая работа не предъявляет высоких требований к иллюстратору и, естественно, не очень высоко оплачивается, но она есть и её много.

По моему скромному мнению, такая работа уже более относится к графическому дизайну, ну или же к декоративному искусству, если хотите.

Поскольку зачастую считается, что одно лишь умение рисовать делает из дизайнера иллюстратора, то эту работу поручают, как правило, иллюстратору. То есть спрос на иллюстраторскую работу без истории есть, вопрос лишь в том, чего хочет иллюстратор и каковы его профессиональные амбиции.

Мне лично неизвестен ни один профессиональный иллюстратор, который бы стал знаменитым и высокооплачиваемым, рисуя лишь узоры или декоративные элементы.

Иллюстраторы ценятся, как писатели, режиссёры и аниматоры, своими историями. При этом и в литературе, и в кино можно создавать что-то очень простое и примитивное, считать себя творческой личностью и так никогда и не стать известным и не сделать ничего значительного.

Я же исхожу из предположения, что любой солдат мечтает стать генералом, любой актёр режиссёром, любой писатель написать большой и серьёзный роман, а любой иллюстратор мечтает рассказывать истории.

Иначе, зачем нам наша жизнь, если не мечтать полностью использовать отпущенный нам потенциал?

3. Читабельность

Что же является главным навыком рассказчика? Какой должна быть история, чтобы лучше всего выполнять свою функцию достижения ушей, умов и сердец слушателей? Ответ прост. Она должна быть readable, то есть читабельной, ясной, лёгкой в понимании.

Представьте себе ситуацию, когда вы смотрите фильм и не понимаете, что в нём происходит. Монтаж, путанные диалоги, неувязки в сценарии делают сложным восприятие сюжета.

Представьте себе, что вы читаете книгу и хаотичное нагромождение персонажей, событий, диалогов, описаний сбивает вас с толку, не позволяя понять, что же именно хочет сказать автор.

Представьте себе иллюстрацию, в которой обилие деталей и разных элементов собрано в такой невозможный пазл, что зритель смотрит на неё и ломает голову, что же там нарисовано.

Во всех этих случаях мы имеем дело с плохо рассказанной историей, с плохим сторителлингом. Своим студентам я всегда говорил, что если читатель смотрит на их иллюстрацию больше 10 секунд и не может понять, что в ней происходит и что ему пытаются рассказать, то он просто перелистнёт страницу. В идеале же иллюстрация должна быть понятна моментально. В ней может быть несколько слоёв, и об этом мы поговорим в главе 5, но самый первый, поверхностный слой, внешняя оболочка главной идеи должна схватываться сразу.

И хотя, на первый взгляд, читабельность изображения достигается чисто техническими средствами, как-то: правильной композицией, чётким силуэтом персонажей, цветом, светом и т.д., читабельность иллюстрации, именно иллюстрации, а не просто картинки, есть задача не технического плана.

Основа читабельной иллюстрации заключается в сложной комбинации визуальных образов и идей, в верно скоординированном комплексе подсказок и направляющих, приводящих зрителя к единственно правильному ответу на вопрос: «Что же я перед собой вижу?».

Вообще, если бы можно было уложить все требования к читабельности иллюстрации в один простой принцип, некое правило большого пальца, то звучало бы оно примерно следующим образом:

Иллюстрация должна выглядеть так, чтобы зритель не задавал вопросов, на которые у иллюстратора нет ответов.

Из этого естественным образом вытекает, что иллюстратору надо уметь смотреть на свою работу со стороны и самому задавать себе довольно неудобные вопросы.

Говоря иначе, иллюстратор должен быть самым строгим критиком своей собственной работы.

Возможно, кто-то скажет, что для любого творческого человека естественна некая доля рефлексии и недовольства результатами своего труда. Всё так. Вот только иллюстратор делает это не из склонности художника к самокопанию, а единственно из практических соображений.

Иллюстратор в данном случае подобен программисту, проверяющему собственный код, или инженеру, закладывающему тройной запас прочности в строящийся мост.

Иллюстратор смотрит на свою работу со стороны, задаёт сам себе неудобные вопросы, сам отвечает на них и, если нужно, вносит изменения до тех пор, пока все элементы его иллюстрации не встанут ровно на свои места. До тех пор, пока иллюстрация не станет кристально ясной, не допускающей малейших разночтений.

Этот процесс проработки и кристаллизации иллюстрации не интуитивен, а абсолютно осознан. В его основе лежит не наитие и не чутьё, а тщательный анализ.

Этот постоянный, ежедневный и ежеминутный анализ и коррекция своего творческого процесса, возможно, одна из самых сложных задач, стоящих перед иллюстратором. Очень немногие люди способны смотреть на своё творение чужими глазами.

Наше сознание так устроено, что, когда мы создаём что-то с нуля, что-то из ничего, мы не только очень активно обдумываем каждый наш шаг и каждое действие, но и ещё очень сильно эмоционально привязываемся к принятым решениям и результатам наших стараний.

Мы вкладываем много смысла и усилий в свою работу и в какой-то момент оказываемся в ситуации, когда наш глаз «замыливается».

Мы теряем объективность восприятия, и смысл, заложенный нами в объект нашего творчества, кажется нам само собой разумеющимся, естественным и неотделимым от объекта.

Нам тяжело представить, что кто-то может нас не понять, не увидеть этот смысл, не уловить нашу задумку. Мы не видим в ней недостатков, для нас она кристально ясна. Ещё бы! Мы ведь о ней столько думали!

Проблема, однако, заключается в том, что люди не умеют читать чужие мысли и есть большой шанс, что весь тот красивый и сверкающий на солнце замок из идей и образов, с башенками и подвесными садами, который мы построили в своём воображении, останется невидим внешнему наблюдателю. Или, того хуже, представится ему убогой полусгнившей лачугой.

Люди не обязаны знать, что творится у нас в голове, напротив, это наша задача – как рассказчиков, как сторителлеров – сделать так, чтобы нас поняли и наш замысел увидели во всей его сияющей красе.

К сожалению, слепота и неспособность поставить себя на чужое место, посмотреть на результат своего творчества со стороны, объективно оценить его недостатки, являются одними из самых распространённых ошибок на начальном пути любого рассказчика, будь то иллюстратор, аниматор, литератор или кинорежиссёр.

По сути, если не решить эту проблему, никакого дальнейшего пути у рассказчика может и не быть. Навык взгляда со стороны и трезвого самоанализа абсолютно критичен для иллюстратора.

Вольный художник может сказать: «Я так вижу!» – и тем на корню отмести любую критику. Иллюстратор не только не может позволить себе подобного поведения, он, по большому счёту, не может позволить, чтобы его критиковали другие, особенно заказчики.

Речь, разумеется, не о том, что ему позволительно отвергать любую критику, а о том, что он должен стараться всё сделать так, чтобы у заказчика просто не было к чему придраться.

А пока, вот вам история из жизни, которая как нельзя лучше демонстрирует необходимость критического самоанализа для достижения читабельности истории.

Однажды несколько лет назад я был приглашён в качестве гостя на встречу с бывшим аниматором студии Pixar Тимом Кроуфордом, которая проходила на факультете анимации престижной израильской Академии Искусств и Дизайна.

После небольшой лекции Тима студенты должны были показать ему свои дипломные работы, с тем чтобы услышать критику от профессионала. Студенты показывали свои дипломные короткометражки, и мне даже из зала была видна растущая растерянность Тима, когда он просто не знал, что говорить.

Раз за разом он спрашивал каждого студента, что именно тот хотел сказать в своём фильме и что вообще там происходит. И раз за разом студенты охотно пускались в пространные объяснения, рассказывая о своей задумке и о том, как они её визуализировали в каждом конкретном случае.

Проблема была в том, что внешнему зрителю их задумка была абсолютно неочевидна. Никто, кроме самих авторов этих короткометражек, не мог разобраться в происходящем на экране.

Это были их дипломные работы, результат четырех лет обучения и почти двух лет тяжёлого труда. И все эти усилия оказались потраченными впустую, так как зритель ничего не мог понять из увиденного.

Они представили зрителю головоломку, которую он не может, не хочет, да и не должен, в принципе, решать.

И проблема была не в технике исполнения. Не в плохой анимации или дизайне персонажей. Проблема была в изначально плохом сценарии и позже в плохой режиссуре, то есть в плохом сторителлинге.

А ведь там шла речь об анимации! В иллюстрации требования к сторителлингу ещё выше, так как рассказать историю одним статичным кадром, одной иллюстрацией гораздо сложнее, чем движением, ритмом, монтажом, диалогами и музыкой.

В искусстве иллюстрации никакое техническое или стилистическое совершенство не заменит внятно рассказанной истории. Ясность, читабельность истории, идеи, сюжета являются главной задачей иллюстратора, главнее её ничего нет. То есть вообще ничего, абсолютно.

И напоследок, правило большого пальца в случае читабельности иллюстрации звучит так:

Если иллюстрация требует дополнительной подписи или разъяснения, то, значит, история рассказана плохо.

Иллюстрация должна объяснять себя сама.

4. Универсальность

Но вот, допустим, вы нарисовали картинку и вы очень ею гордитесь. Вы придумали отличную историю и отлично её нарисовали.

Ваш сторителлинг безупречен, как складки на брюках принца Уэльского. Ваша иллюстрация читается быстрее, чем седой йог произносит слово «Брахмапутра», а уж ясность и читабельность вашей картинки вообще бьёт все рекорды.

И вы бежите и показываете вашу картинку маме, и маме она тоже очень нравится.

– О боги! – восклицает она. – Я всегда знала, что произвела на свет гения!

Ваш папа тоже не может сдержать скупую мужскую слезу и тоже очень вами горд. Вы тогда показываете вашу картинку друзьям, и они в один голос вас поздравляют, восхваляют ваш безмерный талант.

Какой прекрасный день, думаете вы и выкладываете ваш скромный труд на всеобщее обозрение в сеть. И вот тут начинают происходить странные вещи.

Вам никто не пишет, вами не восторгаются, вашу чудесную иллюстрацию никто не оценил. Ну, возможно, кто-то случайный вас и поздравит, но того ажиотажа, которого вы, вероятно, ожидали, нет и в помине.

И главное, к вам не выстраивается очередь из арт-директоров и издателей в надежде предложить вам работу!

Как же так, думаете вы. Что случилось? Почему такая замечательная картинка и вдруг не работает? Вроде бы вы сделали всё правильно, уделили внимание читабельности, продумали все детали, концептуально и технически ваша работа тоже хороша, в чём же дело? Может это заговор против вас лично?

Увы, это не заговор, мой дорогой читатель. Причина неуспеха вашей иллюстрации заключается в том, что она рассчитана на очень небольшую аудиторию. Говоря проще, её в состоянии полностью оценить только вы и близкие вам люди, знающие вас и то, как вы мыслите, и – главное – искренне стремящиеся вас понять и положительно оценить.

То есть, вы нарисовали иллюстрацию «для своих», а всем остальным она просто непонятна.

Или вот вам ещё пример. Скажем, вы студент и нарисовали иллюстрацию к какой-то реальной ситуации из вашей студенческой жизни, изобразив её очень остроумно и тонко. Многие ли люди поймут заложенную в вашей картинке идею, не будучи сами студентами вашей alma mater? Согласитесь, это очень сомнительно.

Иными словами, если мы хотим, чтобы как можно больше людей могли понять и оценить нашу иллюстрацию, мы должны изначально, ещё на стадии обдумывания идеи, рассчитывать на возможно более широкую аудиторию. Для этого нам надо научиться не просто задавать себе всякие неудобные вопросы, как уже было сказано выше, но и делать это с позиции абсолютно чужого нам человека.

Ну и как было обещано, случай из жизни.

Не так давно случилось мне проводить мастер-класс по иллюстрации в Испании, в Севилье. Студенты подобрались очень разные, приехавшие из разных стран. В первый же день, на обеденном перерыве, когда мы с несколькими студентами, сидя за столиком кафе, обсуждали всякую всячину, одна студентка задала мне интересный вопрос. Она сказала примерно следующее:

– Вот, скажите, как так получается, что я испанка, говорю на испанском и живу в Испании, а вы израильтянин, говорящий по-русски и живущий в Израиле, но при этом, я прекрасно понимаю всё, что вы хотите сказать в своих иллюстрациях? Даже юмор, заложенный в них, мне понятен без необходимости в переводе.

Я ей ответил, что только что она мне сделала один из самых больших и серьёзных комплиментов, на которые я мог только рассчитывать, как профессионал. И действительно, её слова только подтвердили одно из основных правил сторителлинга, которым я постоянно пользуюсь и которое постоянно держу в голове. Вот оно, берите скорее карандаш и записывайте:

Иллюстрацию надо создавать с таким расчётом, чтобы она была понятна человеку, не говорящему с вами на одном языке.

Чтобы придать веса и без того неимоверно весомым своим словам, приведу фразу гениального Альфреда Хичкока, который как-то сказал, что кино надо снимать так, чтобы его можно было показывать в Японии без субтитров. Прекрасно сказано, я считаю.

Перефразируя классика, ваша иллюстрация должна читаться с одинаковой лёгкостью и в Германии, и в Китае, и в Индии, и в Египте, без подписей и дополнительных разъяснений.

Но зачем так себя утруждать, спросите вы. Не проще ли изначально рисовать под местного, локального зрителя, который с большей вероятностью поймёт все, заложенные в нашу иллюстрацию смысловые слои, и не будет мучиться их расшифровкой?

Резонный вопрос. Я даже сталкивался с таким мнением, что работы иллюстратора должны в обязательном порядке быть интегральной частью некой локальной, национальной, самобытной иллюстраторской традиции.

То есть любой русский иллюстратор должен априори восприниматься как русский, немецкий как немецкий, а японский как японский. Ну что ж, вполне легитимное мнение, как и любое другое, но вот только я с ним в корне не согласен, и вот почему.

Мы живём в очень большом и открытом мире. Глобализация культурная и экономическая, а также развитие интернета сделали этот мир ещё более открытым, убрав практически любые границы и расстояния, позволив иллюстратору, не выходя из дома и не вылезая из любимой пижамы, работать с клиентами по всему миру.

Иногда даже необязательно владеть иностранными языками, достаточно пользоваться онлайн переводчиками, которые с каждым днём становятся всё умнее и умнее.

В этой реальности ограничивать себя локальным рынком иллюстрации в ущерб рынку глобальному просто глупо и невыгодно, под каким углом на это не взгляни.

Да, на глобальном рынке больше конкуренция и одинокому иллюстратору-фрилансеру проще затеряться, но и возможностей для поиска и нахождения интересной и высокооплачиваемой работы на несколько порядков больше.

Чем более универсален ваш иллюстраторский язык, тем на более широкую аудиторию он рассчитан. Чем большему количеству людей он понятен и близок, тем больше у вас шансов на получение очередного интересного заказа, а в долгосрочной перспективе – на финансовую независимость и благополучие.

Но как же достигается такая универсальность иллюстрации? И в чём различие между иллюстрацией, рассчитанной на локальную и глобальную аудитории? Охотно поясню. Всё дело в используемых вами образах, или даже, скажем так, в визуальном языке, на котором вы пытаетесь говорить со зрителем.

Поясню небольшим примером из практики.