Поймать Большую Волну

Мужчина присел на песок, не решаясь на эксперимент с парусом. Тем более что ему никто и не показал, как правильно владеть спортивным инвентарем. На него вообще никто не обращал внимания, хотя он чувствовал себя не совсем чужим в этой компании. Между тем он так и не спросил ни у кого, что означает «открыть сферу».

Сидя на песке, мужчина не мог не отметить, что все его новые знакомые лавируют между волн довольно виртуозно. «А не такие уж они и психи, если так умело управляют парусом, – подумал Марк. – И в словах Агнесы есть какая-то доля правды…»

Ведь куда потом делась эта сумасшедшая страсть к Эмилии, которая, казалось, будет испепелять и преследовать, как говорят поэты, до самого смертного одра? Исчезла как не бывало! Как будто действительно волна любви взяла и откатила обратно, причем практически сразу же после того, как «казанову» облачили в военную форму.

Взамен накатила другая волна. И не просто накатила, а накрыла с головой. Это медсестричка Аленка, жена лейтенанта Курнакова. В эту нежную девятнадцатилетнюю блондинку с кошачьими глазками и пухлыми губками была влюблена вся военная часть, от самого хилого рядового до бравого генерала с орденами на груди. В казарме после отбоя только и разговоров было что об Алене Курнаковой. Как известно, в мужской портяночно-махорочной среде о женщинах говорят не очень чисто, однако по поводу Алены за весь период службы Марк не услышал ни одного пошлого слова.

Любовь к ней могла быть только платонической. Марк понимал, что с его лычками рядового, а потом сержанта никакого шанса на роман с этим ангелочком в белом халате у него не было. Вокруг медсанчасти вились бравые офицеры в званиях не ниже полковника. Однако если солдату выпадало счастье заболеть, он летел в медсанбат как на крыльях. «Оно и понятно, – вздыхал влюбленный военнослужащий. – При виде Алены и безногий побежит без костылей».

Еще в своей части Марк регулярно встречался с товарищем из соответствующих органов, который сообщал своему начальству, что курируемый им сержант Крамер весьма неординарный молодой человек, приятный, хорошо воспитанный. Он редкий интеллектуал, быстро схватывает, прекрасно запоминает информацию, свободно владеет пятью языками, кроме русского, чутко распознает характеры, мгновенно подстраивается под собеседника, чем вызывает у него доверие. При разговоре Крамер безошибочно считывает сущность собеседника и выявляет все его слабости.

Службу в Советской армии Крамер закончил в разведроте. А после демобилизации вчерашнего солдата неожиданно вызвали в КГБ. В ведомстве ему сообщили, что семья Крамер может получить разрешение на выезд в Израиль.

– На каких-то условиях? – насторожился Марк.

– Без каких-либо условий! – задушевно расплылся в улыбке сидящий за столом мужчина с очень внимательным взглядом и аккуратно постриженными усиками. – Нужно только помнить, что вы уроженец великой страны и что вы частичка великой нации, которая спасла многие народы от уничтожения.

Мужчина откинулся на спинке кресла и по-домашнему закинул руки за голову.

– Вот представьте, пройдет тысяча лет. Время сотрет из памяти мелкие детали исторических событий, и на Третью мировую войну время оставит всего три строки, но по существу. А строки будут выглядеть приблизительно так: «Германцы вознамерились уничтожить евреев на всей планете, а русские за них вступились и наголову разгромили германцев, тем самым не дав им исчезнуть с лица земли». Вот и все. Вы согласны?

Внимательные глаза старшего товарища очень цепко впились в молодого парня, который заерзал на стуле и неуверенно кивнул:

– В принципе так, но это очень утрированно… Ведь не только евреев хотели уничтожить фашисты…

– Я и говорю! – подхватил мужчина, и усики его согласно задергались. – Время утрирует события, сжимает их до анекдота, но сущность оставляет. Вы-то понимаете, что если бы фашисты победили в этой войне, евреев бы уже не было! Ни одного человека! И не только их!

Марк кивнул.

– Кстати, русские не в первый раз спасают народы от катастрофы, – покачал головой мужчина. – Русские спасли болгар, которых намеривались уничтожить турки, армян и много кого еще. Все малые народы Сибири и Азии выжили благодаря русским. Если бы туда зашли китайцы или японцы, их бы вырезали, как вырезали всех подряд германцы, когда завоевывали территории. И называли они это скромно, но со вкусом – огерманиванием. Германцы вырезали многих пруссов, и на сегодняшний день от них осталось только название. Они бы вырезали и всех новгородцев, если бы дошли до Новгорода. Впрочем, что я вам рассказываю, вы сами прекрасно знаете историю!

Крамер снова кивнул, хотя ему был не по душе такой исторический примитивизм. Марк порывисто вздохнул и вопросительно посмотрел в глаза собеседнику. Тот без лишних слов уловил, что больше всего интересует молодого парня.

– Не думайте, что мы хотим, чтобы вы, Марк Генрихович, в Израиле совершали теракты и диверсии, – обаятельно улыбнулся усиками старший товарищ. – Мы хотим жить в мире со всеми. У нас только одна задача – выработать политику, чтобы Израиль как можно меньше проявлял враждебности к СССР. Для этого время от времени нам будет нужна информация о деятельности антисоветских организаций на территории Израиля.

Молодой человек потупился и впал в задумчивость. Вчерашний сержант вооруженных сил прекрасно понял, что ему предлагают стать агентом, и его волновало только одно – сможет ли он оправдать такое высокое доверие? Ведь это, по сути, его гражданский долг, сыновний долг гражданина советской страны. Но дело даже было не в долге. Чего скрывать, Марку нравились шпионские игры и вся эта связанная с ними романтика.

– Я согласен! – произнес он, поднимая голову.

Мужчина оживился и тут же поднял телефонную трубку.

– Вы сегодня же должны выехать ночным поездом в Москву. Вас там уже ждут…

10

Неожиданно набежавшая волна выбросила на берег парусную доску вместе серфингистом, которая со свистом пролетела по воздуху метра два. Приземлившись, молодой мужчина небрежно соскочил с доски на песок, словно сделал шаг со ступеньки.

– Браво, Ансгар! – раздались крики со стороны оставшихся на берегу спортсменов.

Принесенный волной Ансгар, высокий молодой брюнет с прозрачными голубыми глазами, деловито выдернул из доски парус и бросил на песок. Затем лег на живот рядом с Марком, который отдыхал после своего первого опыта скольжения под парусом. Показал ему эту премудрость австралиец по имени Джошуа.

– Ловко вы управляетесь, – похвалил его новенький.

– Это я управлял волной, – шутливо ответил серфингист и вдруг рассмеялся.

Мужчине было лет тридцать. Он рассказал, что прибыл сюда из Германии. Этим видом спорта занимается всего год. Что касается его виртуозных прыжков на берег, то здесь ничего сложного нет. Типичная цирковая физика.

– Пару дней тренировок, и вы будете летать, как я, – заверил Ансгар. – В целом – это баловство. Я сюда приехал не виндсерфинговое мастерство оттачивать.

– А зачем? – заинтересовался Крамер, переходя с английского на немецкий.

– За тем, за чем и вы, – ответил удивленно спортсмен. – Поймать большую волну!

Удивление парня было не совсем понятно Марку. То ли немца удивило, что его собеседник знает немецкий, как родной, то ли его поразило, что новенький не в курсе, что здесь он ради большой волны.

На берег стали выбираться другие серфингисты. Неразлучная парочка, швед с китайцем, вытащив на берег свои доски, уставилась на морские волны, накатывающие на песок.

– Смотри, какой интересный камень принесла волна, – произнес китаец Вейс.

– Не трогай его! Давай посмотрим, унесет его следующая волна или оставит? – ответил Бенгт. – Унесла!

Немец резко вскочил на ноги и бросился в океан.

– Опять ската увидел! – заволновался швед и, сделав рупором руки, закричал: – Ансгар, вернись! Тебе учитель запретил приближаться к скатам! Здесь скаты – убийцы!

– Бесполезно, – ответил китаец. – Он слов не понимает.

– Когда скат его долбанет, тогда поймет!

Оба опять уставились на волны, облизывающие их ступни.

– Вот твой камень, Вейс! – воскликнул Бенгт. – Принесло и не уносит. И заметь, следующие волны только двигают его к твоим ногам.

«А ведь точно, – озарило Марка. – И мне казалось, что после эмиграции в Израиль волны только двигали ко мне удачу…»

Через год с небольшим после предложения офицера КГБ семейство Крамер уже сходило с трапа самолета в аэропорту Бен-Гурион. Мама до последней минуты не верила, что им разрешили выехать за границу. Все документы были оформлены как-то неправдоподобно быстро, и как-то не по-советски легко приобретены билеты на самолет до Тель-Авива.

– Надо же, – все никак не могла поверить мама на высоте девять тысяч метров, – не прошло и двенадцати лет.

– Почему же не прошло, – вяло поддерживал разговор папа. – Прошло ровно двенадцать лет и двенадцать дней.

Папа догадывался, что их семью выпустили из Советского Союза не просто так. Он внимательно вглядывался в сына, но задавать вопросы на щекотливую тему не решался.

Когда Марка в израильском аэропорту пригласили в комнату ШАБАКа, в которой за три минуты раскалывали агентов советских спецслужб, родитель сильно напрягся. Жуткие картины возникли перед глазами, однако ровно через двенадцать минут Марк вышел оттуда развеселый, как сукин кот. «Видимо, в Москве хорошо натаскали», – с облегчением подумал отец.

И действительно, год обучения в разведшколе КГБ не прошел для Марка даром. Он быстро схватывал основы шпионских наук, что называется, ловил на лету, проявляя недюжинные способности к учебе, чем вызывал неподдельную симпатию преподавателей.

Выпускнику ускоренных курсов предписали как можно быстрее обжиться на новой родине и поглубже внедриться в государственную структуру Израиля. Порекомендовали устроиться в Центр пропаганды при канцелярии премьер-министра. Намекнули, что туда внедрен нужный человек, который посодействует в приеме на работу.

Нельзя сказать, что Марк с легкостью пережил эмиграцию в Израиль. Он только с виду казался беспечным и невозмутимым, на самом деле внутри у него все сжималось от страха перед новой жизнью. С одной стороны, его влекло к шпионским приключениям и познанию другой реальности, с другой – его сердце переполнялось слезами от мысли, что он навсегда покидает Советский Союз. Станет ли Израиль его новой родиной, Марк не мог предсказать. Уже в аэропорту Шереметьево за час до вылета у молодого парня началась ностальгия и тоска по Эмилии, ведь на этот раз он с ней расставался навсегда.

Хотя справедливости ради нужно сказать, что той страстной любви к ней, какая клокотала до армии, уже не было. Сразу же после демобилизации, еще не сняв формы, Марк побежал к ней, и встреча его сильно разочаровала. Несмотря на то что в ее глазах по-прежнему читались обожание и преданность до гроба, Эмилия вчерашнему военнослужащему показалась не такой свежей и восхитительной, как благоухающие девушки, гуляющие по улицам весеннего Рамигала. У бывшей возлюбленной уже наметились едва заметные морщинки, и среди кудряшек можно было разглядеть седой волосок. «Да, постарела Эмилия», – с грустью вздохнул Марк, однако это не помешало ему тут же потащить ее в холостяцкую квартиру однокашника.

В постели Эмилия оказалось такой же огненной и страстной, как до армии, однако в кульминационный момент неожиданно на фоне ее лица проявилась нежная мордашка медсестрички Алены Курнаковой. «С чего это вдруг?» – удивился сержант. В те минуты он знал, что Эмилия уже никогда не будет его женой, и их страстные встречи – это последние дни осени. «Даже хорошо, что мы уезжаем в Израиль, – думал Марк. – Меньше будет слезливых страданий перед расставанием…»

Однако, когда объявили посадку на самолет, сердце парня так прихватило, что он чуть не расплакался. Первым порывом было развернуться и рвануть прочь от регистрационного стола, выбежать из здания аэропорта, взять такси и рвануть к Эмилии. Прижать к груди хотя бы еще один раз… Прижать и больше никогда не отпускать!

Если бы не родители, Марк бы так и сделал. Однако нужно было скрывать свои истинные чувства, напускать бодрость, радость, веселость, поскольку и у родителей наблюдался упадок духа от отбытия в чужую страну.

Тоска усилилась, когда Марк выходил из самолета в израильском аэропорту. Обволакивающий зной, чужой и испепеляющий, дыхнул в лицо, и первая мысль, которая пришла в голову эмигранту, напоминала отчаяние: «Неужели до конца жизни я буду обречен жить в такой духоте?»

Однако и здесь нельзя было показать предкам своего истинного настроения, своей тревоги, своей неуверенности. Здесь же, на трапе, Крамер поклялся взять свою волю в кулак, не позволять себе распускать сопли и гнать от себя эту русскую тягучую ностальгию.

Первым делом новоявленный эмигрант на исторической родине направился на курсы изучения государственного языка иврита, хотя на идише, на котором общаются европейские евреи, в Израиле говорить не возбранялось. После того как он блестяще освоил язык, его без проволочек взяли в Центр пропаганды. Новичку поручили вести разъяснительную работу с будущими гражданами Израиля, прибывшими из СССР.

С первых же дней наш молодой репатриант обаял коллег по ведомству. Марку не нужно было даже напрягаться и прилагать усилия, чтобы понравиться. Сработала его школьная привычка широко улыбаться всем без исключения, даже остро выраженным мерзавцам.

Прилетающие в Израиль евреи были растеряны и напуганы. Выражение их лиц не отличалось разнообразием – как правило, это был страх перед неизвестным. Однако после жизнерадостного общения с двадцатичетырехлетним пареньком на их лицах появлялись первые улыбки и робкое желание жить.

Однажды в помещение центра в сопровождении свиты вошла грациозная женщина лет семидесяти, при виде которой все сотрудники начали подниматься с мест и торопливо приосаниваться. Это была премьер-министр Голда Меир.

Она сразу обратила внимание на молодого красивого парня, который всего неделю назад устроился на работу, а к нему уже стояла очередь из мигрантов. Почему-то только что прилетевшие в Тель-Авив граждане хотели пройти инструктаж именно у него. Все знали, что Голда Меир испытывала слабость к молодым мужчинам и мимо такого красавца из Литвы пройти не могла.

Женщина подошла к Марку и, не сводя с него внимательных глаз, протянула свою царственную ладонь. С чувством пожав руку новенькому, высокопоставленная дама поздравила Марка с большими успехами в их скромном центре и величественно удалилась. Когда дверь за ней захлопнулась, сотрудники бросились поздравлять коллегу и уверять, что он скоро пойдет на повышение.

И точно, не прошло и недели, как Крамеру предложили должность начальника Объединения новых репатриантов, действующего под эгидой правящей партии «Авода».

Новая должность открыла Марку двери как в ЦК партии, так и в коридоры Кнессета. Он познакомился с главой идеологического отдела партии Бени Маршаком, а тот свел его с министрами Игалем Алоном и Исраэлем Галили. О такой стремительной карьере и таких высокопоставленных знакомствах любой разведчик может только мечтать. Марк действовал на волне удачи, накатившей на него.

Возможно, Крамер совершил бы блестящую карьеру израильского политика и советского разведчика, если бы не богатые кварталы Рамат-Авив Гимеля. Именно они немного помрачили рассудок нашего друга. У Марка была довольно скромная зарплата партийного работника. Скромного по израильским меркам. А по меркам Советского Союза – самая обычная, средняя, как у всех. В СССР о большем помышлять было не принято, поскольку блеск роскоши советским людям глаз не слепил. Но в Израиле богатство не было предметом осуждения, поэтому престижные кварталы с дорогими бутиками, машинами не могли не кружить голову репатриантам.

Особенно нехватка денег у Марка ощущалась при знакомстве с женским полом. Та категория девушек, которая нравилась нашему бывшему соотечественнику, почему-то предпочитала самые дорогие рестораны и роскошные номера отелей.

Недавняя соотечественница Крамера Наталья Яковлева была исключением. С ней Марк познакомился в больнице, куда явился к отцу, устроившемуся туда инженером. Именно в больничном коридоре он столкнулся и едва не стукнулся лбом с красивой стройной врачихой, которая крепко выругалась по-русски. Марку это ругательство показалось слаще музыки, поскольку ностальгия по Советскому Союзу все-таки временами хватала его за горло.

– Приятно слышать до боли знакомую речь, – рассмеялся молодой мужчина.

Женщина рассмеялась в ответ. Оказалось, что она здесь уже более трех лет. Работает в больнице врачом-гинекологом, в Израиль приехала в качестве «мужниной» жены, который был евреем.

– Был? – подозрительно выгнул брови Марк. – А потом оказался арабом?

– Да нет! – повторно рассмеялась Наталья. – Жидяра – негде пробу ставить. Просто мы здесь развелись.

Наталья чем-то напомнила Эмилию, при воспоминании о которой сладко засосало под ложечкой. Молодой человек нежно взял врачиху под локоток и интимным полушепотом произнес:

– Буду краток, как Моисей: что ты делаешь сегодня вечером?

– А есть какие-то предложения? – рассмеялась женщина.

Вечером в дорогом ресторане молодой парень, чтобы произвести впечатление на новую знакомую, спустил всю имеющуюся наличность. Накоплений у Марка не было, поэтому все, что он имел в виде местных купюр, носил в кармане. До зарплаты еще было далеко, а за душой уже не осталось ни шекеля. По этой причине красивый молодой мужчина не мог встречаться с Натальей каждый день. Но, как назло, с каждым днем она нравилась ему все больше. Марк все чаще задумывался: а не заняться ли ему бизнесом? Только каким?

Как ни удивительно, но в этом вопросе помог связной. Он встретился с Марком в Тель-Авиве в отеле «Дан» под видом бизнесмена из Будапешта. «Сиеста-Лобби Кафе» было оговорено как место для встреч. Именно здесь часто пересекались международные магнаты при обсуждении многомиллионных сделок. Марк обязан был бывать там раз в неделю по пятницам и заказывать зеленый чай.

В одно из таких чаепитий к нему подсел бизнесмен из Восточной Европы. Одного взгляда молодому человеку хватило, чтобы определить, что этот товарищ такой же предприниматель, как он идейный вдохновитель правящей партии «Авода».

– Центр интересуют сведения о личной жизни некоторых израильских политиков, причем информация должна быть такой, которую потом можно будет использовать для шантажа, – сразу начал связной, попросивший называть его Венгром. – Список в обертке вот этой карамельки. Положите ее себе в карман!

– Но я еще не настолько знаком с израильскими политиками, чтобы расспрашивать их о личной жизни, – попытался сострить Марк.

– Придумайте что-нибудь! – жестко перебил Венгр. – Организуйте какие-нибудь патриотические мероприятия с фуршетом, алкоголем и девушками, куда бы они явились все.

На раздумья времени не было. Марк тут же озвучил первую попавшуюся мысль.

– А если создать концертное агентство! – сузил глаза он. – Это агентство будет организовывать гастроли российских артистов в Израиле, как популярных, так и малоизвестных, но очень талантливых. Например, устроит концерт молодой певицы Аллы Пугачевой или, скажем, Владимира Высоцкого. На Высоцкого точно придут все министры! И сбежится пол-Израиля.

Собеседник, поморщившись от имени неизвестной певицы Аллы Пугачевой, при упоминании о Высоцком задумался. После чего отхлебнул из своей чашки и одобрительно кивнул головой:

– Неплохая идея. Я посоветуюсь с товарищами. Трудность в том, что между Израилем и Россией нет отношений.

– А я буду привозить их в Израиль нелегально, – подмигнул связному Марк. – Скажем, выехали они на гастроли в Болгарию или в Польшу, а я их после концерта на самолет – и сюда. А на второй день обратно.

– Любопытно, – произнес собеседник, не разжимая губ. – В случае одобрения мы вам поможем.

11

Одобрение на гастроли советских артистов в Израиль было получено, и Крамер энергично взялся за дело. Создав концертное агентство, новоявленный продюсер начал искать контакты с артистами. В начале семидесятых в Израиль из Союза эмигрировало много певцов, артистов и художников, которые на новой родине оказались не у дел. Организовывая их концерты и выставки, Марк через них налаживал связи со звездами российской эстрады. Приезд Льва Лещенко и Евгения Винокура в Израиль, организованный молодым мигрантом, вызвал в стране фурор. Организатор видел, как евреи, еще совсем недавно покинувшие страну Советов, счастливо плакали от песен и юморесок на русском языке.

Больших денег устройство концертов в Тель-Авиве не приносило. Но известные политики и высокопоставленные чиновники концерты советских артистов не пропускали – здесь Марк не ошибся. Разумеется, во время концертов Крамер старался попасться на глаза каждому высокопоставленному чиновнику, выслушать их слова благодарности и каждому пожать руку. Параллельно он замечал, что некоторые интересующие Москву чины были не со своими женами. Все это цепко фиксировалось в сознании молодого продюсера, а потом в виде отчетов улетало на Лубянку.

В личном отношении у Марка также складывалось все прекрасно. Роман с Натальей перерос в большую любовь. Мама с папой этот выбор одобряли, хотя их и смущало, что избранница сына на семь лет его старше. Но возможно, это к лучшему – быстрее возьмется за ум.

Родители все чаще заводили разговор о женитьбе – им хотелось внуков. Марк и сам был не против узаконить отношения с Натальей, но как-то все не обламывалось приличных гонораров. Судьба бедных молодоженов, которым и в шалаше рай, Марка не привлекала.

Тут опять на выручку пришел связной. Он привез приказ из Москвы – немедленно вылететь во Францию, где сейчас без дела мается актер Театра на Таганке Владимир Высоцкий. Ему требовалось срочно организовать гастроли по Америке.

– Полетите вместе с ним в США в качестве антрепренера и наладите в Нью-Йорке контакт с двумя спящими агентами, – приказал Венгр. – Заодно и денег рубанете! Учтите, это очень ответственное задание.

Марк не поверил своему счастью. Гастролировать с самим Владимиром Семеновичем? Это фантастика!

Перед встречей с Высоцким Крамер дико волновался. Он знал, что у таганской знаменитости характер не подарок. Упрется, обложит матом – и плакало ответственное задание. Но когда начинающий продюсер встретился с Высоцким в Париже, ему показалось, что они знакомы всю жизнь. Ну просто родной человек!

Те гастроли с Высоцким по США по сей день для Марка – самое светлое пятно в жизни. Ни один концерт великого барда не пропустил исполнитель ответственного задания. Не пропустил ни единого застолья, ни единой вечеринки, на которых все напивались.

Пришлось проявить изобретательность, чтобы встретиться с обоими агентами в Нью-Йорке и передать им задание из Москвы. Встречу в обоих случаях Крамер организовал на пьяных посиделках советского барда.

Наш бескорыстный друг впервые в жизни подумал, что существуют такие люди, на которых зарабатывать грешно. И первый из таких, конечно же, Высоцкий.

По возвращении в Париж, Марк подарил артисту «мерседес», которому Володя обрадовался, как мальчишка. Четырехдверный седан, перегнанный в СССР, стал первой иномаркой Высоцкого, официально зарегистрированной на его имя, до этого все машины бард оформлял на жену Марину Влади.

По окончании гастролей завершился и период неиссякаемой везучести Крамера. По всей видимости, волна удачи поползла обратно. Когда молодой, но перспективный продюсер возвратился в Тель-Авив, настроение было не очень радужным. Восторженность от общения с величайшим бардом, конечно, грела душу, но на носу было свадебное торжество, а денег как не было, так и нет.

Что делать? Пришлось ограничиться скромным застольем и на неопределенный срок отложить свадебное путешествие. Затем Крамер позорно жил на зарплату жены, потому что его неожиданно лишили поста главы Объединения репатриантов. И за что? За организацию гастролей советских артистов, на концертах которых евреи ревели не по-детски самым бесстыдным образом, да еще малодушно ностальгировали по Советскому Союзу.

– Но ведь концерты вполне вписываются в нашу деятельность! – воскликнул потрясенный Марк, услышав решение партии.

– Нам не надо, чтобы евреи видели, как на концерты приходят министры со своими любовницами, – был ответ.

Как назло, с организацией концертов в то несчастное время разладилось. Советских артистов в стране стали почему-то преследовать за концерты в Израиле. Вдобавок еще художники подняли бунт, заявив, что продюсерский центр Крамера жирует на их выставках, а им платит жалкие гроши.

– У меня на аренду помещения уходит больше, чем за билеты на выставку, – пытался вразумить художников Марк.

Куда там! Живописцы никогда не отличались особой ясностью ума. Вдобавок связной явился на встречу в «Сиеста-Лобби Кафе» мрачнее тучи и заявил, что в Москве очень разочарованы тем, что агент в одночасье растерял все наработки, на которые ушло четыре года.