Усилители смысла

– Света нет. Впрочем, не удивительно.

– С чего ты так решил.

– Трансформаторная будка. У неё очень специфичный низкочастотный гул. Ни с чем не спутаешь. Ты что-нибудь слышишь?

Пятый прислушался.

– Ничего.

– А в такой тишине мы должны были её услышать ещё метров двадцать назад.

Двор производил удручающее впечатление. По нему словно проскакал табун цивилизованных татаро-монголов. Окна не били, женщин не похищали, но вот на природе и обустройстве отоспались капитально. Что было деревянного – оторвали и сожгли, что было металлического и тонкого – погнули, что было толстого – спилили и сдали. Особо упёртые умудрились вырвать из земли баскетбольную вышку и, разломав её на части, разбросать по всей спортплощадке.

Пятый порой видел разгул вандализма, но здесь у вандалов было гнездо. За один день так не разгуляешься.

Второй смотрел на безрадостный пейзаж с терпением человека, третьи сути сидящего на чемоданах в транзитной зоне.

– Я, честно говоря, надеялся, что больше никогда этой картины не увижу. Но судьба имеет в себе большие запасы иронии. Пошли, пока на меня не накатила разъярённая сентиментальность.

– Так тебя никто не заставлял именно сюда идти. Что, не судьба была выбрать дом где-нибудь поближе? Наверняка нашли бы брошенную квартиру с незапертой дверью. Потом меньше бы идти пришлось.

Второй аккуратно обошёл огромную промоину в асфальте.

– У нашей семьи в разное время во владении было несколько квартир и домов – достались, когда жилплощадь почти ничего не стоила. Адресов я не помню, но на место бы вышли. Беда в том, что у меня никогда не было от них ключей, и я никогда не ощущал себя там полноправным участником. Не то что хозяином. Там свои социальные изгибы. И я на них никакого влияния не имею.

– А что от тебя тут вообще зависит?

– А вот сейчас обидно было. Я же здесь вырос. К истории города я ни ухом ни рылом – всё до меня произошло. Но здесь, в отдельно взятом дворе моё прошлое уже кусочек истории. А очевидцу всегда больше доверия. Авось среда будет более благосклонна и не будет лишний раз давить на мозги.

– Не вижу оснований для оптимизма.

Второй улыбнулся:

– Всё дело в масштабе. Вот в масштабе себя твоё влияние максимально. Как и степень свобод выбора принятия решений. В масштабе твоей комнаты, буде таковая у тебя имеется, твоё влияние велико, но уже поменьше. Потому что тебе нужно взаимодействовать с окружающими вещами, некоторые из которых могут находиться не в твоей собственности. В квартире придётся считаться с родственниками, соседями, гостями. И так далее по нарастающей. Пересекаясь со всё большим количеством смыслов. И тут главное определить, до какой границы ты можешь протянуть своё существенное влияние. Я своё влияние определяю в пределах квартиры. Возможно, будь у меня родовое поместье, влияние было бы пошире. Но увы, на поместье я так и не заработал.

Пятый хотел поинтересоваться, помнит ли Второй ещё свой старый адрес, но решил, что это уже бестактность.

Они решили срезать по внутренним дорожкам. Основание кое-где подняло корнями, местами не хватало плит, но общее направление читалось безошибочно. Выйдя к мелкому детскому бассейну, они осторожно обошли опасно накренившийся огромный тополь, вцепившийся корнями в самый край канавы.

– Кстати, вот казалось бы – ну как связаны повышенная культура и деревья? То ли раньше деревья не падали, то ли заменяли их – не знаю. Но чем старше я становился, тем чаще они падали. Хотя, конечно, это ещё додуматься надо – сажать деревья с поверхностной корневой системой в насквозь продуваемом городе.

– Может, за ними не ухаживали.

– Почему? Ухаживали. Приезжал трактор с тележкой, мужики с бензопилами, выбирали дерево, спиливали к лешему, загружали и увозили. Я по этой теме чуть было воинствующим экологистом не стал.

– Но ведь не стал же.

– Да, позже переселился в места, где благоустройство в виде растений растёт самостоятельно. И где их не сколько сажать, сколько пропалывать и обрезать надо. И со временем меня постепенно отпустило. Хотя деревья, даже дефектные, всё равно рубить больно.

– Какие мы нежные.

Они забрались в противоположный конец двора, отсчитав не один подъезд, как вдруг Второй резко повернул к одному из подъездов. Но заходить не спешил – встал на скамейку на цыпочки и несколько раз толкнул ладонью приподъездный козырёк. Тот не шелохнулся.

Второй спрыгнул со скамейки и обтряхнул руки:

– А здесь запустение винить не получится, это строители не додумали и поставили козырёк точно вровень. И при каждом дожде или снегопаде, коли таковой случался в году, энное количество влаги затекало в соединение и постепенно разрушало крепление. Конечно, промазывание швов гудроном и накладывание рубероида ситуацию смягчало, но каждый год всё надо было делать заново. За время отсутствия он вполне мог дойти до кондиции. А погибнуть под козырьком – согласись, глупо.

Пятый пожал плечами и попытался открыть дверь подъезда. Та не поддалась. Он дёрнул посильнее – дверь осталась на месте. Он упёрся ногой в другую створку и с силой потянул. Мощная пружина с противным скрипом поддалась и дверь открылась настолько, чтобы он смог пролезть вместе с рюкзаком.

Пятый придержал дверь для Второго. Тот, заходя, неудачно отпустил дверь, и та захлопнулась, едва не отдавив ему пятки. Громкий стук больно ударил по ушам.

Поморгав, Пятый различил первый пролёт в шесть ступенек. По ним уже уверенно поднимался Второй, забирая вправо.

Дойдя до ближайшей квартиры, он постучался. Ритм был знакомый, но Пятый не взялся бы сказать, откуда он его знает.

С той стороны реакции не последовало. Второй терпеливо повторил ритм ещё раз. И ещё. На середине четвёртого его прервали.

– Кто? – поинтересовался за дверью бесцветный голос. Пятый не взялся бы определить не то что интонацию, но и пол говорившего.

– В глазок глянь. Пока ещё я сам собственной персоной.

За дверью помолчали. Затем стукнул отодвигаемый засов, два раза щёлкнул ключ и кто-то начал уходить от двери.

Выждав пару секунд, Второй нажал на ручку и толкнул дверь плечом. Та легко поддалась, из-за чего он запнулся о порожек и нелепо вступил внутрь.

– Заходи, не боись.

Пятый очень осторожно перешагнул порог, ожидая неведомой подставы. Никто из ниоткуда не выпрыгнул, ничего сверху не свалилось, и даже дверь сзади не захлопнулась со зловещим скрипом.

Он осторожно вдохнул – здесь очень давно не было ничего живого. Прохладно, пыльно и немного тянет долговечной химией.

Второй обошёл его по дуге и закрыл дверь на маленький засов.

– Не понял. А кто тогда нам дверь открыл?

– А что тут понимать? Условный стук был правильным, да и жил я здесь не один год. Реальность просто должна была прогнуться в нужном направлении.

– А если бы не прогнулась?

– Пришлось бы дверь высаживать. Мы бы её вынесли – она деревянная, хоть и толстая. Но вот реальность могла бы отреагировать совсем неожиданным образом. Например, набрать 02. А отбиваться от нарушенных призрачных милиционеров с изрядной примесью секретчиков из Первого Отдела – это доложу я вам… мда…

Второй не стал развивать мысль.

– Располагайся. Туалет прямо, ванна левее. Но я бы туда не рекомендовал заходить. Как и в комнату за ней. Лучше обитай на кухне или в большой комнате.

– Так боишься сортирных монстров?

– Последние годы здесь то и дело сбоила канализация. Да, как в принципе, и всё остальное. Так что и без сортирных монстров тебе вполне хватит впечатлений.

Второй хозяйственно прошёл на кухню и придирчиво провёл пальцем по обеденному столу. Посмотрел на палец, аристократично поморщился и вытер его об рубашку.

– Спать не предлагаю. Конечно, это было бы наиболее правильно делать при сиесте, да ещё после тепловых ударов. Но в наших условиях это чревато. Пока мы бодрствуем, нужна большая концентрация искажений, чтобы встроить нас в обстоятельства. А в сонном состоянии сознание само склонно заниматься самопостроениями. Тут нас и бери голыми… – Второй покрутил головой в поисках метафоры – … стенами.

– И чем прикажешь заниматься битых – Пятый всмотрелся в настенные часы, висевшие над плитой – четыре часа?

– То, чем я так не люблю – убивать время.

В ответ что-то неразборчиво забубнило из угла. Пятый от неожиданности подпрыгнул. Второй сжал губы, пододвинул стул поближе к столу, зашёл в освободившееся пространство и выдернул из стены какое-то белое устройство. Посмотрел на него и положил на стол.

– Радиоточка. Верный друг советского и немного постсоветского жителя.

Пятый с интересом посмотрел на неё. Маленькая, круглая, белая. С одной стороны маленькая розетка – он таких никогда не видел. Сбоку верньер громкость, спереди решётка динамика. Уютная концептуальная вещица. Но безнадёжно устаревшая.

Пятый со стуком положил её на стол. Второй встрепенулся и зачем-то переставил стул во главе стола особенно неудобным образом.

– Ты, случайно, слуховыми галлюцинациями не страдал в детстве?

– Вроде нет.

– Тогда тебе придётся туго. Здесь они точно будут.

Из-за стены прихожей раздался шум невнятного скандала. Второй горестно вздохнул.

– Вот про это я и говорил. В детстве они меня то и дело донимали, разговаривая голосами отсутствующих друзей или родственников. Причём только в одиночестве. С возрастом они говорили всё реже и тише, пока лет в пятнадцать не замолкли совсем. Позже по зрелому размышлению я списал их на полтергейстные изменения организма. Ну знаешь, когда подросток вступает в пубертат, он порождает паранормальную активность. Стихийное задействование неизвестных возможностей мозга. Но потом калибровка завершается и всё устаканивается.

– Ну и?

– Так вот, сейчас мне начинает казаться, что звоночки звонили ещё тогда. Просто я их не понимал. И…

– Ты план составил? – сварливо поинтересовался строгий женский голос.

Пятый вздрогнул, а Второй мгновенно разъярился. Он вскочил на ноги, согнул их в коленях и нутряно зарычал. Из рулады так и сочилась исступлённая ярость. Так бывает, когда во время тяжёлой работы вдруг отхватываешь себе молотком по пальцу. От неожиданности напряжение идёт не в то место и получается такой вот выброс.

Под пальцами Пятого завибрировала поверхность стола, а ему резко стало неуютно. Второй выглядел озверевшим до полной невменяемости.

Отрычавшись, Второй резко успокоился.

– Это называется ключевой тонкий раздражитель. Код определённый ситуации, который может понять либо рецепиент, либо люди, его хорошо знающие. Меня в детстве заставляли составлять план дня. Придерживаться его у меня не получалось, да и не понимал я смысла в этом действе. Но меня упорно заставляли. Вплоть до полного отвращения. Может, моя нелюбовь к бумагам, неумение правильно заполнить любой документ с первого раза и непереносимость формализма отсюда и пошли. Как, впрочем, необязательность и стихийность. Что потом пришлось с трудностями преодолевать.

– И как? – более из вежливости, чем из интереса спросил Пятый.

– Выяснилось, что чужое расписание меня не раздражает. До тех пор, пока не покушается на личное время. Ну и электронные напоминалки тоже не вызывали устойчивого раздражения. Эрзац, конечно, но вполне достаточный.

Голоса за стенкой побуянили и более-менее угомонились. Снизу что-то ритмично застукало.

– Ты морзянку знаешь?

– С какого перепугу?

– Вот и прекрасно.

– А что, там что-то важное передают?

– То есть так тебе крипоты не хватает? Ещё захотелось?

– А что такого?

– Слушать радиоперехват стоит тогда, когда ты в нём хоть что-то понимаешь.

Пятый попытался прислушаться, но кажущийся упорядоченным ритм распался на какую-то ремонтную бытовуху.

– Не понял. Оно там только что осмысленно же было.

Второй наклонил голову и сосредоточился. Звук резко ослаб, затем вовсе пропал.

– Ну что ж, могу уверенно утверждать, что всё не так страшно, как могло показаться раньше. Здесь мы имеем дело не со смыслом, а его шелухой.

– Ты опять в печку ударился?

Второй развернул стул спинкой вперёд и опёрся на него.

– Ты бы только знал, как меня иногда раздражает необходимость объяснять людям то, что я и так знаю.

– Это называется социальное поведение.

– Да хоть телекоммуникация. Ну вот, сбил меня с мысли. О чём я только что говорил? – Второй поднапрягся так, что вздулись вены на висках – А, да! Отпечатки местных смыслов не могут выдержать серьёзной проверки, так как содержат в основном эмоциональный фон и общее состояние. Они могут многое поведать о истории, но только в виде цветных пятен, ничего конкретного. Ты, кстати, это мог бы легко проверить, открыв любую книгу. Бьюсь об заклад, ты бы не смог сосредоточиться ни на одном абзаце, а попытавшись вспомнить прочитанное, смог бы выудить только отдельные слова, слабо связанные между собой. Книги, даже плохие, обладают очень тонким смыслом, задающимся подобранным набором слов. Остаточный смысл может задать облик книги, возможно, жанр или характер. Но повторить её смысл не в состоянии даже отдалённо.

Пятый понял, что ему опять ответили не на его вопрос. Подумав, он решил это исправить:

– А если я книгу знаю наизусть?

– А это – правильный вопрос, детектив – Второй чуть поднял уголки губ и тут же спрятал улыбку обратно. – Думаю, скоро мы это узнаем.

Пятый медленно перемещался по кухне. Стрелки часов едва ползли, и он всячески пытался себя занять, рассматривая небогатую обстановку.

Чёрная розетка с нестандартной маской сильно выделялась на фоне светло-коричневых обоев с купольными узорами и Пятый присмотрелся к ней повнимательнее. Розетка была привинчена чуть под углом, а удерживающий винт был недовинчен на пару оборотов, и его головка торчала из своего гнезда.

Вообще-то то он не был перфекционистом, но сейчас в нём просыпалась тяга к исправлению мелких дефектов. Пятый протянул руки к розетке, чтобы поправить положение корпуса и довернуть ногтём винт…

Второй резко ударил ему по рукам.

– Куда!

В ответ розетка харкнула расплавленным металлом на то место, где должны были быть руки Пятого. Завоняло сожжённой изоляцией. Пятый убрал руки в карманы и сделал шаг назад.

– Какая злобная розетка.

Второй с любопытством посмотрел на пластмассовый коробок, который и не собирался расплавляться после короткого замыкания.

– Занимательная штукуёвина. Отец рассказывал, что это специальная линия на триста с гаком вольт. К ним должны были подключаться какие-то специальные плиты вместо газовых. Но что-то пошло не так и в домах они так и не прижились. А может, их так и не поставили. Но характер у неё был дрянной. При попытке её отремонтировать, она очень метко плюнула в отца раскалённым металлом. Как раз в то место, куда в него плюнуло масло, в котором он жарил пончики.

Пятый представил и передёрнулся. Второй кивнул:

– Вот и он с тех пор терпеть не мог высоковольтные розетки и жарить пончики.

Они посидели ещё немного, как вдруг Второй начал с подозрением ворочаться, отчего его стул противно поскрипывал. Потом Второй резко встал.

– Прозвучит странно, но я предложу прогуляться по квартире.

– Зачем?

– А ты не чувствуешь, что становится всё жарче и жарче?

Пятый прислушался к внутренним ощущениям. Стояла такая температура, что любое движение выдавливало из организма пот, так что уверенно сказать он бы не взялся.

– Значит, где-то открыто окно. Пошли проверим.

– А сам?

– Вдвоём спокойнее.

Второй приоткрыл дверь на балкон, засунул голову, бегло осмотрел периметр и засунулся обратно. Прошёл в прихожую, заглянул в комнату – вторая дверь на балкон также была закрыта.

Заглянув в коридорчик под антресолями, Второй подался назад и поманил Пятого пальцем.

– Ты дверь закрывал?

– Когда? Я от тебя не отходил.

Второй вздохнул:

– Не нравится мне всё это.

Из-под двери пробивалась полоска света, но в коридорчике было темно. Второй на ощупь дошёл до двери, сдвигая ногой в сторону попадающийся хлам. Дойдя до двери, он осторожно взялся за ручку и обернулся к Пятому:

– Подстрахуешь, если что?

Пятый даже не успел, чем он может подстраховать, как Второй резко открыл дверь настежь и вдавил в предназначенную для неё нишу.

Пятый почувствовал, как ко Второму со всех сторон потянулись мелкие смыслы, но при его приближении резко отпали и всосались обратно в обстановку.

Дверь на лоджию действительно была открыта нараспашку и тихо постукивала о книжный стеллаж, занявший всю стену от пола до потолка. Шторы на окнах были раздёрнуты и Пятый был готов поклясться, что меньше часа назад.

Второй с сомнением посмотрел на цветастый ковёр, на свои кроссовки, после чего махнул рукой:

– Не суть.

И пошёл закрывать окна. Пятый поугрызался для порядка, но тоже пошёл по ковру не разуваясь.

– Солидная у тебя библиотека. И ты всё прочёл?

Второй не ответил – он пытался забраться на высокий узкий карниз, чтобы закрыть оконную задвижку под потолком. Опереться ему было не на что, и приходилось изгибаться и крепко вцепляться в ненадёжные опоры.

Пятый понаблюдал за его обезьянничаньем – смотрелось весьма нелепо.

– Помочь?

Второй что-то неразборчиво пробурчал, пытаясь закрыть окно, держась за ручку на этом самом окне.

Пятый пожал плечами и решил не вмешиваться. Подошёл к письменному столу, пощёлкал выключателем настольной лампы, потыкал пальцем в диван – тот недовольно заскрипел пружинами. Потом чувство долга взяло вверх, и он прошёл на лоджию.

В этот момент Второй решил спрыгнуть вниз, чуть не рухнув на Пятого:

– Шастают тут всякие.

От его падения открылась дверца самодельного шкафа, обнажив химическую посуду и какой-то электронный хлам. Второй недовольно посмотрел на его белёную дверь из расслоившейся фанеры и попытался его захлопнуть. Дверь тут же открылась снова. Второй смерил его недовольным взглядом и взялся задёргивать шторы. Металлический карниз приржавел, и каждое движение крепёжных колец давалось только с рывка.

– А зачем ты это делаешь?

Второй поймал правильный вектор, и жёлтая штора одним движением доехала до своего упора.

– Так надо.

– Чего ты всё время так боишься?

Второй отвлёкся от равномерного распределения штор по окнам – желтоватый свет всё ещё пробивался в щели между полотен. Сами шторы, впрочем, оставались такими же тёмными. Пятый не стал додумывать причины этих явлений.

– Открытых окон и запертых дверей.

– Может, наоборот?

Второй на шутку-самосмейку не отреагировал. Тогда Пятый задал прямой вопрос:

– Почему?

Второй снял с полки шкафчика многолитровую колбу, задумчиво покрутил её и с размаху метнул в стену, осыпав себя закалёнными осколками.

– Потому что неизвестно, что будет там, за дверью. Может, твоя квартира или малознакомый коридор с непонятной ориентацией – потому что ты в гостях и зашёл по нужде в санузел. Ты уверен, а я вот не знаю. Только надеюсь, что там то же, что и раньше.

Второй сдвинул Пятого с дороги и ушёл обратно в комнату. Пятый пошёл за ним. Второй чуть дёрнул головой, Пятый его понял и закрыл за собой дверь, повернув ручку до упора.

– Наверно, поэтому и взялся путешествовать – в незамкнутом пространстве такие метаморфозы не пройдут незамеченными. Конечно, ты в любом случае…

Тут Второго опять накрыло ликвидацией лишних слов. Пятый вежливо помолчал, но потом всё-таки поинтересовался:

– А причём тут открытые окна?

– Потому что если их вовремя не закрыть, в квартире будет самум.

Они последовательно закрыли дверь на балкон, а затем и в комнату. Второго так и подмывало по возможности её ещё и заколотить, но он удержался и начал вымещать лишнюю энергию на содержимом подтелефонной тумбочки. Пятый постоял-постоял рядом, да и решил развлекать себя самостоятельно.

Не вняв голосу разума и рекомендациям Второго, Пятый пошёл искать холодильник. Советский агрегат обнаружился на балконе в окружении пустых стеклянных банок и выглядел настораживающе. Пятый настороженно покосился на его обглоданный розовый шнур, завитой по верёвке для белья и протянул руку, чтобы приоткрыть дверцу – кто его знает, что может поджидать там, за дверью?

Железная ручка недружелюбно стукнула током при попытке прикоснуться к ней. Тогда он зацепил пальцами изолирующий слой и потянул на себя. Дверца отошла, обдав его неприятным запахом протёкшего фреона.

Ничего не выпрыгнуло и не выпучило глаза. Дорога в подвал тоже не открылась.

На проржавевших решётках лежали завёрнутые в пакеты продукты, стоял трёхлитровый баллон, прижатый к стенке мощной кастрюлей с плотно пригнанной крышкой. На верхней полке, под морозильником, лежала накрытая большим пакетом половинка арбуза. Он пощупал его – фрукт уже подвял, войдя в самую подходящую кондицию для потребления – сверху очень сладко и сухо, внутри сочно, холодно и вкусно. А потом можно и корочкой закусить, если ещё аппетит остался после четырёх килограммов отборного гарбуза.

Но вместо того чтобы вытащить его и разрезать, он размотал пакет с огурцами и достал две штуки. Всё-таки в чужом доме, но с другой стороны – от двух огурцов от хозяев точно не убудет. Солонки на балконе точно не было, но без неё можно было обойтись. Он смачно откусил кусок побольше и принялся жевать. Затем выплюнул и стал метаться по заставленному хламом балкону, путаясь в тряпках и стукаясь о выступающие части неопознаваемых груд хлама. На его сдавленное мычание из кухни пришёл Второй, шаривший до того по полкам.

Пятый при виде его немного успокоился и остановился. Протянул надкушенный огурец Второму. Тот внимательно его оглядел, осмотрел заодно и Пятого на предмет острого кишечного отравления или заглатывания острых предметов наподобие щепки. Ничего не нашёл и, склонив голову набок, поинтересовался:

– Испорченный? Или перемороженный?

Пятый повращал глазами, спохватился, повернул огурец целым концом и стал им тыкать в сторону Второго. Тот взял его, повертел и с явной неохотой откусил кончик, выплюнул куда-то за холодильник и только потом откусил.

Пожевал и по скорости движения превзошёл Пятого – только дверь задребезжала стёклами от удара об стену. Добежав до кухонного шкафчика, он рванул дверцу на себя и пал на колени перед мусорным ведром.

Отплевав последнюю желчь, он утёрся рукавом, наощупь нашёл в рюкзаке флягу с водой и с видимым облегчением прополоскал рот.

Закончив необходимые манипуляции и спрятав флягу обратно, Второй повернул к нему покрасневшие глаза:

– Картошка. Жареная. На сале. Ненавижу. Картошку люблю, а вот сало ненавижу. Но, по крайней мере, оригинально

Пятый покрутил в пальцах огурец:

– А…

– Фиг на – Второй стремительно восстанавливал привычный озабоченно-беззаботный облик – не знаю, что с остальными продуктами и проверять не хочу. Но вне города вряд ли так же будет. А то бы мы на этом озолотились.

Поплевавшись ещё немного для порядка, Второй ушёл в комнаты. Пятый положил огрызок огурца на стол и оглянулся на холодильник. От сотрясений, вызванных ими, крышка морозильника отпала, обнажив громадный кусок сала, засыпанный солью и истыканный кусочками чеснока. На балконе стал сгущаться тяжёлый дух.

Пятый поставил крышку морозильника на место и закрыл дверцу холодильника, чтобы не нервировать впечатлительного Второго. Покосился на второй огурец, зажатый во второй руке. Откусил, прожевал. После первого приступа удивления продукт пошёл спокойнее. Откусил ещё, прожевал, проглотил. Немного подумал и выкинул оставшуюся половинку в мусорное ведро.

Огурец пупырчатый со вкусом жареной картошки. Нет, для него это слишком оригинально.

Пятый решил больше не экспериментировать. В конце концов, по такой жаре можно денёк и поголодать.

Второй на кухне открыл заднюю дверь встроенного шкафа и достал из него какие-то рулоны. Развернул один, скорчил недовольную мину, отставил в сторону, развернул, присмотрелся, поставил остальные рулоны на место. Подошёл к столу, отодвинул в сторону всякую мелочь и развернул рулон.

– Вот. Тебе для спокойствия. Карта города. Мы сейчас – палец с обкусанным ногтём заелозил по низу карты – примерно здесь. Нам нужно попасть сюда, сюда или сюда – палец ткнул в несколько точек на краях карты, южнее и западнее отмеченного места. На худой конец – сюда, сюда или сюда. Но это дольше идти.

Пятый с интересом посмотрел на план. Электричества не было, солнце давало только косой свет, так что в подробностях рассмотреть план не удавалось. Аккуратные линии, похоже, были прочерчены вручную, а после – несколько раз скопированы. Названия улиц было не разобрать, но квадратики с номерами проглядывались достаточно чётко. Он нашёл озеро и от него уже прикинул их маршрут – получалось неровно, извилисто и даже прерывисто.

Пятый быстро потерял интерес к карте – без накладки на неё крок с областями искажения толку от неё было мало.