Такой же маленький, как ваш

Руководители шахт – в прокуратуру. И услышали в ответ:

– А как мы докажем, что он специально? А может, он не специально. У вас спор, извините за выражение, хозяйствующих субъектов. Подавайте в арбитражный суд.

А арбитражный суд ну их укорять:

– Раз такой фирмы «Север-Уголь» больше нет, то подумайте сами, как можно взять деньги с того, чего нет? Зачем вы у нас время отнимаете? В следующий раз сначала думайте, а потом отнимайте.

Те проскрипели зубами что-то по поводу следующего раза и ушли несолоно хлебавши. И, на мой взгляд, правильно сделали, безопасней будет, потому как был тут один адвокат, собирался в интересах своего клиента отсудить часть собственности у угольщика Парамонова, так того адвоката возле дома ножичком и зарезали, прямо на глазах жены и малолетнего сынки.

Эти происшествия подробно освещала местная газета «Сбоковский обозреватель», редактора которой тоже однажды чуть не зарезали, да он, обливаясь кровью, сумел убежать.

А его сотрудницу, журналистку, женщину молодую, но не в меру активную, депутата городской Думы – всё чего-то добивалась, да обличала – однажды так в подъезде избили, что она тоже убежала, вернее, уползла, но ещё дальше, в Америку. Обиделась, понимаешь, на Родину. А на Родину обижаться нельзя, она нас вырастила, образование дала, в люди вывела. И если ты перед ней провинился – она укажет. Пусть иногда сурово, но справедливо. А потом простит, ты повинись, и она простит. А теперь кто эта самая бывшая журналистка и депутат городской Думы в Америке? Теперь она там в Америке за бездомными кошками и собаками ухаживает. Ну так и поделом, им, бездомным, общая крыша.

А недавно приезжала из Америки другая бывшая сотрудница «Сбоковского обозревателя». У той-то всё хорошо, она по Интернету с американцем познакомилась, с таким же «ботаником» в очках, как сама, и замуж за него вышла. Но любовь у неё есть, а работы по специальности нет, поэтому собирается бывшая заместитель редактора тоже ухаживать за животными.

Помните, я рассказывал, как добровольцы в Америке зверей спасают, бегают за ними, руками-ногами рискуя? Так там, похоже, по большей части бывшие наши бегают и бывшими нашими членами рискуют. И если оно в том же ключе и дальше пойдёт, на всех бывших наших там скоро животных не хватит, и всяк выезжающий должен будет минимум двух паршивых собак с собой прихватить.

А мы, ничего, не обеднеем, мы этого добра ещё более заведём. Но лично от меня предложение: – и прошу учесть скромные усилия по наполнению государственного бюджета! – обкладывать вывозимых кошек и собак тройною пошлиной, чтоб покидающим Родину расставание мёдом не казалось, чтоб они своими кровными рассчитались за то, что нам стоило таких усилий вырастить.

Ещё про кошек и собак, раз заговорили. У нашего бухгалтера, Эллы, мама всех жалеет и по любому поводу расстраивается. Соседка про кого-то расскажет – мама пожалеет и расстроится. По телевизору новости плохие – мама опять до невозможности переживает. Приходит как-то Элла с работы, а мама ей говорит:

– Вот смотрю из окна на мусорные баки и не могу, расстраиваюсь.

– Мама, как можно, глядя на мусорные баки, расстраиваться?

– Конечно. Только мусор кто-нибудь выбросит – бессовестные бомжи тут же налетают и себе берут.

– И что?

– А вдруг потом придут собачки и кошечки, и им ничего не останется!..

Ещё про жалость Эллиной мамы.

У мамы долгое время был гражданский муж: двухметровый детина, который нигде не работал, жил на её деньги, и вообще, жил у них. Элле, которая была ещё школьницей, он очень не нравился.

– Выгони ты этого бездельника, – говорила она.

– Жалко его, – вздыхала мать.

Но время от времени он ей всё же так надоедал, что она его действительно выгоняла, причём буквально: просто выставляла за дверь. И каждый раз повторялось одно и то же. Предчувствуя грозу, мужик успевал спрятать в квартире свой свитер, а если не успевал, то, выбежав на улицу, быстро снимал и забрасывал его в форточку, а потом кричал на всю улицу:

– Пустите меня! У вас мои вещи остались! Мне холодно!

Сердце матери сжималось от жалости, и она пускала его обратно.

Наконец Элла подросла, и так ей надоела эта бесконечная история, что она попросила двух своих друзей поговорить с мужиком. Те отвели его за угол и, перебарывая страх, – здоровый кабан, зашибёт! – сказали:

– Мужик, если ещё раз здесь появишься…

Мужик оглядел их и как… побежал. Больше его никто не видел. А у Эллы с матерью на память о нём остался свитер, который он перед этим, как выяснилось, успел спрятать в квартире.

Слышу, жена зовёт помочь на кухне, а я всё не иду. Слышу, уже ругается! Сейчас, сейчас! Только письмо закончу. (И свитер на всякий случай спрячу, раз такое дело).

Всё, пока, продолжу после.

Ваш

Э. Сребницкий.

Глава 15

Здравствуйте, дорогие Григорьевы!

Спешу сообщить, что история с кухней для меня закончилась благополучно, а посему хочу рассказать вам ещё немного про поездку на Чукотку, о которой вскользь упомянул в предыдущем письме. Ибо если тема нашего разговора малый бизнес, то самый малый из них должен был состояться именно в то путешествие.

Летел я на Чукотку, вообще-то, не за бизнесом, а совершенно по другим делам: готовить почву для автопробега между Россией и Америкой, который планировался компанией «Альтон», где я тогда работал. Планировался, планировался, да не выпланировался, то есть так и не был осуществлён. Но когда работа по подготовке автопробега только начиналась, мы вылетели на Чукотку вместе с моим непосредственным руководителем – начальником отдела.

За несколько месяцев до нашей поездки там уже побывал один из сотрудников компании. Он сообщил нам, что в настоящий момент на Чукотском полуострове ощущается острый дефицит алкогольной продукции. А потому местные готовы платить за неё неплохие деньги. Но продавать за деньги не имеет смысла: гораздо выгоднее обменять алкоголь у коренного населения на пушнину, а потом продать её на Большой земле с большой же выгодой. И если бы сам сотрудник знал это заранее, то уже сменил бы свою отечественную машину на подержанную, но иномарку.

Разумеется, мы с начальником тут же захотели провернуть озвученную операцию. В качестве алкогольного продукта был выбран дешёвый, но вполне качественный спирт «Роял» в литровых бутылках, производимый не то в Голландии, не то в Германии, который в описываемые мной времена буквально заполонил алкогольный рынок России. Хотя летели мы из Москвы, покупать спирт решено было в Сбокове, так как по имевшимся сведениям в Москве «Роял», или, как все его называли – «Рояль», стоил несколько дороже, а нам хотелось максимально уменьшить себестоимость продукции.

Начальник, как и положено начальнику, отдал мне распоряжение: затариться спиртом и везти его до места назначения. Мне не очень нравилось это распоряжение, так как бизнес предполагался совместный, а значит, и тяжести его осуществления неплохо было бы разделить на двоих. Но деваться было некуда, и я, съездив на оптовый рынок, купил четырнадцать литров «Рояля», по семь литров в каждую руку.

Деньгами на такси я не располагал, поэтому пришлось мне тащить купленный спирт до троллейбуса, оттуда в квартиру, оттуда на вокзал, оттуда в вагон, оттуда в метро и так далее. А четырнадцать литров жидкости в стеклянных бутылках это, скажу я вам, совсем не то же самое, что четырнадцать килограммов тяжести в руках: жидкость плещется, бутылки стучат, просто так сумку не перехватишь и на землю не бросишь. Я пыхтел, я потел – но я терпел. Перед моим мысленным взором проплывали горы пушнины, дающие возможность вырваться из незавидного материального положения, в котором я тогда пребывал. Но намаялся я с «Роялем» предостаточно.

И можете представить моё состояние, когда в Москве обнаружилось, что этот самый «Рояль» стоит здесь не дороже, а дешевле, чем в Сбокове, и купить его можно на каждом углу, в том числе перед самым входом в экспресс, везущий пассажиров в аэропорт! Мой начальник, который и придумал купить спирт в Сбокове, только посмеялся этому обстоятельству. А мне было не до смеха. Но не выливать же было теперь сбоковский «Рояль» на землю и покупать московский. Я потащил сумки дальше.

В аэропорту возникла новая проблема: со спиртом нас отказались пустить в самолёт – провоз легковоспламеняющихся жидкостей был запрещён. И тут в дело вступил мой начальник, внеся в осуществление бизнес-проекта свою руководящую лепту. У начальника оказалось с собой официальное письмо от руководителя Сбоковского авиаотряда к руководителю авиаотряда города Анадыря – столицы Чукотского автономного округа. В письме сбоковский руководитель просил своего далёкого коллегу оказать нам возможное содействие в подготовке автопробега, то есть в благородном деле установления дружественных связей между российским и американским народами.

Это письмо мой начальник стал предъявлять работникам московского аэропорта, призывая их пропустить четырнадцать литров спирта в самолёт и тем самым тоже оказать содействие в благородном деле установления связей с американским народом. Разбирательство от рядовых сотрудников перекочевало к руководящим, те почитали письмо, почесали затылки и, раз уж письмо было от коллег, скрепя душу, дали команду пустить не полагающийся к провозу груз на борт.

После решения этой проблемы уже не возникало вопросов, кому из нас, мне или начальнику, таскать на себе «Рояль», и, гремя бутылями, я потащил сумки в салон.

Декабрьский Анадырь встретил нас морозом в сорок пять градусов, который ощущался даже в тот короткий промежуток, пока мы шли от самолёта до аэровокзала. В зале ожидания нам предстояло провести пару часов, поскольку руководитель Анадырьского авиаотряда, как выяснилось после звонка, вылетел по делам в район и в город ещё не вернулся.

Из-за смены часовых поясов мы с начальником пребывали в заторможенном состоянии – у нас дома была глубокая ночь – и всё же почувствовали, что проголодались.

В аэровокзале имелась столовая. Мы встали к линии раздачи и увидели, что по ней между баками с котлетами и вермишелью ползёт громадный таракан.

(Всё это было ещё до того, как назначенный на Чукотку губернатором миллиардер Роман Абрамович преобразил облик Анадыря).

– Что будете кушать? – спросила меня раздатчица.

Я показал ей на таракана. Не говоря ни слова, она сбросила его на пол и снова вопросительно уставилась на меня. Пока я думал, заказывать обед или нет, на поднос выполз ещё один таракан и по-хозяйски стал обследовать лежащие на салфетках приборы.

– Здесь можно где-то ещё поесть? – спросил раздатчицу мой начальник, косясь на насекомое.

– В буфете… Что будете кушать? – обратилась она к следующему за нами человеку.

Я поднял со стульев гремящие стеклом сумки, и мы пошли искать буфет. Он оказался поблизости. Войдя внутрь, я осмотрел полки с товаром – и мне стало дурно. На полках буфета тут и там высились бутыли со спиртом «Рояль». Создавалось впечатление, что непосредственно под продукты буфет выделил лишь небольшую часть своих площадей, а основные из них отдал под торговлю спиртом. У меня ещё была надежда, что цена этого «Рояля» в несколько раз выше той, что я заплатил в Сбокове, откуда проделал путь в семь тысяч километров. Увы, если цена и была выше, то всего на несколько рублей, которые можно было смело отнести за счёт наценки буфета.

Аппетит у меня начисто пропал. Пока начальник обедал, я сидел в зале ожидания, раздумывая о том, куда же теперь девать содержимое сумок, и главное – как же теперь вернуть потраченные деньги?

– Подарим спирт принимающей стороне, – сказал мой начальник, выходя из буфета и вытирая губы. – Нам предстоит встречаться с разными людьми, и каждому мы будем дарить по бутылке.

Кто будет таскать бутылки до разных людей, и как подарки смогут компенсировать материальный урон, начальник не уточнил.

Принимающая сторона вскоре появилась: за нами приехал руководитель Анадырьского авиаотряда. Память не сохранила мне его имя, я помню только отчество – Саныч. Мы познакомились, Саныч отвёз нас в гостиницу и сказал, что в такое-то время заедет на за нами, чтобы отвезти к себе домой на маленький семейный ужин. Это было весьма любезно с его стороны.

В гостинице тоже ползали тараканы: видимо, нам предстояло к ним привыкать.

Я вспомнил, как однажды мы с моим товарищем Мишей ездили в командировку в Нижний Новгород. Гостиница была претенциозная, с недешёвыми номерами, на берегу Волги. Пока мы с Мишей заполняли анкеты, на ресепшн прибежали только что заселившиеся постояльцы и сказали, что в их номере люкс находится крыса!

– Ай! – взвизгнули работницы на ресепшене. – Живая?

– Нет, – взволнованно объяснили постояльцы, – дохлая.

– А мы перепугались, – успокоились работницы. – Так просто выбросите её.

Так что тараканы, это было ещё терпимо.

В назначенный час за нами заехал авиаруководитель Саныч. Он сказал, что на семейном ужине будет также его друг – командир чукотских военных лётчиков. Почему такое внимание было уделено нашим скромным персонам, выяснилось позже. Страна переживала не лучшие экономические времена, инфляция давно съела завидные северные заработки, их-за которых люди в своё время ехали на Чукотку, а потому многие задумывались об отъезде. Саныч и его военный друг Палыч тоже задумывались и активно налаживали связи с представителями коммерческих структур на Большой земле. Мы как раз были такими представителями, да ещё и с рекомендательным письмом от коллег-авиаторов.

Раз принимающих начальников было двое, то на семейный ужин я взял не одну, а две бутылки «Рояля». Надо ли говорить, что на накрытом столе уже высился литровый «Рояль», но делать нечего, я подарил хозяевам и Палычу ещё и свой.

Мы выпили, подружились, и местные авиационные начальники пообещали нам всяческое содействие не только в прокладывании маршрута будущего автопробега, но и в налаживании деловых контактов с чукотскими зверохозяйствами, производящими шкурки пушного зверя песца.

Про дефицит алкогольной продукции они сказали, что, да, была такая проблема некоторое время назад, но сейчас проблемы нет – в каждом киоске продаётся спирт «Рояль». Тем не менее они поблагодарили за подарок и сказали, что, вот, у нас в России так заведено, русский человек не любит идти в гости с пустыми руками. А если уж принимает далёких гостей – то подарки заготовит обязательно.

Тут же Саныч поведал историю, как некоторое время назад он обменялся дружественными визитами с руководителем гражданской авиации с Аляски. В прошлое уходила «холодная война» с её недоверием и враждебностью, и обе стороны, русские и американцы, хотели возвести между своими странами и континентами неформальные мосты.

Сначала по приглашению Саныча к нам прилетел американец, звали которого Фрэд. Наши постарались не ударить в грязь лицом. Профессиональный интерес Фрэда удовлетворять особо не стремились, ибо в Анадыре гражданская и военная инфраструктуры находятся бок о бок, а подпускать к военным объектам американца, хоть бы и дружественного, сочли излишним.

Поэтому коллеге Фрэду быстренько показали аэропорт и несколько гражданских самолётов, а всё остальное время посвятили демонстрации русского гостеприимства: возили его на упряжках, парили в бане. А уж кормили! Сибирскими пельменями, дальневосточными крабами, солёными грибами, привезёнными из последнего отпуска. Жена Саныча то стряпала пироги, то заводила блины, то создавала шедевры из парной оленины. Про красную икру и говорить не стоит: перед гостем ставили её в глубоких тарелках.

Саныч и Палыч были большими любителями пива. Они научили гостя пить пиво по-русски: с вяленой и копчёной рыбой. Раньше гость никогда не пил пиво больше двух бутылок, а тут перед ним выставили две трёхлитровые банки.

– О, это очень много! – пытался отнекиваться гость.

– У нас есть время, – успокаивали его Саныч с Палычем. – Надо пить, пока свежее.

– Но разве нельзя купить свежее потом?

– А это куда девать?

Не рассказывать же было гостю, что за свежим пивом для него пришлось сгонять в Магадан военный самолёт. Полторы тысячи километров туда, полторы тысячи обратно – расстояние, конечно, не слишком большое, но раз уж привезли, надо пить.

Уезжал гость домой пополневший, уставший, довольный. В самолёт за ним ввезли огромную телегу подарков.

– Большая тяжесть для самолёта, – показывая на подарки, смеялся гость.

– Ничего, довезёте, мы от чистого сердца.

– До свиданья! Спасиба! – по-русски кричал гость с трапа. – Com to visit! Com to Alaska!

– Приедем, если пригласите.

Спустя какое-то время последовало приглашение от американцев, и вот уже Саныч отправился с ответным визитом в Анкоридж к другу Фрэду.

Друг Фрэд встретил Саныча с широкой американской улыбкой, поселил у себя в доме, но сразу извинился, что слишком занят на работе. Впрочем, среди недели Фрэд обещал прийти пораньше, чтобы показать русскому другу город. Также предусматривалась часовая экскурсия по лётному хозяйству. Всё остальное время Саныч в доме у Фрэда изнывал от безделия, питаясь заказанной для него пиццей.

Но вот наконец у Фрэда наступил выходной. Было объявлено, что этот день они отметят грандиозной вечеринкой с пивом – так, как это любят делать в России. Все расходы на принимающей стороне, гостю надлежит только отдыхать! Фрэд с Санычем сели в машину и поехали за пивом в магазин.

В магазине продавалось несколько сортов пива. Изучив ценники, Фрэд сказал, что, по его мнению, пиво здесь дороговато, и есть смысл поискать дешевле. Они приехали в другой магазин. Цена там Фрэду тоже не понравилась. Они поехали в третий, потом в четвёртый. В пятом магазине цена Фрэда более-менее устроила. Себе Фрэд взял только одну баночку, а Санычу шесть. Также, зная вкусы русского гостя, была куплена рыба. Ну, и пицца.

Дома у Фрэда они выпили пива, вспомнили Россию, посмотрели телевизор и поели пиццу. На том грандиозная вечеринка завершилась. А через несколько дней Саныч отправился домой. Перед отъездом хозяева вручили ему сувенир с надписью «Аляска» и шарфик для жены. И Саныч, краснея, вспомнил, что захватил с собой в Америку под предполагаемые подарки две безразмерных сумки.

Так закончился этот визит, давший впоследствии повод Санычу и его друзьям рассуждать о различиях двух народов. Мы поговорили за столом о том, что они там работают не так, как мы, едят и пьют не так, как мы, а главное – тратятся не так, как мы. Моё мнение заключалось в том, что всё зависит не от народа, а от конкретного человека, и я, например, знаю американцев, мало того что не жадных, а напротив – гостеприимных и щедрых людей.

– Но вот то, то касается подарков заграничным друзьям, – согласился я, – то тут мы, да, впереди планеты всей. И мне хочется рассказать вам одну историю, в которую, хоть она произошла со мной, сам я до конца так и не верю.

Глава 16

Вообще-то, Саныч был прав: черта одаривать иностранцев в крови у нашего народа. Я вспоминаю, как однажды был участником международного «Каравана культуры». Основу «Каравана» составляли западные европейцы и граждане США, и ехали мы поездом из Москвы в Улан-Батор (Монголия) с остановками в крупных российских городах.

Собственно русских участников в «Караване» было немного, и каждый из нас считал свои долгом подарить что-нибудь иностранным гостям, или угостить их в ресторане. Иностранные гости принимали подарки и угощения, но практически никогда не отвечали взаимностью. Мы сочли их людьми прижимистыми. (Кстати, исключение из общей массы составляли как раз американцы – по крайней мере, одна семейная пара, с которой, будучи включённым в одну группу, я провёл немало времени. Те, даже если открывали колу, или чипсы, первым делом предлагали их мне. А может, я производил впечатление хронически недоедающего человека).

Так вот, я думаю, что дело не в прижимистости западных друзей, и вообще, не в них – дело в нас. Ибо в общении с иностранцами мы считаем себя не отдельно Петей, Машей, Димой – мы считаем себя Россией, как ни высокопарно это звучит. Подсознательно мы воспринимаем себя даже не отдельным народом, а отдельной цивилизацией и не можем позволить, чтобы о нас кто-то думал плохо. А нашим западным друзьям всё равно, что о них думают. Они тоже воспринимают себя отдельной цивилизацией, но такой… что чуточку выше, чем все остальные.

Поэтому в «Караване культуры» мы делали подарки как бы от всей страны, а они принимали их как должное. Я жил с ними бок о бок целый месяц: в одном купе, в одной квартире, в одном доме – с немцами, голландцами, американцами, французами – и только укреплялся в своих умозаключениях. Конечно, любое обобщение не истинно, то есть нельзя всех грести под одну гребёнку, как говорил курьер Лёша Воронин, когда в Москве остановился посмотреть на шумную акцию протеста и получил от омоновца палкой между лопаток. Но в целом, мне кажется, подобные выводы справедливы.

В России мои западные друзья из «Каравана культуры» считали достойным посмотреть только две вещи: Красную площадь и великую русскую реку Волгу. Красную площадь в Москве они уже видели, оставалась Волга, через которую, вообще-то, маршрут «Каравана» не пролегал. Мне же хотелось показать им первозданную красоту и необъятные просторы своей страны, которые меня самого несказанно восхищали.

– Вот это да! – восклицал я, глядя в окно, когда мы проезжали Обь. – Ну, где ещё увидишь такое?

– Что это, Волга? – быстро приподнимали они головы с полок (со мной в купе ехали немец, голландец и американец).

– Нет, это сибирская река Обь!

– А-а, – укладывались они обратно.

– Смотрите! – раскидывал я руки над неторопливо и грозно шевелящимся Енисеем. – Какая ширь, какая мощь!

– Волга? – подбегали они и отходили ещё до того, как я окончательно произносил неизвестное им название.

– А это… – начал я перед Ангарой и понял, что окончание фразы может быть только одним: – …Это великая русская река Волга!

– О, – оживились они, щёлкая фотоаппаратами и обмениваясь впечатлениями.

После чего к окну больше не подходили: всё, что стоило здесь видеть, они уже видели.

Но, повторюсь, не стоит всех грести под одну гребёнку. Приехав в Монголию, я оказался в другой группе – с француженкой и парой пожилых американцев. Особенно мне понравились американцы. (Я уже говорил про них? И про чипсы с колой говорил? Ну, что ж, про хороших людей можно сказать и дважды). Эти трое проявляли гораздо больший интерес к окружающему, хотя у американцев он был, скорее, профессиональным: они снимали фильм про Россию и Монголию, рассчитывая продать его потом какой-нибудь телекомпании.

В Монголии участники «Каравана культуры» селились в семьях. Нам четверым повезло: мы попали в семью бывшего министра монгольского правительства. Жилищные условия, которые он нам предоставил – свою четырёхкомнатную квартиру и дачу – были весьма приличными, ибо, например, некоторые другие участники «Каравана» оказались лишены даже нормального водоснабжения.

Министерская квартира нашего хозяина напоминала квартиру обычного советского инженера, разве что имела больше комнат, да бархатные обои на стенах. А дача была куда как скромнее средних российских дач, представляя из себя маленький домик с клочком не засаженной земли. Тем не менее эта дача выделялась среди совсем уж крохотных вагончиков соседей, как и подобает выделяться загородной недвижимости бывшего члена правительства.

Хозяин наш учился в Москве, его дочь жила в Москве, и жену, грузинку, он в своё время привёз из Москвы. Поэтому их гостеприимство были сродни российскому, к тому же помноженное на гостеприимство грузинское.

Конечно, мне запомнились мероприятия, проводимые властями для всех участников «Каравана культуры»: и посещение буддистских монастырей, и монгольские танцы в государственном театре оперы и балета, и скачки лихих наездников в степи, и показательные стрельбы монгольских лучников в национальных костюмах (зрелище, пробудившее генетический страх у русской делегации), и дегустация местного кумыса, и обед из конины, запечённой по рецепту кочевников.

Но думая о Монголии, я вспоминаю и дружеские вечера у наших хозяев, когда мы всей интернациональной командой допоздна сиживали за рюмочкой монгольской водки.

И ещё в одном постарался услужить хозяин своим гостям. Другие участники «Каравана» передвигались по Улан-Батору пешком. Мы же ездили на автомобиле! У нашего хозяина не было своей машины, не полагалась ему уже и машина служебная. Более того, он находился в оппозиции и даже в конфликте с действующим правительством. Но, задействовав старые связи, всё же сумел договориться насчёт чёрной «Волги» и водителя, который возил нас на дачу и обратно.

Лишь советский человек может понять, чем была «Волга» ГАЗ-24 чёрного цвета в Советском Союзе. Была она машиной номенклатурной и полагалась только руководящим работникам высокого ранга.