Такой же маленький, как ваш

Я не стал мелочиться и заказал там межкомнатные английские двери с установкой и врезкой ручек. К моему удивлению пришедшие из известной в городе фирмы мастера были не то чтобы совсем пьяны, но изрядно выпивши. С тех пор межкомнатные английские двери мои закрываются плохо. А после установки первой же ручки «мастеров» я выгнал совсем, потому как, устанавливая ручку, они сломали дверь. Хорошо что проверять работу пришёл лично директор «Спарты». Я показал:

– Безобразие!

Он согласился.

Я сказал:

– Надо менять.

Он не возражал.

Я попросил:

– Лучше в ближайшее время, пока идёт ремонт.

Он обещал.

И обещал ещё долго. Год. Вначале у них закончились двери, которые вот-вот должны были подвезти. А потом он заявил, что прошёл уже год, и за этот год я сам сломал свою дверь.

Я что-то доброе сказал ему на прощанье и ощутил в душе уже знакомое чувство неприязни к директору-хмырю.

После того как ничего не получилось с известной в городе фирмой, я решил на врезку ручек пригласить мастера по рекомендации. Таковой нашёлся. Он работал учителем труда в соседней школе. Это был приятный молодой мужчина, который восторгался нашей квартирой и шутил с детьми.

Когда работа была закончена, обнаружилось, что врезанные им ручки находятся на разной высоте – по причине, как он объяснил, «небольшой ошибки в расчётах». С тех пор мы стараемся двери в соседних комнатах одновременно не закрывать: слишком видна разница. Но мастер был учителем, учителя получают мало, и, ощущая в душе раздражение, я выплатил ему деньги сполна, что-то доброе процедив на прощанье.

За учителем труда пришла бригада краснодеревщиков. Краснодеревщики таскали мне материалы с основного места работы и вели себя с большим достоинством. Ещё бы! Говорили, будто они оформляли интерьер одного из наших посольств! И пусть мой заказ отличался от заказа посольства – хотя, кто знает, может, они там тоже делали антресоли под банки с огурцами? – получалось, что отныне нашу семью с дипломатией связали невидимые нити, или, если хотите, невидимые гвозди и шурупы. И в дыме папирос краснодеревщиков мне чудились дальние страны с причудливыми ландшафтами, где мои друзья-послы решают важные внешнеполитические проблемы.

Эти видения были столь сильны, что сквозь них я не сразу заметил, как краснодеревщики начали откровенно халтурить, а многочисленные доделки вообще оставили мне, потому что по неосмотрительности я заплатил им деньги вперёд. Досадуя на себя и халтурщиков и рискуя разжечь дипломатический скандал, я посылал им вслед проклятия, которых, впрочем, они не слышали, от чего я досадовал ещё больше.

Тогда же, во время первого ремонта, я твёрдо намеревался заменить пол, слишком уж он задевал моё предпринимательское самолюбие. Я видел это так: паркет. Да-да, непременно паркет. Пусть не дубовый, пусть берёзовый, но хороший такой, качественный, планочка к планочке. Это был бы достойный ответ бывшим хозяевам квартиры. Имелась у меня на примете и фирма, такой паркет кладущая, а с её директором, Витей Пылёвым, мы были неплохо знакомы.

– Витя, – сказал я, – через три недели у меня приезжает из отпуска Оля с детьми. Мы можем успеть?

– Ещё и время останется, – заверил меня Витя. – В ближайшие дни жди.

Раз договорились – я жду.

(Так и хочется добавить «пожду». Это наши соседи, Вася с женой. Хорошие люди. Вася работает водителем, и как это часто бывает с водителями – пьёт. Приходит Вася однажды домой, с большим трудом приходит, а навстречу ему жена – в коридоре очень слышно:

– Та-ак. Я его жду-пожду! Жду-пожду! А он в таком виде является!

– Млчи, кзлуха, – отвечает Вася.

– Что ты сказал?! Ах ты, бл…

Ну, и так далее).

Так вот, я жду-пожду, жду-пожду, нет паркетчиков. Стал звонить Вите.

– Понимаешь, – сказал Витя, – у нас паркет закончился. Покупаем мы его далеко, в Подберёзовском районе, но и там его сейчас нет.

– Ты бы хоть меня предупредил, – попенял я Вите.

И сам занялся поисками паркета. Позвонил в Подберёзовский район, нашёл то деревообрабатывающее предприятие, начальницу цеха, объяснил ситуацию, попросил продукцию, пообещал подарок – и договорился! Побежал на вокзал, нашёл проводника с местного поезда, идущего через Подберёзовский район, проводника попросил, проводнику заплатил, передал ему деньги за паркет плюс подарок для начальницы. По возвращении поезда нанял машину, бригаду грузчиков и привёз заказ домой. Всё, паркет лежал у меня перед дверьми! Я звонил Вите Пылёву.

– Отлично! – сказал Витя. – У меня сейчас люди на другом объекте, и как только освобождаются, я бросаю их к тебе. Жди.

Я жду-пожду, жду-пожду, ни людей, ни Вити. Стал звонить ему, стал искать его и наконец нашёл. Витя был возбуждённый и радостный.

– Эдя! – закричал он в трубку. – У меня сын родился! Сын!

– Да ты что?! – закричал я в трубку. – Поздравляю, поздравляю!

А сам подумал, что до приезда семьи осталась всего неделя. Времени в обрез.

– Я понимаю, Витя, тебе сейчас не до того, но к кому из твоих людей мне подойти?

– Ни к кому, Эдя, ни к кому! Для тебя я сам распоряжусь. Паркет ведь уже есть?

– Есть.

– Отлично. Жди.

За три дня до приезда я кинулся искать паркетчиков по объявлению в газете.

– Сколько дней? – спросили они. – Три? Нет, не успеть, хотя бы на пару дней раньше.

С тех пор мы живём без паркета.

А через несколько месяцев Витя сам меня нашёл. Ни словом ни полусловом не обмолвившись о нашей последней беседе, он горячо заговорил:

– Эдя, есть перспективное дело, очень прибыльное. Я сейчас строю свой бизнес и собираюсь получать хорошие деньги.

– Рад за тебя, Витя, искренне рад.

– Предлагаю присоединиться. В основе бизнеса лежит американский оздоровительный продукт…

– «Гербалайф», что ли?

– Послушай. Я сам его ем. Посмотри на меня…

– Вить, я неплохо знаком с «Гербалайфом», когда-то сам занимался.

– Чувствую себя великолепно! Но кроме того, это приличный бизнес…

В общем, мне составило определённого труда отбиться от новоявленного дистрибьютора.

– Пылёва видел, – сказал я дома Оле, – «Гербалайфом» занялся.

И пожалел, что сказал. Жена моя, как многие женщины в канун лета, срочно собиралась худеть.

– Надо купить, – сказала она. – Может, Пылёв и скидку сделает.

На встрече с Олей Пылёв всячески старался «подписать» её, а заодно и меня, в распространители.

– Мы всё это знаем, – отнекивалась она. – Эдик даже супервайзером был.

– Супервайзером?! – ахнул Пылёв. – Международным?

– Не знаю, – сказала она. – А междугородный есть?

– Нет.

– Значит, международным.

Это произвело на Пылёва впечатление. Больше он Олю не «подписывал», продал ей набор в самом деле со скидкой и обещал каждый день звонить, осведомляться о здоровье и консультировать.

– Не надо, Витя, – пыталась уговорить она его, – я всё это знаю.

Я же Олю успокаивал, что Пылёв не то что каждый день, а вообще ни разу ей не позвонит. И ошибся. Один раз звонок всё-таки раздался.

– Как дела? – спросил её Пылёв озабоченно. – Как стул?

И не получив вразумительного ответа, пропал, теперь уже навсегда.

Но это было чуть позже, а тогда, после истории с мастерами-отделочниками, которая закончилась бесполезной паркетной беготнёй, я почти разуверился в окружающих меня людях. С грустью созерцал я девственные штабеля паркета у своей двери и в жанре плача с пафосом восклицал:

– Да умеем ли мы хоть что-то делать по-хорошему?! Да как, скажите вы мне, мы в космос-то полетели?

И на мой взгляд, такая постановка вопроса имеет право на существование. Не так давно я отвёз машину в автосервис своему знакомому слесарю Пете, и там по недосмотру она снялась с ручного тормоза и въехала в стену. Конечно, прямо в сервисе мне машину и выправили, дверь починили и крыло, но когда я смотрю на повреждённую фару, мне до сих пор кажется, что целая она выглядела лучше.

Упомянув знакомого слесаря Петю, я должен несколько поправить начальный тезис, заменив выражение «умеем ли мы хоть что-то делать по-хорошему» на «умеем ли мы что-то РУКАМИ делать по-хорошему». Потому как этот Петя человек в своём роде незаурядный, получивший среди друзей прозвище «Спермозавр». В то время когда я с ним познакомился, ему было под пятьдесят. И он был женат, имел любовницу и всем другим видам отдыха предпочитал баню с представительницами прекрасного пола. Значит, умеем кое-что! Значит, можем кое-чем!

А так-то Петя мужик неплохой (если вам хочется продолжить простонародную поговорку, я не буду возражать). Делает нормально и берёт, не жадничая. И единственное, в чём я могу его упрекнуть, так это в том, что во время работы он забывает, куда кладёт зажженную сигарету. А кладёт он её преимущественно на заднее сиденье моей машины, на котором потом остаются глубокие чёрные дыры. У меня сейчас таких четыре.

В общем, было время, когда я во всех разуверился и возроптал. И хорошо, что нашлись те, кто вернул мне веру в ближнего. Есть такие люди, есть! Но нас мало. Это я шучу. (Это я кокетничаю, что шучу). Мало их, и сразу не разглядишь. Они по виду такие же, как другие, они маскируются под всех. Но стоит увидеть их работу, становится ясно: вот они, родимые, вот же они!.. Моё почтение! Вы починили? Что ж, не плохо. А это, сами додумались? Очень даже хорошо. Тогда рад сообщить, что вам присвоено почётное звание «Соль земли» с вручением знака «Надежда наша и опора». И извольте получить за работу.

Мне ныне ремонтирует машину один из них (извини Петя, сидения жалко) – механик Степан. Познакомившись с ним, начинаешь понимать, как мы полетели в космос, и не понимаешь, почему не полетели раньше, хотя бы на месяц, или на пару недель. У меня парикмахер такая – Таня. Когда смотришь на её работу – прошу прощения, на себя, – в душе распускаются фиалки, и мнится, что все люди на земле талантливы, трудолюбивы и честны.

И, прибывая в сём мнении, ты уже не лезешь проверять, какие сливы в овощном киоске взвешивает тебе продавщица: конечно, хорошие, какие ещё?! Ведь у неё такое уверенное, почти как у Степана, лицо и такой приветливый, почти как у Тани, взгляд. Где вы, Брюлловы и Серовы, Есенины и Блоки?! Отчего не толпитесь вы у дверей киоска и вместе со мной не любуетесь труженицами овощного прилавка, отчего не поёте их красные губы, их пре-красные лица и премощную грудь?!

И отчего лишь дома обнаруживается, что купленные тобою сливы на треть порченные? Вон они в ведре лежат, я их уже выбросил. Оля спрашивает: «Что это?» Что-что, сливы. А продавщица – бесстыжая.

Но ведь есть – не может не быть! – среди десятков продавщиц овощных киосков такая, которая скажет:

– Я не буду вам накладывать – да что там! – не буду ложить эти сливы, они не очень свежие, а положу – пусть будет наложу! – из другого ящика только хорошие.

А хозяину объяснит:

– Эта продукция испортилась, и я не стала её продавать.

– Ай, как правильно сделала! – воскликнет хозяин. – Дай я тебя за это расцелую.

Мне кажется такое бывает. Просто надо, чтобы вам повезло.

Как в процессе прошлого ремонта повезло-таки мне. Это был тоже плиточник. И звали его Саша. Я пригласил его отделывать ванную. Он пришёл работать с сыном, скромным молодым человеком, студентом первого курса политехнического института, и сказал:

– Сделаем, хул…, Эдик, не волнуйся. Всё, бл…, будет по высшему разряду.

Да, он матерился! Но матерился, как пел! И работал, как пел! И пел, когда работал. И опять матерился. Он выложил плитку, установил сантехнику, заделал потолок, доклеил обои, покрыл лаком плинтус, скрыл проводку и привёл в порядок то, что осталось от непутёвого учителя труда, напыщенных краснодеревщиков, плутоватой фирмы и иже с ними. И при этом в конце каждого дня Саша с сыном подметали полы и выносили строительный мусор на улицу. Мама дорогая! Да если бы так все работали, то пусть бы они себе матерились на здоровье. Мы всей семьёй стояли бы рядом и матерились с ними вместе!

Но, увы, работают так не все.

И теперь, наверное, вам становится понятным, какую гамму чувств я испытывал перед надвигающимся вновь ремонтом, памятуя обо всём, что пережил пять лет назад. Но отступать было некуда, ибо если бы мы не сделали ремонт в нынешнем году, то… то можно было бы его, конечно, сделать в следующем… Господи, как всё-таки хорошо, что это уже позади! А было время, когда оно только начиналось…

Здесь я прерываюсь, ибо чувствую, что дошёл где-то до середины повествования.

Сейчас мы живём заботами первых дней первого класса: Полина пошла в школу. И тихонечко фонареем: в день задают по нескольку страниц прописей, математики, родной речи и английского. При этом, например, на второй неделе учёбы они занимаются фонетическим разбором слова, письменно и устно: звуки гласные-согласные, согласные твердые-мягкие, глухие-звонкие, ударения, слоги. В наше время под фонетический разбор слова в пионеры принимали (или уже выгоняли?). Самое удивительное, что Полину этот разбор нисколько не смущает, она с ним вполне справляется. Гораздо труднее ей даются крючки в прописях.

– Пап, – спрашивает она меня задумчиво, – что наш президент делает, вот чем он занимается?

– Разными государственными делами.

– Какими, например?

– Ну, например, встречается с другими президентами.

– Это легко. Легче, чем крючки писать. Его, наверное, их и писать никто не заставляет. И кроме того, представляешь, сколько подарков на день рождения?!

А по английскому они учат диалоги, а перевода в учебнике нет! Вроде как дети должны это уже знать. Моего английского на первые две недели учёбы хватило. Что будет дальше, сказать затрудняюсь.

Но это особенности гуманитарной гимназии. Ксения «Войну и мир», если не ошибаюсь, в шестом классе проходили. А в этом году у них – восьмой класс! – по зарубежной литературе «Гаргантюа и Пантагрюэль», а также «Декамерон». М-да.

Грибы. В Бродинске нынче грибов – море. Бабки собирают их в черте города и тут же, отойдя пару шагов, продают. А уж из леса грибов везут кто сколько может. Причём попадаются гигантские. Два пацана нашли гриб весом пять килограмм, и съедобный! Но у нас с Олей получилось съездить только один раз. Зато по грузди. Зато набрали. И никого не встретили, хе-хе.

Дед с бородой и в плаще, который всегда торгует грибами у магазина и у которого мы в прошлом году купили опят, неожиданно сменил плащ на новый. Не знаем, чего от этого ждать, худа или добра. Думаем, что добра.

Вот и всё пока. Желаю вам добра также, не болейте. А я как соберусь, сяду за продолжение.

С тем остаюсь искренне ваш

Эдуард Сребницкий.

P.S. Встретил знакомого, он рассказал, что ремонтировал машину у механика Степана, и тот забыл закрутить колесо, которое в дороге чуть не отпало. Хорошо всё-таки, что мы не полетели в космос на две недели раньше!

Глава 9

Здравствуйте, Гена, здравствуйте, Таня, здравствуйте потомственные Григорьевы!

Итак, мы готовились к новому ремонту. Вначале, как уже сообщалось, нужно было найти тех, кто будет его делать.

Перво-наперво я стал названивать проверенному плиточнику Саше. Но его телефон не отвечал. Через третьих лиц удалось узнать, что Саша теперь не просто Саша, а предприниматель-бригадир! Что бригада Сашина занимается отделкой элитных квартир, что очередь к нему на несколько месяцев вперёд, что Саша сам переехал в новую квартиру, и номер телефона у него сменился. А какой сейчас номер, третьи лица не знали. Это было досадно. Честно говоря, я рассчитывал на Сашу. Но ведь не сошёлся же на нём свет клином!

Я полистал записную книжку и обнаружил в ней Аллу Михайловну. Алла Михайловна работала в строительном управлении и организовала нам несколько лет назад ремонт офиса. Я позвонил и предложил ей организовать теперь ремонт нашей квартиры.

Алла Михайловна встретила моё предложение без энтузиазма: то да сё, времени мало, на садовый участок приходится ездить, да и… объём, честно говоря, маловат. Но у неё есть на примете одна хорошая семейная пара, работают в управлении внутренних дел, в милиции, отделочниками.

– В милиции, отделочниками? – насторожился я. – Кого они там отделывают?

– Не «кого», а «что», – засмеялась Алла Михайловна. – Строительные объекты. Самому начальнику управления генералу Потапову дачу отделывали. Устроит качество дачи Потапова?

– Не знаю, не видел. Наверное, устроит. Такой человек!

– Тогда я поговорю, – сказала Алла Михайловна, – а вы им позвоните.

Я позвонил. Хорошая семейная пара оказалась в предпенсионном возрасте. Я разговаривал с женой. Она всё время охала и называла мужа «он».

– Звонила вам Алла Михайловна? – спросил я.

– О-ох, звонила.

– Ну и что, возьмётесь?

– О-ох, а что нужно делать-то?

– Косметический ремонт в квартире.

– Не знаю, возьмёмся, наверное.

Я засомневался. Ремонт мне нужен был энергичный, в сжатые сроки.

– А вы сможете? – стараясь быть деликатным, поинтересовался я. – Извините, конечно… сил достаточно?

– О-ох, достаточно.

– Ага… Вдвоём предполагаете работать или кого-то ещё возьмёте?

– Вдвоём, я и он.

– А когда думаете приступать? У меня дети на каникулы через неделю уезжают, неплохо бы и начать.

– О-ох, через неделю не получится, мы на объекте, дней через десять только я освобожусь, а он там ещё неделю будет.

Я подумал.

– Хорошо. Всё-таки Алла Михайловна рекомендовала. Десять дней и неделя – это семнадцать дней. Потом сможете приступить?

– Наверное, сможем. Надо с ним поговорить. Давайте завтра позвоните.

Я позвонил завтра.

– Ну, и что сказал «он»?

– Он сказал – сможем.

– Очень хорошо! А не подведёте?

– Не-ет, раз он сказал – то нет, о-ох.

Это мне нравилось. Где-то там на неведомом объекте стоял в милицейском бушлате мужчина, некий «он», который решал все проблемы и давал обязательства. Это мне нравилось. Так и должно быть. На время я выкинул ремонт из головы, целиком отдавшись приезду отца, отправке с ним детей на отдых в Миасс и пьянящему чувству свободы, охватившему нас после их отбытия.

По прошествии двух недель я решил сделать контрольный звонок.

– Как наши дела? – бодрым голосом спросил я у охающей жены. – Через четыре дня приступаем?

– О-ох, – вздохнула она. – А что нужно делать-то?

– Как? – растерялся я. – Мы ведь уже всё обсуждали, косметический ремонт в квартире.

– О-ох, надо с ним поговорить.

– …А вы не разговаривали?!

– Разговаривали, но столько времени прошло. Давайте завтра позвоните.

Я встревожился и не напрасно.

– Он сказал, что не будем делать, – сообщила на следующий день она.

– Как, не будем? – опешил я. – Вы ведь обещали, я ждал.

– О-ох, некогда нам.

– Но может, вы ещё раз поговорите с мужем, может, выберете время? Я заплачу.

– Не-ет, раз он сказал – то нет, о-ох…

В общем, всё начиналось, как пять лет назад. И положа руку на сердце, я этому не очень удивился.

И всё же отделочники нашлись. Сам не думал – по объявлению в газете. И, понятное дело, не сразу. Потому что в газете все предлагают сделать не просто ремонт, а «евроремонт», и желательно метрах так на двухстах. А евроремонт – это не значит очень хорошо, это значит очень дорого. У нас вообще «хорошо» и «дорого» – не всегда совпадающие характеристики.

Тут по телевизору показывали шоу-звезду Бориса Моисеева. Живёт Борис Моисеев в элитном районе в супердорогой квартире с невероятно дорогой отделкой. И, беседуя с корреспондентом, жалуется, что в этой супердорогой квартире то тут отпадает, то там отклеивается. А у его соседа сверху – мужика, по-видимому, тоже не самого бедного – постоянно лопаются трубы и заливают красного дерева паркет, а заодно и квартиру Бориса Моисеева. Мужик делает ремонт у себя, делает ремонт у Бориса Моисеева, меняет паркет и трубы, а те спустя время всё равно лопаются: кто-то что-то там в своё время неправильно рассчитал, или не там провёл. Но, в общем, есть в этом и свои преимущества: Борису Моисееву самому ремонт делать не надо.

А мне надо, у меня такого соседа нет. Хотя сверху, бывает, нас тоже топят. Уже после окончания работ я со слезами наблюдал, как по нашим свежим стенам тонкой струйкой побежала вода. И я побежал к соседям наверх и бегал потом туда через каждые пятнадцать минут, надеясь, что кто-то из них вернётся домой. Но они всё не возвращались. Поэтому я позвонил в жилищно-эксплуатационную контору и попросил что-нибудь предпринять. Пришла мастер.

– Это у них течёт? – недоверчиво спросила она. – А может, это у вас течёт. У вас нигде не течёт?

– У меня нигде не течёт, – заверил я её.

– А точно течёт? – спросила она. – М-да, течёт. И давно течёт? Так сходите наверх к соседям.

Выяснив, что меня и самого уже посещала такая мысль, она задумалась.

– Мы, конечно, можем перекрыть воду, – сказала она, – но только во всём доме! До следующего дня!

И пристально посмотрела на меня, словно проверяя, способен ли я совершить такое? Можно ли со мной идти в разведку?

Разумеется, на такое я был не способен.

– Вот и хорошо, – сказала она и ушла.

А я побежал наверх. И суждено мне было сбегать ещё несколько раз, прежде чем соседи наконец пришли.

Признаться, знакомства с соседями сверху я ожидал с любопытством и некоторым волнением. Потому что мы с ними, даже не зная друг друга, являемся на самом деле людьми не чужими, и можно даже сказать, близкими, будучи давно и крепко связаны одной общей страстью: встречать каждую утреннюю зорьку. Ровно в пять часов пятьдесят минут. И нам с Олей, например, для того, чтобы зорьку не проспать, совсем не нужен будильник. Потому что у нас с соседями сверху один будильник на две семьи.

Их проклятый будильник!!!! Чего бы только я не отдал, чтобы лично его уничтожить! Чтобы разбить, растоптать, рассыпать на мелкие пружины! Во сколько бы мы ни легли и как бы ни хотели выспаться, каждый день ровно в пять часов пятьдесят минут это исчадие часовой промышленности начинает оглашать окружающее пространство нечеловеческими монотонными звуками побудки.

Скажите, где выпускают такие будильники, чья воспалённая ненавистью к ближнему голова наделяет их столь страшными способностями?! Такие звуки невозможно не услышать сквозь самый крепкий сон, от них нельзя спрятаться ни под одну подушку. Они в мгновение ока поднимают на ноги всё живое и, я подозреваю, неживое вокруг. За исключением наших соседей сверху. Иначе чем объяснить, что их адская конструкция звонит не переставая две-три минуты кряду? А затем, спустя время, ещё раз. И если вам вдруг удалось забыться тревожным сном после первого светопреставления, то следующее настигает вас уже наверняка.

И вот встреча с соседями состоялась. Выяснилось, что соседи у меня не такие, как у Бориса Моисеева.

– Чё? – уперев руки в боки, воинственно начала наступать на меня худая маленькая женщина в застиранном халате. – Где у нас протекает? Нигде у нас не протекает!

А её муж, такой же невысокий мужичок в несвежей вытянутой майке, засуетился и заверил меня, что сейчас всё ликвидирует.

Разочарованный увиденным я спустился к себе и, поскольку Оля ещё не пришла с работы, принялся сам вытирать с пола воду, слушая через вентиляционную трубу голос соседки, которая, также собирая воду, зло говорила мужу:

– Щас эти богатые снизу захотят предъявить нам за ремонт!

Предъявлять мы не стали, благо ущерб оказался минимальным, но интересно было узнать, что в подъезде о нас, оказывается, существует определённое мнение, и оно достаточно лестное, ибо ставит меня даже выше Бориса Моисеева, несмотря на его деньги. У них ведь в подъезде у всех деньги. О нём ведь сосед сверху не скажет: «Этот богатый снизу». А о нас говорят!

…Тут как-то Полина пришла из школы и рассказала стихотворение, которое они выучили по учебнику «Основы безопасности жизнедеятельности»:

Если папа твой богат,

Ты не хвастай всем подряд –

Все богатства из квартиры

Вмиг утащат рэкетиры!

Очевидно, авторы учебника полагают, что богатства держат исключительно в квартирах, а рэкетиры – это люди, которые лазают по домам. Да и вообще, спасибо на добром слове.

И всё-таки я его нашёл, своего отделочника, вы это уже поняли. Женя. Он стоял шестым в графе «Ремонт и обустройство жилья». И когда я ему позвонил, на все вопросы отвечал: «Конечно».

– Вы делаете ремонт?

– Конечно.

– А в обычных трёхкомнатных квартирах?

– Конечно.

– Обои, потолки, пол?

– Конечно.

– Завтра сможете прийти посмотреть?

– Конечно.

Женя был молод, улыбчив, скуласт. Ходил уверенно, но в то же время почтительно, говорил по делу и слушал со вниманием. Расценки его мне понравились. Хотя полного доверия пока не было.

– Для начала, – сказал я, – сделаете одну комнату, а там видно будет.