Такой же маленький, как ваш

В Голицино же теперь ездить стало одно удовольствие. И Олин папа отправился к родным очагам. Но оказалось, очага уже нет: на месте их дома чернела распаханная под посевы земля.

– Слушай, Колька, – сказал папа своему двоюродному брату (в пензенской глубинке все друг друга до старости называют Колька, Петька, Ванька, Светка, и даже дедушка у них – дедушка Мишка). – Слушай, Колька. Пусть дома нет, но есть же земля! А говорят, если к родной земле телом прижаться, сил наберёшься. Давай полежим.

– Давай, – согласился Колька (Кольке было далеко за семьдесят).

Скинули они верхнюю одежду, улеглись в трусах на землю, принялись беседовать.

В это время мимо проходили люди. И проходя, стали коситься: лежат посередь поля в исподнем два мужика, вроде, не пьяные, и разговаривают. Не прошло и получаса, как со стороны, куда проходившие убыли, примчалась вся деревня: старые, малые – все, кто мог ходить.

– А, Колька, – узнали деревенские, – здорово!

– Здорово.

– Щаво это т вы тут делайте?

– Да вот брат Васька приехал, на родной земле решили полежать.

– А-а. А нам сказали, там два зращенца лежат.

– Кто лежат?

– Ну, эти… зращенцы. Мы уж обрадовались.

– А щаво обрадовались-то?

– Да как же? Интересно поглядеть.

…А мои бабушка с дедушкой жили в уральском городе Миассе, который когда-то по-настоящему стал расти вокруг медеплавильного завода купца Лугина (по другим сведениям Лугинина) и заселялся крестьянами, перевозимыми из центральных губерний – Тульской, Рязанской, Пензенской. И мои бабушка с дедушкой, как и их бабушка с дедушкой, всегда жили в окрестностях этого завода, в районе, неофициально именуемом «Пензия». Так что, возможно, и мои корни из Пензы.

Короче, проезжая через Пензу, мы не могли не выйти и не подышать живительным воздухом своей исторической родины. А заодно купить прессу, единственным образцом которой на перроне оказалась центральная газета «Комсомольская радость» с пензенским вкладышем.

Вы, конечно, знаете, что такое «Комсомольская радость». Это очень популярная, но не всегда приличная газета. Дома мы перестали её выписывать после того, как получили номер с аншлагом на всю первую полосу: «Отец отдал своему сыну половой орган!» Правда, последний год (компромиссы жизни) начали выписывать эту газету вновь: что делать, у неё большой тираж, и там рекламируют продукцию, представляющую для нас коммерческий интерес. «Ну, половой, ну, орган, ну, отдал, – рассудили мы. – Дело родственное. Может, у них в семье так заведено: от отца к сыну передаётся». И кроме того, пора бы уже признать, что многократно превосходящие силы органов давно одержали победу над общественной моралью.

И значит, купили мы в Пензе «Комсомольскую радость». Как только поезд тронулся, достали её и начали листать. Листаем: вот про политиков, вот сплетни про звёзд, вот «клубничка», и доходим наконец до пензенского вкладыша. А там на первой странице огромный заголовок: «Каждой свинье – нашу заботу!», или что-то в этом роде. И ниже: «Тематическая страница о заботах свиноводов».

Мы вначале не поняли, а потом от смеха чуть в рундук не залезли. Переворачиваем газету – нет, «Комсомольская радость» со всякими штучками-дрючками, девицами полуобнажёнными. Открываем вкладыш – про свиней. Видимо, местный редактор-коммунист заставил своих журналистов писать родные его сердцу материалы в стиле советского прошлого. Мне запомнилась центральная фотография тематической подборки, где какой-то мужик стоял в окружении многочисленных свиней и стихотворная подпись гласила: «Вот свинья даёт приплод, рад и счастлив свиновод!»

Я тебе, кстати, Гена, не рассказывал, как «Сбоковский обозреватель» про нашего губернатора Силыча Мироненкова анекдот опубликовал? Анекдот старый, его ещё, говорят, лет сто назад про одного американского губернатора газеты печатали. Но в Сбокове он получился весьма злободневным, потому что Силыч очень любил всевозможные собственные снимки «у сохи»: в поле, или на ферме. Анекдот такой. Решили как-то в газете поместить фотографию «Губернатор на свиноферме». Но как подписать? «Артемий Силыч среди свиней?» Нехорошо. «Свиньи и Артемий Силыч?» Тоже плохо. Напечатали: «Артемий Силыч – третий слева».

Силыч, помню, тогда страшно рассердился и в отличие от американского губернатора подал на газету в суд. Благодаря чему история получила широкую огласку.

Но я отвлёкся. Я рассказывал, как мы ехали в поезде через Пензу. И должен сообщить, что в Пензе женщины на перроне продавали пассажирам проходящих поездов отменные обеды: курочек, котлетки, пирожки, картошечку. Очень вкусно!

А то на одной из станций выскочил я еды купить (вагон-ресторан, будь он неладен, всю дорогу обслуживал только экскурсионные группы) и увидел тётку с заветренной курицей.

– Что-то она у вас, подозрительная, – засомневался я. – Как бы нам в поезде не отравиться.

– Не знаю, – сказала тётка, – мне ещё никто из проезжавших курицу не возвращал.

Вот так с шутками-прибаутками доехали мы до Новороссийска.

Глава 29

В Новороссийске нас ждала машина хозяина гостиничных номеров (люкс-номеров, замечу я в скобках), снятых нами через Интернет в городе Геленджике.

Почему в Геленджике? Потому что прежде мы никогда там не бывали и решили освоить новое для себя курортное место. Главное, что нас беспокоило при выборе, это приличные условия проживания.

Надо сказать, что годы, проведённые в облике предпринимателя, выработали во мне наподобие собаки Павлова некоторые рефлексы. Одним из них является рефлекс на условия проживания на отдыхе. Я теперь реагирую исключительно на слово «люкс» (скажу по секрету – это касается только отдыха в России). Даже «полулюкс» не вызывает во мне сколь-нибудь заметной реакции, не говоря уже об «эконом-классе» – наборе звуков, которые мой мозг вообще отказывается воспринимать.

Я изнежился. Я хочу отдельную комнату для детей, горячую и холодную воду круглосуточно, телевизор, холодильник и кондиционер в номере, а также ежедневную уборку и периодическую смену постельного белья. Вы скажете: «Но это же элементарные условия трёхзвёздочной гостиницы!» И я соглашусь, с одной лишь поправкой, что на нашем юге всё это называется «люксом» и стоит соответственно.

Но мы пошли на расходы, мы хотим две недели в году хорошо отдохнуть. Вариант, присмотренный через Интернет, понравился нам более других. Отдельный двухэтажный дом, недалеко от моря и в то же время на тихой улице. И кроме того, при телефонном разговоре хозяин сказал, что мы можем столоваться прямо у них, жена готовит специально для постояльцев: разнообразно, вкусно и недорого. Всё-таки семейные гостиницы – это шаг на пути к цивилизованному отдыху!

Поэтому от Новороссийска мы ехали с хозяином (его звали Слава) в Геленджик хотя с некоторым ещё волнением (самих-то номеров пока не видели), но уже в предвкушении беззаботных дней. Слава рассказывал нам о местных пляжах, а также о том, что он дома ставит отличное вино, а жена готовит специально для постояльцев: разнообразно, вкусно и недорого. И если мы захотим, а мы, посетив пару местных кафе, конечно же, захотим, то можем столоваться прямо у них.

Номера, к нашей радости, оказались такими, как на фотографиях в Интернете. И главное, в отличие от сдаваемых комнат внизу, они находились на втором этаже дома.

Это преимущество номеров «люкс» располагаться наверху я стал ценить после рассказа Оли о её студенческой практике в Архангельске. Работая там в молодёжной газете, она отправилась по заданию редакции в один районный город. Поселили её, как и положено селить корреспондента областного издания, в номере «люкс» местной гостиницы. В номере «люкс» не было абсолютно ни каких благ цивилизации, зато он находился на втором, верхнем этаже.

Какие это давало преференции, она поняла утром, когда отправилась искать туалет. Нашла она его здесь же в конце коридора. За дверью без крючка обнаружилась довольно просторная комната, на полу которой на одинаковом расстоянии друг от друга лежали три деревянных крышки. Подняв одну, она увидела под ней выпиленную в полу дырку и далеко внизу пол первого этажа с такою же дыркой, а ещё ниже – выгребную яму. И получалось, что жители обычных, нижних, «не люксовых» номеров, находясь в туалетной комнате и заслышав вдруг у себя над головой шум шагов, должны были вне зависимости от стадии процесса убегать как можно быстрее, дабы успеть освободить место прибывшим на место важным людям сверху.

И это правильно! И теперь я понимаю, что значит «люкс» по-настоящему. Ибо это получается такой «люкс», приятней которого вряд ли что-то сыщется на свете. Ибо по сравнению с таким «люксом» районной гостиницы меркнут роскошь и комфорт всех апартаментов и президент-отелей мира! Поэтому я всегда чувствую себя спокойней, когда моя комната располагается выше других имеющихся в здании номеров. Так, на всякий случай.

В домашней гостинице, куда нас только что привезли, и это условие было соблюдено, а потому мы, благо время уже было ночное, легли спать практически счастливые.

Утром выяснилось, что ни на одной из наших кроватей нет полотенец. Это, конечно, было недоразумение – в подобных номерах на каждого человека принято выдавать три полотенца: банное, лицевое и ножное. Я попросил хозяйку недоразумение исправить, после чего мы с ней удивлённо друг на друга уставились: она, услышав мою просьбу, а я – тому что удивилась она.

– Ну, хорошо, – пожала плечами хозяйка, – принесу.

И принесла каждому по дешёвому полотенчику, которое теперь должно было служить нам и банным, и лицевым, и ножным. Нам этого показалось мало, и мы отправились в магазин, где купили себе полотенца, мыло (которого тоже не оказалось), стаканчик под зубные щётки и прочие мелочи.

«Ничего! – успокоили мы себя. – У нас «люкс», но только без полотенец, мыла, стаканчика под зубные щётки и прочих мелочей».

Всё же остальное, как я сказал, нас вполне устраивало, и мы заплатили Славе за проживание, а также за трансфер из Новороссийска в Геленджик.

– Желаю хорошего отдыха! – радушно пожелал Слава. – Кстати, жена готовит специально для постояльцев: разнообразно, вкусно и недорого. Если захотите, она будет готовить и для вас.

– С удовольствием! – согласились мы и, заказав обед, бодро зашагали к морю, дорога к которому показалось нам длинноватой, что объяснялось, по-видимому, желанием поскорей окунуться в воду и предаться неге под лучами южного солнца, о-о-о!

Обед у хозяйки, действительно, был сытным и вкусным.

– Что ж, вполне, вполне, – откинувшись на спинку стула в тени виноградной лозы, проурчал я.

– Да, – вторила мне Оля. – И главное, удобно, никуда ходить не надо.

– Да, – соглашался я с ней. – И Слава говорит, недорого.

– Да, – соглашалась она со мной.

Я нехотя поднялся.

– Всё-таки надо узнать, сколько обед стоит точно, потом ведь рассчитываться придётся.

Я отправился к хозяйке. Но услышав от неё сумму счёта, обомлел. Столько, по моему разумению, должен стоить обед в хорошем ресторане.

– Это недорого, – увидев на моём лице удивление, торопливо произнесла хозяйка. – Вы посмотрите, что в кафе делается.

Мы решили посмотреть. Вечером в кафе, с музыкой, морем, официантом и выбором в двадцать блюд, ужин обошёлся дешевле. На следующий день мы поменяли условия эксперимента: обедали в кафе, а ужинали у хозяйки. И поняли, что допустили ошибку – эксперименты нельзя проводить на ночь: за такие деньги ужин встал в горле, не давая нам безмятежно спать.

Тогда я как опытный бизнесмен решил выяснить, сколько будет стоить у наших хозяев питание оптом: двух- или трёхразовое на протяжении всего отпуска. И выяснил, что питание оптом разорит нас ещё до того, как этот отпуск закончится. Причём, вкусное, да, разнообразное, наверное, но, самое обычное питание. И кроме того, в чём каждый родитель со мной согласится, дети ведь склонны привередничать. Вы можете считать, что предложили им великолепное блюдо, а они к нему не притронутся. Поэтому мы занялись поиском подходящего места на побережье, где можно было бы, имея свободу выбора, покушать с детьми.

Таких мест нашлось несколько и довольно быстро. Что касается ужинов, то мы часто меняли кафе, а вот обедали обычно в одном и том же. Заведение это называлось «Лакомка» и работало оно по принципу старого анекдота.

Сидят двое нищих. У одного табличка: «Помогите русскому человеку, попавшему в беду», у другого: «Помогите, пожалуйста, бедному еврею». У русского шляпа полная денег, а у еврея пара ржавых монет. Какой-то прохожий жалеет еврея.

– Зачем же вы написали такую табличку? – говорит он. – Уберите её и тогда заработаете денег.

– Да, да, – кивает еврей.

Сердобольный прохожий уходит.

– Мойша, – поворачивается еврей к соседу. – Ты слышал? Они ещё будут учить нас делать бизнес!

Примерно так же функционировала «Лакомка». Она состояла из двух частей, отделённых друг от друга некой условной чертой. Одна часть именовалась «Столовая», а другая «Кафе». И хотя меню там и там состояло из одних и тех же блюд, по одной и той же, в копейку, цене, в «столовую» народ ломился, а в «кафе» было пусто.

И это ещё не вся разница. «Кафе» закрывалось сверху тентовой крышей (заведение располагалось на открытом воздухе), столы были застелены скатертями, здесь подавали вино, играла музыка, и не успевал клиент сесть, выбегала расторопная официантка. В «столовой» же крыши не было, не было скатертей, музыки и вина, напитки подавали в гранёных стаканах, а на столах частенько стояла грязная посуда, которую официанты не успевали унести. Но люди стремились пообедать именно в «столовой», полагая, что питаться здесь быстрее и дешевле, чем в кафе.

А какие были официантки в «столовой»! Мы ведь вслед за народом вначале отправились обедать тоже туда. И всё время почему-то нам доставалась официантка с табличкой на груди «Света». Вообще-то, они обслуживали каждая свой ряд. Но в какой бы ряд мы ни садились, неизменно оказывалось, что в этот день нам выпадает именно Света.

Ей было лет сорок пять, Свете. Слегка потёртая, как дорожный чемодан, с плохо окрашенными волосами и начинающими дрябнуть мышцами, она с невероятной резвостью выбегала из кухни и, промчавшись между рядами, уносилась обратно. От ветра, который она создавала, можно было простудиться. Но что удивительно, Света бегала и бегала, а клиенты, всего-то пять столиков, оставались не обслуженными. По двадцать, тридцать минут мы сидели и ждали, когда Света подбежит к нам.

– Щас, щас, щас, – выдыхала она, спеша куда-то всегда мимо.

– Щас, щас, щас, – кивала она, проносясь обратно.

Она была чем-то похожа на «Огневушку-поскакушку» из нашей студенческой столовой в корпусе на Тургенева. Помните, Гена, Огневушку? Которая уносила грязную посуду со столов на мойку? Было абсолютно не понятно, как она, щупленькая, с тонкими в синяках ножками и ручками (и такими же синяками вокруг глаз – следами неправедной её жизни) умудрялась выписывать по залу фигуры скоростного слалома с высоченными, почти в её рост, стопками стаканов и тарелок. Только каблучки стучали, тук-тук-тук-тук-тук. А мы ахали: неужто добежит и с этой горой посуды? Добегала. И тут же скакала назад. Одно слово – талант.

Настолько же быстра была и Света, и тоже оказалась талантлива. Но несколько в другом роде. У неё были способности по, что называлось когда-то, «ИБД» – «имитации бурной деятельности». Она демонстрировала, что невероятно занята, но, увы, ничего не делала. Она понимала, если быстро обслужить клиентов, неотвратимо придут новые. А разве ей, Свете, это надо? Она нам так однажды и прошептала, скривив рот, чтоб не услышали остальные:

– Кушайте не спешите, а то придут новые.

И, якобы куда-то торопясь, умчалась прочь.

Мы и в «кафе»-то попали благодаря Свете. Сели однажды в «столовой» и, просидев минут пятнадцать, в ужасе увидели, что по нашему ряду вновь бежит она. Теперь уже побежали мы: куда-нибудь от неё подальше, хотя бы сюда, за невидимую черту, в «кафе». И с тех пор обедали там как белые люди, под музыку, со скатертями, и с удовольствием наблюдали, как в «столовой» кто-то по неопытности пытается подозвать к своему столику мчащуюся мимо на всех парусах Свету.

В общем, с питанием вопрос был улажен. Но наши хозяева, Слава с женой, кажется, этого не ожидали. Слава подходил и напоминал, что его «жена готовит специально для постояльцев: разнообразно, вкусно и недорого». Мы кивали в ответ, но ничего не заказывали. День не заказывали, два не заказывали. И тогда они поняли, что мы решили столоваться на стороне.

Этого они не ожидали. Это не входило в их расчёт. Летний доход семьи, как мы поняли, состоял из сдачи «элитных» номеров в наём лишь отчасти. Но большие деньги приносила другая статья: «кормление элитных постояльцев».

И отношения сразу стали напряжёнными. В нашу сторону здоровались сквозь зубы, на детей смотрели недобро, с нами не сидели, как с гостями из другого номера, по вечерам во дворе.

Но всё же Слава взял себя в руки, он дал нам шанс: предложил купить у него домашнее вино.

– Это очень хорошее домашнее вино, – сказал Слава, делая ударение на каждом слове, – я сам его ставлю. Гости из другого номера пьют, им очень нравится.

– Да, – закивали «гости из другого номера», – отличное вино!

И мы с радостью согласились купить бутылочку. Во-первых, нет лучшего способа наладить отношения с хозяевами, а во-вторых, нет ничего приятней, чем пить под южным звёздным небом хорошее вино.

К нашему ужасу вино оказалось не просто плохим, а отвратительным: сладким и солёным одновременно. Сладким понятно почему, плохое вино всегда сдабривают сахаром, чтобы заглушить вкус. Но почему солёным? Мы мужественно приняли внутрь по бокалу, но больше не смогли. И понимая, что своими руками душим последнюю надежду на мирное сосуществование, отныне покупали продукцию только фабричного производства: на Кубани ряд предприятий делают весьма достойные вина. Первое время мы прятали каждую купленную бутылку так тщательно, как партизан прячет бутыль с зажигательной смесью, но хозяева всё равно нас разоблачили.

А тут ещё некстати дети запросили на ужин спагетти с сосисками. Ну, скажите на милость, зачем им спагетти с сосисками? Кушали бы тефтели, или жаркое, что есть в меню любого кафе. Нет, подавай им спагетти с сосисками! А где взять? Заказать хозяйке? Но хозяйкины сосиски… как-то нехорошо звучит «хозяйкины сосиски»… Но сосиски у хозяйки… Это ещё хуже… Да, ладно. Но сосиски у хозяйки стоили столько, сколько не стоят, извините, и не такие сосиски как у нашей хозяйки! Поэтому подумали мы и решили, благо кухня с плитой и посудой входила в стоимость номера, элементарно сварить всё самим. Не было у нас лишь кастрюли. Оля собралась с духом и отправилась её просить.

– Больше не пойду, – сказала она, вернувшись со старой облупленной посудиной.

Посудина пробыла у нас вечер, и её тут же забрали. Но через несколько дней дети запросили спагетти с сосисками вновь! У нас было два пути: отлупить свои чада всеми подручными средствами, после чего потащить в кафе – или же обзавестись собственной кастрюлей, которая пригодится на один, от силы на два раза. Увы, родительское сердце слабо. Мы пошли в магазин и купили кастрюлю. А потом плюнули (но интеллигентно, в угол магазина) и купили ещё разных продуктов, сладостей к чаю, овощей и фруктов, потом пришли домой, приготовили ужин, разложили всё на столе, откупорили бутылку вина и, не обращая внимания на ненавидящие взгляды, прекрасно поели.

Мало того! В то самое время, когда хозяева обычно выходили во двор посидеть с «гостями из другого номера», вышли мы и бесцеремонно уселись с их гостями. Те оказались прекрасными людьми, в прошлом инженерами, а ныне предпринимателями из Москвы, или, как говаривал премьер-министр Касьянов – «малыми предпринимателями».

Он, Касьянов, полагал, что раз существует малый, средний и крупный бизнес, то существуют, соответственно, малые предприниматели, средние и крупные. Мне хотелось сказать: «Это премьер-министры бывают малыми, а по большей части весьма средними (не имея, впрочем, ввиду самого Касьянова). А предприниматели – всегда предприниматели вне зависимости от размеров бизнеса!» И, думаю, меня бы поддержали лётчики малой авиации. Или, например, литературные работники «тонких» и «толстых» журналов: тем-то ещё хуже – ходить «тонкими» и «толстыми» литераторами. Хотя, конечно, всегда лучше быть «крупным» и «толстым».

В общем, мы как малые предприниматели с малыми предпринимателями мило с соседями побеседовали. Они рассказали, что приехали сюда из Москвы вместе с другом, крупным бизнесменом. Он взял сразу все завтраки, обеды и ужины. И они тоже. Теперь он уехал, а они остались.

– Не дороговато? – спросили мы, имея ввиду питание.

– Что делать, – вздохнули они. – В кафе ещё дороже.

– Вы там обедали?

– Нет, хозяева рассказывали.

Мы поговорили на другие темы.

– А вино? – не терпелось нам. – Вы действительно считаете вино хорошим?

– Да, отличное вино! Мы с собой на подарки в Москву берём пятнадцать литров, половину багажника заполнили.

– Половину багажника?! А другое вино пробовали?

– Зачем? Хозяева рассказали, какой там гадости намешивают. Там ведь всё вино сухое!

– В смысле?

– Из порошка делают… Да мы, откровенно говоря, вино-то почти не пьём, лучше уж водочки. А это так, на подарки. Кстати, хотите немного водки?

Я отказался и, в свою очередь, предложил им нашего вина. Они отказались. Мы подняли напитки за здоровье друг друга.

«Не пьют вино, – думал я, отпивая из бокала. – После Славиной бурды можно вообще трезвенником стать. Наша менеджер Вера после подобного опыта считает, что коньяк – это напиток, с которого всегда болит голова».

В общем, соседи не хотели ничего пробовать, ничего не хотели менять. Каждый день они ходили на пляж, возвращались обратно к обеду и ужину, а вечера коротали во дворе с хозяевами под рюмку водки. Мы бы могли рассказать им как в сумерки, когда усталое солнце уже скрылось за темнеющим вдали Тонким мысом, сидим на набережной в каком-нибудь ресторанчике, смотрим на наших резвящихся детей, на беззаботно гуляющий народ и в ожидании экзотических блюд отпиваем мелкими глотками прекрасное сухое вино, которое называется так не потому, что готовится из порошка, а потому, что созревает без капли постороннего сахара и вследствие этого может отразить вкус и полноту напитка, если, конечно, напиток этого достоин.

Могли бы рассказать как рядом плещется море и шумят деревья, как их настойчиво пытается заглушить звучащий с эстрады хит нынешнего лета «Замечательный мужик меня вывез в Геленджик», а за соседними столиками всё рассаживаются и рассаживаются новые посетители: большие шумные семьи, влюблённые парочки в белых костюмах и томные толстые женщины в вечерних туалетах, состоящих из почти несуществующих купальных трусиков-стрингов.

Могли бы рассказать, но они бы не поверили. И, скорее всего, им это не было нужно: ни вечернего моря, ни шума деревьев, ни жуткого зрелища того, что ниспадает из трусиков-стрингов. Их и без того всё устраивало. Каждый отдыхает так, как он лучше всего отдыхает. Что поделать, им нравились пляж, «отличное домашнее вино» и наши хозяева. Которые, кстати, пока мы сидели с «гостями» во дворе, демонстративно избегали даже проходить мимо. Очевидно, они имели веские причины быть нами недовольными.

Увы, таковые причины имелись и у нас.

Глава 30

Я уже говорил, что мы сняли как бы «люкс», но без полотенец, мыла и стаканчика под зубные щётки. И с этим согласились. Но вскоре выяснилось, что мы к тому же сняли «люкс» без туалетной бумаги и смены мусорных мешков. Потом выяснилось, что это «люкс», но без уборки помещений. А главное – в нашем «люксе» не оказалось обещанной круглосуточной горячей воды! Был бак, который хозяева наполняли сначала два раза в день, когда по графику в дом подавали воду, а потом, решив, что с постояльцев и так достаточно, стали набирать один раз.

Хотя, главное, всё же, было не это. Главное было то, что Славка, подлец, надул нас с местом проживания. Мы ведь всё делали по уму: изучали в Интернете карту Геленджика, придирчиво спрашивали всех по телефону:

– В каком месте города находится ваш отель?

И больше всех нам понравился «отель» у Славика.

– Видите море? – говорил нам Славик.

– Видим.

– Видите улицу?

– Видим.

– Мой дом видите?

– Нет.

– Так он там.

Мы прикидывали расстояние до пляжа и ахали:

– Так это же совсем рядом!

– А то, – усмехался Славик.

Он нас надул, подлец! Улица, действительно, начиналась недалеко от моря. А заканчивалась… Заканчивалась там, где стоял дом Славика. То-то нам вначале дорога показалась такой длинной! Но пока мы осмотрелись, пока поняли что к чему. В общем, как говорил герой Зиновия Гердта в фильме «Соломенная шляпка»: «Кругом обман!»