Лабиринты. Роман

– Хрен мы отсюда выйдем, – тяжело проговорил Николай Николаевич, крепко обхватив голову обеими руками. Он потерянно и беспорядочно водил ладонями по лицу, по волосам, и при этом неразборчиво он все что-то бормотал: – Ты… Ты скажи… Тебе сколько лет? Двадцать? Ты что, пацан зеленый?

– Чего ты взъелся? Я знаю, что ты не перевариваешь власть в любом ее проявлении, в любых ее погонах, поэтому и не стал заранее тебе ничего говорить. Я же знаю тебя.

– Нет, ты не проститутка! – огненной лавой взорвался Николаич. Он с грохотом ринулся к стеклу, словно бы хищник в клетке. Да так, что его собеседник тут же отскочил. – Ты урод! Ты конченый урод! Ты сам понимаешь, что ты сделал?

– Чего ты орешь? Все нормально будет! – сквозь кашель пытался вставить тот.

– В крематории нам нормально будет! Какая, на хрен, вакцина? Кто там о тебе, сука, вспомнит? Я теперь понял! Я! Теперь я все понял! Теперь все пазлы сошлись! – непрекращаемым потоком дико выдавал Николай. – Посмотри, ублюдок, эту вакцину, которую по официальной версии я утвердил, в которую ты, тварина, положил гос., сука, заказ… Посмотри, она уехала в страны Европы как гуманитарная помощь! Прежний, изначальный вирус… Да черт бы с ним! Его можно было одолеть! И я это сделал! И ты это знаешь! Ты понимаешь, что все это сейчас значит? Ты взгляни, взгляни на Европу, посмотри! Откуда у них там столько больных взялось, причем внезапно? Они теперь там пачками умирают! А симптомы все идентичны нашим с тобой! Не знаешь, откуда это все взялось? Не заметил, нет? Они у нас с тобой один в один! Если бы ты хоть каплю разбирался в медицине, не в твоих вонючих бумажонках, а в настоящей практике, то ты бы давно понял, что тебя использовали как презерватив и там же бросили, где-то в подворотне. – Весь красный, вспотевший от волнения главврач стремительно терял силы. Он, тяжело дыша, опустился на одно колено, пытаясь хоть как-то собраться.

– Не гони волну! Это вполне может быть совпадение! Они гарантию дали, что не оставят нас, и, знаешь, я им верю!

– Тебя что, опыт коммунизма ничему не научил? Там тоже все искренне верили в светлое будущее. И что? – уже хрипя, он продолжал выходить из себя. Почти в беспамятстве Николай Николаевич кричал и без разбора ударял о стену руками. – Нет, ты не проститутка, ты – Иуда! Погнался за монетой! По трупам пошел за гребаной копейкой!

Главврач, опираясь на стену, урывками близился к полу, задыхаясь и корчась то ли от начала активной фазы вируса, то ли от полного нервного истощения. Он слабел и менялся буквально на глазах. Степаныч смотрел на него каким-то растерянным детским взглядом, в котором легко можно было прочесть искренность, привязанность к другу и одновременно полное непонимание всего того масштаба, что начинал их неизбежно сдавливать. Да, в сердце, во взгляде его еще теплилась любовь. Она, вероятно, там была всегда. Но вот связь с головой, с его реальностью она давно уж потеряла. Поэтому он стоял и продолжал просто не понимать всей серьезности слов, сказанных о нем. Он не понимал положения дел и не понимал даже того, что скоро наступит конец.

Глава пятая

Эпидемия росла и была неумолима. Она, подобно острой сплетне, стремилась во все стороны сразу, расширяла границы и поголовно отправляла всех на жесткий карантин. Но несмотря ни на что, многие социально дезориентированные группы людей принимались напоказ или даже наперегонки игнорировать многие серьезные предупреждения, воспринимая всю ситуацию в целом не более чем словоохотный марафон, подливая, таким образом, горючее масло во всеобщий огонь нарастающей катастрофы.

В один из таких карантинных вечеров Вика привычно расхаживала по тесным, до боли знакомым квадратным метрам комнатушки своей подруги, в которой преобладали не совсем привычные для женского обихода детали интерьера. Даже у самых близких и частых ее гостей такой дизайн, а особенно некоторые его элементы могли вызвать неподдельный интерес или даже какой-то внутренний страх, переплетающийся с бурьяном восторга. Лена, будучи мастером некоторых восточных боевых искусств, естественно, тяготела к различному холодному оружию, ко всевозможной амуниции и к прочим попутным изящным предметам. Одну из стен ее квартиры украшала небольшая коллекция, в которой были: пара японских катан, три кинжала, кривая турецкая сабля и массивный скандинавский меч с весьма непростым узором и набором камней на рукояти. По бокам красовались чьи-то латы, искусно расписанные мастерской рукой, а также бросалась в глаза большая черная картина, на которой бархатные красные розы символично олицетворяли собой неразлучность, нежность, любовь и смерть. Со стороны, конечно, это все могло показаться, будто бы Лена в культуре всех этих боевых и медитативных искусств, в философии поединков, что там она намеренно ищет избавление от одиночества, от излишней агрессии, от озлобленности и от прочей нерадивой энергии. Но ей было абсолютно все равно то, как ее видят в обществе. Она просто занималась тем, что ей нравилось, и находилась она там, где ощущала себя на своем месте. И, учитывая ее шальной характер, она никому ничего не собиралась объяснять и уж тем более кому-то что-то доказывать. Порой из-за этого на нее обижались родные и близкие люди. После того как в ее жизни случился тяжелый развод, она изменилась и уже более ни с кем не делилась откровениями. Она уверенной рукой продолжала категорично отвергать любую теплую жилетку всеобщего сочувствия. Может быть, эту жесткую специфику ее характера в свое время еще и старательно приумножил муж, который, как впоследствии выяснилось, однажды заблудился в рутинном тумане, где, пристрастившись к гиблым видам релакса, и ударил по вене. Тогда-то и закончилась вся ее былая искренность.

– Ой, Ленка, какая ты предсказуемая! Ведь тебе даже подарок нормальный не подаришь. Сюрприза не получится! – Вика, пройдя мимо оружейной коллекции, развязно плюхнулась на диван и принялась один за одним переключать каналы телевизора.

– Нет, оружие и все остальное – это, бесспорно, подарки первой очереди! Но, знаешь ли, подруга, есть же еще и другие мои житейские, весьма излюбленные потребности! – натягивая домашний мягкий топ аляпистой раскраски, она говорила, как водится, уже в пустоту. Вика, едва ли сказав, часто могла тут же переключаться на что-то другое. – Хотя, знаешь, ты, наверное, все-таки права! Фантазии вообще ноль! Вот только ты отличаешься подарками! Пошли чай пить.

– Чего-чего там я? – нехотя отрывалась от какой-то гипнотической чуши по телевизору она, как всегда, импульсивно и игриво реагировала на все.

– Я говорю: только ты можешь такую безделицу подарить, которую больше мне никто и никогда в жизни не подарит! Ведь ни для быта, ни для личного никуда не годится! И это даже не еда! Но, зараза, так в душу западет, что захочешь – не забудешь! На мои двадцать пять, помнишь, что ты мне подарила? Колокол, блин! С капитанского, твою мать, мостика! И ведь где-то ты его отрыла! А главное, только тебе могло прийти такое в голову!

– Это да-а-а… А где взяла – это секрет! Где взяла, там больше нет! – Вика, как всегда, была игрива. Она задумчиво и немного выбражая встала с кружкой чая у окна и улыбалась. Она продолжила что-то бормотать, при этом не переставая активно подгрызать козинаки. Ведь в такой теплой, раскрепощенной атмосфере, где совершенно не нужна наружная маска, где максимально предельно можно быть самой собой, она бывала не так часто. И с каждым годом ей все тяжелее и тяжелее удавалось посещать это состояние. Каждодневные волны воспаленного общества с их липкими проблемами накладывали на ее повседневность свой довольно-таки тяжелый отпечаток. Поэтому подруги, каждый раз встречаясь, всегда как-то по-своему шутили: «Вот когда уж совсем потом, когда на пенсии будем с тобой сидеть на веранде, чай с ромом пить, на море глядеть, тогда-то вот, может, и расскажу про колокол-то с капитанского мостика».

– Ладно-ладно, пойду заранее закажу нам два кресла-качалки, – рассмеялась Лена. – Так, ну что, морячка, половина девятого. Ты все? Поела, попила? А то я твое шило знаю! У меня-то встреча еще сегодня, семинар через полчаса начнется. Я сама толком не знаю, кто там будет и что всем нам Наташа будет говорить. Ты точно хочешь этого? Там, в космо-, астронауке знать надо будет побольше, чем в твоем меде. Слышишь меня? – на всякий случай провоцировала ее Лена, глядя на подругу, которая словно бы зависла, уставившись в темное окно.

– Ленка, отстань! Я же тебе сказала, я хочу все на фиг поменять! Тем более я читаю, делаю и понимаю все, что ты мне даешь.

– Я помню, не ори! – улыбнулась та. – Давай, короче, допивай пока свой чай, а я быстренько в душ.

Вика по инерции буркнула что-то невнятное ей в ответ и продолжила вглядываться в тайные закрома позднего вечера. Ее взгляд почему-то уже несколько раз намеренно натыкался на одно и то же окно дома, что стоял торцом. И с каждой минутой ей было все сложнее равнодушно увести куда-то свой взор. И вскоре он был уже четко и прямо устремлен именно в то окно. Будто бы ее насильно кто-то заставлял туда пялиться, причем до неприличия пристально пялиться. За окном пролегал еще пока что оживленный тротуар, чуть дальше был перекресток, за ним – красивый торговый центр, а еще дальше тянулся целый ряд весьма примечательных, по-вечернему освещенных объектов, на которые вполне логично и, может, даже интересно было бы обратить внимание. Но нет же. Вика так ни разу даже и не шелохнулась. Словно бы поглощенная гипнозом, она продолжала стоять у окна, вглядываясь в серые мутноватые глаза, что незатейливо прожигали ее насквозь каким-то странным холодком. Незнакомый мужчина просто стоял в едва ли освещенной комнате и как-то мертво смотрел на нее в ответ. Наверное, почти всегда можно примерно узнать, почувствовать и понять посыл вперившегося в тебя человека по выражению его лица, по эмоциональной, мимической или еще по какой-нибудь невидимой глазу составляющей. Но не в этот раз. У мужчины, что напротив, был какой-то неприятный, то ли пустой, то ли какой-то сквозной взгляд. Или же просто впечатлительная Вика попусту страшилась и так воспринимала этот затянувшийся, леденящий ее нутро миг. Она ощущала нечто большее, но при этом ничего не понимала, хотя накручивать себя и запускать в свою открытую дверь домыслы и страхи у нее получалось частенько. В то же первое мгновение, как она неосторожно наткнулась на этот монумент в окне, у нее возникла ассоциация, некое воспоминание одного фрагмента из кино – те очертания и действия героя из детства… Они тогда здорово навели на нее ужас. И те его бездонные глаза с нездоровым огоньком… Ей они даже некоторое время регулярно мерещились где-то в углах детского подсознания. А тут на тебе – снова они! Словно бы погружение в тот детский сон, тот же маньяк и те же ощущения. Как будто с годами они никуда и не сбежали из ее головы, а просто куда-то ушли в дальнюю комнатку и, притаившись, тихонько ожидали там подходящего момента. Легкий озноб крал ее реальное осязание. Она, может, и была готова заглянуть своему страху еще глубже в глаза, чтобы раз и навсегда преодолеть его, но до ее плеча кто-то дотронулся.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.