Лабиринты. Роман

Лабиринты

Роман

Сергей Кучерявый

Посвящается 2020-му году…

Мой храм – там, где я, —

Он невидим, но прочен.

Вся жизнь – путь к нему —

Ступени день за днем…

М. Пушкина. Мираж

Художник Ксения Струкова

© Сергей Кучерявый, 2024

ISBN 978-5-0051-1025-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

События, что так внезапно ворвались в размеренную жизнь человечества. Да, впрочем, вероятно, как и любые другие угловатые события мира, они по своей природе уже изначально несут в себе какую-то тайную мощь всеобъемлющей лавины, которая так или иначе неизбежно обязана войти в жизни каждого человека. После чего и включаются какие-то новые порядки, начинаются какие-то всеобщие изменения, расставляются акценты, а также порождается новый рассеянный звон домыслов, помыслов, всевозможных правых-левых мнений, различных путаных версий и следствий. И наряду с этим всеобщим социальным головокружением на события 2020-го года также свой особенный взгляд имели некоторые отличные умы. Этот уж действительно непростой период жизни на планете представлялся им несколько иначе. А если быть точнее, эта неприятная событийная данность виделась им как некое отражение какого-то прошлого, а быть может, даже и будущего. Ведь в той теории нескончаемых игр времени в калейдоскопе мира там попросту нет места для линейной логики. И отражения те выглядели вовсе не как односложное отзеркаливание какого-нибудь там некогда случившегося исторического факта с предсказуемыми углами падения и отражения. А выглядело это все как нечто большее. Гораздо большее. Вся та система особого взгляда скорее походила на какой-то извилистый лабиринт со сплошь зеркальными путями, пред которыми то и дело падают ниц все доселе известные человечеству законы. Там меняются формы, лица, обстоятельства, там даже время имеет свой особенный ход. И вот он, миг, 2020-й год. Это тот миг, когда нутро лабиринта вновь ожило и низвергло нужный луч на нашу событийную поверхность, внося тем самым в текущую реальность какую-то смуту и оставляя, разумеется, таким образом, на очередном витке истории свою непоколебимую печать. По сути-то, любая былая увесистая оплеуха в персональной ли или же в общечеловеческой жизни – она рано или поздно возвращается, хотим мы этого или нет. Только вот весь курьез заключается в том, что внешний вид той былой пощечины, ее качества, цели и обстоятельства – увы, теперь они уж совершенно иные. А человечество, тем временем привыкшее жить и мыслить в рамках лишь трехмерного понимания мира, правители, люди – все они, поочередно упираясь крепким лбом в этот неожиданный тупик, они все как один начинают воспаленно сетовать: «Нет, ну мы, конечно же, знали, готовились, предвидели, но мы же ведь ожидали другую беду, события совершенно иного формата!..» И так вот, по сути, исторически и выходит, что любая беда по своему обыкновению циклична. Она сменяет маски, эпохи. Она трансформируется и мерно движется по тому хитрому лабиринту, в котором ничто и никогда не исчезает, а лишь ходит все по кругу каким-то асимметричным колесом, которое и порождает все события и обстоятельства в нашем стихийном мире.

Глава первая

Краски сгущались несказанно быстро. Народ толком даже ничего не успевал понять. А тем временем каждая страна одна за другой закрывали свои границы на ключ. Вновь обнаружился некий вирус, точнее даже сказать, группа вирусов, крепко сплоченных воедино по своей внутрифункциональной иерархии, где каждый из них четко и последовательно выполнял свою роль. Самые примитивные из них были ответственны за воздушно-капельную сферу. Они скоро распространялись, подкашивали иммунитет и повышали температуру тела. Чуть позднее уже другой спецназ становился причиной для сухого едкого кашля, а также для хаотичного беспокойства и расстройства внутренних органов, что порой приводило медиков к черте непонимания и откровенного помешательства. А чуть позднее расцветал еще один тайный элемент этой вирусной спайки. А вызывал он в организме человека нарушения углеводного обмена. Гипофиз кипел, рвалась к свободе поджелудочная, инсулин тек рекой, и, как следствие, у масс появлялось неутолимое чувство голода. И когда вирус уже выявили окончательно спустя несколько недель в режиме пока что легкого, но настороженного карантина, то единогласно сочли этот временный подъем жизненной энергии за финал и принялись повально вводить пациентам вакцины, которые опять же с легкостью изобрели ведущие специалисты страны. И все бы ничего, вроде бы как и недуг повержен, и грамоты, премии полетели вместе с торжественным лизоблюдством прямо в СМИ. Но, как говорится, ничто не вечно под Луной. Вскоре начали происходить странные вещи. Неразрешенных сомнений насчет данного вируса оставалось достаточно много, но показательная медицина на политической и экономической аренах давно уж в ссоре с истинами Авиценны и Гиппократа. В одной экспериментальной клинике, где впервые и была сделана инъекция вакцины, там-то и случился первый инцидент с летальным исходом.

– Слушай, Степаныч, это обычный случай. Пациент умер от недостаточности. Да, он был заражен этим вирусом, но, пойми, у него и без того там болезней целый букет был. Пойми! – негромко, но все же как-то напористо говорил главврач экспериментальной больницы Николай Николаевич главному ревизору – эпидемиологу, стоя посреди своего кабинета, который постепенно погружался в сумерки надвигающейся ночи.

– А ты меня пойми! Я просто обязан доложить наверх! Это тебе не ветрянка какая-нибудь! Комитет, знаешь, мне и так яйца сжимает каждый день, и я не хочу, чтобы это гребаное положение усугубилось! – вольно отвечал эпидемиолог своему другу и одногруппнику еще по институту.

Главврач устало и чуть ли не шоркая ногами прошел к своему столу, включил настольную лампу, тяжело вздохнул и рухнул в кресло.

– У меня весь персонал измучен уже. Они уставшие как черти! И вот когда почти настал тот момент, когда можно вновь начать работать всем по графику, с выходными, проходными, отсыпными, – протягивая, он акцентировал слабым голосом, – а тут ты берешь и требуешь, чтобы все сейчас снова взяли и оставались на своих рабочих местах до объявления результатов вскрытия и выводов лаборатории? Ты псих! – произнес он с дружеской иронией. Главврач ленно повернул к нему голову и, заприметив неподвижный его вполне серьезный томный взгляд и застывшую его фигуру посреди кабинета, он все же сдал оборону.

– Ладно. Садись уже, а то встал тут как буй посреди кабинета.

Николай Николаевич с недовольным лицом нехотя потянулся к телефону, но тут же сменил направление. Открыл дверцу и достал из шкафчика коньяк, пару рюмок и какие-то орешки.

– Давай уже – звони! Чего ты резину-то тянешь?

– Да сейчас наберу, налью и наберу. Нам долго тут еще с тобой гутарить. До утра как минимум. Пока морг там разродится, пока лаборатория раскачается. А все из-за твоей упертости! – по-дружески бурчал Николаич. Он разлил коньяк и молча поднес рюмку ко рту. Зазвонил телефон. Несколько секунд поколебавшись, про себя отчаянно ругая упрямый и назойливый источник, нарушающий вечернюю тишину, он все же сделал выбор явно не в пользу требующего его абонента.

– А вдруг что-то важное? – с ехидным интересом спросил его Степаныч, слегка откинувшийся на спинку кресла и едва ощутивший мягкое тепло хорошего коньяка, что неторопливо грел его нутро. – Может, случилось чего?

– Ага, накаркай мне еще тут! – шутливо ругнулся друг. – На, займись лучше делом! А я пока свой персонал обрадую.

Он достал из стола небольшой посеребренный поднос, взгромоздил на него будущую закуску и придвинул его к другу. Пока тот расправлялся с лимоном, с консервированным лососем, овощами, маслом, хлебом и сыром, Николай Николаевич тем временем безуспешно пытался дозвониться до врачей, до своих подчиненных, но никто не снимал трубку. Ни одно отделение ему не отвечало. Заочно ругая всех за канувшую в ночь дисциплину, он при этом между слов еще и успевал рассказывать Степанычу как-то безудержные, с невероятной иронией истории о своих фантазийных планах на тему рыбалки, отдыха и общения с близкими друзьями.

– Алло. Э, кто это? – по третьему, а то ли пятому набранному номеру, наконец, кто-то ответил уже изрядно раздраженному начальнику. – А какого ты там делаешь? Где завотделением? Что ты там мычишь? У нас там то… это… ты мне внятно можешь хоть что-нибудь объяснить? Дурдом!

Он с психом бросил трубку и привычно начинал пыхтеть от негодования. Николая Николаевича вообще было легко вывести из себя, но надо отметить, что отходил он также быстро. Он молча выпил рюмку коньяка и даже еще не успел надкусить свой бутерброд, как в кабинет без стука влетела зав одного из отделений Елена Андреевна. И, опережая нецензурную брань руководства и даже не смотря по сторонам, она буквально в состоянии натянутой струны выпалила прямо на пороге:

– Еще один умер. Все точно так же, все симптомы те же: агония, затем паралич – и все. Только этот не старый, без хроники, молодой совсем.

– А вакцина? – спросил Степаныч заместо обмершего главврача.

И не успела та что-либо ответить, как в кабинет влетел еще один врач, но уже с другого отделения. И по виду его было явно заметно, что вести его из той же самой серии. Николай Николаевич тут же взорвался. Он начал рвать и метать, словно бы зверь в клетке. Топчась на месте подле стола, он привычно для всех импульсивно принялся то кричать и подергиваться, то грозить всем присутствующим своим напряженным кулаком. Врачи, естественно, зная его этот недолгосрочный эмоциональный выпад, молча и робко просто стояли у стены. Затем Николай Николаевич выдохнул и перешел к конструктивным действиям. Он окинул коллег взглядом и первый вышел из кабинета. А за ним тем же беглым шагом по вечерним коридорам экспериментальной больницы устремились и все врачи, такие же, как и он, уставшие, нервные и перепуганные. На каждом этаже направо и налево он яростным полукриком раздавал всем указания. В этот момент Николай Николаевич со стороны отчетливо напоминал одного всем известного нервного военачальника, такого же низкорослого и усатого. Но ситуация с каждой четвертью часа неистово накалялась все сильней, и было уже вовсе не до смеха. Вирус действительно начал стремительно набирать обороты. Достигнув пика, он по всему тайно мутировал и принялся резко поражать всех без разбора, распространяясь, как посчитал на ту минуту главврач, только в стенах его клиники. Количество пациентов с подобными симптомами все увеличивалось и увеличивалось, и весь персонал вскоре уже ясно понимал, что в ближайшие дни ни о каких выходных и уж тем более об отпусках речи быть не может. Будет много работы, будет много смертей.

Странное это дело – смерть. Как явление смерть страшит человека, но страшит она его лишь на расстоянии от самого места ее свершения. Наверняка это даже можно было бы как-то изобразить в цифрах и на графике, где имелись бы такие вводные, как расстояние, локация, эмоциональные колебания, страх, как пропасть подсознания и степень осознания этой неизбежности. Никто, естественно, на нашем веку этим заниматься не станет. А из жизненного опыта и так понятно, что, чем ближе человек к точке происшествия и чем обильнее в ней плодится смерть, тем ниже у человека порог того самого страха.

В течение последующих нескольких часов из стен той экспериментальной больницы по неведомой тропе отправились еще трое пациентов.

– Алло, третий пост. Слушаю. А, Анька. Ну, чего у вас там, как дела? – уставшим и явно недовольным голосом говорила медсестра со своей коллегой из другого отделения. – Ну, до поры до времени у вас тишина. Ага, ожидайте! У нас уже трое нулевых, блин! Ленка звонила, у них двое пока что того. Да чего-чего… того! Нас-то из-за этого на карантин закрыли, и мы, блин, теперь минимум пару недель здесь зависнем, хрен отсюда выйдем. А у меня дома сын, ему в школу надо и еще там… Ой… Тц! Ни белья, ни хрена же нет с собой! Уроды, блин, не могли до завтра потерпеть. Начали бы умирать завтра, в другую смену. Там, блин, все бездетные и незамужние. Ну, не говори! – она раздражалась, говорила, все говорила и одновременно с каким-то негодованием усиленно искала карту одного больного, которого санитары не так давно увезли в морг.

Спустя еще несколько времени аврала озадаченный и уже заметно поникший главврач Николай Николаевич вернулся в кабинет. Там примерно в той же самой позе по-прежнему сидел Степаныч, который и не собирался покидать кабинет друга и его уютный диванный уголок, подле которого на столике он разместил поднос и от скуки уже успел подъесть большую часть провизии.

– А ты все жрешь? – абсолютно без возмущения и какого-то раздражения произнес Николай Николаевич.

– Каждый должен заниматься своим делом, – привстал тот и налил другу полную рюмку коньяка.

– Ой, да знаю я твои дела… хомяк ты чиновничий, – совершенно лишенный сил главврач рухнул в кресло. – А главное, знаешь, что самое интересное? Они все, как под копирку, одновременно начали умирать. Все те, кому неделю назад ввели новую вакцину. Что опять такое? Все же хорошо было. Они же все выздоравливали уже. Фуф! Благо хоть то, что вакцину эту не успели утвердить в министерстве и только мы этого коснемся, а не вся система.

– Я тебя разочарую. Те умы, ну, которые там высоко сидят, они решили, что вакцина готова и незачем дожидаться окончания срока клинических испытаний. Ну чего там, пару дней же осталось, да и тем более все пациенты бодрячком! Вон все новостные ленты пестрят!

– И что?.. – немного погодя с опаской спросил главврач, опустивший голову вниз и мучительно объяв ее руками. – Они эту вакцину куда-то уже успели отправить?

– Две тысячи человек в срочном порядке получили эту вакцину! Гуманитарная помощь голодающим Европы!

– ептить… – с искрами передернулся Николаевич, – ну почему, почему там в кабинетах сидят одни бараны? Одни торгаши там сидят!

Николай Николаевич в каком-то совершенно дичайшем ужасе метался из стороны в сторону. Он находился в полной растерянности и попросту не знал, что делать. В сумбуре он все пытался то схватить трубку и срочно звонить куда-то, то панически бросался к шкафу, дабы что-то важное там отыскать. В итоге он остановился и, словно бы скулящий пес в капкане безысходности, внезапно поник и просто опустился в кресло. В его голове, в его безусловном сознании истинного врача, человека, который и днем и ночью искренне был предан своему делу, который выгорал и так часто жил лишь одним своим призванием, у него в голове все никак не мог наступить тот момент тишины, тот момент понимания и уж тем более момент принятия всей этой ситуации. Его изначальная этика и расстановка профессиональных, а также внутренних приоритетов все никак не могла и даже не хотела допускать до его основания тот первостепенный экономический, а тут еще и политический принцип. Ему как врачу всегда было абсолютно плевать, какого именно цвета паспорт у больного. Врач, здравоохранение – это, в принципе, про то, чтобы лечить людей, нуждающихся в этом. Таковы уж были его примитивные и непоколебимые устои.

– Ладно, хрен с ними! Давай к делу! – вновь он резко переключился в режим работы. – Знаешь, я там один любопытный момент заметил. Там у нескольких трупов, у них во рту то ли жидкость какая-то, то ли слизь с кровью, я так и не понял. Такое ощущение, что в самый пик агонии в их легких что-то лопнуло, скорее даже взорвалось, раз аж даже в ротовую полость выкинуло. На анализ-то, конечно, все взяли, но когда этот анализ будет готов, если его еще даже не начали делать? Когда, кстати, там твои прибудут?

– Не скоро, Коля, не скоро, – с несвойственным огорчением ответил ему Степаныч и достал из приоткрытого хозяйского сейфа новую бутылку коньяка.

– Ты можешь толком объяснить, почему не скоро? Они что, совсем идиоты?

– Нет, Коля, это мы с тобой идиоты. Поверь, нас еще с тобой козлами отпущения сделают, – равномерно и как-то уж совсем умиротворенно продолжал Степаныч, а действия его были подозрительно плавны. Какая-то внезапная апатия вселилась в него. – Не скоро… м-да.

– Я тебя не понимаю, что с тобой? Почему не скоро? Чего ты сидишь? Звони, буди!

– Коля, ты светило в медицине, ты прекрасный врач, лекарь, если позволишь, но в делах ты пень пнем. Уже объявлен жесткий карантин. Лаборатория, комиссия и все остальные приедут сюда только тогда, когда будут полностью экипированы. Вернее всего завтра, может быть…

– Ну а мы-то не экипированы тут, и нормально же все с нами? Ты же сам понимаешь, что каждый час сейчас на вес золота!

– Я-то? Я-то понимаю, а вот ты, врач-убийца, вообще ничего не понимаешь!

– С какого хрена я убийца? Чего ты несешь, придурок?

– Не знаю! В новостях потом посмотрим, что о тебе там придумывают.

– Чушь какая-то! Это же Минздрав, они же сами поторопились, не дождались всех результатов!

– Ты как ребенок, ей-богу. Они, ну те, кто приедет, – они герои, а мы с тобой, а особенно ты – халатный неуч и врач-убийца.

– И чего теперь делать? – растерянно спросил главврач, со скорбью озираясь по давно стемневшим углам и окнам своего кабинета.

– Что делать… Отдать распоряжения, успокоиться, и отпусти ты уже эту бутылку, вцепился в нее как клещ майский. Садись, будем ждать рассвета! Этот рассвет мы с тобой точно не забудем!

Глава вторая

С ощущением нежного, какого-то сакрального и немыслимо древнего начала утренние лучики Солнца настырно проникали в каждый уголок едва ли пробуждающегося города. Очень сложно взять в толк и просто представить, что этот ленный, плавный утренний миг выхода из одного состояния легковесных грез и входа в другой – стабильный и угловатый мир реальности на Земле, что он случается с человеком круглосуточно. Ведь непрерывно на нашей планете кто-то засыпает и кто-то просыпается. И где-то всегда обязательно случается рассвет. И там такие же люди. Точно так же радостно, быть может, капризно, счастливо или не очень они встречают новый день.

Вика, девушка лет двадцати пяти, в привычном раздражении, свойственном ей по утрам, торопливо шла по серому тротуару, ступая своими излюбленными яркими кедами по знакомому ей маршруту, ведущему ее к клинике, в которой она работала медсестрой. Ее красивые отчетливые черты лица, как и весьма привлекательная ее фигура, они никогда не оставались в стороне. Они не были лишены внимания, даже несмотря на ее повседневную, часто спортивную одежду, в которой она привычно и шла на работу тем ранним утром. Пациенты и прочие околобольные ухажеры ее, естественно, не привлекали. И если бы кто из ее поля зрения и мог бы соответствовать всем ее критериям, то он был бы попросту обязан найти ее после. Так считала Вика, хоть таких смельчаков и не находилось. А всевозможных ленивцев, скупердяев, пошляков и прочих инвалидов интеллекта она по своей природе вообще не выносила и уж тем более не расценивала их как мужчин. Характер ее – то ровная гладь, то внезапная волна, то затишье, а то бушующий тайфун. И все это внутри нее и часто одновременно. Но все это также могло и резко сойти на нет в час либо согласия с ней или же проявления к ее тонкой душевной организации искренних чувств нежности и любви. А мелкая рябь ее повседневности являлась для всех давно уже чем-то привычным, особенно в начале рабочего дня. Все прекрасно знали и учитывали этот ее утренний пик, стараясь лишний раз не задирать ее. Ведь у каждого есть какие-то свои пусть и пакостные, но все же особенности. Главное – правильно найти с ними общий язык. В любом большом коллективе и даже за его пределами всегда существовали и будут существовать всевозможные щупальцы классической формы: сплетни там же, новости, мнения, взгляды, подколы и приколы. Подобная составляющая коллектива – это неизменная, пожалуй, даже традиционная деталь, необходимость любого человеческого сообщества. И кто бы как ни упирался, кто бы как ни закрывался, все равно он – участник той нейронной сети общества. Пусть и пассивный, пусть даже и невольный, но все же участник.

И в такой вот новостной круг утреннего моциона, помимо, конечно, медперсонала, в него входила также и Валентина, продавец из небольшого магазинчика, что был расположен близ клиники. Вика тем утром привычно вошла в маркет, что-то купила и едва ли тронулась к выходу, как краем уха она случайно услышала разговор. После чего она застопорилась и начала уже предельно внимательно вслушиваться в тот отчаянный пересказ самых свежих и горячих новостей, вылетавший из уст треплющихся у кассы баб.

– Больницу на карантин закрыли! Это я вам точно говорю! Полтора десятка смертей случилось за ночь! Чем-то хреновым это все попахивает! – громко уточнила одна, после чего как-то по-лошадиному рассмеялась и снова перешла на секретный бабий полушепот. Далее из пояснений более адекватных участников той беседы, стоявших там же, у кассы, Вика в общих чертах поняла, в чем вся суть дела. Она, несмотря на свой порывистый характер, всегда умела вовремя замечать какие-то знаки и мелочи, которые так или иначе происходят где-то рядом с ней, в поле ее реальности.

– Так-так-та-а-ак… – мгновенно смекала она. Может, со стороны это было и не слишком заметно, но внутри нее, в ее голове, в ее пространстве – там вмиг все ожило и перевернулось. Несколько десятков штормов мгновенно пронеслись и рассыпались разными вариантами. – Так! Да ну ее на фиг, эту работу!

Она тут же умело перевоплотилась в тень, молча купив какую-то мелочевку, и спокойно вышла прочь из уже жужжащего на тот момент магазина и направилась за угол.

– Алло, але, Дима! Братец, ты в городе? На машине? – И, едва ли услышав на том конце провода его развязное согласие, она четко, резко, почти в приказном тоне продолжила: – Быстро забери меня отсюда! Умоляю! Я стою за углом магазинчика, который возле больницы. Срочно! – протараторила Вика.

– Что опять такое? – послышалось в ответ его легкое риторическое возмущение насчет ее вечной торопливости.

Неумолимо и ежеминутно крепли да наполнялись силой утренние лучи Солнца. Своей юной и немного даже дерзкой теплотой они питали и заставляли просыпаться абсолютно все закоулки той ранней весны, подначивая тем самым шумную регулярную ватагу о чем-то вечно спорящих воробьев. И вместе с ними залитая утренним солнцем подворотня также просыпалась, гудела и изредка выглядывала на проспект, находя там свои первые отражения веселых искр в небольших, едва ли оттаявших лужицах, заставляя то и дело прохожих кого-то ласково щурить, а кого и нервно жаться. Накинув капюшон и встав на солнце у стены, Вика пребывала где-то вне времени. Тот кошмар, что творился в ее голове, он попросту не позволял ей остановиться, пусть хотя бы даже на мгновение, и немного насладиться этими весенними ласками. Она молча стояла и не переставала о чем-то усердно думать. Вскоре подъехал старенький, по-хозяйски ухоженный «Мерседес» с извечно вибрирующими басами современной музыки.

– Наконец-то! Поехали быстрей отсюда!

– И тебе привет, сестренка! – с привычной долей иронии произнес Дима. – Я так понимаю, на работу ты сегодня не идешь?

– Какой ты догадливый! Поехали уже! Чего ты там возишься? – аккуратно озиралась она по сторонам.

– Так, не дергайся и меня не дергай! Села, сиди ровно! Сейчас я развернусь, включу нужный трек, и ты мне все спокойно, – плавно акцентировал он, – а главное, не торопясь, ты мне все расскажешь.

– А вон они, по ходу, уже приехали! Сейчас сюда со всех сторон все слетятся, – говорила она вслух, глядя на несколько новеньких специализированных микроавтобусов, нагло припарковавшихся около главного входа. – Ой, что там сейчас творится…

– Не, ну сейчас-то оно все понятно! Это же они! И они там, а не тут! Гениально! – подковыривал брат.

– Короче, – внезапно включилась Вика, – тот вирус, который медицина якобы победила. Помнишь, по новостям объявили, типа изобрели специальную вакцину и типа она уже успешно прошла все клинические испытания? Помнишь? Так вот, на последнем этапе, короче, все как обычно. Что-то пошло не так, и сегодня ночью внезапно умерло до хрена народу. Больницу со всем персоналом закрыли на карантин, никого не выпускают. Как же хорошо, что я в магазин зашла перед работой! – все более и более эмоционально она осознавала всю серьезность ситуации.

– И чего теперь, типа надо в масках всем ходить, да?

– Вот тебе точно она не помешает, – вновь сестра резко переключилась на другой регистр. – От тебя перегар жуткий! Где ты опять шлялся?

– Ой, сестренка, когда же ты замуж уж невтерпеж выйдешь? – шутил и вздыхал брат. – Мужу своему мозг будешь поедать, хоть от меня отстанешь. Когда уж?

– Не дождешься! В смысле – я вас обоих строить буду!

– А с перегаром сегодня случай уже был забавный. Короче, тормозит меня мент. У них там, наверное, точно в заднице датчик какой-то спрятан. Они же своей пятой точкой все всегда чувствуют, кого надо тормознуть, а кого бесполезно. Так вот, тормозит и начинает меня лечить. Жует мне все, жует какие-то нотации. Я ему говорю, мол, ну чего? Давай уже будем что-то решать! Или договариваться будем, или оформляться! Один черт у нас на любом этапе до суда можно разрешить проблему. Расценки просто разные. Сестренка, слушай дальше. Значит, я сижу жду, меня прет еще, хоть со стороны я и в адеквате. А ты знаешь, как я могу в ухо вцепиться. В общем, тема пошла и оказалось, что мы родом с ним с одного района. Этот рыжий капитан даже в той же самой школе учился, что и мы с тобой, только немного постарше. В итоге через полчаса мы договорились, что я к обеду привезу ему сумму, ведь у меня ни копейки с собой. Он верит, отдает мне все документы, и я тут же срываюсь с места.