Полет курицы

– Что-то ты какой-то потерянный, Эдик, – замечает Миха, когда мы с ним оставляем ту сладкую парочку в заранее снятой ложе с кожаными диванами и массивным овальным столом и отходим в туалет, по дороге решая заглянуть в бар и вкинуть подготовительную порцию зелья.

– Я выпал из тусовки, – развожу руками. – Как-то слишком остепенился.

– Уже не торт, – смеется Миха и хлопает меня по плечу.

– Да. Ни торт, ни хлеб. Ни то ни се, короче.

– Ну, ты не дрейфь. Раскочегаримся. Я сам-то, как думаешь? Тоже все в работе – одному жопу лизни, у другого жену за него трахни, третьему принеси-подай. Так и живем.

– Не говори.

Делаем заказ – по стопке «абсолюта».

– За то, чтоб почаще вырывались из этого говна.

– Единогласно, – подтверждаю михин тост.

Сделав по стопочке, выдвигаемся к уборной.

– Что-то я отвлекся – а кем твой прятель-то? – спрашиваю Миху.

– Газпромовец, – пожав плечами, отвечает Миха. – На вид – простой парень, а по факту – еще та акула. Я-то его знаю, как облупленного. Как-то на переговорах закусились, потом разговорились, вот до сих пор общаемся. Но вообще – если будут какие терки, ты с ним поаккуратнее. Еще тот тип. Временами общается со знакомыми путинского окружения, с Ротенбергом лично знаком.

– Я уже давно ни с кем не трусь.

– И яйца в штанах жать перестали? – гогот Михи заставляет расступиться всех, кто стоял около входа в один из туалетов.

Я смеюсь в унисон. Как же приятно иной раз поговорить с человеком без слащавых фильтров безусловного формального уважения. Знать, что можешь высказать что угодно в какой угодно форме, и будешь понят на все сто. Это один из самых важных, бесценных моментов в дружбе. Мужской дружбе, разумеется.

По дороге из туалета Миха внезапно останавливается.

– О, какие люди! – Миха раскрывает объятья, но девушка лет двадцати пяти в розовом коротком платье не спешит в них падать.

– О, никакой человек, – усмехается она и отпивает из фужера для мартини какую-то мутную дрянь под цвет ее платья.

– Это Зоя, – представляет мне девчонку Миха; я лишь скупо улыбаюсь в ответ; дамочка меня раздражает. – Кстати, не хочешь выгодно жениться, Эдик?

– Сплю и вижу, – скалюсь, дабы не обидеть даму, напыщенный взгляд и облик которой так и вынуждают отвесить в ее адрес какую-нибудь колкость.

– А Зоя у нас – дочь одного очень влиятельного человека в «Роснефти».

Девица вскидывает брови. Ее пестрый макияж со стрелками на глазах делает ее похожей на азиатку.

– Не справился сам – сватаешь друга? – хохочет другая девица – брюнетка, – подвалившая к этой самой Зое – что за имя такое, черт ее драл? – и лакающая на ходу виски-колу или что-то подобное.

– А напомни-ка мне – с чем я там не справился? – требовательно заявляет Миха и сует руки в карманы.

– С тем, чтобы быть мужиком, – презрительно бросает Зоя. – Или хотя бы человеком.

– Нежданчик, – широко улыбается Миха и толкает меня в плечо. – Видишь, с какими высокоинтеллектуальными дамами вожусь, это тебе не Диану из «Санрайза» на столе драть.

– Не знаю насчет интеллекта, но конкретно с тобой просто скучно, – продолжает язвить Зоя. – Ты же ни в чем, кроме повышения продаж и темы, как и где разжиться коксом, не соображаешь. Видимо, возраст еще не тот.

– Ох-хо-хо, а я смотрю, здесь клуб ЗОЖников и философов собрался, – продолжает заводиться Миха.

Что до меня – так мне эта сцена начинает надоедать, и я беру его под руку.

– Завязывай, порыли к бару, надо охладиться.

– Согласен. Прости, милая, но на сегодня твой ротик займет кто-то другой, – Миха уже на ходу, ведомый моим желанием закончить это фарс, изображает говорящий клюв свободной рукой.

– Чмо, – добавляет в спину нам подруга Зои.

Зоя молчит. Я не хочу оглядываться.

– Не обращай внимания, – уже у стойки, где мы ждем каждый свой коктейль со льдом, замечает Миха; кажется, он уже в изрядном подпитии с одной стопки, а, значит, приехал он сюда уже поддатым. – Мало ли тут шлюх, которых я знаю.

– Так ты не цепляйся лишний раз. Смысл?

– Здесь все друг друга знают, понимаешь? – Миха отпивает половину ярко-белого коктейля с водкой и тяжело выдыхает. – За это я люблю и ненавижу это место.

– Я здесь лет пять не был.

– Тогда было меньше мажоров. Меньше шалав, сосущих из нефтяников и топовых торгашей. А теперь – везде одно болото.

– Экономика растет, – усмехаюсь.

– А мы стареем, – Миха опрокидывает остатки коктейля и торопливо закидывает фужер на почти забитый посудой поднос проходящего мимо официанта.

Мы возвращаемся в ложу, где газпромовец и его девица уже попивают шампанское и о чем-то непринужденно болтают.

– Музыка сегодня не очень, – замечает Миха, когда мы с ним почти синхронно усаживаемся в свободные кресла.

– Согласен. Какой-то жесткач. А я думала, будет «дип» или типа того, – занудным тоном выдает девушка михиного приятеля.

Газпромовец вроде как удивлен тем фактом, что его девушка может отличить техно от дип-хауса. Но надолго удивление на его лице не поселяется. Спустя пару секунд его мимика снова балансирует где-то между невозмутимостью и въедливым любопытством.

Миха зачем-то разъясняет своему приятелю, что я – большой человек, без двух минут глава крупной торговой фирмы. Видимо, без этого разговор клеиться не станет. Девушка газпромовца интересуется, один ли я буду этим вечером. Зачем? Просто так, полагаю. И мерзкая улыбочка в уголке ее рта тоже просто так. Единственное, чего не понимает эта девочка – того, что таких сучек, как она, я в своем время топтал или перешагивал, но уж никак не проявлял к ним интереса, способного создать мне проблем. После этих напряженных расспросов и пары-тройки бокалов шампанского мы немного раскрепощаемся, и Миха с газпромовцем начинают обсуждать какую-то жутко важную общую проблему то ли с чьей-то машиной, то ли с квартирой, то ли с яхтой. Нюансы я не улавливаю, но по итогу беседы газпромовец обещает все разрулить, и мы заказываем по текиле каждому за решение всех проблем. Музыка становится немного мягче и примитивнее, и газпромовская девица предлагает пойти потанцевать. Несмотря на явное нежелание ее парня, Миха хлопает в ладоши, встает, и мы все идем немного подвигаться на танцпол, где я шутки ради почти склеиваю одну малолетку с удивительно красивыми голубыми глазами. Я как бы невзначай просовываю ей в декольте свою визитку, припрятанную на такой случай в кармане одетых по дороге в клуб джинсов, но не уверен, что визитка держится из-за скромного размера чашечки лифчика.

Мобильник вибрирует в кармане, и это Алина, и я отвечаю, что уже с минуты на минуту закончу свою «дурную тусовку» – боже, ну зачем использовать такие слабоумные эпитеты, милая? – и поеду отсыпаться, а завтра мы наверняка созвонимся.

Отправив смску, я беру четвертинку лайма, в которую вгрызался после закидывания текилы, и съедаю ее целиком, вместе с кожурой.

– Слушай, а ты был в курсе, что Митя «Скай» – того самого? – интересуется михин приятель.

– Москвич-то? Белобрысый? – немного озадаченно вспоминает Миха.

– Того самого? – я уже здорово расслабился и немного не понимаю контекста.

– Враг гомофобии, – смеется девушка мишиного друга; Катя? Леся? Что ж меня так клинит-то?

– Я догадывался, – ухмыляется Миха. – Что-то мне всегда подсказывало, что он заднеприводный. Ну, теперь знаю, кому еще из москвичей руку не пожимать.

– То есть, прям такой ярко выраженный педик? – с некоторым омерзением говорю я, представляя себе мужика в женских шмотках с огромным крашеным хайером.

– Да черт его знает. Я не знал бы – не сказал. Он, вроде, при бабе был обычно, – михин приятель – Женя? Саша? Андрей? на кого он похож? – вздыхает и отпивает свой коктейль.

– Они часто такими бывают. И че? – кривит рот Миха.

Мотивчик, играющий в клубе, начинает меня раздражать, становясь слишком назойливым и однообразным, и меня тянет выпить еще, и я даю знак официантке.

– Они иногда бывают еще и красавчиками, – хихикает девушка михиного приятеля.

– И как их отличить? Как их оттолкнуть от себя? – бормочу я, не совсем понимая смысл своих слов.

– Никак, – хохочет михин приятель. – Они же Good As You!

– Ни хрена они не good, – с презрением выдает Миха, опрокидывая в себя остаток виски и оформляя подошедшей официантке молчаливый приказ повторить.

– Ну, за что-то ведь их ненавидят, так? – говорит кто-то, но я отвлекся от разговора, отдавая целеуказания официантке.

– Ну, они не как все, – предполагаю я.

– Их ненавидят не за то, что они, видите ли, другие, – резко откликается Миха; тон его агрессивен, его явно раздражает тема. – Их избегают – нормальные люди, конечно, – потому что они больны. Как больные особи животных, которые отстают от стаи, которых не допускают в стаю, опасаясь заражения. Только такого отношения они и достойны.

– Но внешне они в порядке. Накаченные, ухоженные. Иногда даже лучше некоторых, особенно пьяных, – саркастически замечает девушка михиного приятеля, подмигивая своему парню.

– А что внутри? Они психически больны, и отторжение вызывает их потенциальная заразность, – парирует Миха, нервно поглядывая на ушедшую к стойке бара официантку. – У меня была знакомая, у которой обнаружили рак. И она уперлась – не буду, мол, убивать себя химией и облучением, а пойду по народным методам. Кто-то ей нагнал, что так люди со стопроцентным раком становятся здоровыми в ноль. Применяла какие-то там новаторские методики, самовнушение, медитацию, поездки в какие-то пещеры. Закинула немеряно денег во все это.

– Ну, и вылечилась-то в итоге? – с надеждой вопрошает девушка газпромовца.

– Так вот, – игнорируя ее и все чаще оборачиваясь ко мне, продолжает Миха. – Внешне она была в идеале – краска, маникюр, попка, сиськи, все дела, – изображает в воздухе фигуру «песочные часы», – но внутри у нее была гниль, распространяющаяся все дальше и дальше. Конечно, в итоге, она стала падать в обмороки, потом попала в больницу и там уже быстренько скопытилась.

– Не все золото, что блестит, – пожимаю плечами и подумываю предложить выбрать всем закуски, наконец.

– То-то и оно, – эмоционально взмахнув рукой, подводит черту Миха.

Что-то заставляет меня проверить мобильник. От Алины пришло смс. Час назад.

«Я уеду завтра. С братом и мамой. Буду в понедельник. Скучаю очень. Пиши»

Пишу в ответ какую-то сопливую ересь и подумываю выключить мобильник, но вместо этого просто блокирую экран и кладу на стол.

Через некоторое время, когда у нас на столе, наконец, появляются пиво, сидр и закуски, музыка становится более жесткой, и я ощущаю легкое напряжение, словно в предчувствии чего-то жуткого, необъяснимого, неприятного. В каком-то смысле, мои абстрактные ожидания вполне конкретно подтверждаются через несколько минут.

– О, а ну-ка глядите, – михин приятель тыкает пальцем в толпу, – Армен с Олесей и Макс с Юлькой Бережковой. Позвать их что ли?

– Арме-ен! – имитируя кавказский акцент, орет Миха, оборачивая на себя, помимо искомых, еще пару десятков взглядов.

– Сам такой, – откликается голос с уже естественным, легким армянским акцентом.

Две парочки, явно тусующие вместе, приближаются к нашей ложе, в которой, в общем-то, еще полно места.

– О, Макс, какие люди, – узнаю я Максима Колесова – журналиста, который как-то раз брал у меня интервью для своей бизнес-колонки в «Комсомольской правде», потом играл со мной в теннис пару раз, а уж потом, втершись в доверие, предложил обсудить коррупционные связи между «Дриминг Трейд» и рядом чиновников и руководителей региональных подразделений торговых сетей. Искал материалы, которые заинтересуют прокуратуру и ФАС и взывал к закону и справедливости. С тех пор наши дорожки, по очевидным причинам, не пересекались.

– Здорово, Эдуард, – зачем-то выговаривает мое имя Колесов, которому, очевидно, не так уж приятно видеть меня после нашей последней беседы.

– Все ищешь компроматы? – без обиняков выдаю я, решая поставить небольшой эксперимент.

– Да брось ты, давно уже проехали, – на удивление спокойно реагирует Максим.

– Так, пацаны, – быстро врезается в эту беседу Миха, подключая свою миролюбивую «пацанскую» манеру, которая, как ни странно, действует практически на все социальные слои в этой стране. – Давайте-ка без вот этих терок. Мы тут отдыхаем, и никто никому не враг. Подсаживайтесь, ребята, или хотя бы девушек своих оставляйте.

– Я тебе оставлю Дуню Кулакову на вечер, – с улыбкой протягивает руку Михе Армен – холеный паренек с безвкусными золотыми цепями на шее и руках и сочащимся наглостью выражением лица.

Все пожимают друг другу руки, и я стараюсь сжать ладонь Колесова как можно крепче. Любитель компромата, несмотря на частые потуги, так и не вылез в круг политической элиты, чтобы регулярно тусоваться на приемах с полезными людьми, и теперь с горделивым не по статусу видом шляется по клубам с середнячками. Как жалко и наивно. Да и Юля – его пассия, – его – какая-то анорексичка, у которой можно ласково погладить разве что тазобедренный сустав.

Разговоры разрастаются с новой силой, и спиртного на столе становится все больше.

– Э, нет, – махает пальцем перед лицом схватившейся за свой бокал Олеси Армен. – Тебе уже нельзя.

– Ну, еще только второй месяц, пусик, – строит брови домиком Олеся.

– Один глоток, и все, – обреченно вздыхает Армен.

Никто не интересуется подробностями беременности Олеси. Никто даже не делает заинтересованный вид и не спрашивает ее, что к чему. Она залпом приканчивает маленький бокал с коктейлем и целует своего избранника в нос.

Я смотрю на Миху, и тот просто пожимает плечами и деловито отпивает немного сидра. Безжалостно снижает градус.

– Что ты там мне писал про клуб каких-то бодрых? – словно подбирая каждое слово, спрашивает у Михи Армен.

– Кстати, да – мне тоже приходило какое-то барахло от тебя, – щелкает пальцами безымянный дружище из «Газпрома».

– О да, ребята, – оживляется Миха; кажется, он немного расслабился, и его агрессивный настрой угас. – Я вам сразу скажу – идея – просто бомба.

– Опять поехать бухать во Францию всем вместе? – хохочет Олеся, неожиданно осмелевшая после одного лишь коктейля.

– Клуб Бодрых Старичков, дамы и господа, – Миха вытаскивает неведомо откуда маленькую коробку с короткими сигарами и кладет на стол.

Все молча сидят и ждут продолжения, но он деловито открывает коробку, вытаскивает одну из восьми сигар, обрезает, прикуривает, жестом предлагает взять всем остальным и только после этого продолжает. Меня почему-то тянет безудержно смеяться или заметить, что здесь не стоит курить по нынешним законам, но вместо этого я скупо ухмыляюсь и тоже вытаскиваю сигару, хотя и не курю. В конце концов, сигары курят не в затяг, а не в затяг-то можно даже «Союз-Аполлон» смаковать, если сможешь.

– Все члены клуба гарантируют поддержку друг другу в те периоды, когда кому-то станет совсем хреново под старость. Только не вот это дерьмо вроде стакана воды и сидения у кровати без пяти минут жмурика, – Миха делает длинную затяжку и выпускает огромное облако плотного дыма. – Каждый, кому стало совсем тяжко, пишет своим одноклубникам – мол, все, вытаскивайте меня, засосало в дом престарелых. И они вытаскивают его – в ночные клубы, на дайвинг, на наркотусовки, к шлюхам с «виагрой» – короче, полный пакет.

– А в чем смысл? Я и сам могу пройтись по шлюхам в седьмой десяток. С «виагрой»-то, – пожимает плечами Армен.

– Ах ты… – взвизгивает Олеся, но ее кавалер закрывает ей рот крупной волосатой ладонью, что вызывает у всех ехидный смех.

– Кто-то сам просто не может взять и вырваться из старческого покоя. И доживает дни – пусть даже в достатке, – уныло и бесцветно. Бодрые старички не дадут скучать товарищу. Бодрые старички вытащат тебя даже прикованного из постели под лучшую шлюху в городе и в лучший кабак.

– А последствия? – подает знак жизни Колесов.

– Какие последствия? Когда ты уже готов скопытиться обоссавшимся под капельницей, тебе на последствия глубоко начхать, – разводит руками Миха.

– Есть такое, – подтверждаю, выплевывая бесформенный клок дыма, быстро растворяемый силами вентиляции. – Можно, например, сойти к праотцам прямо во время секса от инфаркта, или откинуть копыта во время прыжка с парашютом.

– То-то и оно! – восклицает Миха. – И это будет гораздо круче, чем тихо отключиться в вонючей кровати среди толпы алчущих лишь твоего наследства родственников.

– А какие правила? – интересуюсь я.

– Бодрые старички бодры всегда, – с тоном Тайлера Дердена, оглашающего правила Клуба, начинает Миха. – Бодрые старички всегда готовы откликнуться на зов загрустившего друга. Бодрые старички молоды душой – от старта до финиша, – и никогда не ноют, что устали. Бодрые старички перекликаются и собираются на клубные встречи раз в году, чтобы проверить – не откинул ли кто копыта.

– Cool! – визжит девушка мишиного друга, имени которого мне все никак не вспомнить.

– Я тоже так считаю. Это будет epic, ребята, главный win эпохи, – подтверждает Миха.

– Главное – чтобы не epic fail, когда кто-нибудь скопытится раньше, чем его заказанная веселуха начнется, – замечаю я, но ко мне уже никто особо не прислушивается, и все почему-то смеются.

– Не переживай, – Миха вальяжно отпивает из своего стакана и, прищурившись, смотрит куда-то вдаль. – Рано умирают только рок-звезды и лузеры.

– Ага. И гитары я что-то тут ни у кого не вижу, – тычет пальцем в меня Колесов.

Шутка не прошла, понимает он, когда я кисло ухмыляюсь и, глядя ему в глаза, показательным залпом уничтожаю четверть стакана чистого виски.

– А я, – отзывается приятель Михи после минуты неловкого молчания, – веду Клуб любителей кататься пьяными. Сайт есть и группа «вконтакте».

– И как? Много народа? – с неподдельным интересом откликается Армен.

– Да, не меряно. Причем, «жигулистов», «логанщиков» и прочий биомусор мы фильтруем, только приличные люди на приличных машинах. И каждый присылает для вступления видеоотчет того, как он ехал куда-либо сам бухой в соплю. Особенно ценятся, конечно, уходы от «мусоров».

– Ну, а че? Не ездить же на такси или метро, – снова смеется эта малолетка, плечи которой зачем-то стискивает безымянный друг Михи.

– Вот еще, – тыкает пальцем в потолок Миха. – Бодрые старички не докапываются до малолеток, ждущих в метро своих парней духовными разговорами, чтоб получить по морде. Они скорее сами кого-нибудь отметелят.

– А до тебя часто домогались в метро? – со смехом выдает приятель Михи.

Не могу сдержаться и тоже смеюсь, как обкурившийся подросток.

– Браво! Бис! – Миха медленно хлопает в ладоши, скривившись. – За твою раннюю импотенцию, Кирюша.

Он залпом допивает содержимое стакана и громко опускает емкость из толстого стекла на стол.

–Э-хей, Мишутка, – находится девушка Кирилла, – вот оно что, наконец-то! – Мне его стояк еще пригодится.

– О да, пока я не стал миллиардером, и из меня нельзя просто сосать бабки, – довольно опрометчиво шутит Кирилл.

– Жлоб недорезанный, – девушка Кирилла осторожно хлопает ему по щеке и встает. – Я припудрить носик.

– Не забудь освежителя в кабинке брызнуть, – Миха разошелся не на шутку; кажется, он тоже готов встать и уйти, но скорее на танцпол.

Не оборачиваясь, девушка Кирилла отвечает Михе скромным жестом из одного пальца – но не большого, увы, – и про нее тут же все забывают, и разговор смещается в сторону дел и увлечений. Машины, курорты, экстремальный отдых за десятки тысяч долларов. С какого-то момента в этой жизни я начал жить явно скучнее этих ребят. И скучнее Михи. С другой стороны, я езжу примерно в те же места, отдыхаю примерно за те же счета – ну, пусть не те же, что у совсем разбалованных мажоров вроде Армена, но приличнее заполненных дорогими россиянами быдлокурортов Турции и Египта. Я не увлекаюсь современным искусством, как Колесов и его мымра, но и не могу счесть себя бездуховным и необразованным, потому что узнаю те имена, которые называет Колесов по ходу описания их с его девицей визита на какой-то европейский кинофестиваль. Я слишком глубоко увяз в середине. Все, что мне остается – крепче держаться за опоры со всех сторон и не надорваться, пытаясь прыгнуть выше. Полет недоступен. Но вполне можно успешно приходит к своим целям пешком. А что еще нужно лично мне?

Кто-то недавно сказал мне, что в моем возрасте надо уже строить семью, делать детей, прекратить рисковать напрасно. Скажите то же самое вот этим парням, формирующим клубы по увлечениям и занимающимся ребячеством за сотни тысяч в той или иной валюте. Молодые и успешные, успевшие прийти к пику карьеры до тридцати, ставшие топ-менеджерами и просто успешными сотрудниками крупных компаний – они плевать хотели на все эти принципы. Мы с ними стоим на планке сорокалетних увальней, которые, с их связями родом из девяностых и знакомыми везде подряд, в подметки нам не годятся. К сорока мы будем править миром, а не принимать пост коммерческого директора средней планки производителя куриных объедков. Мы – это и есть ваше, господа обыватели, будущее правительство, и мы не будем менять сложившийся порядок, потому что сами его построили. Мы готовы к откатам и закону джунглей в смертельной игре под присмотром ФАС и налоговой. Мы плевали на моральные принципы, кроме тех, что могут сплотить нас тогда, когда это необходимо. Мы выбрасываем на помойку жизни тех, кто не принесет нам нужных нам доходов. Ведь в этой очереди на отсос всегда будут новые и новые «молодые и талантливые» неудачники, которых мы будем выжимать до последней капли, брезгливо сплевывая в вялую шкурку урезанным выходным пособием и увольнением по статье, чтобы потом эту шкурку выбросить в гниющую яму нищеты. Нам плевать на вас и ваши взгляды, желания, духовность. Это наши привилегии. А вы – уж постарайтесь перевыполнять растущие планы. А то – инфляция, растущая безработица, да и очередной кризис с сокращением кадров вот-вот начнется, ага?

Удивительно долгий и слегка размытый коридор.

Барыга постоянно жует, и меня это слегка нервирует.

– Как, говоришь, его зовут? – тыкаю в бок Миху.

– Аслан. А тебе-то что?

– Просто хочу знать.

– Бесполезное знание.

Заходим в туалет клуба. Аслан первым делом прикрывает жвачкой скрытую камеру, едва заметную в щелке между стыками керамических или пластиковых – черт их знает, – блоков на стене.

– А охрана не взвоет? – ухмыляюсь.

– Не переживай, – таинственно улыбается барыга.

Эта долбанная неделя меня здорово измучила, и я, определенно, заслужил отдых. Но не тот отдых, который одобрила бы моя нынешняя пассия.

Две капсулы вылезают на ладонь Аслана, как только михин сверток купюр исчезает в его кармане. Половина каждой капсулы синяя, другая – прозрачная.

– И как это добро называется? – с саркастической усмешкой спрашиваю.

– На случай отравления? – приглушенно смеется Миха.

– На случай отравления пей активированный уголь, – самоуверенно шутит Аслан. – А это – «плант».

– О-па, – беру в руку «колесо» и внимательно изучаю гранулы внутри. – И что сие значит? Спиды? Синтетика?

– Молодежь еще называет «спейс-стафф», – подняв указательный палец вверх, добавляет Аслан.

– Но мы – старики, сечешь? – толкает меня в бок Миха, после чего залихватски закидывает капсулу в рот и запивает ее половиной стакана виски-колы.

– Поэтому и название поумнее, – вздыхает Аслан.

– Что значит? – не унимаюсь.

– В бильярде есть такое. Когда одним игровым шаром другой забивают.

– Так это синтетика? – смотрю прямо в глаза барыги; глаза, излучающие презрение и безразличие к покупателю.

Миха что-то хочет сказать, но передумывает. Видимо, он уже знает, что в «колесе».

Но я-то не знаю!

Аслан несколько напряженно расправляет плечи и продолжает смотреть мне в глаза.

– Я бы говна не посоветовал. Я же вижу, что передо мной не малолетний гопник, а солидный человек, – он показывает почему-то на Миху, а не на меня; намек? – Или считаешь, я не способен видеть разницу? Считаешь, мне насрать, кому толкать?

– Остынь, Аслан, – Миха кладет руку на плечо дилеру. – Погоди, – поворачивается ко мне. – Эдик, без обид – да или нет, вот и все. Не усложняй, я тебя прошу.

– Не надо меня как ребенка успокаивать, – я искренне возмущаюсь. – Погнали по одной, че уж там.

Швыряю капсулу в рот. Михин стакан в моей руке. Запиваю оставшейся половиной содержимого.

– Да, немного химии и много натуралки в одном флаконе. Двухэтапный кайф. Но описывать не буду. Слишком сложно. Вы сами поймете, – уже более дружелюбно добавляет Аслан. – Большей одной и не надо – вот это точно.