Клеща

В ту ночь его ломало так, что не в силах сдерживаться, он дико кричал, уткнувшись в подушку, чтобы заглушить звук. Боль выкручивала тело. Он ощущал, как растут ногти, как тянутся жилы, ему казалось, что он слышит, как трещат кости. Он чувствовал кипение крови и пульсацию нервов внутри.

– О, нет, – Брыкин увидел кровавую слюну на руке, которой провел по губам. Перекатился с кровати на пол. Кое-как дополз до ванной. Выплюнул в раковину красное. Об эмаль что-то стукнуло. Зубы. Прополоскал рот… еще раз. Крови не стало меньше. Он понял, почему. Полезли новые зубы.

Измучившись, Брыкин, тем не менее, под утро, как всегда, заснул. И, как всегда, это был крепкий, исцеляющий сон, после которого пришло чувство обновления.

После этой ночи, на следующее утро Господин Брыкин долго лежал в кровати, прислушиваясь к самому себе. Все прекрасно. Жизненные силы на подъеме. Энергия поднимала его, влекла к действию. Сдерживаясь, чтобы не вскочить и не побежать, он, –специально, медленно, – направился в кухню. Даже не повернулся в сторону зеркала. Не хотелось признаваться самому себе, что с недавних пор стал бояться отражения.

– Должен же быть какой-то выход, – с этими словами Брыкин достал из шкафчика ту самую розовую коробочку. Вытащил из нее пузырек. Быстро, – как обжегся, – поставил его на стол. Пристально посмотрел на эту темно-коричневую склянку: «Ты – джин, который выполнил желание. Только придрался к словам и сделал все буквально. Вот что, оказывается, означает «вы будете молодеть». Все верно. Я молодею. Только это безостановочный процесс» – так думал он, глядя на пузырек и на всякий случай отодвинул его подальше.

Из розовой коробочки вынул свернутый в несколько раз тоненький листочек инструкции по применению. Бухнулся на диван. Начал внимательно, медленно, останавливаясь на каждом слове, перечитывать все, что на нем было напечатано. Ничего нового. В пункте «побочные действия» все так же значилось: «никаких побочных действий у препарата не выявлено».

Теряя самообладание, трясущимися руками он стал засовывать пузырек и инструкцию обратно в коробочку. Уронил коробку. Поднял. И вдруг заметил, что на одной из ее сторон ручкой сделана надпись. Номер телефона. Тут уже, не сдерживая себя, одним прыжком пересек комнату и схватил трубку. Рычажки у раритетного аппарата плавно отпружинили. Сейчас Брыкин жалел, что у него не сенсорный мобильник – так хотелось побыстрее набрать номер. Но приходилось ждать.

Диск медленно крутился. Останавливался. Брыкин набирал последующую цифру номера. Снова – неторопливое вращение. Наконец, последняя цифра. И – пошли длинные гудки…

– Регистратура. Слушаю вас, – раздался в трубке усталый голос.

– Куда я попал? – спросил он.

– Москва. Кремль, – ответили ему. Господин Брыкин не почувствовал издевательского тона. К тому же, и этот вариант он не исключал. Но сейчас он пытался сообразить, а что, собственно, ему говорить? Как рассказать о происходящем? Причем, это нужно сделать так, чтобы его не послали в лечебное заведение с характерной спецификой. Однако образовавшаяся пауза невидимым собеседником была истолкована иначе.

– Вы в поликлинику звоните, – последовало злобное пояснение. – Давайте, что там у вас, говорите, не задерживайте. Я одна, а вас тут много, охотников задавать дурацкие вопросы, – перешла трубка в наступление.

– Да я тут таблетки принимаю, – начал, старательно подбирая слова, господин Брыкин. – И как-то плоховато мне от них… тут, в инструкции к применению написано, что побочных действий не выявлено. Наверное, эти таблетки выпустили недавно, раз не успели их толком изучить, потому что у меня, похоже, есть побочное действие. Я плохо себя чувствую. И с каждым днем мне становится все хуже, – попытался завуалировать и, тем не менее, особо не соврать он.

– Таблетки, говорите, новые принимаете? – переспросил вдруг голос и замолчал. Послышалось шуршание, словно трубку кому-то передают или переключают на другую линию. И действительно, господину Брыкину показалось, что дальше с ним говорил уже совсем другой голос. Более вежливый. Более заинтересованный. Только вот в чем…

– Давайте вы придете к нам на прием, – начали уговаривать его, а потом разговаривали так, словно все уже решено: – Да, кстати, как придете, в очереди в регистратуру не стойте. Сразу отправляйтесь в 36-й кабинет, он на третьем этаже, направо от лестницы, третья дверь. Легко найдете. Какая, вы говорите, у вас фамилия?

– Брыкин Семен Семенович, – произнес он, хотя свою фамилию не называл и до сего момента в поликлинику не собирался.

– Отлично, Семен Семенович, медсестра карточку врачу занесет, – пел голос, – вы приходите скорее. Лучше сегодня. Такими делами не шутят. Так, сейчас – три часа дня, а мы до восьми вечера будем работать. Сможете подойти за это время?

– Да, смогу, – произнес, сам того не ожидая, Брыкин. – Приблизительно часа через два подойду. 36-ой кабинет вы говорите? И в очереди стоять не надо?

– Да, вы все правильно поняли. Не забудьте взять необходимые документы – паспорт, полис, ну и таблетки тоже захватите, а вместе с ними принесите и коробку с инструкцией, – отчеканил, словно дал команду, голос в трубке. – Поторопитесь, пожалуйста. Ждем.

После телефонного разговора господин Брыкин начал собираться в поликлинику. Он так спешил, что даже не успел подумать, а почему ему, собственно, нужно брать с собой коробку с таблетками, почему не нужно стоять в очереди в регистратуру и почему в голосе произошла перемена после того, как он упомянул о приеме препаратов. Да и с какой стати ему спешить?..

Молодой мужчина вышел из дома и бодрым шагом направился в сторону поликлиники. Судя по записи в паспорте, ему было на 30 лет больше, чем по внешнему виду, а судя по внешнему виду, на 30 лет меньше, чем по записи в паспорте. Молодость действительно вернулась к господину Брыкину. Но не одна, а с проблемами. Правда, абсолютно другого характера, чем тогда, когда тридцать лет были следствием естественного хода времени.

6.

Люсьена мелкими шажочками передвигалась по кабинету. Он ей всегда казался таким маленьким… «Где же тут можно спрятаться?» – недоуменно оглядывалась она по сторонам.

Обстановка была типичной для кабинета поликлиники. Возле окна – один большой стол, созданный из двух, поставленных друг напротив друга. Два стула по обе стороны. У стены – белый шкафчик на ножках с матовыми стеклянными дверцами. Кушетка. Вот и вся мебель. В углу была раздвинута ширма.

Стоять просто так, посредине кабинета казалось глупым. Люсьена подошла и заглянула за ширму. Та скрывала небольшую дверь. Женщина толкнула ее легким движением кончиков пальцев – та бесшумно открылась.

Снова чуть-чуть пригнувшись, – законы поликлиники продолжали действовать, – Люсьена просунула за дверь голову. Полумрак. И длинный, узкий коридор, который, неясно, уходил ли дальше или заканчивался стеной. «Наверное, он ведет в какое-нибудь подсобное помещение», – пыталась успокоить сама себя Люсьена, потому что вид у коридора был жуткий. Однако ее любопытство победило здравый смысл и страх. Женщина пошла вперед.

Низкий потолок. Пол – неровный, в буграх и мелких ямках. Нет окон. Люсьене показалось, что на стенах висят факелы. «Как в подземелье», – подумала она. Но вглядевшись более пристально, разочаровалась. Это оказались всего лишь стилизованные под факелы лампы-ночники, они-то и создавали особый мистический антураж. Но все равно, Люсьена, двигаясь в полумраке, чувствовала себя принцессой в заточении – атмосфера для полета фантазии была самая подходящая. Как выяснилось, коридор не заканчивался, а уходил вправо.

Повернув и сделав еще несколько шагов по темному коридору, женщина уперлась в дверь. В массивную. С тяжелой кованой круглой ручкой. «Но если есть дверь, надо ее открыть», – решила Люсьена и сразу же, зачем-то, придумала для кого-то отговорку: «если что, скажу, что заблудилась». Она ожидала увидеть за дверью помещение, заваленное рухлядью. Но хотела убедиться в своем предположении.

На этот раз легкий нажим пальцами не помог. Дверь не отреагировала. Люсьена надавила обеими руками. Безрезультатно. Навалилась, со всей силы, толкнув плечом. Получилось. Дверь поддалась. Через миг Люсьена оказалась в довольно просторной комнате. И тут же пожалела, что сюда попала. Пожалела о том, что вообще пошла куда-то по темному коридору.

Но чувство сожаления вспыхнуло маленькой искоркой и моментально погасло. Ощущения сплелись. Ей было жутко, и интересно. Удивительно и неимоверно страшно. Она стала свидетельницей того, что отрицал разум. Увиденное не укладывалось в рамки реальности, а вопиюще из них вылезало.

Внутри просторной комнаты издавали слабый мерцающий свет аппараты, похожие на швейные машинки. Они были расставлены вдоль стен и освещали тех, кто стоял рядом с ними. Освещали их. Живых и странных. Освещали нечто, не особо походившее на людей. Хотя все, от ног до шеи, у них было человеческим. Вот только сверху… Голова, как и положено, на своем месте. Но у этих существ не было лиц. Кто-то взял и попросту стер их. Осталась лишь плоская гладкая кожаная поверхность, походившая на подушечку пальца. На ней не было ни глаз, ни носа, ни бровей. Разве что ниточка губ, одинаковая у всех, – походила на рот. Но существа не общались между собой. Они вообще не издавали ни звука. Волосы на их головах тоже отсутствовали. Из-за этого существа еще больше напоминали пальцеголовых.

Но лицевая кожаная поверхность несла информацию. Фигуры хорошо чувствовали друг друга. Поравнявшись, они останавливались. Прикладывали ладони к лицевой части и та начинала активно видоизменяться. Сверху, снизу или посредине появлялись шевелящиеся бугорки, рябь, всевозможные точки. Все изображаемые знаки-фигуры постоянно меняли форму и расположение. То они образовывали вертикальные волны, то горизонтальные, то появлялись бугорки-треугольники в разных местах во всевозможных вариациях. Информацию существа считывали с помощью рук. Со стороны казалось, что это два человека играют в странные прятки, стоя близко-близко и закрывая друг другу лица.

«Подобное шевеление – их сигналы. Они явно так общаются. Но почему бы им не делать это с помощью голоса?.. Наверное, они не могут говорить», – решила Люсьена.

Она, замерев, стояла, пока никем не замеченная. Смотрела и не могла с места сдвинуться. Непонятные существа завораживали. Они были при деле. Что-то шили на своей светящейся технике. Но что? Люсьена присмотрелась. «О Боже! Да это же они сшивают человеческую кожу!», – незваная гостья зажала рот обеими руками, чтобы не закричать. «Скорее отсюда!»

Теперь уже страх победил все остальные эмоции. Но убежать женщина не смогла. Ноги перестали слушаться. Она боялась, что сейчас упадет в обморок и выдаст себя. Поэтому, стараясь успокоиться, вынуждала себя, оставаясь на месте, медленно делать глубокие вдохи и выдохи.

Люсьене пришлось наблюдать жуткую примерку одного из существ, стоявшего ближе к ней. Невысокая пышнотелая женская фигура извлекла из машинки свою «заготовку». Натянула ее сверху, наподобие шлема, на голову. Очеловечилась. Появилось лицо. Привычные нос, рот, глаза, брови, все, как и положено, на своем месте. Но все обвисшее. Неестественное. Как плохо натянутая маска. Существо ощупало «надетое» лицо руками. («Руки как руки, обычные», – машинально отметила Люсьена). Почувствовало: что-то не так. Руки переместились к затылочной части головы, где было закреплено небольшое устройство. Пальцы существа начали совершать быстрые движения на этом аппарате. Лицо при этих действиях то неестественно растягивалось, то слишком сильно сжималось. Периодически руки проверяли, – словно считывали, – его внешний вид. Пальцы то прикасались к лицу, то быстро перемещались к аппарату в области затылка. Через некоторое время оно приобрело естественное выражение, но кожа в некоторых местах слишком сильно провисала. Еще одно молниеносное движение – и лицо вдруг начало сжиматься. Все больше и больше. Складки начали заглатывать друг друга – и оно сползло. Женская фигура, подхватив его, направилась к светящимся машинкам. Проделала манипуляции с примерочным материалом. Опять примерила лицо, по всей вероятности, подогнанное под конкретный размер. Провела по нему руками. Поняв, что все нормально, больше уже не снимала.

Люсьена увидела, что так делали все существа, находящиеся в этом помещении. Здесь было не менее двадцати фигур. («Почему-то все женские», – удивилась Люсьена). Они изготавливали, примеряли и дорабатывали для себя кожаные маски-лица. Заготовки, прошедшие проверку и не нуждающиеся в доработке, пальцеголовые хитрым способом закрепляли на затылке. Сверху надевали парики. Пышные прически были с секретом. Замысловато закрученные взбитые верх волосы скрывали тот самый маленький механизм, регулирующий их лица. Существа настраивали его – и вот уже глаза маски принимали осмысленное выражение, могли моргать, а рот – открывался и закрывался.

– Шла кашша по шоссе и соссала Машшу, – Люсьена вздрогнула, услышав исковерканную поговорку, сказанную скрипучим голосом, тянущим шипящие. Механизм, отвечающий за речь, также дорабатывали здесь. «Значит, они способны слышать, раз настраивают голос», – пришла она к выводу, который ей не очень-то понравился.

В один момент комната из звуконепроницаемой превратилась в шумную. Повсюду зазвучала бессмысленная фраза. Люсьена словно попала на странный рынок, где торговцы выкрикивают на разные голоса свой товар, который у всех одинаковый. «Шла кашша по шоссе и соссала Машшу» звучало крещендо, нарастая и усиливаясь, и разрешилось вдруг финальным аккордом – абсолютной тишиной. Все одновременно замолчали.

«Почему именно эта пословица… Да еще и не правильно» – подумала Люсьена, но времени на отгадку не было. На ее глазах существа с пальцами вместо голов превращались в пышнотелых, не очень высоких, не особо молодых женщин с высокими прическами и ярким макияжем. В таких, которых Люсьена видела и в регистратуре, и в кабинете врачей. Повсюду в поликлинике. И тут она почувствовала резкую боль в левом плече, недалеко от левой лопатки.

Люсьена очнулась в удобном соломенном кресле. Она сидела под яблоней во дворе своего дома. Теплый беспечный ветер шевелил ее волосы, успокаивая.

Женщина сразу ощутила то чувство, когда силишься вспомнить сон, но не можешь. Помнишь только, что он был вроде и страшный, но очень интересный и слишком реалистичный. Через пару минут она почувствовала, как что-то кольнуло в левом плече. Там, недалеко от левой лопатки.

7.

Люсьена вспоминала свой сон отрывочно, кусками. «Поликлиника. Очередь. Женщина упала. Темный коридор. Странные люди с куском кожи вместо лиц… чушь какая-то». Возможно, она бы и забыла о странном сне, если бы не плечо. Там, недалеко от левой лопатки, теперь все время ныло и время от времени покалывало. Но почему-то, боль в области лопатки и обрывки сна были как-то связаны. Как только оно начинало дергать, в памяти тут же снова всплывали обрывки сна. Потирая больное место, Люсьена вспоминала, что снилось. Но восстановить картинку сновидения полностью не получалось.

– Что-то прохладно стало, – произнесла она и направилась в дом.

Проходя мимо зеркала, Люсьена бросила на себя взгляд да так и застыла. Лямка ее летней кофточки наполовину скрывало плечо, но все же было очень хорошо видно, что оно очень сильно распухло и покраснело. Люсьена отодвинула рукав и ахнула. В некоторых местах кожа покрылась волдырями. Женщина максимально приблизилась к своему отражению – так, что ее сразу стало две. Встала к зеркалу спиной и обернулась. Возле левой лопатки, в центре красноты Люсьена увидела маленькую черную точку. «Родинка?», – первое, что подумалось ей. Люсьене очень бы хотелось, чтобы это было именно так. Но она присмотрелась и все поняла. «Нет, не родинка. Это клещ. Надо срочно бежать в поликлинику …», – подумала она.

Помимо беспокойства, Люсьену еще не покидало чувство, что с ней все это уже происходило. Но женщина уже давно воспринимала подобное ощущение как часть жизни. Она жила в определенном ритме, с повторяющимися изо дня в день действиями и переживание «дежа вю» не являлось в ее обиходе редкостью. Люсьену не беспокоило то, что дни стали похожи друг на друга и отличали их лишь мелкие случайности: дождь за окном, порез пальца, поиск куда-то запропастившейся кошки. Она привыкла к своему укладу.

Но сейчас ощущение ранее виденного было в разы сильнее. Пытаясь что-то вспомнить, Люсьена, тем временем, засобиралась в поликлинику. «Так, документы… где же они…». Их она искала долго, чему очень удивлялась. В ее безупречно систематизированном комоде для подобного рода бумаг отводилась правая часть угла верхнего ящика. Однако документов там не было. Обнаружила она их в своей сумке. «Как странно, – мелькнуло в голове, – я никогда просто так с документами по улице не хожу…» И вдруг, – вспышкой, – перед глазами начали возникать фрагменты. Она собирается в поликлинику. Она разговаривает с соседкой. Она видит клеща. Картинки из сна. Но сна ли…

«Лимиговна! Вот кто прольет свет на эту темную историю…» – почему-то решила Люсьена. Подошла к окну и стала вглядываться в соседний участок. Против обыкновения, соседка не копошилась в огороде.

У женщин не было принято ходить друг к другу в гости. Острую тягу посидеть у кого-нибудь дома никто из них не испытывал. Они, в основном, просто общались на свежем воздухе, хотя и были знакомы уже достаточно долго.

Но сейчас ситуация была иная. Люсьена была уверена, что с помощью Лимиговны она сможет ответить на вопрос: «а был ли сон…». Поэтому женщина пошла на крайние меры. Решила, что если не встретит соседку во дворе, то нанесет ей визит.

Забор, отделявший частные территории, имел лазейку. Иногда обе дамы все же были не против посидеть у кого-нибудь во дворе и угоститься чаем со сладостями. Люсьена нагнулась и протиснулась сквозь дыру в заборе.

– Лимиговна! – позвала соседку. Немного постояла и, ничего не дождавшись, направилась к ее дому. Звонка на двери не было. Она постучалась. Звук оказался глухим и тихим. Ей никто не открыл. Отойдя от двери, женщина вплотную приблизилась к оконному стеклу. Зажав руку «козырьком», пыталась разглядеть, не находится ли соседка внутри. Но внутри комнаты на окне висели занавески, и щель между ними была слишком узкой – ничего не было видно. Тем не менее, Люсьене показалось, что в комнате беспорядок, а на полу валяются вещи. Она снова вернулась к двери. Начала колотить в дверь руками. Но опять безрезультатно.

– То маячит целыми днями в огороде, а тут вдруг словно испарилась, – пробормотала она, оставив попытки достучаться до соседки и направляясь к себе. И вдруг, та выросла перед ней, словно из-под земли.

– Привет, Лимиговна, а я как раз тебя ищу, – обрадовано воскликнула Люсьена.

– Привет. Чего хотела? – услышала не очень приветливый ответ. «Не так, как обычно Лимиговна разговаривает. А может, я просто придираюсь…» – успела подумать Люсьена, прежде, чем приступить к расспросам.

– Я что-то малек подзабыла, – начала она издалека и так ненатурально, что даже самой противно стало, – засмеялась. – Заснула я, крепко, сейчас вот проснулась и… не пойму, какой день сегодня, – вдруг почему-то произнесла она. И сразу почувствовала на себе внимательный взгляд Лимиговны. Слишком внимательный. Изучающий. Прощупывающий. Чересчур настороженный взгляд. Ей показалось, что соседка не то что моргать, дышать перестала, глядя на нее.

– Пятница сегодня, – произнесла Лимиговна снова довольно резко. – Вчера четверг был. Ты собиралась сходить в поликлинику…

– И пошла? – быстро спросила Люсьена.

– Да вроде как ходила. А может, и нет. Не знаю. Я же не слежу за тобой, – отмахнулась от нее та.

Подобный ответ застал Люсьену врасплох, ведь он ровным счетом ничего ей не давал. Она даже немного растерялась. Не было никакой ясности, на которую она почему-то так рассчитывала. Женщины распрощались.

«С чего это я решила, что Лимиговна мне поможет… Да, нечего полагаться на других. Надо всегда рассчитывать только на себя», – сделала она вывод. Люсьена не стала больше ни о чем расспрашивать соседку. Не хотелось выглядеть полоумной. По этой же причине и плечо свое не стала той показывать. А оно теперь не только покалывало, а время от времени дергало болью.

Люсьена стала собирать сумку, чтобы пойти в поликлинику. «Снова?» – вертелось в голове.

Направляясь в медучреждение, она все больше убеждалась, что уже была там. Что все это она уже делала: разглядывала это мрачное бордовое здание, открывала двери. «Эти люди, ждущие своей очереди, склоняющиеся перед окошком… я уже видела их и вот эти раболепные позы…»

Но в регистратуре лица женщин показались ей незнакомыми, как она в них не вглядывалась. Люсьена посмотрела на пол. Ничего подозрительного. Обычный пол с линолеумом, плохо имитирующим паркетную доску. «А что здесь должно быть? Лужи крови?» – язвительно кольнула саму себя.

В регистратуре Люсьена, – низко склонившись к щели под окошком, – рассказала о своей проблеме, назвала фамилию.

– В 5-ый кабинет идите, – вяло направила медработница, дав понять, что разговор окончен. У нее были ярко-малиновые губы и пышная прическа. Массивная черная заколка поддерживала на затылке выкрашенные красным волосы. Карту пациента посетительнице выдали сразу. Нужная тетрадка нашлась без проблем. Словно лежала под рукой.

Люсьена машинально взглянула на столь быстро полученную карту. В уголке стоял номер: «14/17», написанный от руки и подчеркнутый красным. «Что бы это могло значить…» – промелькнула в голове мысль, но быстро исчезла, оставив привкус чего-то загадочного. Она отправилась на поиски 5-го кабинета.

Люсьена поднялась на 3 этаж. И сразу, не блуждая по коридорам, пошла в нужном направлении. Как будто уже знала, куда идти. Без труда нашла 5-ый кабинет.

Очереди не было. Люсьена медленно открыла узкую длинную дверь. Бесшумно и робко просунулась в образовавшуюся щель. От врача ее отделяла передвижная ширма. Ее специально придвинули к двери, чтобы входившие не заметили посетителей, не успевших одеться. Люсьена пока никак не выдавала своего присутствия. Она прислушивалась.

– Да, именно у нее «дробь семнадцать»… конечно, поняла. Я все так и сделаю… пока, – услышала женщина обрывок разговора. Спустя некоторое время тот же голос, но уже совсем с другой интонацией прокричал: – Входите, кто там следующий!

Люсьена громко стукнула дверью, словно только что вошла. Поздоровалась, выйдя из-за ширмы. Села на стул для посетителей и стала наблюдать. Она увидела, как ее врач – немолодая женщина, низкая и полноватая, – встала из-за стола, сунув телефон в карман халата. Дерганой походкой засеменила к вмонтированной в стену мойке. Намочила руки. Резко потрясла пальцами, избавляясь от брызг. Ей явно не нравилась вода.

– Что у вас случилось, – усевшись за стол, спросила врач, но при этом не поднимая глаз на свою пациентку и что-то уже записывая в раскрытую тетрадь. «Конечно же, опять на тарабарском», – подумала Люсьена, но вслух сказала другое:

– Меня в плечо, похоже, клещ укусил, – и повернулась, показывая проблемное место. – Болеть вот начало.

Врач бросила быстрый взгляд на то, что пациентка показывала.

– Так, вашу карту, – протянула к ней руку с ярко красными коготками. Ее взгляд задержался на подчеркнутых вверху цифрах. – Понятно…

– Что-то не так? – осмелилась пациентка задать вопрос.

– Нет, все отлично, – ответила та, опуская глаза, – возьмите, померяйте температуру.

Врач с напускным равнодушием протянула градусник. Вроде все как всегда. Разве что бросаемые исподтишка взгляды медика не вписывались в традиционный прием.

– Идите, посидите пока в коридоре, – выпроводила она Люсьену, – а я пока заполню все необходимые бумаги. Зайдите в кабинет через десять минут. Хотя нет, давайте так: вы пока посидите в коридорчике, а я вас, когда надо, вызову.

Люсьена с градусником под мышкой очутилась в коридоре. Через некоторое время врач вышла из кабинета. Щелкнула замком, закрывая дверь на ключ. Гордо подняв голову, с независимым видом зашагала в сторону лестницы. Люсьена смотрела на нее, ничего не понимая. «А как же я…», – но вопрос застыл, так и не прозвучав. Врач столь профессионально ее проигнорировала, что «невидимая» пациентка не посмела и рта раскрыть, чтобы о себе напомнить.

«Куда это она… В туалет, что ли, направилась…», – предположила Люсьена. «Но раз ничего не сказала, наверное, вернется. Главное, чтобы не на обед ушла».

Время застывало, когда Люсьена попадала в поликлинику. «Первая, а все равно, сижу, жду …», – думала женщина. – «Так все здесь устроено. Даже если нет очереди – застреваешь перед дверью. Такой вот коридорный ритуал. И он неизбежен». Она посмотрела вокруг. На неуютных скамьях возле других кабинетов сгорбились в ожидании фигуры. Незнакомцы, застывшие бок о бок.

Время шло. Кому-то из сидящих было плохо. Но вопреки логике, именно здесь сосредоточилось равнодушие. В коридоре, перед дверьми – каждый сам за себя. Со своей проблемой. Со своей болью – один на один. В кабинете, за дверьми – выполняет рутинную работу врач. Каждодневную. Единообразную. Ему еще долго сидеть здесь. Заполнять карточки. Заставлять пациентов открывать рот. Слушать жалобы. Слушать дыхание… И завтра – то же самое. И даже через год. Сочувствие и соучастие давно ушли отсюда, не вытерпев повторения одного и того же. Чужое самочувствие никому не интересно. Оно – чужое.