bannerbanner
Я придумаю будущее. Любовь после любви
Я придумаю будущее. Любовь после любви

Полная версия

Я придумаю будущее. Любовь после любви

Язык: Русский
Год издания: 2018
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

Я так долго ждала, что Евгений Макаров вернется и снова появится в моей жизни, что, наверное, просто устала ждать!

Как, впрочем, устал ждать и мой давний поклонник – Анатолий Сергеев. Я все чаще и чаще видела его пока еще мимолетные ухаживания за моими однокурсницами. Но, спустя пару-тройку недель, он неизменно возвращался ко мне: снова начинал вздыхать у меня «над ухом», бросать в мою сторону многозначительные взгляды и провожать домой с наших импровизированных «посиделок».

Последнее проявление его безграничной любви ко мне состоялось возле моего подъезда, куда он вызвал меня для разговора. Дело было 23 февраля, в мужской праздник. Толик стоял в легкой куртке, без шапки, с букетом замерзших гвоздик за пазухой. Если честно, я не даже не сразу поняла, о чем он начал говорить? Оказалось, что делал предложение! Меня рассмешила сама дата – 23 февраля.

– Ты что, ненормальный? – почему-то спросила я, поднося гвоздики к лицу. – Сегодня же не 8 марта!

Он быстро ушел. А я долго стояла с этими хрупкими от мороза цветами размышляя над его последними словами:

– Знаешь, Мария, – сказал он, – обязательно наступит день, когда ты меня поймешь. Когда ты будешь чувствовать то же, что я чувствую сейчас!

Наступит? Да, он практически не прекращается, этот день – третий год я жду любимого человека!

Или мы все-таки имеем в виду нечто разное? И бывает еще хуже? Тогда, насколько сильнее может быть душевная боль?

Я часто в мыслях признавалась Евгению в любви. Но, возможно, это совсем не любовь, а что-то совсем другое?

И как это: любить больше жизни? Чем такая любовь отличается от моих душевных переживаний? Или, может быть, я еще не знаю, что значит – любить? Просто не знаю. Не пришел мой срок.

Недавно я стала замечать у Натальи совсем другие волнения, совсем другие чувства, которых до последнего времени у нее не было.

Если раньше, на первом-втором курсе, она вдруг неожиданно тормошила меня (во время своей очередной влюбленности) и чувственно выдыхала: «Понимаешь, Манька, я так его хочу!», то теперь, моя любимая подруга, гладя рубашки своего мужа, иногда ненадолго замолкала, а потом тихо произносила: «Маш, чего-то Алексея давно нет! Не случилось ли чего?»

Так что есть любовь? И где этот дурацкий Евгений Макаров?


11 мая 1987 г.

Вчера не закончила писать. Разнюнилась (смешное слово). Я часто теперь перехожу на уменьшительно-ласкательные и всякие придуманные детские словечки. Это из-за постоянного общения с Наташкиной Аленкой.

Короче, на парад мы ходили с Наткой, ее драгоценным Лешиком и нашей общей дочкой (нашей, потому, что я ее крестная). Аленка сидела в новой импортной коляске, изредка помахивала флажком и постоянно всем улыбалась. Она, вообще, очень улыбчивая девочка.

Академический отпуск Наталья брать не стала. Я настояла. И всеми силами помогала ей с ребенком, так что мы, слава Богу, с подругой не расставались, а сейчас вышли на последний рубеж – впереди, призывно, изо всех сил помахивая нам дипломами, приближались выпускные экзамены.

После торжественного возложения цветов к общегородскому военному захоронению мы отвезли Алену к родителям Лешика, и пустились «во все тяжкие» – нужно было расслабиться перед зачетной неделей.

Народу на Анькиной даче собралось человек двадцать. Мы жарили шашлыки, пили, пели, танцевали. Ребята смастерили «летучего змея», назвали его в честь декана Сан Санычем, и торжественно, под всеобщее ликование, запустили в небо. Потом еще, с притворно-грустными физиономиями пели о нем песню-посвящение «Больше не встречу – такого друга не встречу…». И, как безумные, хохотали!

Мы с девчонками насплетничались, примеряли по очереди бриллианты, которые достались нашей Светке по наследству от бабушки, а так же – парик, принадлежащий Аниной маме.

И все единогласно решили, что и парик, и «брюлики» идут больше всего мне.

– И, вообще, – разошлась моя любимая подруга, – я никак не пойму, что ты среди нас до сих пор делаешь? В Москве вон – конкурсы красоты вовсю проходят!

Сказала, и пожалела. Потому что при слове «Москва» взор мой весьма затуманился.

Чтобы не объясняться с ней, я сбежала к ребятам, и уже через пятнадцать минут целовалась с каким-то Сашкой, хоть и видела его в первый раз в нашей компании. А еще через полчаса потащила Толика прогуляться. Мы с ним после 23 февраля, когда он делал мне предложение, почти не разговаривали.

Хорошо погуляли, кстати. По-доброму. Он признался, что совсем на меня не сердится и продолжает ждать. С ним я тоже поцеловалась (с ума сойти).

А потом почему-то вдруг ответила ему: «А что, очень может быть…», и только ночью, приехав домой после праздничного салюта, поняла одну ужасную вещь – действительно, «все очень может быть», но я категорически не хочу детей, носящих его фамилию и его отчество!

У меня в глазах неожиданно возникла маленькая, смеющаяся, ласковая девочка, похожая на меня. Или мальчик. С длинной челкой и сильными кулачками. Но фамилия у них была совсем другая!

Так, может быть, основной женский критерий для вступления в брак – это фамилия будущих детей?


2 июня 1987 г.

Утром, перед консультацией, чтобы новость для меня не была полной неожиданностью, позвонила Наташа. Спросила что-то по конспектам лекций и расписанию экзаменов, а потом выпалила:

– Макаров вернулся.

Мое сердце взметнулось ввысь. Но, не успев задать ни одного вопроса, я услышала ее следующую фразу:

– Говорят, у него в августе свадьба.

Я не помню, что было дальше! Дышала я или нет? Села ли? Легла ли? Может, упала?

…Раздавались звонки телефона. Кто-то постучал в дверь. Потом все стихло.

Я помню, что тщательно собиралась в институт: перелистывала и раскладывала какие-то тетрадки, сортировала учебники. Затем вынула их из дипломата и сложила зачем-то в ярко-красную сумку с золотыми сердечками, совсем неуместную для института. Долго выбирала платье. В результате, надев джинсы и белую блузку, поехала на консультацию, вернее, на ее второй час.

Шел перерыв. На часах, что над лекционным залом, светились цифры 11:47. Я смотрела на их зеленые отблески и упорно шла вперед. Главное – дойти и сесть, не обращая ни на кого внимания.

– Мария, – раздался давно забытый голос. – А ты еще красивее стала!

Как в тумане, я медленно прошла мимо группы парней.


После консультации Наталья увела меня к себе. Нарочно, конечно. Чтобы немного отвлечь. Я общалась с ее Алексеем, играла с Аленкой, лепила пельмени, но мысли мои были очень далеко.

В пол-одиннадцатого вечера позвонила мама и предложила меня встретить. Я, нисколько не смущаясь, наврала ей, что Алексей меня проводит. Он и вправду порывался меня проводить, но Натка сделала ему предупредительный знак.

Вышла на улицу. Первое июньское тепло… Звездное манящее небо… Но ничто, даже вкусный, давно желанный, летний, запах, не вызывал никаких эмоций. Я, наконец, оставшись одна, шла по улице и с упоением ревела.

Ну, почему со мной всегда так? Что за Царевна-лягушка из меня получилась? Девчонки, не стесняясь, бегают за парнями, и буквально женят их на себе всеми известными и неизвестными способами: приезжают к ним в другие города, ложатся с ними в постель, сами делают предложения руки и сердца. Шантажируют, наконец. И добиваются своего! Я же все жду…

Мимо прошла веселая компания. Они подозрительно посмотрели в мою сторону, но, слава Богу, промолчали.

На остановке пожилая женщина прижимала к груди небольшую сумочку и маленького спящего щенка. Увидев меня, грустно покачала головой мне вслед. А я шла и продолжала плакать!

…Макаров стоял возле моего дома. Это было так привычно, как будто он всегда тут стоял, как будто он всегда знал мой адрес. Как будто, он был в курсе, что я вот-вот подойду.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила я, вытирая слезы.

Мы сели возле моего подъезда на срубленное дерево. Я продолжала плакать, а он меня целовал, будто ловил губами мои слезы. Потом стал осторожно обнимать, выбросив из левой руки сломанную ментоловую сигарету. Его ладонь так вкусно пахла, когда он касался моего лица.

– Машка, девочка моя, неужели ты меня ждала?

      Впервые я не постеснялась ответить:

– Ждала.

Евгений оторвался от меня, обхватил свою голову руками и произнес:

– Я тоже не смог тебя забыть. Но, если бы я знал, что это взаимно… Черт, если бы я знал! Как увидел тебя сегодня, сердце остановилось! Такой ты мне приснилась однажды.

– У тебя скоро свадьба? – безнадежным голосом спросила я.

Он ответил то, что я хотела услышать:

– Одно твое слово, и никакой свадьбы не будет!

– Нет! – решительно ответила я и, не оглядываясь, бросилась в подъезд.

– Нет! – повторила я через десять минут по телефону.

– Нет, так и передай! – сказала на следующий день Жениному другу Антону, протянувшему мне цветы.

Мама принесла мне чистую пижаму, стакан теплого молока и, вздохнув, вышла из комнаты. А что тут скажешь?

На нет, как говорится, и суда нет!


4 июня 1987 г.

– Толик, ты все еще хочешь, чтобы я была твоей женой?

– Очень!

– Я согласна! Вместо Агеевой – стану Сергеевой!


Юбилей Евгения (15 июля 2014г.)

Да, странно продолжался день моего пятидесятилетия. Впервые за десять лет без Машкиного поздравления.

Я возвращался домой из офиса на очередном такси. В голове не переставал звучать ее голос! Отныне я прощался со своим, как мне казалось, вечным ощущением безграничного счастья.

Отвечая на непрекращающиеся поздравительные звонки, я пытался шутить с водителем, обсуждая проходящих женщин. Потом долго поднимался пешком по лестнице на одиннадцатый этаж. И вовсе не потому, что не работал лифт. Нужно было выглядеть хоть немного необычно, как-то взволнованно, что-ли, заходя домой. Иначе Ирина догадается, что со мной что-то не то.

Хотя она, наверняка, уже все поняла! Не просто же люди начинают пить в девять часов утра коньяк, а после сматываются на такси в неизвестном направлении.

Ей, как всегда, кажется, что она все поняла!

Все, да не все! Скорее всего, Ирка просто подумала, что у меня – очередная интрижка.

Знала бы она, что у меня тот, десятилетней давности роман, в самом разгаре!

Виноват я перед ней очень. Всю свою жизнь, вернее, всю нашу совместную жизнь, а это уже почти тридцать лет, она сражалась с моими феерическими внесемейными связями. Но настоящей и единственной угрозой ее счастью была только одна женщина. Только Мария.

Хотя сейчас у меня есть Виктория. Потому что она очень напоминает мне Машу своей необычностью. Может быть, поэтому я с ней? Она художница. Рисует мои портреты в каком-то, придуманном ею стиле. Потом подолгу сидит на подоконнике, и это тоже напоминает Машку. Вика много курит и почти никогда ни о чем не спрашивает. И, так же, как когда-то моя смешная Росомаха, хочет спасти мир. Мне это тоже нравится.

Обычно, когда я отдыхаю после наших интимных отношений, Виктория рисует, а я подолгу смотрю на нее. Пью кофе или вино. И всегда вспоминаю свою далекую, канувшую в вечность, любимую.

Да, пожалуй, все чаще и чаще. Иногда боюсь, что назову Вику другим именем. С женой у меня подобного страха никогда не возникало, мне никогда не назвать ее Машкой, а с Викой я постоянно настороже. Очень много в них общего. Только моя нынешняя пассия – это прекрасный манящий холод, с которым, в принципе, легко расстаться, а Мария – любимая теплая, душевно теплая девочка. И расстаться с ней, даже в мыслях, до сих пор невозможно!

Хотя Виктория – очень чувствительная натура. И, возможно, она даже догадывается, что напоминает мне кого-то. Но упрямо складывает мои портреты на верхней полке в одну большую стопку, и легко провожает меня к выходу.

Сегодня она тоже позвонила мне:

– Привет, именинник! Ты как?

– Привет! Отлично, – ответил я.

– Мы увидимся во вторник? – громко выдыхая в трубку сигаретный дым, спросила Вика.

– Конечно!

– Мне хотелось бы. – За этими словами последовали гудки.

Такая вот у нас любовь! Вике просто «хотелось бы» со мной увидеться?

Никаких тебе «Женечка, ты – лучший!», «Ты – мое чудо!», « Ты – Гений!», «Люблю, люблю, люблю тебя»…       


…Была сразу после ухода Марии у меня еще одна девушка. Мне просто необходимо было заполнить образовавшуюся пустоту.

Это случилось тогда, когда Ирина успокоилась, что я ее не бросаю, не ухожу в счастливую страну с названием Сергеева-Агеева Маша, а остаюсь в семье. Спустя некоторое время после двух наших совместных с Иркой отпусков и, по крайней мере, ежемесячных, культурно-массовых походов в рестораны, кино и на выставки. Она, видимо, от меня слегка устала и ослабила свою железную хватку. А, поскольку, секс у нас (даже в такие периоды жесткой оккупации меня) все равно случался крайне редко, я с чистой совестью снова ушел налево. А, может, это были поиски Марии?

Ту девушку звали Анастасия.

Она была немного моложе меня, вся такая упругая и заводная. Я подобрал ее после неудачного романа с женатым мужчиной, обогрел, ласково называл Пульхерией, потихоньку приучил к удобному мне графику и почти год, а точнее одиннадцать месяцев, проводил с ней свои некоторые командировочные дни. Она, в принципе, была неглупой и милой.

Чтобы прервать этот романчик, не потребовалась даже жена. Я это, без сожаления, сделал сам. Дело в том, что, потерпев фиаско со своим первым женатым кавалером, в случае со мной, Настя решила, видимо, на этот раз свой проект довести до победного конца.

Уж не знаю, в каком таком бреду я признался ей в любви, но она в это свято верила. Желала родить мне сына и создать со мной ячейку общества.

Как только ее напор стал мне надоедать, я интеллигентно, но внятно и четко заявил ей о нашем разрыве. Разговор был тяжелым, закончился, как полагается, в голливудском стиле – с разбитой посудой и неприятными оскорблениями в мой адрес.

Слушая разбушевавшуюся теперь уже бывшую любовницу, я опять вспомнил Машку и наше расставание. Тогда у нее текли слезы, дрожали руки… «Найди покой в своей семье», – как заклинание, повторяла она. Да, что там – у нее! Слезы комом стояли в моем собственном горле. И я упорно молчал, чтобы они не вырвались наружу.

Снова я – о Маше… Снова, и снова, и снова…

Все эти годы Ирина наслаждалась своей победой, я периодически отвлекался на стороне, а Марии не стало. Как она умерла? Я так до сих пор и не знаю. Она исчезла. Растворилась. Ее подруга придумала острый лейкоз, кто-то тихо поговаривал про суицид, но подробности никому не известны. Даже дата ее смерти.

Я часто представлял себе темный мраморный памятник со знакомой мне фотографией и датами жизни 29.01.1965 – ХХ.ХХ.2004.


…Жарко. Я дотащился до одиннадцатого этажа, весь разгоряченный, как и требовалось, чтобы моим родным было понятно, что именно отсутствие лифта довело пятидесятилетнего именинника до такого состояния, а вовсе не гнетущие его душу мысли!


– Ты вечный бабник, откуда у тебя только силы берутся? – частенько говорит мне мой друг Антон, хотя подробности своих романов я ему никогда не рассказывал. Или рассказывал? В любом случае, он, наверное, завидовал. Ведь всем известно, что «хороший левак укрепляет брак», но не каждый на это решается.

По коридору внук с трудом волочил огромную машину, которую мы ему недавно купили. В ее кузове победоносно и совершенно спокойно сидела всеобщая любимица – пушистая кошка неизвестной породы. Звали мы ее Аськой, и вечно спорили, кого она больше всех любит? Увидев меня, Аська грациозно соскочила с детского автомобиля и стала тереться о мои ноги. Вот вам и ответ – кто в доме хозяин?

Ира из кухни не вышла. Оттуда раздавался громкий смех ее приятельницы Ольги. Видимо, делает жене маникюр, попутно обсуждая последние новости. Вот кто сплетни в мой дом приносит, – подумал я и заходить к ним не стал. Пусть сплетничают.

Зять вместе дочкой «висели» в моем компьютере, и увидев меня, быстро вытащили из USB порта золотистую флэшку с длинной цепочкой, которая неожиданно зацепилась за мой ежедневник, и Катя, смущенно нервничая, тщетно пыталась ее отсоединить. Наверное, они подарком своим любовались: что-нибудь типа коллажа для меня под грустную музыку ушедших годов.

Я снисходительно улыбнулся, поцеловал Катюшку в висок и завалился на кровать.

Мои ушедшие года закружились вокруг меня в своем беспощадном танце, как новогодние снежинки. От кондиционера веяло январским холодом, а я вдруг смертельно захотел спать, успев невразумительно промычать дочке: «Президент выступать будет, разбудите…»

– Какой президент, папочка? – прошептала дочка, укрывая меня. – У тебя всего два часа на сон. Скоро гости на твой юбилей начнут собираться. Автобус заказан на 16.30.


Из письма Марии (5 января 2005 г.)

Милый, бесконечно родной мой человек. С Новым годом тебя! С Новым счастьем!

Если бы ты знал, как я по тебе скучаю: по твоим лукавым глазам и манящим губам, по твоим ласковым рукам и чудесным шуточкам в мой адрес.

Произнеси вслух: «Росомаха! Моя любимая девочка, как сильно я тебя люблю! Как сильно я тебя хочу!»

Вот. Уже можно дышать. Ведь с нами осталось самое главное – постоянное ощущение любви. Мы это проверили: наше чувство – глубоко взаимно! Поэтому – вместе мы или нет – теперь абсолютно неважно.

Можно жить дальше: смеяться, слушать музыку, ловить на улице ртом снежинки, и, наконец, научиться кататься на велосипеде!

Для всего этого нужна всего лишь одна уверенность – то, что тебя любят!

Был очень тяжелый год, правда? В какие-то моменты хотелось все бросить и бежать-бежать-бежать. Во мглу и туман, в грозу и темноту, в космическую невесомость, чтобы исчезли звуки, чтобы по венам перестала бежать кровь, чтобы сердце билось тихо-тихо, на цыпочках…

Но наша любовь нас спасла. Уберегла. Я спокойна. Я уверена в тебе. Я чувствую твою любовь! Спасибо тебе за нее. Спасибо, мой единственный и самый лучший человек во всей Вселенной.

В следующий раз обязательно придумаю что-нибудь про себя. Как живу, чем занимаюсь… Тебе будет интересно узнать, как у меня дела? Ведь так?

Счастливого Нового года. Без меня. Со мной.

Твоя Маха.


Юбилей Евгения (15 июля 2014г.)

И все-таки, хорошо, что мы придумали отмечать мой день рождения в ресторане!

Он даже назывался символически – «День рождения буржуя». В очень аристократических тонах, его помещение и вправду напоминало что-то буржуазное, из прошлого века. А кличка «буржуй» в кулуарных разговорах была мне на этот вечер обеспечена.

Я стоял в центре зала, бросая взгляды на белый рояль и благородное убранство зала, и встречал близких, ну, или почти близких людей, которые, в ожидании доступа к моему телу, подходили поочередно. Подарки складывали на специально отведенный для этого стол с шикарной столешницей, а конверты, моя предусмотрительная супруга, прятала себе в клатч, который становился все толще и толще.

Приехала мама, и я торжественно отвел ее на почетное место, чтобы ей было все хорошо видно. Рядом с нашими местами. Присел рядом, положил свою голову на ее руки, зная, что она сразу начнет меня гладить. И было совсем не стыдно чувствовать себя нашкодившим ребенком, прячущим лицо в маминых руках. Пусть все смотрят и завидуют. Мама – одно из моих драгоценных сокровищ, которые подарила мне судьба.

– Милый мой. Родной мой. Мое счастье. – шептала она. И становилось тепло, и в носу щекотало, и хотелось даже пустить скупую мужскую слезу.       Только Машка могла так же искренне, без тени смущения, говорить со мной. Мама, Маша… И дочка Катюшка. Давно, в глубоком детстве.

– Сын, – мама внимательно посмотрела на меня. – Ты почему-то сегодня грустный? Вроде бы, шутишь и улыбаешься, как обычно, а душа твоя не на месте. Я же чувствую.

– Все нормально, мамочка. Устал. Наверное, пора в отпуск.

Ну, не рассказывать же ей, что меня не поздравила любимая женщина, которая умерла десять лет назад.

Хотя мама с Марией были знакомы лично.

В самый разгар нашего романа, нет романом это не называлось, в самый разгар охватившего нас чувства, спустя двенадцать лет после нашей юношеской несостоявшейся любви, будучи уже глубоко женатым, я их познакомил. Ну, не мог не познакомить!

Мы вместе пробыли у мамы на даче до самого вечера, что-то копали, сажали, потом пекли картошку и долго разговаривали.

Перед нашим отъездом мама отозвала меня в сторону:

– Ты знаешь, Женечка, что я категорически не принимаю такие отношения! Но я понимаю тебя, что пройти мимо такой женщины невозможно. Какое доброе у нее сердце, какая чувствительная у нее душа, и, самое главное, – как она на тебя смотрит! А ты – на нее! Я весь день любовалась вами. Так что, пусть Бог рассудит.

Бог рассудил. По-своему. И мы больше не улыбаемся друг другу. Вот уже десять с половиной лет…

Я остановил официанта, предлагавшего гостям шампанское, которое он деликатно разносил на витиеватом подносе, и выпил сразу два бокала, за себя и за Маню. Улыбнулся себе и сразу поймал удивленные взгляды: на меня смотрели жена и мама.

Впрочем, снова начали заходить гости, и я, радостно раскинув руки, бросился встречать прибывшую большую компанию – это были мои коллеги. Тех, которые были повыше рангом или наравне со мной, я приглашал с женами или мужьями, если таковые имелись, а подчиненным объявил о банкете в свою честь накануне во время планерки, не акцентируя внимания на их семейном положении.

Собственно, так мне и вручали подарки: от семейных пар по-отдельности, а от подчиненных – один общий. Последние меня удивили особенно. Двое из парней внесли в зал огромного размера картину в дорогой деревянной раме. Повернули его к свету, и все присутствующие зааплодировали – это был мастерски нарисованный портрет меня молодого с ракеткой на корте в белой майке с надписью СССР. Помню, была у меня в кабинете такая фотография. И, вправду, хороший ракурс и счастливая улыбка победителя.

– Придется освобождать для подарка целую стену, – улыбнулся я.

Организатор торжества пригласил нас всех за удобно расставленные столики. Изысканность и оригинальность оформления закусок, расставленных на них, изумляла и манила. Думаю, что даже самым изощренным привередам захотелось их отведать.

Полчаса до первой стопки, как всегда, оказались суетными – рассаживались согласно заранее напечатанным в типографии карточкам, выбирали блюда и спиртное, делали индивидуальные заказы.

Ну, а дальше все потекло слаженно и весело.

Организатора просто тамадой назвать было сложно. Он остроумно, но деликатно предоставлял слово во славу именинника, то есть, меня, очередному гостю, и, хоть и не приставал с конкурсами, но все равно как-то профессионально вызывал на разговоры и воспоминания по группам и столикам, что можно было условно назвать соревнованиями.

Очень теплые слова сказала мама, и в конце выступления, конечно, же расплакалась.

Поразила Ирка – чуть ли ни в ноги поклонилась мне с благодарностью за счастливую жизнь в течение почти тридцати лет. Вспомнился фильм, где главный герой, недопонимая происходящее, спрашивает у собеседника: «Издевается, что ли?»… Эта же мысль мелькнула и у меня, но я поблагодарил жену, поцеловал, и два моих старых друга успели крикнуть: «Горько».

Вообще, дни рождения, я считаю, отмечать нужно: слушать про себя хорошие слова и повышать самооценку, если она понижена. А, если не понижена, то просто наслаждаться!

Как-то потихоньку, с медленных танцев ( хороший, кстати, прием) мои гости начали осваивать танцпол. Я был нарасхват: подряд два вальса, танго, а после – нечто вроде гопака под современные поп-мотивы. Гопак, кстати, мне удался лучше всего.

Наблюдая за присутствующими, все ли довольны, никто ли не сбежал, я заметил, что дочка чуть не плачет. Топчется вместе со своим мужем возле музыкальной техники, и виновато поглядывает в мою сторону. Я подошел к ним.

– Папочка, твой подарок не открывается. Он на флэшке записан, – заскулила дочь.

Я успокоил Катерину и позвал своего технического бога Кирилла из IT- отдела, который уже через пару минут загрузил видео в компьютер. На экране возникло название «Давайте, друзья, потолкуем о папе…».

На страницу:
4 из 5