С парусами по жизни. Часть 1. Как я стал Капитаном

Дождавшись завершения проливных дождей, когда ветер порвал в клочья низкую облачность, с первым солнечным утром мы начали движение с Севера на Юг, в центральную часть озера на остров Кижи, где намеривались провести не менее 3-х дней и осмотреть заповедник.

Поехали…

Поднялись рано. Красно-алый закат и розовая зорька обещали ветреный день, но мы, по неопытности своей, мало придали этому значения. Было жарко. Пока мой матрос Володя готовил завтрак, я проверил рангоут, фалы и шкоты, опустился в каюту и стал заниматься судовым журналом, записывая в него показания метеоприборов и данные по маршруту, завел в GPS координаты основных точек на маршруте, провел линии маршрута на нашей туристической карте, сходил к Геннадию на яхту и посмотрел на морской карте глубины по маршруту. Геннадий заметил, что давление резко растёт, а это был верный признак усиления ветра. Как гласит старая примета: «При низком барометре первый подъем – шквалов здоровых, наверно, мы ждем».

GPS – спутниковая навигационная система, в то время, была большой редкостью. Навигатор точно определял координаты судна, его скорость, дрейф, направление на заданную точку в маршруте, расстояние до нее и отклонение от курса. У нас на яхте был спутниковый навигатор, но не было навигационных карт, только карта-схема, без обозначения глубин и навигационных опасностей. Мысленно я себя успокаивал тем, что на двух других яхтах были нужные карты и радиостанции.

«Завтрак, Сэээр», – сказал матрос и начал раскладывать по тарелкам овсянку. Поели быстро, и пока Володя мыл посуду и готовил чай, я проверил подвесной мотор и топливный бак. Потом мы подняли кормовой якорь, подтянулись к носовому якорю и подняли грот. Там, где мы стояли, в тени острова ветра не чувствовалось. Готовые к старту, мы спокойно сидели в кокпите и пили чай, наблюдая в бинокль волны на открытой воде. Спорили: есть или нет белые барашки, и нужно или нет сразу взять рифы на гроте. Дело в том, что пока нет «белых барашков» на гребнях волн, ветер считается умеренным и можно не рифиться (уменьшать паруса). А вот когда появляются пенные струи, а потом и барашки, это значит, что ветер сильнее 10 м/с и надо думать о снижении площади парусности. При ветре 13—15 м/с все волны в барашках и пену начинает срывать. По правилам класса «микро» на этих шверботах нельзя ходить в ветер больше 15—17 м/с. Но, как сказал один французский гонщик – всё дело в команде, если она подготовлена, дайте мне тазик для белья, и я пойду через Атлантику.

– Штормовой стаксель можно не ставить, – говорил матрос, – а вот грот надо зарифить.

Матрос не любил сильный ветер и волны, сильный крен и нервозность, а я уже был готов проверить и себя и лодку. В итоге, наблюдая в бинокль белые барашки, решили выходить под генуей (обычного стакселя не было) и зарифленным гротом. На других яхтах все стояло по-штормовому.

В самый последний момент к нам на лодку пересадили одного из матросов по кличке Тормоз, с другой яхты. Мы знали только, что он студент уже 2-го курса, друг сына капитана 3-й яхты и мастер по уринотерапии. Разбираться, почему пересадили, было некогда. Командор дал команду и все, подняв якоря, пошли. В тот момент я подумал о втором матросе:

– Уж если и не помощником, то балластом – будет откренивать.

Как только мы вышли из-за острова на открытую воду, ветер наполнил паруса, сильно накренив яхту, понес в направлении первой точки поворота на маршруте, до которой, как показывал GPS, было 30 миль. Мои матросы перебрались на наветренный борт, улучшив ситуацию с креном. Шли мы левым галсом в бейдевинд со скоростью 5—6 узлов. Ветер дул ровный 11м/с, а волна была где-то 1—1,2 метра. Сначала было неуютно, нервно, напряженно, но постепенно мы стали привыкать и к крену, и к ветру, и к волне, и к брызгам, начали улыбаться, переговариваться, шутить – отлегло. Я впервые ощутил, увидел и осознал то великолепие, которое нас окружало: солнце и бурную воду всю в серебре от солнца, шум ветра и волн, журчание воды за кормой – этот восторг пришёл ко мне впервые, на парусных досках было немного по-другому, хоть и скорость много выше. Уже через полчаса мы отдали рифы на гроте. Скорость достигла семи с небольшим узлов – мы летели, крен яхты увеличился, и нам всем, включая пса Эдди, пришлось сесть на один борт и упираться ногами в банку другого борта – при этом вода шла по палубе и внешней части спинки кормовой банки. Удивительно, но наш пёс ориентировался в происходящем быстрее матросов и сам, без команд перепрыгивал и занимал именно то место, где он не будет мешать и где надежнее. Я совершенно тогда не думал, что собаке нужен спас жилет – такие вот мы рисковые были с ним ребята.

Скоро что-то будет…

Вода вся серебрилась и играла в солнечных лучах, ослепляя нас миллионами зеркал. Лодка легко, как в танце, шла по волнам навстречу солнцу и ветру. Когда приходила волна побольше и ударяла в борт, лодка тормозила, над палубой поднимался веер брызг, как россыпь алмазов, и накрывал нас с головой, что приводило нас в восторг, вызывая бурю смеха. Мы, как завороженные, смотрели на происходящее, не в силах оторвать взгляд от пенных волн, парусов и искрящегося горизонта. Это зрелище нас полностью поглотило. В целом, мы не осознавали, что происходит. А тем временем, ветер усилился до 15 м/с, а волна выросла до 2-х метров. Ветер зашел и теперь, чтобы двигаться к точке поворота, нам приходилось лавировать. Скорость яхты по курсу упала, а качка усилилась. Для швертбота класса «микро» такие условия плавания уже не сахар. Сделав первый поворот оверштаг, мы стряхнули с себя завороженность и вспомнили, что идём не одни, где-то рядом должны быть другие яхты. За всё это время мы ни разу не оглянулись вокруг, а где-же наши друзья – вот она неопытность – и про радиостанцию вообще не вспомнили.

Осмотрев в бинокль всё вокруг, я с трудом заметили одну мачту с краспиц и выше. Мы сильно оторвались, да и не удивительно, шли под полными парусами. Запросили по радиостанции другие яхты. Получалось, что нас разделяло уже километров пять-семь. У капитанов этих яхт были большие сомнения в целесообразности продолжения плавания прежним маршрутом. Решили запросить прогноз погоды и потом определяться. Ветер усиливался, на порывах он уже достигал 17м/с и мы начали брать рифы на гроте, свернули геную и поставили штормовой стаксель. Смена передних парусов не заняла много времени – они были на закрутках, а вот при взятии рифов на гроте матрос Тормоз чуть было не вылетел за борт. Лодка заметно выровнялась и имела 6—7 узлов ходу, несмотря на волны более 2-х метров. Володя, пробираясь с бака в корму, упал, поднялся с трудом, а потом во время большой волны упал с рубки в кокпит и никак не мог подняться, застонал: «Капитан, переклинило меня, позвоночник». С большим трудом матрос Тормоз затащил Володю в каюту и уложил на диван наветренного борта. Когда он вылез, на нем на самом лица не было, и он плюхнулся в кокпите лицом в корму. Он был уже не помощник.

Правой рукой я отрабатывал румпелем все выкрутасы волн, левой держал грота шкот и постоянно крутил головой, чтобы не пропустить очередной удар волны в борт. Сзади на горизонте появилась черная полоса, ровная, как проведенная карандашом линия. Она заметно росла в размерах. Плохи дела, подумал я, вспоминая главы по метеорологии из учебников: «Коль резок контур облаков – ко встрече с ветром будь готов!».

Надрывалась радиостанция, перекрывая шум начинающегося шторма, передавали прогноз погоды: «Штормовое Предупреждение, ветер юго-восточный с переходом на юго-западный, силой 19—21м/с с усилением до 23—25м/с, на порывах до 27м/с, волна на открытой воде 3—4 м, в районах до 4,5 м», – это уже не шторм, это ураган для нас. Полоса на горизонте стремительно приближалась.

Близилась точка поворота и GPS запищал, мне необходимо было принимать решение, но я был полностью поглощен процессом управления яхтой, и, сидя на руле, не мог работать с картой, а матросы лежали, один в каюте, другой в кокпите. Я пытались определиться по карте, куда бы можно было зайти и понять, где находится яхта. Сильная качка и потоки брызг, накрывавших яхту, никак не позволяли мне этого сделать, а сориентироваться по берегу с правого борта, который был от нас в 2-3-х милях, было невозможно – он превратился в сплошную серую линию. Вдобавок к этому, при сильном порыве ветра карту вырвало из рук, и она улетела, мгновенно скрывшись из виду.

Судьба приняла за нас решение. Теперь идти можно было только намеченным курсом, который был заведен в GPS и ориентируясь по памяти на глубины, указанные в морской карте. Это было вопреки хорошей морской практике, но выбора не было – поворот в укрытие я проскочил.

К полудню, как и намечали, подошли к точке поворота. Теперь мы шли полным бейдевиндом вдоль скального наветренного берега, стараясь держаться от него дальше, в милях 2-4-х, но волны, которые здесь были явно выше и круче, подхватывали лодку и несли в сторону берега – дрейф был огромным. Иногда приходилось делать поворот оверштаг и уходить мористее. А для этого я кричал Володе, который лежал в каюте: «к повороту готовсь», – он готовился к повороту и вместе с поворотом яхты переваливался через стол/колодец на диван противоположного борта с таким стоном, что я слышал. Идти приходилось змейкой, скорость падала, а качка усиливалась. Как-то незаметно потерял сознание матрос Тормоз. Зрачки у него закатились, и он ни на что не реагировал. Пришлось положить его в кокпите, привязав за ноги (и это всё одной рукой, а другой я рулил за румпель), и продолжать бороться с ветром и волнами. Теперь гребень каждой волны прокатывался по палубе, а по воздуху летела пена и водяная пыль. Яхта уже находилась под краем черного фронта, под который, как в пылесос, втягивался ветер, всё ускоряясь и ускоряясь. Картина была сказочная: с одной стороны солнце, уже в мареве, с другой низкая плотная стена туч. Казалось, что мачта вот-вот заденет за рваный край облачности. Стоял рев ветра и волн, и в этой какофонии слышались звуки духового оркестра. Эти звуки издавали детали яхты: гик с его отверстиями и мачта, ванты и леера, еще что-то, но звуки эти были полностью гармоничны и мелодичны. Иногда казалось, что поет хор. Хотелось встать по стойке смирно и присоединиться к поющим.

По левому борту вода еще искрилась, а по правому она стала свинцового цвета и наводила страх. Лодка взбиралась на волну, прошибая пенный гребень, уваливала и по косой неслась вниз с волны. Здесь, при выходе к берегу, волна была крутой, а высота ее достигала, как мне казалось, метров пяти. Когда лодка съезжала вниз, я видел, как над лодкой нависали гребни спереди и сзади, а пена, летящая над волнами, пролетала над краспицами. Я пропустил тот момент, когда перестал различать границы воды, берега и туч, все слилось в одном круговороте и хаосе звуков. Их оркестр был слышен только на самых гребнях волн, а там внизу он смолкал, как будто музыкантам не хватало воздуха.

Я не помнил, когда и как взял вторые рифы на гроте. Теперь я не просто боролся с ветром и волнами, я боролся за жизнь свою, яхты и матросов. Лодку так кидало и валило, когда мы выезжали на гребень, что привязанный матрос чуть не вылетал за борт. Матрос Володя не выдержал муки и выбрался из каюты в кокпит и сделал тщетных три попытки отлить за борт, но так и не удалось ни против ветра, ни по ветру. Сначала, вопреки всем правилам, он обнял ванты на наветренном борту и простоял так целую вечность, как мне казалось, а потом повернулся не в силах ничего убрать и сказал что-то вроде: «Не получается, не получается». Володя просто лег в кокпите и спустя минуты я услышал: «Уууфф!». Потом, испытав явное облегчение, он сказал что-то вроде: «Прорвемся!». Стоял такой шум, что ничего нельзя было разобрать. Володя остался лежать в кокпите.

Берег мы еще не различали, но физически чувствовали его близость по нарастающему реву прибоя. Я делал все, чтобы отойти от берега подальше, но огромные волны подхватывали и несли маленькую лодочку к скалам. По прибору выходило, что до берега не более мили. Точку поворота на Кижский фарватер в этой круговерти, мы давно проскочили, и сейчас двигались в сторону Южного и Северного Оленьих островов, которые должны были быть где-то рядом. Я помнил, видел их на морской карте у Геннадия. Оставалось вести яхту чисто визуально, и я подумал: «Если через полмили не увидим пристанища, поворачиваю на большую воду и буду уходить от берега».

Я устал, плохо реагировал на волны. После моей ошибки в управлении яхтой, нас накрыла волна и как следует проутюжила, сорвав заодно подвесной мотор с транца. Теперь он болтался где-то под лодкой на страховочном конце – в мозгу промелькнула мысль, «какой я предусмотрительный, поставил петлю из альпинистского фала 12 мм с двойным креплением за специальные скобы – не вырвет, не утащит и о днище не бьёт». Глотнув пару раз воздух и очухавшись, мы с Володей пытались взять парусами ветер, но это нам никак не удавалось. Яхту кидало с борта на борт, волны накрывали нас, и мы ничего не могли понять. Не сразу, но я догадался, что нет ветра, его кто-то «выключил». Бог смилостивился над нами!

– Ветра нет! – закричал я.

– Что? – кричал матрос, пытаясь схватится за леера.

Когда в очередной раз нас вынесло на гребне, мы увидели недалеко, стоящий на якорях сейнер – он напоминал рака, растопырившего клешни, за его кормой были скалы, а цепи якорей далеко уходили в воду. С трудом смайнав паруса, стали вылавливать мотор. Делать это приходилось полулежа, а иначе можно было вылететь за борт.

Изуродовав себе руки о мотор и скобу металлического транца, нам удалось установить мотор на место и с третьего или пятого рывка стартерного троса мотор заработал. Без чиханий, как и не плавал. Получив ход, лодка выровнялась и стала пробираться к сейнеру. Володя, стоявший теперь у мачты, вдруг что-то заорал и стал показывать направление, куда надо идти. В этот момент пошел дождь. Нет, это был не дождь, а бомбардировка всего живого каплями размером с крупный виноград. Волны сгладились мгновенно, а вода стала походить на бурлящий кипяток или на гусиную кожу от огромного гуся. Скоро мы увидели блюдце спокойной воды. На воде, где только было видно, сидели чайки. Рулить приходилось стоя, инстинктивно объезжали чаек, стараясь не спугнуть и не наехать. Нашли и встали в самом закрытом месте этого блюдца, привычно растянулись на двух якорях и, скинув с себя и лежавшего матроса одежду, забрались в каюту и затащили младшего матроса. Там была вода. Мне, как самому «здоровому» пришлось кастрюлькой вычерпывать воду, пока её не осталось несколько сантиметров.

Потом инициативу взял на себя Кок Володя: «Я займусь обедом, а Вы, Сэээр, займитесь младшим матросом, он, кажется, не шевелится». Володя наливал спирт в плиту и говорил: «Ну, это ж надо додуматься, спирт палить!». Он зажёг плиту, поставил чайник и спросил: «Кэп, я пропущу стаканчик, а то меня колотит?». Наш попугай, изрядно помятый, приковылял к столу и так вяло и просительно выдавил из себя: «Надо налить». Ну что мне оставалось: «Валяй, только сделай три порции, этому тоже, и разотри его». «Кого, попугая растирать? Зачем спиртом-то растирать, дайте ему нашатыря понюхать, и все». Если честно, я был никакой от усталости и адреналина, голова кругом. Мы сунули матросу нашатырь под нос. Тормоз стал приходить в себя. Его глаза еще долго плохо видели, а он сам не понимал, где находится и как он сюда попал. От паров спирта и влажной духоты ему стало плохо и он, спотыкаясь, вывалился в кокпит. Вслед за ним выползли все – го-лы-е.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.