С парусами по жизни. Часть 1. Как я стал Капитаном

С парусами по жизни

Часть 1. Как я стал Капитаном

Алексей Ушаков

© Алексей Ушаков, 2020

ISBN 978-5-0051-0841-8 (т. 1)

ISBN 978-5-0051-0840-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Дорогой читатель!

Эту книгу я написал по многочисленным дневниковым записям, которые приучил меня делать мой Дед – буржуазный спец, как он себя называл, родившийся еще до 1917 года, закончивший химфак Московского университета и поднимавший шинную промышленность в Ярославле. Он мне много раз говорил: описывай основные мысли, события, факты, эмоции, улавливай тенденции – в старости пригодится.

Вот и пригодилось. Эту книгу «С парусами по жизни» я решил посвятить дочери Антонине и внучке Марусику, с которыми долгие годы живу врозь. Хочется приоткрыть им одну из сторон моей жизни и рассказать, как детская мечта стала образом мысли и бытия. Не хотелось бы, чтобы моё туристическое снаряжение, мои яхты и построенный дом исчезли из жизни вместе со мной.

Книга будет в 3-х частях: «Как я стал Капитаном» – рассказ о том, как родилась и воплотилась мечта детства, «Онежско-Ладожские этюды» – мы с Боцманом (Володя Рассыпнов) 23 года ходим вместе и за это время бывали на разных морях, но обязательно каждый год проводим пару месяцев на Онеге или на Ладоге, о чём не рассказать просто нельзя. Третья часть – «Через 7 морей из Туниса в Москву» – это рассказ о перегоне двух катамаранов из Туниса в Москву с «катанием по всем Европам», воспоминания о других переходах, в том числе на «SWAN-59», и о некоторых жизненно-важных событиях.

Описав небольшую часть своей жизни и часть Пути к своей детской мечте, не могу не сказать СПАСИБО Родителям и всем своим учителям, инструкторам, наставникам и преподавателям, и просто знакомым и друзьям, которые не перемалывали меня, а сделали таким, каким я есть, и научили самому главному: слышать, видеть, анализировать, нестандартно мыслить и делать, что должно, заниматься творчеством, говорить, что думаю, делать, что говорю. Отдельная благодарность вечному Боцману – Володе Рассыпнову, который ходит со мной на яхтах и терпит меня, как Капитана, вот уже 23 года.

Отдельная благодарность Владимиру Дарагану и Антонине Ушаковой за помощь в оформлении этой книги.

Книга рассчитана на самый широкий круг читателей, для кого романтика и правда жизни важнее мнимой успешности, кто мечтает о свободе выбора, о путешествиях, о трудностях и преодолениях, кто любит и понимает природу, для их детей и внуков – кому путь свой выбирать, а стать успешным снится и видится.

Читай и делай! 7 футов вам… и удачи. Благослови вас Господь!

Для кого-то эта книга станет введением в непознанное. Читая ее, не забывайте, что полжизни я прожил в СССР в прошлом веке, имею традиционные взгляды и, к счастью, не осовременился. Что касается взглядов на яхтинг, конечно, они изменились с изменившимися возможностями и реалиями жизни, но основные принципы неизменны и яхтинг это не хобби…

К сожалению, в первой части книги фотографии отсканированы из старых плохо сохранившихся альбомов – извините за качество, друзья помогали их исправлять, но лучше такие, чем без них.

Чтобы не загружать текст пояснениями, в конце книги есть словарь яхтенных терминов.

Мой Дед был репрессирован и при царе, и при коммунистах

Жизнь многогранна и переменчива, и не стоит прогибаться под этот мир, делая очередной выбор. Всё бывает, но главное – оставаться Человеком. Каждый Ученик должен найти своего Учителя, к каждому Мудрецу должен прийти свой Ученик…

Давайте поднимем бокала за тех, кто в Море, и за тех, кого с нами уже нет…

АБУ июнь 2020 г.

Из воспоминаний о парусных походах

Если за бортом или холодно, или комары, или дождь, то команда в кают-компании пьёт вечерний чай, сопровождая это действо рассказами, морскими байками «от Боцмана», «от Капитана», или «от гостей и матросов». Надо сказать, что вечерний чай – он не простой, его стараются заваривать особым способом с добавлением трав, кореньев, хвои, и это не просто чаепитие, а действо, как баня…

Сидим мы как-то за вечерним чаем, а погода дрянная, дует сильный западный ветер с порывами под 13 м/с, небо заволокло низколетящими черными тучами, мелкий дождь периодически накрывает яхту, стуча по палубе. А стоим мы в западной Ладожской шхере, в заливе, который как блюдце, с заросшими камышом берегами, и под нами метров пять-семь (остров KILLPOLA, залив KIRLAKHTI). От порывистого ветра яхта, стоящая на носовом якоре, описывает на воде странные фигуры, похожие на восьмерки, виляя кормой. Якорная цепь периодически дергает своё носовое крепление и тогда раздается металлический лязг. Иногда цепь вытягивается в струнку при сильном ветре, а потом всей своей тяжестью падает на дно в затишье. Тогда яхта идет вперед, как бык на матадора, но ветра, там уже нет – он заходит на правый борт, и яхта начинает разворачиваться на ветер.

В каюте жарко от собравшейся команды, от чашек с чаем и подогреваемого на газовой плите очередного чайника. Иллюминаторы запотели – не помогают ни приоткрытый люк над столом, в который ветер задувает капли дождя, ни открытый наполовину брандер-щит над входным трапом. Пахнет мятой и еще чем-то яхтенным. Расслабленная команда пьет чай с сухарями и сушками, улыбаясь, слушает Капитана, бородатого, косматого дядьку с голым торсом, сидящего напротив всех за штурманским столом – это меня профессор из Америки, новичок на яхте, просил рассказать необычную яхтенную историю, в обмен обещал поведать потом про рождение Вселенной, про Большой Взрыв. Я повествую:

«…Мы с Боцманом и матросом перегоняли большой катамаран из Турции в Москву, и нас арестовали в Керченском проливе пограничники, обвинив в незаконном пересечении границы с попыткой высадки диверсанта – это было нечто, братцы. «Брали» нас два досмотровых катера с командой, вооруженной автоматами, но об этом потом. А вот выпустили нас из-под ареста в порту «Кавказ», где мы стояли под арестом, к вечеру четвертого дня, и, как назло, небо затянуло тучами, поднялся ветерок, организовав на море золотистую в лучах заката рябь. Красота необыкновенная, тепло, над морем марево – будет шторм. Документы от следователей подписаны и вручены нам, в судовом журнале сделана соответствующая запись о том, что к нам нет претензий, со всеми подписями, включая подпись «старшого» – полковника ФСБ с его личной печатью, – и мы теперь имеем право следовать дальше на таможню в Таганрог или Ростов-на-Дону.

Можно уходить. Стоять в грузовом порту, среди лязгающих портовых кранов и крыс, сидящих на балках пирса в надежде что-то съесть, нет никакого смысла даже в преддверии шторма. Выходим, докладываем на 16-м канале трафик-контролю о своём выходе из порта Кавказ и на 15-м пограничникам, двигаемся к обозначенному буями фарватеру, по которому идёт поток кораблей, встраиваемся за указанным трафик-контролем танкером и идем за ним на выход из Керченского пролива в Азовское море. Сентябрь, быстро темнеет, встречный ветер усиливается, появляется волна и начинается дождь. Мы идем…

На нашем катамаране я сижу в рубке, ближе к корме, за огромным штурвалом, и мне плохо видно, что творится за стеклами рубки. На панели впереди меня светятся приборы, экран эхолота, навигационная карта, работает радиостанция, и я слышу переговоры капитанов больших кораблей и указания трафик-контроля, нашего и украинского. В темное время суток, да в дождь, на своем месте за штурвалом я вообще ничего не вижу, что там за стеклами рубки, иду по приборам – электронной карте, эхолоту и радару… Боцман и матрос постоянно выскакивают из рубки на палубу – один на левый борт, другой на правый, – держатся за ванты и осматривают море, убеждаясь, что мы идем правильно в караване, контролируют водное пространство впереди и сбоку. Ветер за час-полтора постепенно усиливается до ураганного, по прибору до 19—21 м/с, на порывах 23 м/с, начинается гроза, молнии сверкают одна за другой, озаряя кипящую воду и волны. Гром такой силы, что я вжимаюсь в сиденье и втягиваю голову в плечи, ливень хлещет стеной, и ничего не видно далее 15—20 метров. Темнеет, гроза усиливается, стоит такой шум, что мы уже не слышим друг друга. Ребята что-то мне орут, я ору им в ответ – «что»? Волна уже под два метра, снасти и корпус катамарана скрипят от непосильной работы, по рации нас кто-то «поливает» за то, что мы слишком близко к ним приблизились, в рубке все летает, мне только и остается следить за радаром и слегка увалить вправо, чтобы уйти от возможного столкновения (мы в одной миле, а надо не менее 1,5—2 мили от кораблей), идем крутой бейдевинд…

Фоторобот, составленный со слов команды

Вдруг Боцман влетает в рубку, мокрый до нитки, с него течет, в открытый проём бьёт волна, на его лице гримаса ужаса, и он кричит: «Кэп, отворачивай нахрен, отворачивай, там корабль на нас прет!» и выбегает из рубки в темноту, в ливень. Смотрю на радар – рядом никого, ввожу поправку на ливень и волну, убираю шум с экрана – никого… Очередная молния, вторая, третья, сразу раскаты грома, такое впечатление – бьёт рядом с нами. В рубку влетает матрос, вцепился в штурвал и начал крутить, чтобы отвалить вправо. Орет, пытаясь перекрыть рев шторма: «На нас парусник валит!». Выбегаю на левый борт, как раз молния осветила бушующее море, и вижу большой старинный 2-х или 3-х мачтовый обшарпанный парусник, съезжающий с волны прямо на нас. Проходящая волна накрыла меня и Боцмана, но я успел, метнулся в рубку, кручу штурвал, смотрю на экран радара, а там «ни-ко-го»! Выскакиваю на палубу и вижу в свете очередной молнии, как этот парусник со свисающими в воду снастями, обросший водорослями, с порванными парусами, проскользнул в нескольких метрах рядом с нами и растворился в темноте за кормой. Восстанавливаю курс, еще раз смотрю на экран радара – ни по корме, ни по курсу никого, и рация молчит…».

Минут пять все молча пьют чай, и только Профессор, обладающий энциклопедическими знаниями, пытается что-то погуглить на своём айфоне, да куда там – в Ладожских шхерах интернета нет, тут даже телефон не берет. Начинаются разборки и вопросы, а какой корабль, тип корабля (ага, еще год постройки и верфь им назови…), а был ли кто на борту, а паруса, а за штурвалом кто? Выдвигаются разные версии: кто-то говорит, что это просто байки, а Капитан, с умным видом физика (это Я без ложной скромности), отвечает, что гроза искривила пространство и время так, что мы оказались рядом с прошлым, вот оно, рукой подать – видим, а потрогать нельзя, вот парусник и прошел мимо. Еще более серьёзный физик с профессорским званием замечает: «Тут искривление мозгов, а не пространства. Вы, Капитан, вообще, где и чему учились, да и не могли здесь ходить такие корабли в прошлом! Да и на радаре ничего не было». На что Боцман замечает:

– Э-э-э, за «мозги» и ответить можно. Мы сами видели! И потом, а может он того, до потопа там еще ходил? Он же деревянный, вот радар его и не видел! Вступил Старпом, Володя, профессиональный моряк, не раз обошедший наш шарик: «Ну-у-у, мы и не такое видали на переходах, только я не знал, что это искривленное пространство».

Дебаты продолжаются с час. В ход идут такие аргументы, как скептическое лицо Профессора, знающего гораздо больше, чем он мог себе позволить сказать в нашей компании, размахивание руками Боцмана и выражения, которые может себе позволить на корабле только Капитан. Точку в споре была поставлена Капитаном, который голым торсом навис над столом и обнажил бицепс («Профессор очень ярок, но я тоже не подарок, и у меня в запасе ход конем…»): «Три члена команды, включая Капитана, видели корабль одновременно, зна-а-ачит, это «не привиделось», а было. И точка!»

Э-э-эх, знали бы они, как билось тогда моё сердце, разбивая виски, как ноги стали ватными, как пересохло во рту. Нет, не от того, что на нас чуть не наехал большой корабль, а от самого явления, о котором я слышал и читал, но никогда не верил в такое. Тогда я плюхнулся на свое место за штурвал, а вот мозг работал четко: схватил судовой журнал и стал лихорадочно записывать координаты, время, погодные условия, кого я слышал по рации на 16-м, сдублировал карту с картплоттера, описал экран радара и показания эхолота, сделал описание увиденного, а потом Боцман и Матрос это подписали – получился Документ! Кстати, меня не раз выручало правильное ведение судового журнала, как и в тот раз, при прохождении Керченского пролива, но об этом потом…

Глава 1. Рождение мечты о парусах и морях

Корабли постоят,

и ложатся на курс,

но они возвращаются сквозь непогоду,

не пройдет и полгода,

и я появлюсь, чтобы снова уйти,

чтобы снова уйти, на полгода…

Владимир Высоцкий

Я был младшим ребенком в семье – брат и сестра старше на семь и восемь лет. Отец был военным летчиком-инженером-испытателем, а Мама, хоть и закончила географический факультет Университета и Театральную школу, сидела дома и воспитывала детей, как и все жены военных в те далекие 40-70-е годы прошлого века во времена СССР. У Отца была очень трудная и нервная работа. В то время летчики на испытаниях гибли каждую неделю, и мимо нашего дома, по улице Ленина, в подмосковном военном городке Чкаловский, где базировался НИИ им. Чкалова, проходили все траурные процессии. В то время все люди, вся Страна, напрягали все силы, чтобы восстановить разруху после Великой Отечественной Войны и не отстать в гонке с Америкой за лидерство в Мире. Началась «холодная война». Были такие моменты, когда «горячая фаза» войны могла начаться в любой момент – Карибский кризис, например. Военные были в постоянной готовности, и у каждого из них дома стоял небольшой чемоданчик с самыми необходимыми вещами, чтобы подхватить его – и в казарму, или на фронт… И у Отца был такой.

А еще у нас в городке жили, готовились к полетам в космос и летали на самолетах, на базе НИИ им. Чкалова, ребята из первого отряда космонавтов и Гагарин.

За рулем «Победы ГАЗ-20»

Такое напряжение в работе и международной обстановке требовало от людей как полной отдачи и собранности, так и умения отдыхать и расслабляться. Мне повезло, мои родители всем видам отдыха и расслабления предпочитали поездки на природу, они были заядлые грибники, ягодники и рыбаки. Сейчас это не всем понятно и не привычно. А раньше мы постоянно выезжали «на природу» ловить рыбу, собирать грибы и ягоды, которые консервировали, варили варенье, а рыбу и сушили, и жарили, и уху варили.

Когда я родился в 1955-м году, у нас в семье уже был автомобиль «Москвич-401», а потом в 56-м году Отец сменил его на «Победу ГАЗ-20», а в 60-м году – на «Волгу ГАЗ-21», которая в моей памяти и осталась, как лучший автомобиль всех времен и народов. Вот на этих машинах отец и мать возили нас по всей европейской части РФ. Справедливости ради надо отметить, что «Волгу ГАЗ—21» признавалась лучшим автомобилем в 60-61-х годах в Европе! Это был супер-автомобиль!

Всей семьёй за грибами

В машине у отца было всё для поездок на природу, хоть на рыбалку, хоть за грибами, ягодами, и все для того, чтобы можно было поесть, приготовить на костре или примусе, и чай сделать, да и сидеть не на земле, а в раскладных креслах и за столом. Часто мы оставались ночевать где-нибудь в красивом месте. С тех пор и на всю Жизнь я запомнил запах костра у реки, когда на нем стоит котелок с ухой, этот запах ни с чем не сравнить! В машине конструктора предусмотрели раскладные сиденья/диваны одним движением, превращающиеся в роскошную диван-кровать, а еще с нами всегда была небольшая солдатская палатка, запах которой остался со мной по сей день, надувные матрасы и одеяла. К походной жизни меня приучили с детства, заложив в мозг понятие о том, что лучший отдых может быть только на природе, среди бескрайних лесов и полей, у реки с удочкой в руках, а вообще, лучший отдых – это смена занятий, а не просмотр телевизора и хождение по кинотеатрам и кафе. Жить у костра и готовить на костре, втягивать ноздрями дымок от сыроватых дров, запахи леса и реки стало потребностью на всю жизнь. Фактически, родители научили меня жить и выживать на Природе с удовольствием! Все свободные дни мы проводили на Природе – в лесу или у реки.

Отец с Мамой и брат с сестрой

Очень часто всей семьёй выезжали на рыбалку на Канал им. Москвы, или на реку Сестра, с остановкой на Канале – это в Дмитровском районе Московской области. Мы обязательно там ночевали. На реке Сестре мне было неинтересно, там только лещи ловились, а вот на Канале им. Москвы – это было нечто… По Каналу туда-сюда ходили Белые Пароходы с туристами, баржи с толкачами, груженые песком и щебнем, самоходные баржи, небольшие кораблики. Берега были в бетонных плитах, а у воды отсыпаны булыжником, который я с огромным удовольствием бросал в воду. Любимое занятие любого мальчишки – что-то бросить в воду и смотреть, как расходятся круги. Потом я осознал – это уникальный приём понимания того, что происходит вокруг тебя по жизни. Надо что-то подкинуть окружающим и смотреть на их реакцию – не обязательно их расспрашивать. А еще там были установлены сигнальные для кораблей фонари с красными и зелеными стеклами. Подойти, потрогать их руками и заглянуть в светящийся глаз фонаря, сказать ему «привет» – это был ритуал сразу после приезда на Канал. Бетонные плиты нагревались на солнце и вечером медленно остывали, давая возможность долго сидеть у воды и наблюдать за движением кораблей по Каналу, которые все мне казались огромными. Их Капитаны в то время были добрые, наверное, потому что прошли Войну, и, проходя мимо сидящего на берегу пацана с открытым ртом, давали гудок или свисток, правда, гораздо слабее, чем сигнал для приветствия встречного корабля. Чувства, которые рождались у меня в душе в те моменты, не шли ни в какое сравнение с тем, что я испытывал, когда вытаскивал на удочку рыбу или находил гриб в лесу. Постепенно я вообще отошел от рыбалки и только и делал, что сидел и наблюдал за движением кораблей. Я думал о том, что все проходящие корабли, где-то за поворотом, выходят на большую воду в моря, а потом в океаны, и непременно идут в кругосветку! Тогда я уже знал, что есть моря и океаны, ведь Мама моя была географом. Сам я читал мало, но постоянно просил Маму почитать о море, о кораблях… Конечно, мне читали Грина и все, что можно было достать на эту тему, и конечно о пиратах и парусниках. Я был так мал и глуп, так мечтателен и романтичен, что, услышав гудение паровоза на железной дороге в пятистах метрах от нашего дома на Чкаловской (представляете, какой я старый – застал паровозы, что ходили из Москвы в Монино и обратно), я думал: «этот сигнал подал Корабль, где-то за лесом на реке Клязьма…»

«Ох и гадость эта ваша заливная рыба»

Однажды я увидел на канале несколько лодок, шедших караваном, а на них людей в ватниках, тогда я еще не знал, что это идут яхты, что вертикальная палка – это мачта, а проволока, держащая палку, – это ванты, а люди, бегающие по лодкам (по палубе), – это яхтсмены, и что это слово звучит гордо, и что это нечто большее, чем быть кем-то, например, машинистом! Люди-яхтсмены раскладывали и складывали какие-то белые полотнища – паруса, смеялись и что-то пили прямо из бутылок… Как сейчас принято говорить: «картина маслом».

Мне понравилось то, что все они принялись призывно махать мне руками, свистеть, подбрасывать шапки и звать с собой. Помню, я встал и шёл за ними по берегу под впечатлением, что можно уйти с ними, и не думал тогда, что вообще-то я сюда приехал не один. Я был заворожен увиденным. Не помню точно, что я думал конкретно в этот момент – наверное, как сейчас говорят: «это тема». Точно, мне тогда подумалось: «Корабли и Баржи для меня великоваты, а вот эти лодочки в самый раз, главное, чтобы они в кругосветки ходили, просто надо подрасти и подучиться». Тема была отложена до лучших времен. Как сейчас говорят: надо ждать, когда откроется окно возможностей, но при этом надо двигаться в направлении этого окна. Забегая вперед, замечу, что окно возможностей открывается на время и надо быть готовым проскочить в него и успеть совершить задуманное.

Зимой лыжи и…

Воспоминания из детства

Вспоминалось детство, когда я с ребятами из своего двора мастерил кораблики с мачтами и бумажными парусами (из дощечек от продуктовых ящиков из магазина в нашем доме) и пускал их по весенним ручьям. Иногда приходилось уходить за километр от дома, следя, как твой кораблик то несется в бурном потоке, то медленно крадется, затираемый льдинками в больших лужах. Тогда сапог у нас не было, ноги быстро промокали и стыли, но бросать кораблик не хотелось, а достать его – значит выйти из гонки, а иногда и достать уже было нельзя, когда ручей переходил в мощный поток или огромную лужу. Тогда пацанами, запуская свои маленькие кораблики, мы мечтали о длительных плаваниях на больших кораблях.

…и хоккей

На пятом курсе МИФИ, после летней сессии, парень с нашего курса попросил подкинуть его в яхт-клуб на Пироговском водохранилище – у меня тогда уже был свой автомобиль «Москвич-2140» (пару лет в стройотряде и добрый, умный Папа переводили меня в новое качество), – и я согласился. По дороге он рассказал, что опаздывает к отходу Яхты на Онегу, в экипаж которой он включен для её перегона на регату. Яхта, уже с другим экипажем, должна будет принять участие в традиционной Онежской Регате.

Мне тогда повезло – было дозволено взойти на борт яхты, обойти её по палубе и спуститься в трюм. Яхта была полностью деревянной, прибалтийской постройки – «Таурус» (ее снимали в фильме «Чисто английское убийство»). Сумасшествие! Я стремился все ощупать, особенно красное дерево и лакированные детали. Яхта стояла с парусами – ветра не было. Уходящий экипаж провожали те, кто поедет в далекий Петрозаводск на регату, и те, кто потом приедет туда, чтобы под осень перегонять яхту обратно. Я соприкоснулся с тем, что дремало во мне с самого детства, с поездок на Канал им. Москвы – с путешествиями под парусами. И тогда я для себя решил, что пора двигаться в этом направлении. Тема пошла. Ездить в московские яхт-клубы, которые все были на водохранилищах, я не мог – далеко, а времени мало, мне хватало поездок в ДЮСШ по хоккею. Я понял, что надо начать с чего-то поменьше, и это «поменьше» должно ходить, если не в кругосветку, то точно быть с парусом и быть моим.

Отцовский контроль качества

Я стал собирать книги про яхты и яхтсменов и учебники, типа «Школа яхтенного рулевого», «Школа яхтенного капитана», различные журналы типа, «Катера и яхты», «Техника молодежи», книги про морские узлы, и скоро выбор был сделан: парусная доска – виндсёрфинг. Надо сказать, что к этому моменту я уже три раза сходил на байдарках по не очень сложным маршрутам и пять раз сплавлялся по рекам на резиновой лодке, начинал участвовать в автогонках и постоянно ошивался в гаражах, занимаясь с велосипедами и автомашинами. А в школьные годы я посещал авиамодельный и ракетомодельный кружки (сейчас бы сказали, что мы строили беспилотники – да, электроника и материалы другие, а по сути те же летательные аппараты, только иные цели), играл в хоккей и ездил на велике в походы с рюкзаком, а в институтские годы начал гоняться на автомашинах и заниматься их ремонтом, был победителем конкурсов на тур слётах по постановке лагеря (поставить палатку и разжечь костер) и по гребле на резиновой надувной лодке (слалом по маршруту), и по оказании первой медицинской помощи. Как сейчас принято говорить, у меня был хороший «бэкграунд» – чтобы заниматься парусом, надо чтобы руки росли не из задницы и мозги работали. Дело в том, что надо хорошо знать, как всё устроено и работает, и при необходимости уметь разобрать любой механизм, включая мотор, починить и собрать, устанавливать и ремонтировать дельные вещи, такелаж. Для меня это не было проблемой – ещё в школьные годы я мог по винтику разобрать любой велосипед и любую советскую легковую машину, начиная с отцовской «Волги ГАЗ-21». Разбираться надо и в электричестве, электронике, в системах водоснабжения, в холодильниках и газовых плитах, в материалах и технологиях по пластику и дереву, по ремонту парусов и многом, многом другом, даже сваркой заниматься – просто школьных и институтских знаний маловато. Что говорить, если на Капитана нужно сдавать не только устройство яхты и правила судоходства, но и астронавигацию, навигацию, метеорологию, гидрологию, такелажные работы, оказание первой медицинской помощи, работу на радиостанции и многое другое. И нужна очень большая практика, не только теория.