Когда тени вернутся

Лаура и сама не заметила, как очутилась на широкой площади, с одной стороны уходящей в густой кипарисовый сад, а с другой – через десятки караулен, башенок и ворот, копий солдат и плюмажей городских центурионов, отдающих приказы подчиненным, – к величественному дворцу, резиденции императора Гонория. Лаура безошибочно поняла это по тому средоточию власти и могущества, от которого сам воздух в присутствии вершителей судеб, кажется, становится иным.

– А правитель во дворце? – спросила девушка у проходившего мимо готского солдата.

– Император Гонорий и не покидал его! – уверенно отрапортовал служивый.

– Да нет же. Я имела в виду Флавия Стилихона!

– А… – во всю ширину зубов улыбнулся мужчина. – Вы имеете в виду нашего великого полководца! Нашего отца! Не смотрите, что он вандал, а я – гот! Все мы одной германской крови! И постоим друг за друга! Слава богу, что он с нами! Все мы служим Риму, но местные до сих пор смотрят на нас косо, точно мы какие-то грабители и разбойники!

– Почему? – полюбопытстовала девушка.

– Ну как? Такая знатная римлянка – и не знает? – удивился гот, ведь Лаура была в прекрасном одеянии Авроры и с украшениями, и даже белилами воспользовалась на свой страх и риск. – Два года назад наш настоящий правитель (а сколько лет и крови он отдал!) Флавий Стилихон поехал в Иллирию на встречу с королем вестготов Аларихом и привез ему богатые дары! Среди них был и изготовленный лучшими римскими мастерами готский меч!

– Каково! – только и воскликнула Лаура, оценив в воображении щедрый дар.

– Вот не знал, что такие дамы могут оценить по достоинству, да, – причмокнул гот, – и они обнялись, а Стилихон, вручив меч, так и сказал: "Для защиты Рима!"

За их спиной раздалось громогласное:

– Стилихон – предатель!

Гот возмущенно обернулся.

– Кто тут опять повторяет эти гнусные слухи, распускаемые придворными льстецами и лжецами? Опять ты, Гай?

– Я и еще раз я, Алат!

Подошедший солдат в lorica hamata – кольчужном доспехе римского легионера – толкнул, словно ненароком, плечом Алата. Последний вспыхнул, как отблески солнца на кирпичных стенах караульной башни, – смесью полчищ рыжих муравьев в пшеничном поле.

– Тебе сотни раз говорил, Гай, что все эти месяцы слухи среди солдат распускал ваш министр, Олимпий! Это он подбивал всех, говоря, что Стилихон хочет свергнуть императора Востока и передать власть своему сыну Эвхерию! Это он все годы распускал гнусные слухи, что Стилихон с этой целью женил на Гонории сперва одну свою дочь, а после ее смерти – другую! А наш полководец дважды спасал Рим от вторжения варваров между прочим: кто разбил Алариха в 401 году, когда в осажденном Медиолане дрожал трусливый Гонорий? Кто остановил огромное стотысячное войско Радагайса в 405?

– Остановил не раз, но и дал почему-то уйти не раз!

– Когда, как чума, орды наводнили всю Италию и двигались к Риму? Когда у Флоренции были разбиты лучшие сыны Рима, а сам город попал в страшную осаду? Когда по всем городам поползли стенания, мольбы к властям возобновить жертвоприношения, отказавшись от христианства? Вот она вся ваша языческая суть, Гай! И не смей этого отрицать! По указу Феодосия вы отказались на словах от прежней веры. А на деле?

– Не смей указывать нам на нашу веру, германский наемник!

– Наемник? – вспылил Алат. – И это ты говоришь мне? Ты, Гай, выросший в Испании! Ты говоришь это мне, родившемуся в портах недалеко от Рима, мне, чье детство прошло среди стад овец и винограда италийской земли! Который я впитал с кровью матери! Как и наш великий полководец! Так кто из нас пришлый? Кто из нас чужеземец?

Они сцепились прямо на пункте пропуска, намереваясь по меньшей мере открутить голову один другому. Лаура сочла за лучшее проскользнуть за их спинами под тень караульной башни. Тут она шепнула стене "спрячь меня", и, как ужик, заскользила вдоль нее. Легионеры на крики дерущихся выбегали со всех дверей, в воздух поднималась пыль от их армейских сандалий, скрывая и без того неприметную девушку. Даже яркая желтая ткань паллы, которую надела Лаура, – женского плаща из мягкой ткани, обернутой на талии, с капюшоном, – поблекла в тени и суматохе.

Дверь во дворец была приоткрыта. Стражи вышли и с любопытством разглядывали необычное прежде зрелище, которое все чаще и чаще возникало среди разношерстной римско-варварской армии. Лаура юркнула так быстро, как только могла. Ноги сами несли ее, повинуясь неуловимому импульсу. Она чуяла впереди биение рока. Вот коридор, вот колонны, вот еще сюда свернуть. Где-то здесь может быть разгадка тайны.

– Стой, пилигрим! – вдруг, словно молния с небес, прозвучал голос, пригвоздивший ее к полу.

Глава 6. Роковые встречи

Лаура от неожиданности вздрогнула, как охотник, застигнутый врасплох дичью, за которой он, как полагал, сам следил. Девушка находилась в богато убранном зале. Темные занавеси на окнах скрывали дневной свет.

– Ты – тот самый убийца, которого трусливый Олимпий послал за мной? Впрочем, наш владыка не смелее его, раз позволяет такое творить под самым своим носом! Отвечай, или останешься без головы!

Лаура краешком глаза увидела, как сверкнула в воздухе занесенная сталь.

– Нет, Флавий, ты ошибаешься. Я шла к тебе как к спасительной звезде.

– Вижу, что ты – не убийца, но тебе не отнимать дерзости! Девчонка! Перед тобой не просто Флавий, а пока еще фактический правитель половины земного мира! Начальником кавалерии я стал еще при жизни Феодосия, а после его кончины стал не только регентом 11-летнего Гонория, но и магистром всей армии! Любой сенатор, как бы он ни был богат, обращается ко мне не иначе как "сиятельный муж". Твоя дерзость меня позабавила!

И он рассмеялся. В его смехе Лаура не услышала ноток гнева или оскорбления величия и, собравшись с духом, выложила начистоту:

– Там, откуда я родом, Флавий, нет сиятельств, нет начальников. Все равны, так как иначе было бы не выжить. Там, где одному достается больше не по заслугам, а по титулу или принадлежности, там возникает зависть, там возникает разъединение и вражда. В нашем роду каждый вносит свой вклад: женщины рожают и готовят пищу, убирают, шьют, мужчины прокладывают новые ходы, отбиваются от незванных гостей и добывают пропитание. Делят вместе, едят вместе, больных не забывают, старых не бросают. Один шаман только пользуется положением. Но от его знаний зависит жизнь целого племени, а не одного только рода, поэтому по давней традиции…

– Да откуда ты взялась, девчонка? И, да услышит меня Бог, что ты такое говоришь? Какой шаман, какое племя?

– Перед тобой, Флавий, – первая из жителей пещерного города в Одинокой Долине, где находятся во тьме сотни живых колодцев. Я – первая, кто сумела преодолеть многовековое проклятие и выбраться наружу, не превратившись в пепел от дневного света!

Только произнеся это, она выдохнула и разглядела еще недавно фактического правителя Западной Римской Империи: высокий, статный, в просторной тоге на римский манер, с аккуратно подстриженными волосами и опрятной треугольной бородой, он являл собой образчик внешности, обаятельной и властной.

– Садись на этот стул, девочка! – указал он рукой, пряча богато инкрустированный кинжал в ножны. – Ты – нечто любопытное! Такого я еще на своем веку не встречал! Я желаю больше узнать.

– А я желаю узнать ответы на вопросы, с которыми пришла, – в тон ответила Лаура, глядя ему в глаза без всякого вызова. Ей и в самом деле предстояло узнать столь многое, чтобы спасти свой народ и родную маму! Думая о ней, Лаура не видела преград. Лицо ее наполнилось самоотверженным, почти героическим чувством. Таким, которое дает отвагу шагнуть в клетку с диким львом. Или сделать шаг в бездну с верой в чудо.

С этими словами она села в удобное раскладное кресло, обитое бархатом. Стилихон сел напротив, придвинув маленький столик, на котором стояли бокалы с вином, чаша с фруктами, широкая серебристая ваза с гроздьями винограда и деревянное блюдо с пшеничным хлебом и зеленью.

– Мой рацион скромный, но предпочитаю держать свое тело в форме. Угощайся, незванный пилигрим, коль нас ждет долгая беседа.

– Спасибо, я тоже стараюсь утолять голод в меру, не давая себе больше необходимого: чтобы он лишь утих, но не насытился. Еще не так давно я выживала впроголодь, больше занимая мышцы делом, чем воспоминаниями о приятном. Да приятного там всегда было мало!

– Ты говоришь о своей родине? – уточнил полководец.

– Да.

– Расскажи мне о ней.

– Для меня она навсегда останется и моим проклятием, и моим спасением. Моя родина – это цепь едва проходимых тоннелей под землей, вырытых за века нашими мужчинами. Представь себя в кромешной темноте сутками, неделями напролет. Пространство ограничено. Изо дня в день происходит одно и то же: одни трудятся в тщетной надежде прорыть тоннель к артефакту, о местоположении которого известно только то, где он был сотни лет тому назад. Ориентиры – лишь далекие и высокие звезды, которые по ночам просматриваются из наших бездонных колодцев. Да и надежда ли то? Монотонная работа рук, по привычке, без цели. Один шаман ее помнит. Остальные и не думают ни о чем. Кто не роет – обустраивает быт общины. И так с утра до вечера: сон, еда, труд, занятие повседневными делами, снова еда и снова сон. Большего у нас нет. Так жили поколения до нас. Так живет поколение наше. Без надежды, без веры. Без мечты! – Лаура рассказывала, и ее щеки загорались алым румянцем. – Это не жизнь, а существование! Я бросила вызов самой себе. С первых лет жизни мечтала о звездах, не веря, что наш подземный город – это весь мир. Так я стала сперва отверженной в своем роду, а после – и в племени. И вот, превозмогая голод и боль, я выбралась из колодца. И крик замер в груди от восторга перед новым миром! Разве есть счастье больше этого? Жить здесь, дышать свободой!

Стилихон задумался на минуту, глядя на необычную девушку, в ее темные глаза.

– Да, ты говоришь правду, – твердо сказал он, почесывая бороду правой рукой.

– Но я не хочу свободы лишь для себя одной! – пылко воскликнула юная особа. – Представь себя среди незнакомцев, где нет ни одной души, способной тебя понять.

– О, я знаю это чувство и представляю его себе больше, нежели ты думаешь!

– Где нет твоих сородичей, а местные принимают тебя наполовину: ты можешь перенять их говор, их повадки, но они тебя никогда не примут, как свою!

– Как мне близко то, что ты говоришь! Смотрю в тебя, точно в зеркало: я посвятил всего себя Риму, отдавая кровь и жизнь, но те, кто восседают на ступенях сената, кто нежатся в своих дворцах, по-прежнему видят во мне вандала, варвара, способного предать, способного обратиться против. Как будто столько лет вся власть, вся армия не принадлежала мне одному! Стоило мне захотеть – я бы давно восседал на престоле! Но я дал слово: что один сын, Гонорий, будет править Западом, точно так же, как второй, Аркадий, – Востоком. И что с того, что, как говорил сам их отец, Феодосий, у первого нет к тому ни талантов, ни способностей? Я поклялся единым Богом – и клятву не нарушил! И вовсе не собираюсь посадить своего сына Евхерия на восточный престол. Феодосий сам женил меня на своей племяннице!

– А я своего отца не знаю! – тихо проговорила Лаура, словно боясь перебить исповедь великого мужа.

– Мой отец… мой отец ничего не щадил, чтобы воспитать меня по обычаям римлян, хоть и сам был вандалом по происхождению. И что? Я со школы впитал римскую доблесть и честь, мой ум и ловкость отмечали все, в силе не было равных! Благодаря отцу! Мой отец… – задумчиво проговорил Флавий. – Он погиб офицером, 6 сентября 394 года, служа императору Валенту II и Риму! В сражении на реке Фригид, в предгорьях Альп, которые смотрели на нас как на спасение от самозванного императора Евгения. Тот был всего лишь пешкой жестокого франка Арбогаста! Такого же командующего всеми войсками Запада, как и я сейчас. Он тоже считал себя римлянином. Но какая разница! Он позарился на всю власть, а я отдал себя служению власти! Феодосий молился апостолам, я всю ночь провел в молитве. Мы разбили врага! Сама мать-природа была в тот день за нас: поднялся штормовой ветер с гор, такой свирепый и сильный, что бросал во врага их снаряды и копья! Наши же удесятирялись! В наших рядах был и молодой, лет на десять младше меня, гот Аларих. Я встретил его в готских лагерях по набору воинов. Там его провозгласили королем. Позже он стал вождем всех вестготов, которые сейчас угрожают нам! Да и как им не угрожать? В том сражении Феодосий выставил готов, которые пришли к нему просить мира, убежища, землю и пищу, спасения от гуннов! Он их приютил в обмен на помощь в своих войнах! И вот каким был его хитрый план – выставить их на передовую, в авангард! В том сражении пролилось много крови. Но десять тысяч готов погибли первыми, приняв весь удар армии Арбогаста на себя! Пока восточно-римские войска отсиживались за их голыми, окровавленными спинами. Пока Феодосий ждал, чтобы таким образом избавиться сразу от двух бед – и от Арбогаста, и от ненужных ему готов! А после этого Византия и Рим сколько раз обманывали Алариха! Суля приют у себя, обещая помочь, обещая денежные выплаты. Люди без земли, люди отчаявшиеся способны на многое! Я понимаю Алариха. Мы с ним дружны были всегда. Он и его люди страдали от недостатка воды и еды, гибли от болезней и эпидемий, скитались где придется, ночевали, где доведется. К собакам римляне относятся лучше, а тех, кому они пообещали дать кров, – обманули! Конечно, Аларих бросал свои войска то на Грецию, то на Северную Италию. Как еще достучаться? Его люди – не собаки! Да, я заключил федеративный договор, но собирался направить его войска в Иллирию, потеснить нашего восточного соседа. Я отозвал легионы из Британии и армию из Германии, я укрепил стены Рима. Разве я повинен в том, что узурпатор Константин захватил Британию и Галлию? Нам нужны войска Алариха! Разве римляне хотят сражаться в легионах? Где их былая смелость и мужество? Они изнежились! Они привыкли, что в войнах за них гибнут другие! Вот потому и заключаю союзы, что не хватает солдат. Вот и воинов Радагайса принял к себе, которые по праву – одни из лучших в моей армии! А мне кричат, что я – предатель! Пришлось уехать из Рима, если не сказать – бежать! Какой позор вам, граждане Империи!

Лаура слушала во все уши, глаза ее блестели: никто из знакомых родичей так не излагал мысли и не строил конструкции фраз, которые одна за другой набегали друг на друга, точно возводя монолитное, мощное строение.

– Откуда берется ваша сила? Кто ее источник? – проговорила про себя Лаура так тихо, что шевелились одни губы.

– Бог един, – тихо ответил Флавий, – он сметет прежние языческие суеверия со сцены истории.

– Возможно, – ответила Лаура, – но там, откуда я родом, о нем не слышали. Моя мать и родители моей матери, и ее родители, все, кого я помню и кого помнят мои родичи, – все поклоняются силам природы, у которых есть разные имена. Как я теперь узнала, у нас их зовут так же по-римски, как и наш язык…

– Да, твоя речь точно пришла из прошлых столетий, но с северным диалектом… Будто первые смешения с германской речью только-только воплотились в тебе. Будто не было этих веков вражды, нашего триумфа, потом нашего поражения, и, наконец, нашего сдерживания. Но ты, а значит, и твой род застряли в плену заблуждений! Новая вера восторжествует! Силой ее будет любовь!

– Пусть так, – исподлобья посмотрела девушка, точно укутываясь в плотный капюшон, – но воинственная и мудрая Минерва вела тебя по жизни, а теперь на челе твоем навис меч Марса. И я пришла сюда, чтобы дать свободу своему народу, спасти свою мать от гибели в подземном мире! Прояви свою любовь, непринятый сын Рима, расскажи мне, где искать то, что снимет с нас проклятье?

При каждом новом слове Лаура все понижала голос, под конец дойдя до шепота. Но этот шепот отзывался раскатами далекого прибоя в мыслях Стилихона. Он слушал его, точно взвешивая свою дальнейшую судьбу, судьбу Империи, судьбу всего, что было дорого.

– О бездна богатства Рима, неисповедимы пути Господни! – наконец проговорил он твердым голосом. – Кто я, чтобы мешать указу судьбы? Что ищешь ты, дитя, расскажи!

Лаура рассказала слово в слово, что ей говорил Моран. Флавий внимательно слушал, время от времени теребя бороду, но не перебивал девушку. Когда та закончила, он встал и заходил по комнате.

– Золотая булла, Публий Квинтилий Вар… – начал неспешно полководец. – Твой шаман не все знает. Ее история столь же длинна, сколь и легендарна. Говорят, этой буллой в форме сердца владел в свое время сам Октавиан Август. Вар был его фаворитом, его любимчиком, был все время при нем по долгу службы. В частности, в восточной кампании, в походах 20-ых годов до нашей эры, когда будущий "отец отечества" заключил мир с парфянами. Тогда-то Август и передал буллу Вару. Я встретил упоминание об этом в письменах… В 405 году по моему приказу были сожжены Сивилинны книги, этот пережиток язычества, дававший право пророчествовать не от Бога!

– Что же там было?

– Вся судьба римского народа, изложенная в стихах, – Стилихон побагровел, – вранье и глупости для незрелых умов!

– И что говорилось в письменах? – не отступила Лаура.

– Хотел бы забыть! Но не смог, даже когда огонь поглотил их. Я не хочу увидеть конца всего…

– Флавий, у нас мало времени, – Лаура прислушалась: за окном крики становились все громче, – было ли там что-то не о будущем, а о прошлом? Было там что о булле?

– Да, дитя, было там упоминание. Дословно я не помню, но смысл был таков… Погоди! Сейчас… Как же там? – Стилихон смотрел в одну точку на потолке, не шевелясь. – Да, примерно так, слушай:

"Римлянин гордый, взяв заложником нашего сына,

Взрастил его по подобию своему, обучил мастерству

Воина и хитрости политика, облек в одежды всадника,

Научил всему, что сам он знал. В знак дружбы даровал

Херуску буллу из золота, ту, что сам до возмужания носил,

Получив от Первого среди мужей, с растраченною силой".

– Вот строки, что запомнил точно, а дальше только расскажу. Булла эта – могучий талисман. Она была у Цезаря, она была у Августа. Кто разгадывает правильно ее смысл – получает невиданную власть, способную построить города и государства. До сих пор думаю порой: как ее использовали? Знаю, что после убийства Цезаря она попала в руки Кассия и Брута. С ними был и отец Квинтилия Вара. Октавиан Август всех разгромил и убил, но взял сына погибшего Вара к себе на попечение. Дал ему наместничество в Сирии, расположил и вручил этот талисман. Для чего он так поступил? Квинтилий Вар, в свою очередь, заручился дружбой молодого германца, будущего вождя херусков, Арминия. Помог тому стать начальником вспомогательных войск в римском легионе, получить гражданство! Подарил ему этот талисман, видимо, не поняв, чем обладал. В итоге Арминий предал его в лесах Германии, своей родины. Три легиона, огромная мощь римского орла, погибли в Тевтобургском лесу! Август после этого бился о косяк с криками: "Вар, Вар, верни мне мои легионы!" А сам Вар до начала сражения не верил в предательство коварного друга! Он заколол себя кинжалом, проклиная Арминия и его потомков. Как говорилось в письменах: "Да не увидеть им белого света, пока не искупят мой дар и не узнают цену предательства!" Видимо, эта булла и этот кинжал стали связаны между собой.

– Да! – глаза Лауры заблестели. – Обе вещи были у Арминия. Что с ним стало дальше?

– Пал от зависти своих же соплеменников. Они не простили ему воспитания у римлян и убили. А до того его беременную жену взяли в плен во время римской карательной экспедиции. Родила она в Риме сына Тумелика, который погиб тут в Равенне на гладиаторском поединке, не дожив и до двадцати лет. Говорят, он бился с кинжалом отца…

– Мне нужно найти его могилу!

– Гладиаторам редко выделяют отдельное место с эпитафиями. Но… он был, как никак, сыном вождя, пусть и вражеского. Может, поищи за городской чертой на севере?

– Да! – вырвался крик надежды. – А куда могла деться булла?

– Этого не знаю. Но ее сила покинула Италию, раз все рушится прямо на глазах! Угроза сейчас идет с севера, где самозванец Константин захватил Галлию, и с востока, где Аларих спасает свой народ от все сметающих гуннов. А Рим не может это понять! Боюсь, что будет поздно, когда я смогу донести это до императора и сенаторов! Север и Восток оживают. Где-то там ищи источник силы!

На далекой лестнице раздался топот ног, и через минуту вошел префект лагеря, третий по старшинству в легионе, отдал воинское приветствие и твердым голосом произнес:

– Магистр армии! В четвертой когорте опять раздор: готские и римские легионеры оскорбляют друг друга, гремя мечами.

– Опять? – Стилихон подошел к префекту вплотную. – Причина не в них, а в тех, кто их науськивает… Лаура, – обернулся он к девушке, но той и след простыл. – Куда она подевалась?

Лаура же, как только Стилихон отвернулся, отошла к стене комнаты, там, где было больше теней, и зашептала еле слышимые призывы. С каждым словом тело ее все более обесцвечивалось, переходя в градации, оттенки белого, серого и черного. Богатое римское убранство поблекло, точно на горящую свечу кто-то надел колпак, розовое тело и рыжая челка растворились в паутине пепельной стены. Наконец, к тому мигу, как Флавий обернулся, Лаура почувствовала, что взгляд на мир поменялся, окружающее расплылось, как во сне без цветов: резкость нарастала там, куда она смотрела и концентрировала внимание, но стоило ей задуматься о чем-то отвлеченном, как контуры переставали отражаться в реальности; так бывает, когда в напаренной ванной зеркало запотевает и трудно что-либо разглядеть, если не протереть его.

Лаура двигалась осторожно, по-кошачьи, ничего не задевая, выверяя каждый шаг, крадучись по самым темным уголкам просторной комнаты полководца. С задернутыми занавесями сделать это было просто. Хорошо, что префект лагеря отошел от двери следом за изумленным магистром.

– Куда она могла исчезнуть? Отсюда нет другого выхода! – Флавий Стилихон удивился и ликовал, как мальчишка: в его годы, после всего увиденного и пережитого, столкнуться, наконец, с чем-то новым, неиспытанным, – это дорогого стоит! – А ну-ка, Руфий, помоги мне отодвинуть этот шкаф! Это любопытно!

Лаура не стала дожидаться окончания розысков и побежала обратно теми же коридорами. Проскользнуть мимо орущих во всю солдатскую глотку мужчин было несложно. На свету вновь засверкала подшитая золотом палла. Капюшоном девушка все же укрыла волосы, стараясь не выделяться. Густая тень от каштанов скрыла ее от парочки любопытных глаз.

Домой она бежала с бьющимся сердцем. Этот день принес долгожданные первые ключики. Еще не ответы, но наметки! Как рассыпанное зерно приведет к амбару, так и эти зацепки, верила Лаура, должны вывести к желанным разгадкам!

Восторженная, пробежала она мимо столиков, поприветствовала управляющего такой улыбкой, что тот не мог не ответить тем же жестом, довольно причмокнув губами. Дверь своей комнаты девушка распахнула широко и лихо – так обвал каменных глыб одним махом срывается с горного кряжа. Но, в отличие от камней, несущихся дальше несмотря ни на что, Лаура застыла как вкопанная на пороге: Аврора сидела на краешке кровати, рядом с ней сидел худощавый юноша моложе ее и обнимал за плечи, а возле столика на стуле восседал настоящий красавец, словно герой древних мифов: великан, но стройный, подтянутый, с уложенными волосами, в тунике таларис, покрывающей ноги, расшитой золотыми стежками, с висевшим на поясе коротким мечом, с уверенным и в одночасье беспечным взглядом. Лаура еле выдохнула.

– А вот и наш пилигрим вернулся из странствий! – радостно вскрикнула Аврора, бросившись к подруге с объятиями. – Да ты проходи! – и она увлекла ее за собой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

1 Лацерна – дорожный плащ с капюшоном

2

2 Буккеларий – от лат. слова "buccella" (сухарь, кусок), насмешливое прозвище германских наемных воинов

3

3 Римская миля – примерно 1,5 наших километра

4

4 Ars ornatrix (лат.) – искусство украшения

5

5 Стола – женская римская одежда, похожая на широкое платье с короткими рукавами