Обратная сторона долга

Анька же со смехом добавила:

– Ну, наконец-то ты перестанешь таскать вещи из моего гардероба.

– Не думаю, – я показала ей язык и подошла к зеркалу.

Уложив волосы короной на голове и накрасив губы красной помадой, я стояла и смотрела на свое отражение. Красивая молодая женщина грустно смотрела на меня из зеркала. Это была не я. Это была картина, написанная военным временем. Она была идеальна в своем великолепии. Вот только черно-красные краски моего портрета выдавали печаль, с которой он был нарисован. Мне стало жаль эту женщину, смотревшую на меня своими удивительными печальными глазами. Стряхнув с себя это наваждение, я повернулась к Ане, которая надевала простое белое платье, выбранное для невинного образа своей героини, и сказала:

– Знаешь кого я себе напоминаю сегодня?

– Кого?

– Смерть с косой, такая же черная и кровожадная.

Анька закашлялась, поперхнувшись дымом сигареты, и задумчиво произнесла:

– Да ходим же с смертью за плечами все здесь, не мудрено, что становимся похожи на нее. Так что ты права, о смерть-матушка, – уже подшучивая закончила она.

В зале прозвучали аплодисменты. Анька позвала Сашку и они вышли играть свою постановку. Затем было мое выступление. Я безразлично проиграла произведение, получила кучу оваций и спустя четверть часа мы с моей подругой вышли в зал, наполненный сигаретным дымом, обрывками разговоров, женским смехом и запахом дорогого вина. Кто-то из мужчин пригласил Аню на танец, я же подсела к компании оживленно играющих в покер немцев. Мне нравилось играть в карты и запоминать все то, о чем говорили офицеры, увлеченные происходящим и совершенно не контролирующие свои языки. Играла я неплохо, мне даже посчастливилось пару раз обставить мужчин сегодня. Краем уха я услышала, как один из немцев промолвил:

– О, смотри, фон Вольф под руку с Кристин Штерн.

Я напряглась и перевела взгляд туда, куда смотрели мужчины. Габриель зашел в зал под руку с молодой женщиной невысокого роста в красивом костюме из белого бархата, замысловатой шляпке с вуалью из белого фатина и небольшим фотоаппаратом в руках. Женщина периодически что-то фотографировала и все норовила прильнуть к моему любовнику.

– Говорят, они старые знакомые, – краем уха я продолжала слушать разговор мужчин.

– О да, знакомые! Держу пари, эта дама не раз скакала в седле майора, – со смехом добавил один из немцев.

– Кто такая Кристин Штерн? – спросила я сидевшего рядом молодого лейтенанта, нежно прикоснувшись к его плечу.

Молоденький немец, покраснев от моего прикосновения проговорил:

– Она журналистка из Берлина, приехала на пару дней собрать материалы для репортажа. Говорят, они учились вместе в академии с фон Вольфом в свое время. Старые знакомые.

Старые знакомые значит. Вечер становился все интереснее и интереснее. Улыбнувшись мужчинам и поблагодарив их за увлекательную игру, я встала из-за стола и подошла к столику, за которым сидели Анька с Фридрихом.

– О, мадемуазель Катерина, вы очаровательны как никогда, – слащаво добродушный Фридрих поцеловал мою руку и помог занять место рядом с Аней.

Отпив вина и не обращая внимание на чириканье Аньки, которым она развлекала своего фрица я наблюдала за Габриелем, танцевавшего с очаровательной репортершей, лучезарно улыбавшейся ему с таким видом, который говорил, что она совершенно не прочь сегодня составить ему компанию не только в танце. Меня это позабавило. Но больший интерес мой приковывал к себе небольшой фотоаппарат, который она держала в своей маленькой сумочке. Музыка закончилась и Габриель со своей спутницей подошли к нам.

– Позвольте представить вам, Кристин, звезд нашего театра, мадмуазель Катерину и мадмуазель Анну.

Та с нескрываемым интересом смотрела на нас:

– Мне очень приятно. Знаете, я бы очень хотела написать о вас репортаж! Как в условиях непростого времени вы делитесь искусством и не даете скучать нашим солдатам здесь, в таком, как оказывается, совсем неспокойном тылу. Я хотела написать о непростой жизни наших солдат. Но господин майор подал мне совершенно другую идею, и я, право, не могла с ним не согласиться, что фотография двух красивых русских женщин на фоне знамени третьего рейха как нельзя лучше донесет истинное отношение советского народа к грядущим переменам в России, – сладким голосом пропела она.

Я поперхнулась вином и с возмущенным видом посмотрела на Габриеля. Ну конечно! Кто же еще? Больше некому! Этот невыносимый человек снова хотел показать мне мое место.

– То есть вы хотите сфотографировать меня и мою сестру, поместить эту фотографию на первую полосу в газете и написать статью о том, как мы безмерно счастливы делиться искусством с благородными солдатами великой Германии? – таким же сладким голосом проговорила я, невинно хлопая длинными ресницами, посмотрела на женщину и лучезарно улыбнулась.

Она так же лучезарно улыбнулась мне в ответ:

– Да, я буду рада сделать такой репортаж! Это будет прекрасно!

Я потянулась за сигаретой, закурила и, втянув пряный дым глубоко в легкие, посмотрела на Габриеля. «Будет тебе репортаж, скотина», – подумала я. Габриель же все казалось понял без слов, он слишком хорошо меня узнал за такое короткое время, которое мы провели вместе. В моем взгляде он прочитал, что и в этот раз ему прищучить меня не удастся. Едва уловимым движением головы он дал понять мне, что не стоит делать того, что я собираюсь. Я же в свою очередь, загасив сигарету о хрустальную пепельницу продолжила разговор с Кристин:

– А вы не хотите написать статью, любезнейшая мадмуазель Кристин, о том, как мы здесь вынуждены делиться искусством только потому, что не хотим сдохнуть с голоду за стенами этого пропитанного благородством здания? Или о том, как молоденькая девушка становится перед выбором утоления жажды похоти вашего благородного офицера или попаданием в публичный дом. Или о том, как приходится задирать ноги в танце перед сворой голодных солдат, которые после представления идут в эти бордели и насилуют там русских женщин, которые продают себя за булку хлеба только потому, что им надо прокормить своих детей, отцов которых, скорее всего, уже нет в живых благодаря великой армии третьего рейха! – под конец своей речи я уже практически шипела на эту сладко надушенную Шанелью женщину.

Благо Анька, чувствуя, что моя тирада будет еще та, утащила Фридриха танцевать и никто, кроме нас троих, не был свидетелем моей убийственной речи.

– Габриель, здесь все русские девицы такие дерзкие? – проговорила Кристин, возмущенно обращаясь к фон Вольфу.

– Нет, не все, только эта, – Габриеля, казалось, ничуть не удивили мои слова. – Тем не менее, мадмуазель Катя с радостью будет позировать для фотографии, – спокойным тоном проговорил Габриель.

Но то, что я читала в его глазах, сулило мне, в случае отказа, тотальную катастрофу.

– Мадмуазель Катерина не будет позировать для этой проклятой фотографии, – надменно произнесла я и встав из-за стола направилась к гримерной.

– Какая бессовестная русская девка, – услышала я негодующую реплику Кристин, брошенную мне вслед.

«О да, я такая», – мысленно ликовала я.

Уже возле самой двери меня догнал Габриель и больно схватив за предплечье просто зашвырнул меня в комнату. Потом он стальными пальцами обхватил меня за горло и прижал к стене:

– Сейчас ты выйдешь, Катя, извинишься перед Кристин, послушно станешь у рояля и позволишь ей сфотографировать себя, ты меня ясно поняла? – его серые глаза метали молнии.

– Нет, – только и ответила я.

Немец сжал мою шею так, что мне стало трудно дышать.

– Не слышу правильного ответа, – прорычал он.

– Нет, – прохрипела я.

Он держал меня так, не давая вдохнуть лишнего воздуха всего четверть минуты, но мне они показались вечностью. Потом отдернул руку и я рухнула на пол к его ногам, делая судорожные вдохи. Подняв голову кверху и посмотрев на него я несгибаемым хриплым голосом промолвила:

– Тебе меня не сломать, Габриель! Ты смог подчинить меня, как женщину, но тебе никогда не сломать меня, как личность. Так что иди сейчас и скажи своей немецкой шлюхе, что никаких фотографий со мной у нее не будет никогда, тебе ясно? И можешь это ей тоже передать, – с силой рванув с шеи жемчужные бусы так, что они брызнули в разные стороны, словно капли, швырнула их к его сапогам.

Фон Вольф смотрел на меня убийственным взглядом, но ничего не ответил. Лишь хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка, вышел из гримерной. Я же упала на спину и несколько минут лежала так, приводя в порядок мысли и дыхание. «Смерть, – думала я, – ан нет, поживу еще!»

В комнату зашла Анька и, увидев меня лежащей на ковре, испугалась:

– Кать, ты чего?

– Ничего, отдыхаю – проговорила я, вставая с пола.

– Там эта Кристин фотографии делает, официанток наших фотографирует. Фон Вольф сказал, раз ты плохо себя чувствуешь, то снимать нас с тобой не будут.

Я закрыла глаза, мысленно испытав отчаянное облегчение. И в этот раз я выиграла.

– Хорошо, значит отделались.

– Твоя опять работа?

– Моя.

– Спасибо тебе! Я не знаю, что бы я делала без тебя.

– А я без тебя. Хорошо, что ты увела Фридриха, если бы он слышал, что я там наговорила! Привет, гестапо! – усмехнувшись помахала я воображаемому образу рукой.

– А если Кристин кому-то скажет?

– Если скажет, то мы это завтра узнаем, – устало проговорила я, почему-то убежденная, что эта слащавая женщина будет молчать. – Аня, мне нужна твоя помощь сейчас.

– Какая? Говори, все сделаю.

– Мне нужно чтоб ты напоила сегодня вечером Кристин и фон Вольфа. Вот чтоб прям вдрызг! – я сделала характерный взмах рукой.

– Зачем? Хотя лучше не знать.

– Да, лучше не знать. И Сашка должен быть наготове, пусть сидит в машине. Когда эта парочка нагуляется и поедет домой, мне нужно будет проследовать за ними.

– Хорошо. Ты думаешь, что они поедут к нему?

– Не думаю, знаю. Все поняла?

– Да.

– Ну, выполняй, солдат.

Анька кивнула и вышла в зал.

Я же, выпив несколько чашек кофе и окончательно придя в себя, наблюдала за происходящим, выглядывая незаметно из-за занавеса. Стоит сказать, Анька отлично справилась с возложенной на нее задачей. Часа через полтора репортерша и Габриель были уже изрядно пьяны. Он то и дело заглядывал ей в декольте, она же хищно облизывала свои губы, ядовито накрашенные ярко-красной помадой. Я же тихо ликовала, наблюдая за происходящим. И вот, наконец, моя парочка, уже еле сдерживающая свои бьющие через край эмоции направилась к выходу. Я, мигом метнувшись к шкафу и быстро надев пальто, пулей вылетела через черный ход и плюхнулась на заднее сиденье Сашкиного автомобиля.

– Куда едем?

– Машина фон Вольфа, за ней. Держи только расстояние, чтоб не заметили.

– Принято, – с видом заговорщика Сашка поехал вслед за блестящей машиной офицера.

Автомобиль Габриеля подъехал к дому и они с Кристин покачиваясь вышли на улицу. Габриель отдал указание своему водителю и тот, безмерно счастливый от того, что вечер у него будет свободный, быстро погнал машину прочь. Парочка зашла в дом, а я еще полчаса сидела в машине с Сашкой и ждала, пока в гостиной погаснет свет.

– Жди меня, я быстро, – сказала я Сашке и пошла к дому.

На кухне горел огонек, Марта сегодня ночевала здесь. Это мне и надо было.

Тихонько повернув ключ в замочной скважине я просочилась в темную прихожую, пройдя на носочках по длинному коридору, зашла на кухню. Марта испуганно посмотрела на меня, жестом показывая в сторону спальни.

– Я знаю. Ключ? – шепотом спросила я.

– Да да, – засуетилась Марта, доставая из банки с горохом заветный предмет.

– Марта, девица, которая зашла с фон Вольфом, у нее в сумке фотоаппарат. Где она сумку оставила?

– Не знаю, – прошептала Марта.

– Иди, посмотри. Увидишь сумку, забери оттуда фотоаппарат и неси мне его, быстро, – приказным тоном скомандовала я женщине и та поспешно скрылась за дверью.

Не прошло и пяти минут, как она вернулась, доставая из кармана передника заветную вещицу.

– Кать, как же? Она же увидит, что пропал! – она беспокойно смотрела на меня.

– Она в таком состоянии сейчас, что завтра не вспомнит, был ли он у нее вообще, а если и был – где его оставила, – ответила я.

Марта кивнула, а я двинулась через весь коридор в кабинет немца. Из спальни доносились громкие стоны Габриеля и Кристин, им явно было весело вместе. Я поморщилась, думая о том, как слаба мужская натура. Подойдя к кабинету, я тихонько открыла дверь и проскользнула внутрь. Очутившись около сейфа, я вставила ключ и облегченно вздохнула. Он как по маслу вошел в замочную скважину и открыл мне дверцу.

В сейфе было не так много документов. Просмотрев все из них и не найдя ничего важного, я вытащила на стол стопку папок, развязав которые и увидев содержимое я поняла, что просто звезды сегодня мне благоволят. Там лежали дела завербованных Германией офицеров русской армии. С фотографиями и названиями частей. Это было что-то невероятное! Сделав фотографии всех папок, я аккуратно сложила их и вернула на место. Закрыв сейф, я покинула комнату. Из спальни все так же неизменно доносились звуки любовной игры. «О, Кристин, это надолго!» – мысленно усмехаясь проговорила я, зная темперамент Габриеля.

Марта ждала меня в темной прихожей, с опаской прислушиваясь к звукам в доме. Пройдя мимо неё и жестом показав, что все прошло просто отлично, выбежала на улицу.

– Гони, Сашка! – скомандовала я парню, и быстрая машина отвезла меня в Анькин дом.

ГЛАВА 12

Аня вернулась уже под утро, и я не стала ей ничего говорить, поскольку было видно, что она изрядно измучена. Я помогла ей раздеться и уложила спать. А сама села за стол и осторожно достала пленку из фотоаппарата. О, Кристин, тебя послали мне высшие силы! Я вспомнила, как перелистывала папки с делами предателей. Ведь я никогда не задумывалась, сколько среди нас, русских, может быть перевертышей. Что движет этими людьми? Страх? Вера в лучшую жизнь? Или же просто банальная жажда власти? Что может быть превыше мирного неба над головами детей, внуков? Что может быть страшнее, чем видеть гибель родной страны, ее народа? Неужели власть может быть слаще победы над страшным горем, нависшим над советскими людьми? Нет, я не могла понять, кто они, эти люди, смотревшие на меня с черно-белых фотографий в папках Габриеля. Люди ли они? Вряд ли. «Нелюди», – подумала я и устало склонившись к столу предалась тревожному сну.

Проснулась я от того, что что-то щекотало мой нос. Открыв глаза, увидела, что это Анька щекочет меня высохшей травинкой из сена. Она сидела подле меня такая счастливая, с растрепанными черными волосами, с играющими ямочками на щеках и улыбалась, улыбалась.

– Война закончилась что ли? – спросила я ее. – Чего ты лыбишься во все тридцать два?

– Нет, – продолжая улыбаться ответила она.

– Габриель помер? – теперь уже смеялась я.

– Ну, если ты его вчера не убила, думаю вряд ли.

– А что тогда такое?

– Наши взяли обоз с продовольствием! – она вскочила со стула и начала кружиться по комнате.

– Как узнала?

– Под утро в театр набежало немцев целая куча. Кричали, быстро все засобирались и ушли. Из разговора я поняла, что было совершено нападение на обоз. А недавно заходил Митька, принес весточку, что все прошло хорошо. Кать, ты понимаешь, они не будут теперь там голодать. Спасибо тебе, если бы не ты…. – Анька крепко обняла меня.

– Да, новость хорошая. Только теперь нужно быть осторожнее. Если была крыса, то она сможет навредить еще и еще. А мне сейчас нужно, чтоб хотя бы какое-то время было сравнительно тихо, скоро приезжает рейхскомиссар с документами. Сама понимаешь. Попридержи немного парней.

– Да, конечно, приказ выполним без единой ошибки, – Анька была все еще под эйфорией хороших новостей от партизан и я махнула на нее рукой.

Под вечер я засобиралась в наше злачное заведение. Анька взяла выходной, им с Сашкой нужно было обсудить текущие дела и мне пришлось отправиться туда одной. Я надела темно-синее платье строгого покроя, никаких тебе декольте, рукавов-фонариков и прочей мишуры. Только красиво расшитый бисером воротник-стойка был украшением моему монашескому наряду. Высоко подобранные волосы украшал гребень с замысловатыми цветами из черной смолы. Посмотрев на себя в зеркало, я увидела чопорную девицу-гимназистку и в принципе осталась довольна сегодняшним перевоплощением.

Зайдя в здание театра, я увидела Алекса. Как оказалось, он был здесь уже давно и ждал меня. Я остановилась возле входа и с грустью смотрела на него. Хотя нет, не просто смотрела, любовалась. Красивый, высокий, стройный солдат Вермахта вызывал во мне непреодолимую нежность. Увидев меня, он улыбнулся:

– Катя, добрый вечер, А я тебя жду, думал ты раньше приходишь.

– Привет, Алекс, – подойдя к нему я провела рукой по его груди. – Что-нибудь случилось?

– Нет, просто заскочил на пару минут узнать, как ты. Я все время в разъездах. Вот сейчас опять нужно уезжать, но завтра после полудня я снова буду в городе.

«Значит, рейхскомиссар прибудет после полудня», – отметила я мысленно для себя.

– Я хотел спросить у тебя, если ты не возражаешь, могли бы мы как-то поужинать вместе? Просто как друзья.

– Конечно, мне нравится эта мысль, – проговорила я, кокетливо наклонив голову набок.

– Ты ничего только не подумай, Катя, я без намерений каких-либо, – проговорил Алекс, явно не желавший произносить вслух то, какие намерения обычно бывают у всех приходящих сюда солдат.

Я подошла к нему вплотную и став на носки легко дотронулась губами к его губам.

– Я не думаю ничего такого Алекс. Но хочу, чтоб ты знал, если бы не война, ты был бы единственным мужчиной, против намерений которого я бы ничего не имела против, – и грустно отошла назад.

Алекс с едва уловимой грустью в глазах кивнул, поцеловал мне руку и мы разошлись каждый по своим делам.

Людей становилось все больше в нашем заведении. А поскольку настроение у меня было паршивое, то я достала нотную тетрадь с какой-то ужасно грустной и скучной музыкой и приготовилась уныло весь вечер играть на рояле. Но не только я сегодня пребывала в таком нелетном настроении. Фрицы, похоже, тоже не испытывали сегодня энтузиазма, проиграв в схватке с партизанами огромный запас продовольствия. Эта мысль вызвала во мне улыбку. Так я и сидела, играя за роялем и полностью погружаясь куда-то далеко в глубину своих самых разнообразных мыслей, пока не узрела Габриеля под руку с Кристин. Пара направлялась ко мне. Скорчив недовольную гримасу, я закончила играть и повернулась к ним в пол оборота.

– О, сегодня плохое настроение бегает по клавишам? – с усмешкой проговорил Габриель.

– Да, рояль любит положительные эмоции и плохо реагирует, если в поле его зрения попадает всякая гниль, – проговорила я, смешно хлопая ресницами и глядя на них.

– О Боже! Габриель, я не могу слушать эту русскую девку! Пойду лучше расспрошу, возможно, кто-то видел мой фотоаппарат! Встретимся у выхода, скоро мой самолет, у меня мало времени.

– О, вы нас покидаете? Как жаль! – пропела я.

– Да, ужасная страна с не менее ужасными людьми, – прошипела Кристин мне в ответ.

– Мы вас сюда не звали, поэтому можете возвращаться к себе на родину. Причем все. – я ликовала, подтрунивая над этой нервной немкой.

Кристин развернулась и пошла прочь. Но тут я заметила, что она одета в платье, которое я видела в доме Габриеля и бросила ей вслед:

– Кристин, шикарное платье, достойное своей хозяйки.

Она, конечно, не поняла моего сарказма и гордо пошла в сторону кухни. Но понял Габриель. Едва уловимая улыбка тронула его губы. Я хмыкнула и продолжила играть едва слышимую мелодию.

– Прекрати играть, нам нужно поговорить, – строго оборвал полет моей музыкальной фантазии Габриель.

– Нам не о чем с вами говорить, господин майор, – слащавым голосом произнесла я.

– Прекрати, – зарычал он мне в ответ. – Если ты о вчерашнем, то это ничего не значило.

– А здесь ничто нигде ничего не значит, – продолжала я в том же духе.

– Катя! – он больно схватил меня за предплечье и рывком поставил на ноги.

Меня это просто взбесило. Я вырвалась и схватив его за китель прошипела:

– Если ты думаешь, что покувыркавшись с этой дешевой немкой, ты залезешь, как ни в чем не бывало, мне под юбку, то глубоко ошибаешься. Мужчина или со мной, или не со мной. Ты выбрал второе. Я больше под тебя не лягу, Габриель. Это первый раз страшно и важно, а дальше нет. Пока ты будешь провожать свою шлюху на самолет, я выберу взамен тебя кого-то другого, – и рванув его так в сторону, чтоб он развернулся к залу проговорила, – кто здесь откажется мне покровительствовать? А? Фридрих? Ганс? Арман? Никто, ты понял меня? А с тобой у меня песня спета, – отпустив его, я резко развернулась и пошла в гримерку.

Я не оборачивалась, но знала, что человек, стоящий у меня за спиной вопрос еще не закрыл, ох как не закрыл. Но мне того и надо было.

Дождавшись пока немка с Габриелем покинут заведение, я вышла в зал, чтоб немного послушать, что говорят немцы по поводу происшествия. Ко мне подошел один молоденький лейтенант и, от стеснения не зная куда прятать взгляд, пригласил на танец. Я изобразила на своем лице бесконечное счастье от такого предложения и пошла с ним танцевать. Парень трепетно держался от меня на расстоянии, но я, обняв его за шею ближе притянула к себе, прислонившись своей грудью к его.

– Я слышала печальную новость, господин лейтенант, опять эти партизаны, – проговорила я, капризно надув свои губы.

– О да, мадмуазель Катя, мы потеряли много солдат и продовольствие.

– И что, теперь нам придется голодать? – изобразив ужас на своем лице, продолжала выпытывать я.

– О нет, не переживайте! Скоро будет еще поставка, в двойном объеме, только теперь воздухом, – наивный солдатик сам того не понимая выдавал мне пусть и небольшие, но секреты.

– Но их же надо наказать! Кого-нибудь поймали? Может кто-то может сказать, где их лагерь?

– К сожалению, нет. Наш информатор не смог нам в этот раз принести никакой информации.

– Ах, вы знаете информатора? – восторженно пропищала я.

– Нет, он известен только командному составу, – услышала я в ответ и разочарованно потеряла интерес к дальнейшему разговору.

«Есть, вот тварь, все такие есть, гнида», – отчаянно подумала я и больше ни о чем не спрашивала. Когда танец закончился, я в знак благодарности улыбнулась парню, оделась и вышла на улицу, намереваясь пройтись до дома пешком, чтоб хоть как-то привести свои мысли в порядок на морозном воздухе. Зима подходила к концу, еще всего пара дней и наступит март. Зажурчат ручьи, запоют в лесах птицы, радостно оповещая природу о том, что скоро, очень скоро придет на землю такое долгожданное тепло! Весна всегда приносила с собой надежду, такую непреодолимую и неудержимую надежду на то, что вот-вот, еще совсем чуть-чуть, и мы все услышим это заветное слово «Мир», пахнущее засеянным полем и наполненное звуком детского смеха. «Но прошла одна весна, вторая, на подходе вот уже третья, а миром пока что и не пахнет», – закончила свои мысли я таким вот пессимистичным выводом. И тут меня догнала машина, из которой быстро вышел фон Вольф и схватив меня за руку швырнул на заднее сиденье. Молоденький водитель с сожалением смотрел на меня.

– Трогай, – властно приказал немец своему водителю и машина быстро понеслась в неизвестном мне направлении.

– Куда ты меня везешь? – спокойной спросила я, внутри испытывая ужасный страх. По Габриелю было видно, что мое сегодняшнее поведение вывело его в край.

– Сейчас увидишь, – зловещим тоном проговорил мне немец.

– Габриель, останови машину! – я попыталась открыть дверцу, но не смогла.

– Господин майор, может не надо? – попробовал вступиться за меня шофер.

– Заткнись и вези, – рявкнул на него Габриель.

«Ну, все. Допрыгалась, – подумала я, мысленно прощаясь уже со всеми, кого знала. – Перегнула палку. Черт, и задание провалила, как я так могла?». Поняв, что сейчас любое мое поведение будет бесполезно, я потеплее укуталась в шубу и, отвернувшись, смотрела в окно, совершенно не понимая, куда мы могли ехать. Гестапо было в противоположном конце города, далее только окраина, спальный район. Что там было? Я не могла себе представить. Спустя полчаса машина остановилась и Габриель вытащил меня на улицу. Оглядевшись, я увидела небольшое трехэтажное здание из красного кирпича. Я недоуменно смотрела то на Габриеля, то на здание. Что здесь? В здание то и дело входили, затем выходили солдаты. Это были обычные солдаты, не офицеры. Многие стояли и курили на улице, перекидываясь пошлыми фразами. Габриель смотрел на меня, ожидая какой-либо реакции, но я все так же недоуменно смотрела на него, широко раскрыв свои зеленые глаза. Я действительно не понимала, куда он меня привез. И когда он это осознал, то просто закрыл лицо своей рукой в черной кожаной перчатке и проговорил: «Ребенок». Я нахмурилась и тут мое внимание привлек немец, который совершенно пьяный выходил из здания, кое-как на ходу застегивая ширинку на своих штанах и меня осенило: «Бордель! Он привез меня в бордель!». Я с ужасом посмотрела на Габриеля и промолвила: