Полная версия
Скопление неприятностей
Уран посмотрел в большое лобовое окно цеппеля и увидел приближающийся грузовик, на подножке которого стоял улыбающийся старпом. Ему потребовалось очень мало времени для «решения проблемы груза», а судя по довольной роже – дело намечалось прибыльным.
«Нужно было лететь на Тердан вместе с Бабарским, а Крачина заслать сюда, он все равно ходит у Дорофеева старпомом, вот и потренировался бы в управлении командой, – тоскливо подумал Дюкри. – Но нет, сам вызвался на «Цехин»! А Бабарский с Крачиным небось сейчас развлекаются напропалую…»
⁂– Сука!
Громила выхватил нож. Выхватил с отточенной, профессиональной ловкостью, поэтому заметить, что в руке бандита появился тонкий, темного цвета клинок, мог только хорошо обученный боец.
Например, такой, как Аксель Крачин.
– Сука!
Громила никогда не имел дело с высококлассными противниками и действовал в привычной манере, искренне полагая, что появившийся нож Аксель не заметил: выкрикнул ругательство, сфинтил, показывая, что идет влево, и резко атаковал, намереваясь вонзить клинок точно под вздох.
И сильно удивился, поняв, что промахнулся.
В смысле, удивился бандит много позже, когда пришел в себя после мощнейшего прямого встречного, да еще усиленного кастетом – шутить с обитателями Омута Аксель не собирался.
Громила только летел к земле, а Крачин уже бил его напарника: локтем, возвратным движением, в голову и тут же в печень – с разворота. Второй удар оказался настолько мощным и сильным, что бандит с визгом сложился пополам и повалился на громилу.
– Скотина! – выкрикнул Бабарский и наподдал корчащемуся от боли уголовнику ногой.
– Ты говорил, что все пройдет тихо! – рявкнул Крачин.
– Откуда я знал, что они настолько тупые? – парировал Бабарский.
– Ты говорил: все схвачено! – напомнил Аксель, поднимая с пола саквояж с добычей.
– Сумма показалась местным уголовникам слишком большой, и они решили нас кинуть.
– Идиот!
– Делай свое дело или умрешь.
– А ты?
– Я выкручусь.
Дверь, которую они едва успели захлопнуть перед носом преследователей, пробили две пули. Крачин и Бабарский переглянулись и, не сговариваясь, бросились на улицу.
///Люди творческие: драматурги, писатели и особенно поэты, то есть склонные к метафорам и ценящие тонкое слово, давным-давно нарекли сферопорты «городами, которые никогда не спят», и свято верили в то, что отыскали и точное, и удивительно благозвучное определение, гениально связавшее великое искусство с серой повседневностью. Однако представители богемного сообщества крепко ошибались, думая, что веселые пирушки заполночь служат главным признаком неспящего города, потому что чуть позже, примерно за час до окончания «собачьей вахты»[2], в «городах, которые никогда не спят», наступала тишина. Все сферопорты любят ненадолго прикорнуть, отдыхая от привычной суеты и шума. Бесчисленные окна темнели, гасла половина уличных фонарей, в больших, выстроенных «колодцами» домах запирались ворота, и на улицах становилось тихо…
Так тихо, что топот ног разносился, кажется, по всему району, четко показывая преследователям, куда направились беглецы. И это несмотря на то, что и Аксель, и Бабарский были обуты в ботинки с мягкими подошвами, без металлических набоек.
Но в ночном сферопорту даже кошки грохотали гусеничным бронетягом.
– Вот они!
– Вижу!
– Стреляй!
– Далеко!
– Стреляй!
И через секунду тишину разорвал грохот пистолетного выстрела.
– Нас заметили, – отрывисто сообщил Бабарский.
– Да, – коротко ответил Аксель.
– Сделай что-нибудь!
– Я делаю.
– Что?
– Берегу дыхание.
ИХ выругался, но всего парой слов. И замолчал, прислушавшись к совету Крачина.
Они были абсолютно, карикатурно разными: Аксель – высокий, мускулистый, Иоахим Христофор – низенький, полненький, однако мчались по улице с одинаковой скоростью, подгоняемые и воплями, и выстрелами.
– Стойте!
– Бросьте саквояж!
– Мы вас отпустим!
– Верните саквояж!
Громыхнуло еще два выстрела, но поскольку бандиты палили на бегу, с точностью у них возникли серьезные проблемы.
– Стойте!
– Размечтались! – отозвался Бабарский.
– Береги дыхание!
– Я не мог не ответить!
– Они не слышат!
– Не важно!
Важным было то, что на помощь полиции надеяться не приходилось, поскольку дело происходило не просто в Анамараке, сферопорту Анданы, а в районе Балдахин, власть в котором принадлежала криминальным авторитетам Омута. Стражи закона в Балдахин заглядывали редко, а люди по ночным улицам бегали часто. И с разным успехом: кто-то потом пил игристое на покидающем Андану цеппеле, кого-то находили в канаве.
И отдавать саквояж не имело смысла, поскольку сделка Бабарского была подтверждена Честным Зумом, и бандиты, рискнувшие пойти против его авторитета, не могли оставить свидетелей.
– Машина! – Крачин указал на припаркованный у публичного дома автомобиль. – Повезло!
Подбежал, на ходу извлекая из наплечной кобуры пистолет, и ударил рукояткой в водительское стекло.
– Дальше я! – ИХ просунул руку внутрь и открыл дверцу.
– Заведешь?
– Да.
Аксель развернулся, взяв под наблюдение и улицу, и вход в публичный дом.
– Почему ты их не убил? – поинтересовался возящийся с проводами Бабарский.
– Потому что я не убийца, – не оборачиваясь, ответил Крачин.
– А они – убийцы.
– Мы говорим обо мне.
– Ты мог их ранить. Пострелять по ногам, и нам не пришлось бы бежать через весь город.
– Хасина говорит, что физические упражнения полезны для здоровья.
– А пуля в грудь – нет.
– Не волнуйся…
Закончить Аксель не успел, поскольку послышался торжествующий вопль:
– Вот они!
Обрадованные бандиты потеряли осторожность, бросились к беглецам со всех ног и поплатились: Крачин вскинул пистолет и трижды надавил на спусковой крючок. Два уголовника упали на мостовую, ругаясь и держась за простреленные ноги, третий метнулся в тень переулка, двое других последовали за ним. Окрестные собаки не залаяли. Привыкли.
– Ты снова их не убил?
– Попроси у Хасины таблетки от кровожадности.
– Я сильно нервничаю.
– И успокоительное попроси.
Опомнившиеся бандиты открыли по беглецам огонь, но расстояние и неудобный угол – покидать безопасный переулок они не рисковали – не позволяли уголовникам как следует прицелиться, отчего все их пули угодили в стену дома напротив.
– Ты скоро?
– Уже.
В грохот выстрелов вписался рев заведенного двигателя, и Бабарский сварливо осведомился:
– Сколько тебя ждать?! – и надавил на акселератор.
Машина сорвалась с места так быстро, что Аксель едва успел вскочить на подножку.
– Ты саквояж не выронил?
– Заткнись!
Крачин бросил саквояж на задний диванчик, открыл дверцу, собираясь сесть на переднее сиденье, но замер.
– Что случилось? – насторожился ИХ.
– За нами погоня.
– Они добыли машину!
– Да.
– Проклятье!
Бабарский еще сильнее надавил на педаль.
– Думаю, на такой скорости мы успеем добраться до сферопорта, а там нас прикроет полиция… – продолжил Крачин, усаживаясь рядом и захлопывая дверцу. – Что ты делаешь?!
ИХ резко выкрутил руль вправо, и машина с трудом вписалась в поворот, возвращаясь к центру Балдахина.
– Никакой полиции!
– Почему?!
– Если попадем в полицию, мессер нас повесит.
Крачин понимал, что в данных обстоятельствах ИХ шутить не будет, поэтому от души выругался, но вновь достал пистолет, извлек магазин и принялся добавлять в него патроны:
– Ты же говорил, что все законно.
– Что может быть законного под Балдахином? – искренне удивился ИХ. – Аксель, ты не в себе? Я говорил, что все пройдет гладко.
– Я тебя пристрелю.
– И потеряешь водителя?
Но оба понимали, что это обещание Крачин вряд ли когда-нибудь исполнит.
– Что ты натворил? – осведомился Аксель, передергивая затвор.
В тот же миг со звоном разбилось заднее окно: преследователи открыли огонь.
– Ты можешь их убить? – поинтересовался ИХ.
– Что ты натворил?
– Ничего особенного.
Судя по гулкому звуку, следующие три выстрела преследователи сделали из дробовика, а картечь на таком расстоянии бесполезна.
– За что мессер тебя повесит?
– Мы договорились, что я не попадаю в полицию.
– Я об этом не договаривался.
– Значит, ты можешь сдаться и взять все на себя.
– Я не собираюсь сдаваться!
– В таком случае успокойся и доверься мне.
– Тебе? После всего, что ты устроил! – Выстрелов стало больше: в автомобиле преследователей сидело не менее пяти бандитов, четверо из них вылезли на подножки и азартно стреляли по беглецам. – Езжай быстрее.
– У них машина лучше.
Очередная пуля разбила правое зеркало. Бабарский бросил на Акселя быстрый, но весьма выразительный взгляд, тот вновь выругался, открыл было дверцу, намереваясь выбраться на подножку, но…
Бабарский действительно оказался отличным водителем, с неплохой реакцией и отменным чутьем на неприятности. Все вместе помогло толстенькому ИХ уйти от столкновения с вынырнувшим слева фургоном, резко взяв вправо. К счастью, справа оказался не очередной дом, а небольшой скверик, низенькую ограду которого разогнавшийся автомобиль снес, не заметив. Не потеряв скорости, проскочил через газон, ухитрившись увернуться от деревьев, но когда показалось, что сквер остался позади и нужно всего лишь сбить ограду с другой стороны, Бабарский на полном ходу врезался в невысокий и потому незамеченный постамент памятника. И в противостоянии гранита и машины победа досталась понятно кому. Стоящий на постаменте бронзовый генерал слегка покачнулся, но устоял, а вот левое переднее колесо автомобиля не удержалось и бодро покатилось в кусты.
– Твой ход, дружище! – отчаянно завопил Бабарский, но завопил напрасно.
Потому что Аксель прекрасно знал, что должен делать.
И умел это делать великолепно, поскольку был бамбадиром, человеком, познавшим Высокое Искусство. Пусть и не столь глубоко, как бамбадао, но достаточно, чтобы у преследователей не осталось шансов.
Аксель выскочил из автомобиля, держа в каждой руке по пистолету – на операцию Крачин взял пару вороненых «Сталлеров» с удлиненными и усиленными стволами жезарского сплава и увеличенными магазинами. Девятимиллиметровые пистолеты лингийского производства ложились в руки Акселя так мягко, словно были бамбадами. И отличались изумительной точностью… особенно – в умелых руках.
Первая пуля – водителю фургона. Вначале Крачин решил, что в них едва не врезался случайный работяга, но разглядел, что тот выбирается из кабины с дробовиком в руках, и не стал рисковать. Почти одновременно погиб водитель автомобиля преследователей – он оказался самой удобной мишенью. Получил пулю точно в лоб и уткнулся в руль. Машина остановилась, и стоявшие на подножках бандиты бросились к скверу… еще не сообразив, что бежать нужно в другую сторону. Их было всего четверо, поэтому Аксель не стал прятаться, а пошел уголовникам навстречу, выставив перед собой руки и стреляя так, словно каждый пистолет был снабжен оптическим прицелом.
Впрочем, чего еще ждать от бамбадира на дистанции в тридцать шагов?
Пять выстрелов потребовалось Крачину, чтобы угомонить четверых противников. Он стрелял в грудь, и тяжелые пули с легкостью пробивали кости, швыряя уголовников на землю. Пять выстрелов – четыре трупа.
Когда все закончилось, Аксель убрал пистолеты, повернулся и мрачно посмотрел на стоящего с саквояжем в руках Бабарского. И услышал то, что мог сейчас произнести только ИХ:
– Что тебе помешало устроить все так с самого начала?
Крачин покачал головой и поинтересовался:
– Что в саквояже?
– На Тердане высоко ценятся сапфиры анданской огранки, вот я и решил прихватить небольшую коллекцию. Ты ведь знаешь, что я – лицензированный ювелир.
– Не знаю.
– Могу показать документы.
– Мерса делал?
– Кто же еще? – не стал отрицать пронырливый суперкарго. – Но сама операция с сапфирами – предельно честная.
– Почему ты просто не купил камни?
– Потому что в Омуте они вдвое дешевле, – как маленькому объяснил ИХ. – Налоги, понимаешь? В Омуте есть сборы, но нет налогов, что и делает мое предприятие эффективно прибыльным.
– А бандиты решили забрать твои деньги?
– Именно, – подтвердил толстяк. – Только деньги не мои: я веду дела, используя судовую кассу «Пытливого амуша». Интересно, правда: корабль стоит на ремонте, но продолжает приносить прибыль…
– Мне этого не понять, – признался Крачин.
– Поэтому ты старпом, а я – суперкарго. Каждый из нас на своем месте. А теперь пойдем, угоним еще одну машину: нам нужно как можно скорее попасть в сферопорт и сесть, в конце концов, на цеппель до Тердана, – Бабарский кашлянул. – От этой беготни у меня разыгралась астма.
– У тебя нет астмы, – пробурчал Аксель, направляясь вдоль улицы.
– Откуда ты знаешь? – возмущенно спросил семенящий справа ИХ. – Ты же не врач. И Хасина, чтоб из него пилюли повылазили, говорит, что у меня нет астмы, а я иногда начинаю задыхаться…
Минуты через три они нашли еще одну машину и на ней отправились в сферопорт.
Собаки так и не залаяли.
⁂Все планеты Ожерелья, первые миры, освоенные покинувшими Изначальный мир людьми, некогда были адигенскими. Или принадлежали адигенам – так было принято выражаться у аристократов. Все они прошли долгий путь от расселения по Герметикону, через Эпохи Распада, Инезирской династии и Белого Мора, испытав и радость побед, и горечь поражений, воюя между собой и внутри себя, создавая Вселенную по правилам, которые считали незыблемыми. Все они продолжали придерживаться древних традиций.
Все старые миры Ожерелья, за исключением Галаны. Планеты, которую даже самые сдержанные адигены называли «возмутительницей спокойствия». Планеты, которая подарила Герметикону первую и пока последнюю в его истории империю. Планеты, на которой день беспощадного избиения адигенов считался религиозным праздником – веселым и радостным.
При этом галаниты отринули не только «угнетателей», но и их культуру, заявив, что будут строить мир, полностью свободный от влияния адигенов. Мир, в котором само слово «адиген» будет вызывать неприязнь. Мир, которому они дадут новые правила и законы. И слово галаниты сдержали.
Они разрушили храмы и сровняли с землей крепости и дворцы. Поскольку не хотели, чтобы хоть что-то напоминало людям о старых временах. Новая архитектура была прагматичной, по мнению галанитов: «прекрасной в простоте», и ни в чем не совпадала с высоким адигенским стилем, в котором красоту не требовалось искать в сочетании прямых линий – она была его сутью. Галаниты уничтожили знатность по крови и дали новый ценз – по богатству. Ведь золото, как уверяли пропагандисты, может заработать каждый: талантом, умением или умом. И капелькой удачи. И ничего страшного, если к этому добавится щепотка подлости или беспринципности: золото не пахнет, его блеск затмит любую грязь. Его нельзя запятнать, потому что оно не знает слова «честь».
Золото стало богом Галаны.
А его главным храмом можно было назвать БейГатар – сферопорт и столицу. Город гигантских зданий, в каждом из которых истово поклонялись золоту. Город, в котором находилась Большая Галанитская биржа, оказывающая влияние на экономику всех планет, до которых дотягивались жадные галанитские руки, бесчисленное количество банков и несметное число офисов всевозможных фирм. Здесь круглые сутки продавали, покупали и снова продавали, брали в долг, возвращали долги и покупали долги. Здесь делали золото из железа, зерна и воздуха.
И здесь находилась штаб-квартира самой влиятельной организации Галаны и всего Герметикона, потому что не было в нем такого уголка, в котором бы не слышали о Компании. О знаменитой Остер-Кариданской компании, ведущей бизнес уже несколько столетий и ставшей главным символом Галаны.
Самая большая. Самая богатая. Самая беспощадная торговая корпорация современности…
Штаб-квартира Компании занимала небоскреб «Чер-чер», прямоугольный, как все вокруг. А на его последнем этаже находилась совещательная комната директоров-наблюдателей, группы управляющих и основных владельцев самого большого предприятия Герметикона. Группы настолько сплоченной, что друг друга ее участники называли не только по именам, но и по кличкам.
За круглым столом сидели Патриарх, который все организовал; смешливый и остроумный Клоун; Птицелов, мечтавший стать знаменитым орнитологом и написавший три учебника под псевдонимом; обладающий тонким музыкальным слухом Дудочник; с виду рассеянный, но весьма внимательный Шляпа; жадный Мельник; немного истеричный Поэт и Хитрый, по праву заслуживший столь говорящую кличку в столь непростом обществе.
Девятым директором-наблюдателем был молодой Везунчик, любитель ароматных сигар и маленьких собачек. Его звали Абедалоф Арбедалочик, он был плечист, высок и умен. И сегодняшний совет созвали по его просьбе.
– Наша встреча будет вновь посвящена противостоянию с адигенами… – начал Абедалоф, но был перебит язвительным Клоуном:
– Точнее, твоему противостоянию с одним из них?
Остальные директора обменялись понимающими улыбками.
Больше года назад Арбедалочик проиграл битву за Кардонию, не сумев организовать союзникам галанитов быстрый захват власти, и теперь богатая планета оказалась разделенной на две враждующие половинки, а статус-кво обеспечивали адигенские миротворцы. Помпилио дер Даген Тур принимал в тех событиях активное участие и едва не убил Арбедалочика, чем, естественно, вызвал гнев директора-наблюдателя и жгучее желание отомстить. С тех пор Абедалоф внимательно следил за действиями лингийца. Со стороны подобное преследование могло показаться мелким, недостойным высочайшего положения Арбедалочика, но происхождение Помпилио и тот факт, что он уже несколько раз обращал в пыль планы Компании, заставили коллег Везунчика с пониманием отнестись к его желанию расправиться с чересчур энергичным адигеном.
– Как вы знаете, несколько недель назад Помпилио едва не погиб на Фархе, – напомнил Арбедалочик, раскуривая сигару и медленно оглядывая коллег. – Причем неприлично заурядным образом: директор нашей Фактории планировал его повесить.
– Но не повесил, – уточнил Шляпа.
– Я был бы разочарован, но не расстроился бы, – буркнул Поэт. – Мы чересчур демонизируем лысого.
– Он сам демонизируется, – не согласился Мельник. – Он перестрелял всех революционеров на Заграте, из-за чего Компания понесла колоссальные убытки. Нужно было убить его еще тогда.
– Пытались… – очень тихо прошелестел Клоун.
– Все надеялись, что он пропал, – обронил Птицелов.
– Живучий, мерзавец, – вздохнул Хитрый.
Директора-наблюдатели перебрасывались фразами, но пыхтящий сигарой Абедалоф им не мешал. Во-первых, он наслаждался «Масванским толстяком», самой ароматной сигарой Герметикона, а болтливые коллеги помогали ему спокойно пускать к потолку клубы дыма. Во-вторых, давным-давно сложившиеся отношения допускали на совещаниях абсолютно свободное поведение. Если участники хотели что-то обсудить – они обсуждали, если докладчику требовалось время подумать над ответом – он думал столько, сколько требовалось.
Директора-наблюдатели никуда не торопились.
Им принадлежало все время Вселенной.
– Везунчик, ты выяснил, что Помпилио делал на Фархе? – осведомился Дудочник.
– Об этом уже знает весь Герметикон, – ответил Клоун. – Лысый добрался до Огнедела.
– Исполнил мечту отомстить?
– Ага.
– Будем надеяться, что это его успокоит.
– К тому же он вроде бы женился? – подал голос Поэт.
– На дочери Винчера Дагомаро, – подтвердил Арбедалочик. – Я думаю, что Винчера убил брат Помпилио – дар Антонио.
– Как интересно, – навострил уши Хитрый. – Давайте устроим нашим недругам семейную пакость? Обожаю такие истории: поздний вечер, личный кабинет дара, старый проходимец Антонио полулежит в кресле, его лысая голова элегантно прострелена. Рядом, на ковре, корчится Помпилио с двумя пулями в животе. На его руках кровь, он хрипит: «За что?» А молодая жена холодно отвечает: «За моего папу!» И подносит дымящийся револьвер к голове. Звучит выстрел…
– Сколько таких сцен мы поставили, – усмехнулся Шляпа. – И специалисты нужные есть…
– Везунчик, ты можешь доказать свои слова? – хладнокровно осведомился Поэт.
– Увы.
– В таком случае мы только насмешим адигенов.
– Пожалуй.
– Везунчик, почему ты заинтересовался событиями на Фархе? – громко спросил молчавший до сих пор Патриарх. Он решил, что пора вернуться к делам.
– Сначала я не нашел в них ничего заслуживающего внимания, – не стал скрывать Абедалоф. – Прочитал отчет, пожал плечами, пожалел, что лысого не повесили, и отложил бумаги… А потом задумался над тем, как связаны с делом нечистые?
– У них вроде бы колония на Фархе? – припомнил Мельник.
– Огнедел ее сжег, – улыбнулся Арбедалочик. – И пытался убить весьма уважаемую ведьму, которая неизвестно что делала на провинциальной планете.
– Как любопытно, – протянул Клоун.
– Я тоже так решил, – кивнул Везунчик. – Я побывал на Ямне, неофициально главной планете нечистых…
– Нам это известно.
– …и встретился с той ведьмой, – невозмутимо продолжил Абедалоф, не обратив никакого внимания на реплику. – Я задал ей неудобные вопросы, получил уклончивые ответы и считаю, что именно спорки прятали Огнедела целый год. Пока его искала вся адигенская полиция и напуганный ими Омут. Нигде больше террорист не смог бы укрыться.
– Ты можешь это доказать? – повторил вопрос Поэт.
– Увы.
– В этом случае информация бесполезна. Мы не сможем натравить адигенов на нечистых.
– Я этого и не хотел, – Арбедалочик пыхнул сигарой.
– Тогда зачем рассказал?
– Догадавшись о роли спорки, я задумался над тем, почему они помогли Огнеделу?
– Потому что они нечистые и Белый Мор сожрал их мозг! – выдал Птицелов.
Абедалоф вежливо улыбнулся.
– Потому что не любят адигенов? – предположил Шляпа.
Абедалоф покачал головой.
– Огнедел заплатил, – уверенно произнес жадный Мельник. – Это же очевидно.
Абедалоф глубоко вздохнул.
– Огнедел выполнял для них грязную работу? – Клоун почесал бровь.
– Близко, – кивнул Арбедалочик. – Грязную работу он для них делал, но эта плата слишком мала, чтобы оправдать риск возможной ссоры с адигенами, особенно – с лингийцами и Кахлесами. Я думаю, Огнедел предложил нечистым кое-что еще. Нечто ценное.
– Оружие?
Абедалоф загадочно улыбнулся.
– Мне одному кажется, что после возвращения у Везунчика стала проявляться тяга к излишней театральности? – громко спросил Поэт.
– Хватит тянуть кота за хвост, – поддержал коллегу Дудочник. – Везунчик, говори как есть.
Абедалоф бросил взгляд на Патриарха, увидел, что неофициальный глава совета директоров-наблюдателей тоже не в восторге от его манеры вести рассказ, и вытащил сигару из рта.
– Расследование велось тяжело, и я, признаться, едва не поставил на нем крест. Мы допрашивали спорки и выживших пиратов, мы изучили все, что произошло на Фархе, но ни на шаг не приблизились к разгадке. Но тайна была, в этом я не сомневаюсь, и тайна очень важная…
– Почему ты не сомневаешься? – перебил его Хитрый.
– Потому что только важная тайна могла заставить директора Фактории Спесирчика принять участие в тех событиях, – ответил Арбедалочик. – Думаю, Огнедел поделился ею в надежде договориться, и тайна эта произвела на Спесирчика столь сильное впечатление, что он согласился помочь Огнеделу в сражении с Помпилио. Правда, все закончилось не так, как было задумано.
И Огнедел, и Спесирчик, и весьма известный пират по кличке Рубака были убиты, а их тайна…
– Я почти опустил руки, но вскоре удача мне улыбнулась.
– Напомни, как тебя называют? – рассмеялся Патриарх.
Все знали, что он благоволит Везунчику.
– Да, именно так, – согласился Абедалоф. – Неделю назад в нашу инекскую факторию явился некто Фелди, простолюдин с Тердана, который рассказал, что служил Огнеделу и готов поделиться с нами интересной информацией. К счастью, директор Фактории знал о моем расследовании и позаботился о том, чтобы информация не затерялась в нашей бюрократии. Фелди оказался на Галане, – Арбедалочик не удержался – выдержал паузу. – И рассказал, что перед тем, как отправиться к спорки, Огнедел пытался договориться с терданами, но что-то у них не сложилось. В итоге Огнедел угнал у терданов экспериментальный цеппель и отправился к спорки.
– Терданское скопление… – медленно произнес Мельник. – Это очень, очень лакомый кусок, который мы никак не можем откусить…
– Терданы – дерзкие ребята, – хмуро бросил Поэт.
– Все, кто не признает нашу власть, – дерзкие, – поддержал его Птицелов. – А таких еще достаточно.