– Вот это уже преувеличение, – рассмеялся дер Даген Тур. – Дядюшка Генри хотел выдать за меня свою младшую, чтобы наладить отношения с Антонио. Но я решил, что дружбу и доверие между семьями можно восстановить и без таких жертв, и помирил их с братом.

– А как же младшенькая?

– Счастлива. У нее уже двое детей.

– Тетушка Тереза до сих пор обижена на то, что ты отказал во внимании ее дочери. Она считает, что вы стали бы идеальной парой.

– И сказала об этом тебе?

– Как будто между прочим.

– Тетушка Тереза всегда отличалась некоторой прямолинейностью… Ей бы подошло командовать дивизией тяжелых бронетягов.

– Сколько раз тебя пытались женить?

– Я давно сбился со счета… – Помпилио выдержал паузу, после чего тихо спросил: – Тебя все это смущает?

– Нет, – спокойно ответила Кира, вновь прижимаясь к мужу. – У каждого из нас есть прошлое. Я немного смущена, но вовсе не рассказами о твоих похождениях, а тем, что вхожу в новый мир. Ты воспринимаешь происходящее естественно, ведь для тебя они свои: все эти дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Ты с ними вырос, и тебе все равно, что делать: исследовать только что открытую планету, сражаться с пиратами или общаться с дарами в ложе театра.

– Меня всему этому учили.

– А у меня нет твоего опыта.

– Зато у тебя есть я, – улыбнулся Помпилио. – А опыт… Опыт не поможет тебе стать адигеной.

Фраза прозвучала неожиданно и чуточку обидно.

– А что поможет?

– Ничего.

– Ничего? – изумленная Кира вновь повернулась к мужу. – Ничего?

– Ты уже ею стала, – глядя жене в глаза, ответил Помпилио. Очень серьезно ответил. – Настоящим адигенам не нужно постоянно контролировать себя, думать над своими поступками и словами. Или это становится твоей сутью, или нет. Ты стала адигеной в тот миг, когда поняла, что не можешь пойти к алтарю ни в чем, кроме кисла.

– Откуда ты знаешь, что я это поняла? – прищурилась рыжая.

– Иначе ты ни за что бы его не надела.

– Может, я решила произвести впечатление на тебя и твоих родственников?

– Ты ни за что не надела бы кисл для этого, – по-прежнему серьезно произнес дер Даген Тур. – Когда ты увидела кисл, то поняла, что выйдешь замуж только в нем.

Это было правдой, но признаваться Кира не стала. Помолчала, улыбаясь, а затем полушутя продолжила:

– И поэтому ты решил, что я стала адигеной?

– Мне довелось побывать на многих свадьбах, и я знаю, как настоящие адигены идут к алтарю.

– Только поэтому?

– Я видел, как ты вела себя после свадьбы.

– Ты наблюдал за мной?

– Как только появлялась такая возможность.

– А я – за тобой, – призналась девушка. – Я не знала, как себя вести, и не хотела ошибаться. Не боялась ошибиться, а не хотела.

– Я понимаю разницу, – кивнул Помпилио.

– У меня получилось?

– Ты быстро научилась. Почти сразу.

– Я привезла паровинг и копалась в его моторе, наряженная в простецкий рабочий комбинезон.

– И никто из подданных не шутил на эту тему.

– Что это означает? – нахмурилась Кира.

– Они признали твое право на каприз, – объяснил дер Даген Тур. – Признали адигеной.

– Или они настолько тебя боятся, что не рискуют смеяться над твоей женой.

– Когда боятся – смеются еще громче.

– Или они тебя уважают.

– Они долго тебя принимали, Кира, но приняли – когда увидели в тебе адигену.

– Это важно?

– В нашем дарстве – да.

– Почему?

– Может, потому что больше половины даров Кахлес умерло не своей смертью, а в сражениях. Или потому, что в войне с Эдуардом Инезиром, выжил только один Кахлес – Розарио, а вся семья, включая женщин и детей, была вырезана галанитами.

Кахлесы погибали один за другим, но продолжали отстаивать свою честь и свою свободу. И последний представитель рода – Розарио, – тверже всех заявлял на переговорах, что Линга пойдет на минимальные уступки императору. Иначе – война до конца, каким бы он ни был. И во многом благодаря его неукротимости, Эдуард Инезир согласился предоставить Линге автономию в составе империи. Возможно, он считал, что заключил удачную сделку, однако его наследники вряд ли бы с этим согласились, поскольку во время восстания против Империи, именно Кахлесы возглавили самоубийственный десант на Галану, захватили Вечную Дыру – такой была задача, но на этом не остановились, оставили часть солдат удерживать Дыру, а сами, вопреки всем планам и доводам рассудка, бросились на штурм дворца, в котором проходило пышное празднование дня рождения императора Карлос-Луи III. На Галану отправились все потомки Розарио, включая двенадцатилетних мальчишек, возглавлял отряд лично дар Терио, месть стоила жизни двум его сыновьям, брату и шести племянникам, но дворец был взят и сожжен, а род Инезиров перестал существовать.

Эту историю – о том, как судьба династии висела на волоске, и как Кахлесы расплатились с Инезирами, – Кире рассказали едва ли не в первый день пребывания на Линге. Историю ее рода. Однако сейчас ей не хотелось говорить о грустном.

– Мне больше нравится сочетание: «право на каприз», – прошептала она, потянувшись, а потом еще сильнее прижавшись к Помпилио. – Значит, у меня оно есть?

– Но не советую им злоупотреблять.

– Зануда.

– Да, я такой, а ты – великолепна.

– Когда?

– Всегда. Ты великолепна каждое мгновение.

– Ты не объективен.

– И не должен быть.

– Пожалуй.

Кира закрыла глаза и с восторгом отдалась этому чарующему моменту. Восхитительному чувству спокойствия и умиротворения и абсолютной радости от того простого факта, что рядом находится любимый мужчина. Что можно никуда не спешить и ни о чем не думать, позабыть о заботах и просто наслаждаться тем, что они вместе. Лежать на диване, потягивая легкое белое вино, и любоваться прекрасным городом. Кира знала, что стоит ей захотеть, и этот чудесный момент продлится целую вечность, ведь у них с Помпилио есть все для того, чтобы посвятить свои жизни друг другу. Они смогут комфортно путешествовать, перемещаясь с одного светского раута на другой, соберут все удовольствия мира и…

Не смогут.

Девушка улыбнулась.

Безделье не для их энергичных натур, и все соблазны Герметикона не смогут их усыпить. И потому так ценен этот чарующий момент – тем, что он лишь часть интересной жизни.

– Мне нравится, что ты стал часто улыбаться, Помпилио.

– Мне нравится, что в твоих прекрасных глазах сияют звезды, Кира.

И они вновь замолчали, прижавшись друг к другу так тесно, что стали единым целым.

⁂

«Признаться, я не люблю суету.

Хотя… почему «признаться»? Я никогда этого не скрывал. И не скрываю. Все мои друзья и сослуживцы знают, что я не люблю суету, переезды и связанные с этим хлопоты, тяжело привыкаю к новым местам и тяготею к размеренной, раз и навсегда установившейся повседневности.

Вы спросите, как я, при всей своей нелюбви к суете и переездам, оказался в экипаже «Пытливого амуша»? Наверное, то была судьба…

Мне по душе тихая, мирная жизнь в небольшом городе на скромной, в меру развитой планете с сообразными удобствами. Мне нравятся блага цивилизации, но я не хочу, чтобы власти моей идеальной планеты страдали ненужными амбициями, способными привести к жестокой войне. И несколько лет мне везло: я жил в тихом, спокойном, немного сонном и очень приятном городе, на планете, мечтающей об одном – чтобы ее оставили в покое. Планета называлась Заграта, на ней я чувствовал себя счастливым, но… Но однажды чья-то неукротимая воля: то ли таинственных властителей, то ли закона развития общества, принялась безжалостно крушить старые порядки по всему Герметикону, пытаясь превратить нашу Вселенную в нечто новое и проливая при этом море крови. Заграту разрушили, обратили в революционный ад, возглавляемый беспощадными галанитами, и хотя, адигены навели на планете порядок, я никогда не вернусь в мир, где был счастлив. Не хочу видеть улицы, по которым гулял и на которых расстреливали мирных людей, не хочу вспоминать кровь и грязь, не хочу…

Я смирился с потерей тихой жизни и принял предложение мессера Помпилио Чезаре Фаха Мария Кристиан дер Даген Тур дер Малино и Куэно дер Салоно стать членом команды «Пытливого амуша». Принял, во многом потому, что мессер, в отличие от несчастного короля Заграты, способен защитить то, что ему дорого, не только словом, но и делом: огнем, мечом, а при необходимости – не меньшей, чем у галанитов, жестокостью. Я выбрал Лингу, потому что ее нельзя изменить – только уничтожить, и даже Эдуард Инезир, основатель первой и последней на сегодняшний день межзвездной империи, обломал об эту планету зубы.

Что же касается переездов, которые «Пытливый амуш» совершает постоянно, они не имеют никакого отношения к той суетливой процедуре, о которой я упоминал и которая приводит меня в растерянность, а Олли – в раздражение. На «Пытливом амуше» я не переезжаю, а путешествую, причем вместе со своим домом. Да, как это ни странно прозвучит, наш исследовательский рейдер стал для меня своего рода домом: мне предоставлена отдельная комфортабельная каюта, в моем распоряжении великолепно оборудованная алхимическая лаборатория с потрясающим набором инструментов. Мне разрешено заниматься исследовательской и научной деятельностью – если это не вредит обязанностям судового алхимика, но главное – меня окружают умные, образованные и увлеченные люди, с которыми интересно общаться.

Второй раз в жизни я почувствовал себя счастливым.

И потому несколько растерялся, узнав, что мы должны отправиться на Тердан на совершенно неизвестном мне цеппеле «Счастливый цехин», да еще в компании совершенно неизвестных мне людей. То есть одним из этих людей будет Галилей Квадрига, астролог «Пытливого амуша», но Галилей, как, впрочем, все астрологи, сам по себе и не всегда понятно, отпустила его Пустота в последнем переходе или он еще блуждает среди Знаков… Что же касается синьора Урана Дюкри, то он, безусловно, человек интересный и положительный, одного того, что он спас адиру Киру, достаточно, чтобы составить мнение о его профессиональных качествах, однако до путешествия я не был с ним знаком, и это обстоятельство меня тревожило.

С другой стороны, я достаточно изучил мессера Помпилио, чтобы понять, что он не отправит своих офицеров с человеком, в котором не уверен. Но особенную мою печаль вызвало то обстоятельство, что на «Счастливом цехине» не оказалось оборудованной лаборатории, лишь минимально необходимый набор алхимических инструментов. Я понял, что всю поездку на Тердан придется отчаянно скучать, и погрузился в чтение…»

из дневника Андреаса О. Мерсы alh.d.///

«Какой же ты зануда, чтоб тебя в алкагест окунуло!»

из дневника Оливера А. Мерсы alh.d.///

– Капитан!

– Да?

– Местные таможенники спрашивают, не возьмем ли мы груз до Виллемгофа?

– В наших бумагах сказано, что мы уходим порожняком и будем грузиться в Виллемгофе.

– Они их прочитали, – подтвердил вернувшийся из администрации порта цепарь. – И поэтому предложили взять груз.

– Ах, это… – только сейчас до Урана Дюкри дошло, что речь идет о небольшом, возможно, не очень честном дополнительном заработке. – Какое таможенникам до этого дело?

– Это сферопорт, капитан, – с улыбкой ответил цепарь. – Здесь кипит торговля, и всем до всего есть дело. Таможенники прочитали, что «Счастливый цехин» готовится уйти порожняком, удивились, посчитали, что мы ни с кем не сумели договориться о грузе, и решили помочь.

– Отправить свой груз?

– Мы в сферопорту, капитан, – повторил цепарь. – Здесь у всех есть свои грузы: у купцов, у бандитов, у военных, у таможенников – у всех. Глупо проходить мимо возможности заработать. – Цепарь помолчал и добавил: – Глупо и подозрительно.

Дюкри выругался.

Правда, молча выругался, про себя, чтобы не терять лицо перед подчиненным.

Выругался и подумал, что быть капитаном цеппеля – та еще головная боль.

Они стояли на Карле, последней планете перед Терданом, и получали массу заманчивых предложений о сотрудничестве. По той простой причине, что явились в сферопорт на «купце» и указали в документах порожний рейс.

«И в самом деле подозрительно», – признался Уран, однако, как выйти из ситуации, пока не представлял.

С точки зрения большого бизнеса и плановых перевозок торговые цеппели, которые весь Герметикон называл «купцами», были устаревшими, экономически неэффективными, странными и ненужными. Большой бизнес, обеспечивающий массовые грузовые перевозки между планетами, полагался на мощные камионы, таскающие под пузом огромные платформы. Причем платформы делали и открытыми, и закрытыми, что позволяло камионам брать любой груз. Но большой бизнес добрался далеко не до всех миров Герметикона, гонять между неразвитыми и небогатыми планетами гигантские грузовики не имело смысла, и потому все Пограничье летало на «купцах»: не очень больших, зато быстрых, надежных и многофункциональных, ведь «купцы» могли взять и груз, и пассажиров. Лететь в трюме, конечно, то еще удовольствие, но когда нет выбора, а билет недорог – почему нет? Желающие находились.

И еще – капитаны «купцов» всегда искали возможность подзаработать, о чем Уран Дюкри, офицер лингийской тайной полиции, совершенно позабыл.

– Как будем выкручиваться? – поинтересовался он у подошедшего старпома.

Старпом погладил бороду и приятно улыбнулся.

Несмотря на то что команда «Счастливого цехина» производила ровно то впечатление, которое и должна производить команда пограничного «купца», занимающегося и торговлей, и контрабандой: цепари выглядели в меру разгильдяями, а некоторые – опасными разгильдяями, все они были людьми надежными и состоящими на лингийской службе. Они знали, что участвуют в секретной операции, но в детали посвящены не были, и о том, что «Цехин» несет в себе не один, а два астринга, то есть может взять значительно меньше груза, чем обычный «купец», знали только старшие офицеры.

– Есть еще одна проблема, – тягуче произнес старпом. – Если мы придем на Тердан порожняком, местные таможенники нас наизнанку вывернут, подозревая контрабанду. У них там жестко.

– Нельзя было раньше об этом сообщить? – прохладно осведомился Дюкри.

– Раньше, это когда? – уточнил старпом. – До того, как мы окажемся на Тердане?

Уран едва не ответил: «Да», но сообразил, как это будет выглядеть, и повторно выругался.

Про себя.

Старпом был настоящим капитаном, перешедшая на «Цехин» команда была его командой, и ему не нравилось, что главным на время операции – пусть даже номинально, поскольку цепари продолжали подчиняться ему, – назначен сторонний офицер.

Что же касается Тердана, планета действительно славилась жесткими, почти адигенскими порядками и нормами безопасности. Порожний «купец» обязательно привлечет внимание таможенников, они сообщат о подозрительном цеппеле полицейским, и за командой судна установят наблюдение, что в планы Дюкри не входило, поскольку для проведения расследования ему требовалась свобода маневра. Именно расследование привело их на Тердан: Помпилио хотел знать, откуда взялся «Счастливый цехин», и допрос предыдущего капитана дал им ниточку.

«Судно мне досталось пустым, без опознавательных знаков, однако я уверен, что оно построено на Тердане: только там баллоны с газом нумеруют в обратной последовательности – от кормы. А я видел следы старых надписей. Цифры стерли и закрасили, но сделали это без должного усердия, и я сумел разглядеть прежнюю нумерацию».

Других зацепок в распоряжении следователей не оказалось: предыдущая команда «Счастливого цехина» взошла на борт на Фархе и понятия не имела, откуда в распоряжении Огнедела появился странный цеппель, поэтому пришлось лететь на Тердан.

– Прошу урегулировать вопрос с грузом, – сухо распорядился Уран. – Мы должны покинуть сферопорт через три часа.

– Да, капитан, – отозвался старпом, избегая смотреть Дюкри в глаза.

Он избегал этого с первой минуты знакомства, поскольку Уран был на голову выше него и получалось, что старпом смотрит на него снизу вверх. А вот похвастаться мощным сложением Дюкри не мог, был худым, почти тощим, и завистники частенько именовали его Цаплей… Разумеется, за спиной: учитывая возможности и способности следователя тайной полиции, становиться его врагом рисковали только самые глупые представители криминального мира, и все они уже переселились на каторгу. Поскольку сейчас Уран играл роль капитана мелкого торгового судна, оделся он соответственно: крепкие цепарские ботинки, штаны-карго, тонкий тельник и легкая тужурка офицера торгового флота.

И фуражка, разумеется, куда же без нее?

– Кстати, вы не видели Галилея? – поинтересовался Уран, решив, что разговор о грузе окончен.

– Кого? – нахмурился старпом, идеально сыграв полнейшее непонимание.

– Галилея.

– Кто это?

– Наш астролог, – улыбнулся Дюкри, хотя ему хотелось придушить наглого помощника.

– Ах, ваш астролог… – протянул тот, выделив слово «ваш». – Нет, капитан, не видел, но может, быть ваш алхимик в курсе.

Ответил, не забыв, разумеется, повторно выделить «ваш».

– Спасибо за совет.

– Всегда пожалуйста, капитан.

– Не забудьте про груз.

– Я как раз собирался заняться этой проблемой.

– Три часа.

– Я помню, – кивнул подчиненный и направился в сторону администрации порта. Возможно, к таможенникам, возможно, к кому-то еще.

Уран проводил старпома взглядом, вздохнул и поднялся на борт.

– Кто-нибудь видел Галилея?

У оказавшихся на капитанском мостике рулевого и радиста, кажется, они играли в кости, вопрос вызывал приблизительно те же эмоции, что и у старпома, однако демонстрировать их они не стали, прекрасно понимая, что даже номинальный, временный капитан может отправить их в самый настоящий карцер. Правда, тоже временно.

– Никак нет.

– Объявите, что я хочу его видеть.

– Да, капитан.

Рулевой склонился к переговорной трубе и объявил приказ астрологу немедленно явиться к капитану.

– Мерса на мостик поднимался? – осведомился Дюкри через пять минут.

– Мерса?

– Наш алхимик.

– А-а, ваш алхимик, – рулевой покачал головой. – Тоже нет, синьор капитан.

– Возможно, он у себя в каюте, – предположил радист. – Ваш алхимик не часто ее покидает.

– Хорошо, – ответил Уран, направляясь к дверям. – Если на мостик поднимется Галилей, пусть явится в каюту алхимика.

– В чью каюту? – тихо уточнил радист, когда за капитаном закрылась дверь, и рулевой расхохотался.

Мерса действительно оказался у себя: сидел на койке и читал книгу. При появлении капитана он изобразил, что очень хочет подняться, но Дюкри махнул рукой, показав, что алхимик может не напрягаться, и с грустью подумал, что распутывать преступления у него получается лучше, чем управляться со строптивой командой.

За годы службы в тайной полиции Уран изрядно поднаторел в актерском мастерстве и мог с легкостью сыграть любую роль. Ему доводилось изображать адигенов, в том числе знатных, контрабандистов, пиратов, торговцев оружием, военных, инженеров и бродяг. Его ни разу не раскрыли, но роль капитана оказалась чересчур тяжкой.

– Как ваши дела…

– Энди, – подсказал алхимик, поправляя очки и с сожалением откладывая книгу.

– Как ваши дела, Энди? – закончил Дюкри, обрадованный тем, что говорить придется с робкой версией Мерсы.

– Готовлюсь… э-э… к походу.

– Нашли общий язык с командой?

– Мы предпочитаем… э-э… не замечать друг друга.

– Отличное решение, – одобрил Уран, мысленно сожалея, что у него так не получится.

– Благодарю, капитан, – Энди машинально прикоснулся к книге, но отдернул руку. – Вы что-то хотели?

– Да, безусловно.

Присланный Помпилио алхимик – «Он лучший специалист в своей области, Уран, сейчас поверь, а когда убедишься – скажешь спасибо!» – оказался невысоким, худощавым мужчиной с унылой физиономией, на которой ярко выделялся большой мясистый нос. Его Мерса таскал на себе, как каторжники таскают чугунные ядра: с покорной обреченностью. Нос люди замечали в первую очередь и только потом, да и то не всегда, обращали внимание на маленькие серые глаза, очки, тонкие губы и вялый подбородок. И ловили себя на мысли, что не видят ничего интересного. Если бы не нос, Мерса мог называться человеком-невидимкой – настолько неприметным он был. В одежде алхимик предпочитал скромный костюм и не изменил себе сейчас, расположившись на койке в брюках, сорочке и жилетке. Пиджак, судя по всему, прятался в маленьком шкафу.

– Вы не видели Галилея?

– Полагаю, он… э-э… еще не явился на борт, капитан.

– Он покинул цеппель? – удивился Дюкри.

– Как только мы прибыли на… э-э… Карлу, – подтвердил алхимик.

– Почему вы мне не сказали?

– А должен был? – поднял брови Мерса.

Тот факт, что робкая половина алхимика рискнула проявить возмущение, показал Урану, что он несколько увлекся. Дюкри снял фуражку, вытер пот и улыбнулся:

– Извините, Энди, повседневные заботы старшего офицера оказались сложнее, чем я предполагал.

– Мне кажется, я вас понимаю… э-э… капитан, поскольку нахожусь точно в такой же ситуации, – задумчиво ответил Мерса. – Никто, вы уж мне поверьте, не замечает, как трудна моя… э-э… работа. Считается, что мы целыми днями бездельничаем в лабораториях, потом «быстренько создаем нужные смеси» и вновь возвращаемся к безделью. Никто не задумывается над тем…

Сначала Дюкри слушал алхимика внимательно, но через пару минут понял, что либо Мерса соскучился по живому общению, либо решил над ним поиздеваться, не пришел к однозначному выводу и свернул разговор:

– Если появится Галилей – скажите, что я жду его на мостике.

– Да, капитан, – кивнул Энди, возвращаясь к книге. – Будет неловко отправиться на… э-э… другую планету без астролога.

– На борту есть второй астролог, – язвительно напомнил Дюкри.

– Но ведь нам нужен именно наш, – отозвался Мерса, не отрывая взгляд от страниц: – Если мы где-нибудь забудем Галилея, мессер будет… э-э… весьма недоволен.

Об этом Уран знал и без алхимика.

Но понятия не имел, куда мог подеваться Квадрига. В каюте его не было, астринг оказался заперт, никто из цепарей Галилея не видел. Или врал, что не видел, потому что, когда встревоженный Дюкри вернулся на капитанский мостик, он застал астролога играющим в кости с рулевым и радистом, а просочиться через весь цеппель незамеченным Квадрига не мог при всем желании.

– Галилей!

– Капитан, – приятно улыбнулся астролог, придвигая к себе бутылку бедовки, чтобы показать, что пьет только он.

Дюкри перевел взгляд на рулевого.

– Мы сказали вашему астрологу идти в каюту вашего алхимика, но он решил задержаться.

– В данном случае «он» – это я, – зачем-то уточнил Квадрига.

– Это я понимаю, – отрезал Уран.

– Я сказал для себя, – не стал скрывать астролог. – Я должен четко понимать происходящее.

И хлебнул бедовки из горлышка.

– Почему вы не сообщили о появлении астролога? – сухо осведомился Дюкри.

– Вы не приказывали, – развел руками рулевой.

Радист кивнул, подтверждая слова товарища, а Галилей закрыл бутылку и снова улыбнулся.

Галилею Квадриге, бортовому астрологу «Пытливого амуша», а сейчас временно бортовому астрологу «Счастливого цехина», было лет тридцать пять, но выглядел он значительно моложе, почти юношей. Правда, немного болезненным юношей, на что намекали слишком бледная кожа и лихорадочный блеск, изредка появляющийся в больших темно-серых глазах. Лицо Галилей имел узкое, брови тонкие, волосы короткие, русые, плотно лежащие на голове, а уши – слегка оттопыренные. Квадрига был невысок, узкоплеч, обладал едва наметившимся «пивным» животиком, то есть не производил впечатление атлета, чему полностью соответствовала расхлябанная походка. Он одевался в тонкий трикотажный тельник с длинными рукавами, штаны с накладными карманами и легкие башмаки. А на шее носил ярко-зеленый шарфик.

– Галилей, где вы были? – осведомился Дюкри, старательно не замечая бутылку.

Точнее, не замечая того, что, когда он вошел, она стояла рядом с радистом, поскольку все астрологи Герметикона пользовались известными послаблениями и могли себе позволить употреблять в присутствии начальства.

– Я находился в астринге, капитан, готовился к походу, – неожиданно бодро отрапортовал Квадрига.

– Вы не слышали мой вызов?

– Трудно сказать, капитан. Возможно, слышал.

– И?

– Я ведь сказал: возможно.

Радист и рулевой принялись дружно прятать улыбки. Но не особенно старались, поэтому Уран их видел.

– Астрологическая служба готова к походу?

– Полностью, синьор капитан.

– Прекрасно.

<1 2 3 4...7 >

На страницу:

Перейти