bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

Давным-давно, когда я ещё верил в случайность или случайность верила в меня, что абсолютно одно и то же, если вдуматься в эту глупость, хотя зачем вдумываться в глупость – мы все ищем залежи мудрости? Так вот, очень много лет назад я нашёл пару страниц из книги, название которой, как и её автора, невозможно было определить (в нашем королевстве так часто бывает, хорошо ещё, что у королевы сохранилась неплохая библиотека, а у других – труба, даже лупоглазики жалуются на недостаток книг). У меня уже тогда с памятью было все в порядке, и я запомнил эти листки до последнего знака препинания. Привожу текст полностью и дословно (ни единой запятой не изменил – пунктуация и орфография автора сохранены).

Два одинаково не запоминающихся существа влетели в комнату артиста.

– Здравствуй, мы хотим предложить тебе роль, – сразу перешло к делу одно из них.

– Привет, несуществующие, вы предлагаете мне роль? – артист попытался изобразить удивление, но это плохо у него получилось. – А вы видите меня сейчас?

– Да, мы получаем трехмерную картинку.

– В цвете, надеюсь?

– Разумеется.

– Ну, тогда вы должны видеть, что я выгляжу, мягко говоря, никак, – артист сказал слово "никак" с непонятной интонацией.

– Нет, мы этого не видим.

– Да что вы говорите? – артист вскочил с постели, в которой кроме него находились две девушки (судя по всему несовершеннолетние), и выбежал из спальни.

Существа неслышно вылетели за ним.

– Теперь можно поговорить по душам… – артист сделал паузу непонятно зачем. – Прилетели, понимаешь, тратите чёрт знает сколько денег на поддержание двухсторонней связи в режиме реального времени, и ни хрена не замечаете! Да, посмотрите на моё лицо, где мимика, где выразительность, где игра чувств? Это не вопрос, можете не напрягать своих электронных болванов. Точнее это был риторический вопрос… Эмоций – нет! это лицо ни на что не способно! – артист оттянул свои щеки и стал их мять, потом ударил правой ладонью себе по лбу. – Я не умею шевелить ушами, брови почти не двигаются… А голос? Послушайте: "А-а-а-а!" – он попытался напеть что-то и сфальшивил. – Слышите? Слуха нет. У меня нет слуха! У меня, раньше различавшего малейший дефект в звучании камертонов, напрочь отсутствует слух! Да лучше бы мне член отпилили тупой ножовкой! Далее… ещё раз слушайте: "А-а-а-а!" – он опять что-то изобразил. – Когда-то я мог вытянуть диапазон в три октавы, а сейчас? Скрип несмазанной двери, а не голос! Где былой диапазон?! Этот мерзкий голосишка выпиливает лобзиком по моему сердцу иероглиф под названием «Боль»! Стоит ли говорить, что я не могу танцевать? Ходить по канату я тоже не могу, простейшие движения мне не доступны, – он ударил себя по животу. – Здесь был пресс с кубиками! А сейчас я – лысый толстяк неспособный десять раз подтянуться на перекладине! Но вы не знаете, наверное, самого страшного? Сейчас я вам это скажу. Я не могу даже над собой посмеяться! Видите улыбку? – артист попытался улыбнуться, получилось у него это очень плохо. – А смех? Ха-ха-ха, – вам видно это во всех подробностях?

– Вы великий артист, – сказало одно из существ.

– Что? А, ну да. Я не буду кокетничать и отрицать то, что я великий артист. Но, вы забыли сказать в своем предложении один маленький глагол: "Был". Я был великим артистом.

– Если вы выполните то, что мы вам предложим, тогда вы попадете в другой мир.

– В мир с прыжками?

– Нет.

– А мне не нужен новый мир без прыжков, – существа не услышали обреченности в голосе (а она там была). – Мне хватает и этого…

– Мы сможем переправить вас в мир, в котором хотя и нет прыжков, зато есть возможность попасть в мир с прыжками… – вступило в разговор второе существо.

– С этого и надо было начинать, а то ломали тут понимаешь дешёвую комедию… Что я должен сделать?

– Сыграть шута.

– Что?!!

– Сыграть шута.

– Вот с такими данными?!

– Да.

– Нет, несуществующие здесь, вы просто чудо как разумны, это же надо до такого додуматься… я восхищаюсь вами! – артист налил себе коллекционный коньяк и, наплевав на ритуал принятия в себя этого благородного напитка, выпил его залпом.

– Я сыграю шута, да, я сыграю шута! – повторил он, смакую слова. – Даже если мне придется умереть от рук жестокого тирана, лишенного чувства юмора, я все равно сыграю шута так, как его не могут визуализировать настоящие шуты!

– Вы будете служить не у короля, а у принца, который при удачном раскладе станет султаном на Веронии, но он действительно может лишить вас жизни за одно неверное слово.

– Но если я удачно выступлю, вы меня отправите в мир, из которого можно попасть в другой, уже с прыжками?

– Да.

– Я согласен.

– Никакого гонорара сверх оговоренных условий.

– Мне не нужны подачки.

Существа пару секунд помедлили, а потом открыли для артиста окно перехода. Он шагнул в мир, где он должен будет играть роль шута, смешащего всех вокруг под ежеминутной угрозой плахи и топора.

Магистр

Ну что за люди в наше время? Сопляки… где демиурги, где герои, где просто добросовестные работяги? О подвигах даже говорить не хочется… украсть, стырить, провернуть дельце ещё могут, но так чтобы вырвать сердце из груди и осветить тьму, чтобы вывести соплеменников из лабиринта… нет, что вы… о чём сейчас говорят обыватели? Кто и где будет отдыхать… курорт Золотые пески – предел мечтаний. Ну, ещё дом, белый дом, с зелёной лужайкой и качелями, два этажа, фикусы на окне… мещане! На юге нацисты коловороты поднимают голову. Кто будет с ними воевать? Вот эти белые воротнички, которые не могут представить, что такое битва в грязи после дождя, кровавый понос во время осады и протухшее мясо на обед (ибо кто-то наварился на поставках армии и отправил туда залежалый товар). Война неизбежна! А воевать почти некому… ладно ещё я загодя приготовил мои легионы смерти… Ещё один насущный вопрос: кто будет модернизировать промышленность, если смены по 5-6 часов люди считают чуть ли не рабством… отпуск в 40 дней, плюс «мамины и папины» дни… и как в такой тепличной обстановке поднимать экономику, как обеспечить рост валового продукта выше, чем у соседних государств? Да у нас 99 процентов людей и знать не знают, что такое ВВП… И ведь я кропотливо уже более двух сотен лет ращу правильных людей с помощью правильных учебников в школах и правильных школьных и вузовских учебных программ, а вырастает всякая сволочь! Вот так сажаешь в землю цветок, а рядом с ним из почвы лезут сорняки, их нужно выпалывать, да и цветочки иной раз надо подрезать, а то лезут во все стороны, куда не надо…

Сколько раз я смотрел в умные, преданные глаза своих помощников, терпеливо объяснял им задачу, потом спрашивал: «Поняли?» Мне кивали и заверяли, что исполнят всё и в срок… и что же? Задержки, брак, преступления и ещё хуже – ошибки… причём ошибки раз из раза повторяющиеся. Кнут и пряник применял – толку ноль. Только смерть исполнителя может избавить от его ошибок… но проблема в том, что на место устранённого винтика в механизм нужно завернуть новый винтик. Иначе государственная машина начнёт рассыпаться… А где взять столько безупречных винтиков? Многие идут во власть, чтобы решить свои меркантильные интересы, кое-кто думает, что обогатится или станет влиятельным и можно будет раздувать щёки и оттопыривать губу перед соседями и однокашниками, и уж конечно власть даёт бонусные проценты в сексуальной привлекательности. Иногда во власть идут идеалисты, которые хотят изменить мир к лучшему. Да много какого сброда рвётся до штурвала, но итог один – редкий сородич избежит искушения коррупции, плюс начинается клановость: своим – всё, остальным – закон. А любая служба по борьбе со злоупотреблениями сама начинает злоупотреблять и так до бесконечности…

Я закрыл глаза. У меня нет друзей, я один, совсем один. А если я уйду – всё в государственном аппарате развалится, а саму страну раздербанят на мелкие лоскутки, на окраинах уже набирают силы сепаратисты. Да карательные экспедиции пока эффективны, но насколько этих паллиативных мер хватит? Зачем кормить столицу? Известный лозунг. И неискоренимая вера в королеву. Вот она проснётся, и тогда эти бесхребетные людишки заживут… наивные глупцы. Только при мне вы живёте! А без меня будете бедствовать и выживать. Но простолюдины не способны заглянуть даже в завтрашний день, а о послезавтра они могут только мечтать… белый домик, зелёная лужайка, отдых на Золотых песках… схема отработана и всё идёт по плану.

Боцман

Уже на просторах Анихеи я отчётливо понял, что фрукты у наших южных соседей нажористее, а вот дома почти как у нас – тоже в основном серые, только украшены ярче и богаче. Но зелёные холмы – тут уж режьте меня семеро – зеленее у нас и девки краше! Эльза не даст соврать.

На пороге необъятного дома, крытого красной черепицей (а значит, она была сварганена ещё до утраты секрета прочных красок) нас ждала бабища необъятных размеров, а именно – Клара Ивановна Чегеварова собственной персоной.

– Здравствуй, доча, здравствуй, любимый зятек, а исхудал-то как! – всплеск руками, на которых нет ни складки жира, а есть лишь внушительные мышцы. – Эта шалопутная девка, наверное, тебя плохо кормит, Эльза, так нельзя! – два всплеска руками, ну а дальше понеслась старая песня о вечном…

Тёща думает, что если она к моему приезду напекла блины (со сметаной, с вареньем, с фаршем и с икрой – с настоящей чёрной и красной икрой, добытой браконьерами прямо сегодня и сегодня же скушанной, а не с той икрой, что разные шаромыжники продают в своих лабазах и дерут за неё втридорога), сделала: пирожки с мясом, с картошкой, с мясом и картошкой, с луком и яйцами, с рыбой разных сортов, с грибами; приготовила: пельмени (с мясом и отдельно с капустой), артишоки, кабачки, салаты (всех их и не упомнишь, но очень вкусные), стейк с кровью, манты, тосты, бутерброды, торты (один большой и несколько малых), пудинг и ватрушки; достала: варенья, соленья, икру, вяленое мясо и сыр; порезала: свежие овощи, фрукты, зелень; извлекла: только что собранный с пасеки мед, шоколад; поставила на стол: чай (чёрный, зеленый, красный), кофе, какао, водку, наливку, коньяк, вино, пиво, портвейн, самогон чистый как слеза бездомного ребенка, джин, бальзам и что-то в глиняной бутылки (это я никогда не успеваю попробовать), то она этим всем показушным хлебосольством произведёт на меня впечатление. Шалишь! Меня таким обжорным рядом не удивить! И вот тут я безбожно вру. Путь к сердцу зятя лежит через желудок.

Через н-цать минут из верхнего окна дома тёщи раздался её зычный бас (никаких контральто, умники, это был бас – я сказал):

– Мой любимый боцман (это типа я) уходит завтра в море!..

– И никогда он больше не вернется в край родной… – это уже я подпевал.

– А всё-таки вернётся, он к тёще на блины! – получи Боцман не в рифму, а в глаз.

Идиллия была прервана самым кошмарным образом: из нашего саквояжа (свиная кожа отменной выделки – практически единственная путевая вещь в нашей коллекции чемоданов-сумок) вылетели два ползунка, один – белый, другой – чёрный. Я узнал их – это были два самых бесшабашных обитателя нашей квартиры, они часто дрались под потолком, в то время как мы с Эльзой…

– Это что такое?! – оборвала поток моих мыслей Клара Ивановна.

– Это ползунки… – промямлил я. Как потом сказала Эльза: у меня был совершенно идиотский вид, хотя я думаю, что вид может быть или идиотский или не идиотский, но никаких градаций типа совершенно, или абсолютно или наиболее идиотский – быть не может, но это, конечно, лишь мое личное мнение.

– Да вы знаете, что бывает за их контрабанду?!! – голос Чегеваровой добрался до потолка верхнего этажа и отразился по всем многочисленным комнатам эхом.

– Смертная казнь… – я икнул и…

Позже Эльза утверждала: "Упал ты, Боцман, лицом в салат оливье", а я же, протестировав память, безапелляционно заявил: "Достойно прилег на свою правую руку". Правда, какие-то подлые кусочки овощей и колбасы хорошо вываленные в майонезе почему-то оказались у меня за левым ухом и между волосами (а волосы, интересно делятся на левые и правые?) Но это случайность – однозначно!

Королева

Прекрасно, в деталях вижу, как в цветном экране, магистра, тирана, кровопийцу. Но мне его не достать, посему попытаюсь быть объективной. Я помню Маркела высоким и статным, а теперь он выглядел худым, слегка сутулым с грязно-седыми длинными и сальными волосами, весь он был каким-то потрепанным жизнью, видимо, он не сразу нашёл рецепт вечной жизни в тайном отделе библиотеки. Или это злость его так изъела изнутри. Интересно, если брать в среднем, то худые и высокие люди менее добры, чем невысокие толстячки? Но как проверишь такое? Учёные занимаются многим, но бесконечно большим они не занимаются – руки и умы не доходят…

Как всякий тиран и кровопийца, магистр был до чрезвычайности сентиментален. Он мог подписать десять смертных приговоров за раз, но даже и мысли не мог допустить, что его любимые сиамские кошечки останутся без теплого молочка утром. К пушистым и усатым особам приписали личного повара с наказом: не дай боже допустить какую-нибудь, пусть даже самую мало-мальскую оплошность в приготовлении кушаний для любимых крошек магистра – тут же в кандалы и на рудник, с которого не возвращаются. В данный момент свои обязанности исполнял уже шестой кулинарных дел мастер по счёту и, судя по всему, скоро его сменит седьмой повар – уж слишком подозрительно долго он оставался на своем месте и не совершил пока ни единой промашки – да, это было подозрительно, но не мог же магистр лишить (пусть и на один день пересменки) своих любимцев полноценного питания? Как на это отреагируют Мэри – старшая и самая привередливая кошка, не говоря уж о молодой красотки Люси – любимица из любимиц магистра, а доблестный ловелас Артур – он же может обессилить без паштетика из гусиной печени, как он будет соблазнять своих многочисленных поклонниц? Нет, видимо, и сегодня шестому повару повезет – он обойдётся без тяжёлых украшений на руках и ногах. От дел государственной важности магистра отвлек деликатный кашель секретаря.

– Ну что там ещё? – спросил повелитель третьего магистрата.

– Ночные сводки, – шарканье ножкой и низкий поклон, все формальности соблюдены, но все равно магистр с удовольствием удавил бы гада-секретаря, но где найдёшь ему замену.

– Давай их скорее сюда и выметайся, а то ещё потревожишь Мэри, она только что заснула!

Секретарь на цыпочках прокрался к креслу, в котором среди подушек и пледов утопали кости магистра, и передал бумаги.

– Вон, скорее вон! – шёпотом завопил любитель кошек, и этот повелительный шёпот догнал секретаря и пригвоздил того к паркету, но изворотливый придворный и "смертельно раненным" смог убраться из кабинета восвояси.

В сводках не фигурировало ничего интересного: ни обнаруженного заговора, ни раскрытого злодейства против магистрата, ни упоминаний о бунте, ни живых картинок с мест массовых беспорядков. Одна скука: пьяная драка в баре, два запускателя змеев на доме судьи мешали своими противоправными действиями добропорядочным людям спокойно спать. А именно – выкрикивали непристойности. Цитаты записаны, сами нарушители – не пойманы, магистр сделал пометку: наказать нерадивых стражей, которые упустили шанс повысить свое звание, проявили в этом некомпетентность и теперь им придется проявлять её на более низком уровне служебной иерархии. Кроме этого необходимо издать указ облагающий бары дополнительным налогом на спокойствие – это уже была вторая пометка. Решив, таким образом, все дела – он отложил бумаги и стал наблюдать за кошками, это занятие умиротворило его холодное сердце и погрузило в дрему. Тут-то к нему и явилась королева…

– Привет, магистр! – сказала я не слишком громко, чтобы старикан не проснулся от испуга.

Магистр задрожал и стал плеваться – не слишком вежливый приём в своих покоях дамы, а тем более королевы! Мне стало понятно, почему он до сих пор холостяк. Одних кошек ещё могла бы терпеть женщина, но смириться с брызжущей во все стороны слюной и трясущимся подбородком – нет, уж, увольте! Лучше остаться старой девой. По крайней мере, настоящая женщина такого букета недостатков не стала бы терпеть.

– Ты, опять ты… – заскрежетал зубами Маркел (я называла его просто Маркелом без титулов – ещё чего титулы прибавлять к имени этого самозванца!) – Ты сон, ты просто сон!

– Не просто сон, а твой эксклюзивный кошмар! А скоро могу стать и явью, – делаю отмашку бровью, чтобы знал, собака, с кем разговаривает.

– Нет, тебя никто не разбудит! Я принял меры.

– Недостаточные меры, но всё ещё можно изменить. Давай сыграем в шахматы, выиграешь ты – я никогда не проснусь, ну а если мне повезет – твоему магистрату… – тут я употребила слово не достойное особ королевских кровей и даже парламентариев.

– Я плохо играю в шахматы.

Ложь как бритва отрезала кусочек добра от его существа и этого уже не вернуть, не исправить, не изменить, с этим можно только смириться, обдумать, сделать выводы на будущее. Да ещё наблюдать, как тёмная взвесь неприятного осадка навсегда осталась внутри светлого в общем-то существа.

– А я что, хорошо? К тому же ты можешь советоваться с гроссмейстерами, а я тут одна без поддержки, бедная всеми забытая девушка… – это сколько же воды я вылила на мельницу госпожи Лжи?

– Чур, я белыми!

– Тогда я чёрными! – пусть порадуется, дурашка.

– А не обманешь? – спросил магистр, расставляю фигуры.

– Честное благородно, если выиграешь – засну вечным сном! – несчитовая клятва, во-первых, я за спиной держала крестик из пальцев, а во-вторых, это же не вещий, а самый что ни на есть обычный сон (в таких вещах очень важны нюансы, которые магистр не ловил, как его любимые кошки не ловят мышей).

Я расставила свою чёрную армию и та застыла в ожидании хода белых, те не заставили себя долго ждать и пешка на вертикали "е" выдвинулась вперед. Я не успела ответить – магистр проснулся. Пробудившись ото сна и решив, что его посетило вещее сновидение, он приказал установить в своем любимом кабинете шахматную доску и сходил (как и во сне) е2 – е4. Партия началась! В следующем сне я ответила е7 – е5. А на утро к ужасу магистра кто-то в соответствии с моим ходом передвинул чёрную пешку. Уже наяву!

Дознание, учиненное Маркелом, ничего не дало – все имеющие допуск в магистровские покои клялись и божились, что не прикасались к шахматам и даже пытки не дали обычного результата. Так наша борьба и закрутилась: магистр делал свой ход днём белыми, а я – ночью передвигала свои чёрные фигуры. От этой "катавасии" (определение самого магистра) у него разыгрались нервные приступы, начались расстройства желудка и самое для меня главное: он стал хуже соображать, а это уже реальная помощь в деле пробуждения меня-любимой. Маркел не предполагал, насколько он был близок к разгадке творившейся в его кабинете чертовщины, когда обозвал её катавасией. Ведь чтобы двигать фигуры наяву (и тем самым выводить из равновесия магистра), мне приходилось вселяться в какую-нибудь из сиамских кошек. Я предпочитала Люси – она была более восприимчива и считала контакт со мной новой игрой. Оказавшись в теле кошки, я всегда потягивалась – а где ещё можно так грациозно потянуться? И только потом запрыгивала на стол, поддерживающей шестидесяти четырёх клеточное поле моей битвы с Маркелом. Зубками аккуратно зажимала нужную фигуру (лапами как показала практика двигать фигуры и особенно пешки было как-то не с руки – если можно так выразиться) и передвигала её куда надо, предварительно, если этого требовала ситуация, убрав с клетки белого "бойца". В шахматы я почти не умела играть, но, подключив все ресурсы своей интуиции, действовала наобум и это наобумие неплохо выводило в эндшпиль… впрочем, я немного лукавлю, иногда я пробиралась в сны одного почтенного шахматиста и подробно консультировалась с ним по интересной для него теме, но являлась я к нему в образе музы шахмат – с вуалью, вся такая загадочная, и вырез на юбке достаточно многообещающий… почти до… а почему бы и нет? Немного флирта и карнавала ещё никому не повредило, да к тому же что было бы, явись я к нему королевой – одни приветствия длились бы полсна.

Тратя на партию с магистром лишь четверть своих сил, остальные я бросила на сбор своей настоящей армии и начала, разумеется, с герцогини Александры, та уже практически сама добралась до моих владений во сне, и ей оставалось открыть лишь последние врата, ведущие прямиком к моим покоям.

Магистр

Глупые, они критикуют меня за то, что лишил их ярких вещей и красок. Мещане – они как сороки падки на всё блестящее, золото им подавай, полезное серебро слишком блекло… шмотки – только от модных кутюрье, ковёр в доме – чтобы был пушистее, ярче и цветастее, чем у соседа, а хрустальная посуда блестела ослепительнее и звучала мощнее при щелчке серебряной ложкой. Культ быстрых карет, дорогой одежды, забубённой мебели и в целом барахла. И на всё это нужно деньги… А я дал им культ здорового тела, это я запустил факельные шествия ночью и физкультурные парады днём. Тысячи спортивных мужчин и женщин синхронно делают одно и то же движение – это прекрасно и это вдохновляет жить! Им не нужно думать, я уже за них всё придумал. Я объединил людей в кружки и общества, каждой организации придумали форму и знаки отличия. С семи лет дети записывались в пионеры, потом в смотрящие, а становясь взрослыми в трудовые дружины, серую стражу или легионы смерти (в зависимости от физических и психических данных).

Кем бы они были при королеве? Да никем. Если ты не дворянин, ты никто. А при мне заработали социальные лифты и простая доярка может стать проректором и даже ректором (начальником) большой организации. Кто был ничем, тот стал почти всем (всё-таки моё место занято, и я его никому не отдам). И что? Они до сих пор вздыхают о королеве. Ничего не помнят из того мира, но он кажется им прекрасным.

А ещё все ждут – когда же я официально женюсь. Им нужна свадьба, светская жизнь магистра, им не хватает балов королевы, чтобы показать свои наряды и драгоценности. Не дождётесь! О моей личной жизни знаю только я, ну и пару особо приближённых телохранителей. Даже мои двойники не знают, кто согревает моё ложе.

Боцман

Анихейцы в целом сумасшедшие, а если учесть, что какой народ – такое и правительство, то становится понятным как могут в государстве с вполне благородным названием существовать такие… (впишите нужное слово) законы. Впрочем, кое в чём они равнялись на наше королевство (ныне магистрат) и тоже ограничили знания для народа. По принципу: меньше знаешь – крепче спишь! Зато бурным цветом в Анихее расцвели всякие дикие культы и мракобесие, а это отражается и на обществе и на законотворчестве. Так что неудивительно, что за ползунков здесь сажают на кол! Да и ползункам не легче, их сразу в кипяток и на стол императору Анихеи. Вот так, нежданно-негаданно мы попали в серьёзный переплёт. Клара Ивановна, естественно, приняла меры: объяснила своей челяди в жутких подробностях, что случится с языком, кожей на спине и ягодицах каждого, кто хоть словом обмолвится о маленьких существах, которые никогда не летали под потолком гостиной, и которых никто и никогда не видел в доме вообще. Все челядинцы внемли увещеванию и дружно заявили, что глухи слепы и беспамятны с самого рождения.

Я уже упоминал о своеобразии анихейцев, так у них не только законы были… дурацкими, но и таможенные правила такими же! Например, случай с ползунками – это же шедевр казуистики-мистики! Сами ползунки не были вне закона, но по таможенному соглашению могли импортироваться в Анихею только как начинка для супа (другими словами все поступающие на территорию этой страны ползунки тут же обдавались крутым кипятком и срочно доставлялись к императорскому столу, где блюда из них считались деликатесом). А если кто-либо провозил их через таможню нелегально – это уже была контрабанда и наказывалась колом. Ползунков же ждал всё тот же неумолимый и ультимативный кипяток.

Но, не смотря на всеобъемлющие меры Чегеваровой, кто-то всё же проболтался и скоро под окнами великолепного тещиного дома появились гвардейцы. Впереди ехал самый пестрый "петух"… Наряд гвардейцев действительно смахивал на петушиную манишку, а уж сооружение на шлеме – я не знаю, как оно называется (плюмаж, что ли), выглядело как вылитый петушиный гребень. Так вот, самый главный петух начал заниматься бюрократизмом и идиотизмом одновременно, а именно: стал зачитывать права Кларе Ивановне, да она сама воплощение права сильного в этом мире!

– Ваш дом окружен, сопротивление бессмысленно, выдайте ползунков и будете казнены в соответствии с таможенных эдиктом нашего славного импе…

Договорить петух не успел – на него обрушился бочонок с превосходным красным вином и глас закона умолк, если не навсегда, то надолго. Завязалась перестрелка-перекидка, то есть гвардейцы палили по окнам из арбалетов, а домочадцы выкидывали всякие разные тяжёлые предметы из окон и корчили непотребные рожи петухам. Победа доказала где зарыта справедливость: гвардейцы отступили и стали зализывать свои раны, а все обитатели дома благополучно покинули его гостеприимные стены через заблаговременно вырытый подземный ход, ведущий на соседнюю улицу.

На страницу:
5 из 6