Пока королева спит

Шут

Азм есть идеальный шут её величества! Вот только в эпизоде с шампанским я королеву подвел. Крепко подвел. Можно сказать смертельно или брутально подвел. Ну и подвёл, бывает… У меня даже оправдания есть: откашливаюсь, шаркаю ножкой, делаю понурый вид, это… того… в общем… и целом… дела у меня были, не требующие отлагательства, гораздо более важные, чем государственные. Вот я и не успел предупредить мою любимую ВВ (так я обозначаю её величество) о том, что клубничные пузырьки несут долгий сон. А она любила пузырьки. Впрочем, не правильно употребил глагол. Она любит пузырьки, особенно клубничные. Королева заснула. На меня объявили охоту. Магистр не простил мне пару шуточек над собой. Клянусь, что они были совершенно не смешные: про его лысину, про пунктуальность и про манию думать, что он любит кошек – на эту он особенно обозлился. И меня неминуемо укоротили бы на целую голову, да только вот никак не могли найти. Маркелу докладывали, что я покинул королевство. Но я не только не покинул пределов Лас-Ки, я самым наглым образом спал во дворце. Как такое возможно? Очень просто. Мне не нужны деньги. Вот я и тратил всю свою зарплату на подарки придворным, фрейлинам, охранникам, поварам, трубочистам и прочим дельникам (в отличие от бездельников, которым от меня перепадали только шуточки, как всегда несмешные). Кому нужна была медовуха, получали от меня самую лучшую медовуху, какую только можно было достать. Кому нужен был не табак, получал кисетик-другой отличнейшего не табака. У кого сердце заходилось от блеска бриллиантов, получал (чаще получала) бесцветные камешки высшей пробы. А ещё я знал все – то есть действительно все! – тайные покои, ходы и секретные комнаты. Короче меня было архитрудно выловить во дворце. Единственное чего я никак не мог сделать – это разбудить королеву. От одной мысли, что я ударю в колокол, а ВВ не проснётся, меня выкидывало из себя в жуткий стресс. Я не хотел быть палачом людских надежд и чаяний, пусть кто-нибудь другой попробует. Да к тому же в пыльной колокольне мой камзол мог испачкаться, нет тут нужно усилить никчемный аргумент и с выражением произнести: «Мог испачкаться!» И все эти бедствия посыпались на ВВ, на меня, а также на многочисленных других подданных, только из-за важных дел, дел важнее государственных, которые помешали мне предупредить королеву о заговоре: в то время, как ВВ пробовала на вкус клубничные пузырьки, окруженные шампанским, я… спал. Конечно, не просто так сухо: спал. Я спал мертвецки пьяный, или даже так: пьяный в никуда, как мой папа в молодости. Вот гены и взяли своё. А гены мы не выбираем, мы с ними живём и с ними умираем. А уж передал ты их или нет потомству – только от тебя зависит.

Боцман

Если четыре ночи тому назад ты дежурил, три ночи назад – запускал змеев с пацанами, две ночи назад – спал рядом со злой на тебя женой, но считай один, а прошлую – тоже дежурил, то в преддверии нынешней ночки возникают разные мысли. Но это у других людей может и разные, а у меня сплошь любовные или о любви – кому как больше нравится. Слава Всевышнему и у Эльзы мысленный процесс пошёл в этом же русле и… мы занялись-таки любовью, забыв о суетных разногласиях и недовольстве сопредельной стороной. Я заметил, что когда мы кувыркаемся в доставшейся по наследству от Эльзиных родителей необъятной кровати, кстати, единственной путевой мебели в нашем доме, ползунки часто дерутся под потолком на своих шпагах или рапирах. Эта ночь тоже не была исключением из правила – мы выдавливали скрипы из кровати внизу, а ползунки звенели шпагами вверху и шуршали своей мягонькой кожицей о потолок. Вот такой сводный ансамбль скрипения и гремения получился. Всем привет, кто не слышал!

Ползунки

Мы с Инной задорно играли в тупаки. Игра эта увлекательная: надо закидывать тупаки в тупакилку, причем очки набранные зависят как от положения твоих тупаков на сучках тупакилки (есть сучки, приносящие удвоенные или утроенные очки, и есть менее очковые сучки – которые добавляют пол или четверть очка), так и от их положения относительно тупаков противника, находящихся по цветовой гамме выше. То есть важно распределение тупаков на сучках и цвет фишек. Играли мы на нашей любимой подставке под тупакилку, она у нас очень удобная: когда складывается – маленькая, а когда раскладывается – в два раза больше и высоту каждой из половинок, можно регулировать, перекладывая подвижные листы, они такие тонкие, что можно добиться точно горизонтального положения тупакилки, а это очень важно для серьезной игры. Так вот, играли мы себе спокойненько в тупаки, причём Инна выигрывала у меня уже 59 очков и ещё полочка – а это серьёзное преимущество, как вдруг до нас снизу стали долетать звуки борьбы. Ну, мы, как и положено всяким порядочным осам (особенно Верескового роя), полюбопытствовали: кто чем там кого и за что. Оказалось хозяин пещеры, в которой мы устроили гнездо, борется с хозяйкой той же пещеры, а кто из них по настоящему главный мы до сих пор не решили. Они энтим делом занимаются довольно часто, но не каждое тёмное время, видимо, есть запрещённые числа для сего ритуального занятия, как есть и запрещённые сучки в тупакилке.

– Дуэль? – спросила у меня Инна.

– Дуэль! – поддержал её порыв я.

Мы вылезли из своих спальников, надели дуэльные плащи (она – белый, я – чёрный), взяли в левые руки колесики с ручками, в правые – жала, и стали кататься под сводами пещеры, нанося друг другу уколы. Не по-настоящему, а лишь обозначая выпады. Но это только всяким неразумным осам-трутням кажется, что это баловство одно, на самом деле даже несчитовые уколы довольно болезненны, и супружеские дуэли хоть и не заканчиваются ранениями, но все равно не идут ни в какое сравнения по жесткости, например с игрой в тупаки – тут всё гораздо серьёзнее. Очень важно в фехтовании умение быстро менять направление ударов крылышками, чтобы мгновенно менять угол атаки, её направление и быстроту. Наши жала скрещивались отбивали уколы друг дружки и переплетались в затейливые фигуры. А снизу доносились смешные звуки: "Ох" "Ах" "Ещё" и иногда самый прикольный: "Бум" – он раздавался, когда лопотуны падали на дно пещеры с ритуального возвышения для борьбы. Видимо, это означало чей-то выигрыш и чей-то проигрыш…

Магистр

Неблагодарные! Что им ещё нужно? У них же есть главное – стабильность. То есть я. Магистр предсказуем, ибо вечен. А значим им не нужно волноваться – кто будет решать за них завтра, послезавтра, через десять лет, через столетие. Всё стабильно, всё спокойно. И что я попросил взамен спокойствия? Чуток поступиться свободой. Да они её и не пользовались! И зачем вообще этим неразумным людишкам свобода? Когда даже соседи не могут договориться, где ставить забор или жильцы одного дома – в какой цвет красить забор. Куда заведут государство множественные мнения? Есть только два мнения: моё и неправильное. Это очень легко принять и тогда легко жить и подчиняться приказам. Не нужно думать и рефлексировать. Мудрый магистр уже обо всём подумал и всё решил. И в магистрате и в его столице Риме – всё спокойно.

Но эти неблагодарные иногда рвутся бунтовать. Бунты бессмысленны, у нас армия заточена на подавления беспорядков, да ещё и полиция занимается тем же. Это хорошо, две конкурирующие структуры стремятся выслужиться передо мной. Любой мятеж подавляется на корню. Любой инакомыслящий отправляется в тюрьму. Официальные бюллетени все могут прочитать в единственной газете. Моей газете. Но, к слову печатному будет сказано, зачем вам вольная газета? Чтобы критиковать меня? А за распространение слухов каждый не шибко добропорядочный подданный может загреметь на общественные работы. Лопата, заступ или метла быстро выбивают дурь из головы. Кто там бунтовал последний раз? Студенты. От них одни неприятности. Много гормонов в крови, мало мозга в голове. С жиру бесятся. Чем меньше люди знают, чем спокойнее они принимают данный им мной порядок. Единственно правильный. И навсегда. Стабильность была, есть и будет. Потому что я вечен.

Смотрю в зеркало… что-то не так… старею, что ли? Мысль о том, что тебя может убить любой охранник – страшна. Но не менее страшна мысль, что эликсир бессмертия начали бодяжить или ингредиенты стали менее чудодейственными… это значит – старость и смерть, а смерть в моём возрасте неизбывно страшна… я это после двухсот прожитых лет кожей, хрящами и костями осознал, а уж после трёхсотлетия… лучше и не говорить…

Боцман

После такой ночки хочется одного: горячей ванны, кофе с коньяком (или чая с лимоном) и звуков флейты для акустического фона. Да, получилось несколько больше чем один компонент, но на практике я имел совсем другое число – ни одного, однако это обстоятельство совсем меня не расстраивало. Я снова обвел взглядом нашу улицу и стал готовить себя к спуску в подвал. Дело в том, что я неделю назад обещал Эльзе слазить за огурцами, но всё как-то не удосуживался и не удосуживался. Сегодня наступил крайний или последний срок. Набат прозвенел, гром грянул, рак свистнул. Но… неохота! Ещё раз обвожу глазами нашу тихую улочку. Ага, ситуация в корне изменилась – вот оно спасение: на улице показались мальчишки. Увидев меня, они замахали руками и засвистели, я важно так подбоченился и небрежно козырнул им, как и подобает большому и толстому боцману. Ну и что, если я не большой и не толстый? Зато Боцман! Сначала мы церемонно обменялись приветствиями, потом обмыли все косточки погоде, то бишь обсудили: скорость ветра, атмосферный напряг – некоторые его давлением кличут, влажность воздуха (некоторые о ней забывают, а потом от болезней мучаются – комнаты надо проветривать, а воздух – увлажнять, вот вам базис для здорового образа жизни, а ещё гулять надо по крышам, но это отдельная история)… И наконец мы перешли к делу, точнее каждый перешёл к делу своему.

– Боцман, расскажи страшилку! – ударили в меня с боков два тарана-просьбы.

– Страшилки не рассказывают при свете дня, – начал я обходной маневр. – Вот если бы мы спустились в подвал…

Вопрос с подвалом быстро решили положительно без дебатов и прений. И вот мы уже гуськом медленно погружаемся в недра нашего подвала, а путь нам освещает единственный огарок свечи – это важная деталь. Тени на стенах смыкали над нашими головами то, что обычно смыкают тени над спускающимися в подземелья путниками с одним жалким огоньком, нетвердо державшимся на свечке. Наверное, они смыкали сами себя. Очень интересное наблюдение, возможно, мне есть чем обрадовать нашу Академию наук.

– А у тебя здесь баламутит нечисть? – спросил Шкет, чтобы помочь мне в организации мрачной атмосферы для рассказа.

– Немножко, – вальяжно ответил я.

– Да ладно заливать! – попытался вывести меня на чистую воду Джекоб-младший.

На такую провокацию я ничего не ответил, лишь посветил в угол, где у меня пылился скелет, мальчишки затихли.

– Он то-же не ве-е-ерил, – сообщил я замогильным шепотом, ме-е-е-дленно растягивая слова. – Так вам нужна страшная история? И вы думаете, что мне удастся напугать таких смелых молодых людей, как вы? Сильно сомневаюсь, скорее уж, вы меня напугаете. Ну да ладно, попробую вспомнить что-нибудь смешное и забавное. Значит так, жила три года назад в нашем городе одна семья… – Огарок я поставил на бочку с оливковым маслом и стал рассматривать банки, найдя «огуречную», я присел на деревянный якорь (не спрашивайте, зачем он нужен в подвале, возможно, чтобы показывать уровень наводнения, но это предположение требует обоснования хотя бы в виде бочонка рома) и целиком отдался своему повествованию: – У родителей было три дочери и вот старшей из них отец по совету матери купил картину. Намалевана, как положено: серые краски, серый фон, серые фигуры, хоть во дворец вешай. На ней был изображен лес, обступающий со всех сторон полянку и пасущийся на энтой полянке конь. Короче, картина как картина, но было на ней одно цветное пятно. Причем старшая сестра, когда рассматривала картину, увидела пятно зелёным, средней оно показалось красным, а младшая долго пялила зенки в пятно жёлтое. Повесили картину в комнату старшой дочери. И вот заснула она ночью и приснился ей сон: конь с картины стал говорить человеческим голосом: "Встань с постели и подойди ко мне!" старшая сестра так и сделала, а конь продолжает заманивать: "Потри пятно мизинцем и загадай желание – оно тотчас сбудется или я не волшебный конь!" старшая сестра потерла зелёное пятно и загадала…

Тут я сделал паузу и посмотрел каждому пацану в глаза. Иногда мой взгляд бывает настолько тяжелым, что собеседнику кажется: ему на плечи кто-то положил руки, большие, тяжелые, холодные руки…

– На утро родители нашли свою старшую дочь повешенной на собственных чулках, а на листке бумаги, что лежал на столе, было написано её почерком: "Хочу к принцу, не удерживайте меня", родители ничего не поняли, лишь заплакали и похоронили свою дочь, лицо которой после смерти позеленело, – я стал растягивать гласные на слове "по-зе-ле-не-ло" и ещё добавил жути в свой голос. – После похорон картину с конём перенесли в комнату средней сестры. И вот девочка заснула… никто из вас скелет не трогал? – резко меняю тему, озабоченно всматриваюсь в темноту (скелета с этого места не видно), от бегающего пламени свечки скелетообразующие кости словно начинают немного шевелиться… Мальчишки долго лупоглазили то на меня, то на скелет неизвестной жертвы медиков – страшилка начала работать.

– Что такое? – спросил Скилли, когда я уж слишком пристально посмотрел на скелет.

– Да вроде у него рука пошевелилась, если это сквозняк, то я тут с вами ревматизм подхвачу. Итак, средняя сестра заснула, и приснилось ей, что конь с картины заговорил человеческим голосом. "Встань с постели и подойди ко мне!", средняя сестра так и сделала, а конь стал дальше приказывать: "Потри пятно мизинцем и загадай желание – оно тотчас сбудется или я не волшебный конь!" (наклоняюсь, смотрю искоса, поднимаю правую бровь) – "Я тебе не верю!" – сказал средняя сестра. – "Твоя старшая сестра уже загадала желание и сейчас живет во дворце с прекрасным принцем богато и счастливо". – "Правда?" – "Чистая правда, или я не волшебный конь!" – "А исполнится любое желание?" – "Любое-прилюбое". Средняя сестра потёрла красное пятно и загадала желание. На следующее утро её нашли горбатой, немой и все лицо её было в толстой, противной корке…

– Красной? – уточнил Скилли.

– Конечно, красной! – заверещал я, запуская крещендо. – Родители долго плакали и жалели свою дочь, они неоднократно приглашали самых лучших врачей из разных королевств, но никто бедняжку так и не смог вылечить. Картину после этого перенесли в комнату младшей сестры, ведь средняя ныкалась по больницам, гм… что там дальше? Ага! И вот наступила ночь, и девочка заснула… а ей приснилось, что конь с картины с ней разговаривает: "Встань с постели и подойди ко мне!" – "Потри пятно мизинцем и загадай желание – оно тотчас сбудется или я не волшебный конь!" – так он её окучивал своими лживыми речами. – "Я тебе не верю!" – сказала младшая сестра. – "Твоя старшая сестра уже загадала желание и сейчас живет во дворце с прекрасным принцем богато и счастливо". – "А что стало с моей средней сестрой, она же теперь уродина?!" – "Она загадала быть самой красивой и теперь живет в большом и славном городе и действительно там самая красивая девушка из всех, в неё даже влюбился сын короля. Просто вместо неё к вам была перенесена уродина из того мира для соблюдения принципа равновесия". – "А ты меня не обманываешь?" – "Я волшебный конь и никого никогда не обманываю!" – заявил коняка и фыркнул. Младшая сестра подошла к картине и потерла жёлтое пятно… – Я сделал вид, что очень устал рассказывать, и облизнул губы.

– А дальше? Что было дальше? – не выдержал Ут.

– На следующее утро младшая сестра прыгала как заводная и кричала: "Мы богаты, мы богаты!" – она зачерпывала из своего передничка золотые монеты и подкидывала их вверх (пацаны вздохнули с облегчением… рановато). Обалдевшие родители стояли под настоящим золотым дождём. Те, конечно, очень удивились такому неожиданному богатству, но ничего не сказали. А когда они вернулись с работы… нашли труп младшей дочурки – она на один золотой купила целую корзину пирожных и подавилась одним из них. Вот и вся история.

– А какого цвета было пятно на самом деле? – спросил Шкет.

– А на самом деле пятно было… – я столкнул свечку на пол, предварительно подмигнув Шкету, и стало темно.

Шкет затряс скелет, а я стал "могильничать", то есть не своим голосом завопил:

– Пятно было чёрным или я не волшебный конь!

Когда топот маленьких ног затих, я щелкнул зажигалкой и, найдя на полу свечной огарок, подпитал его оптимизмом пламени. Стало видно место, где бравые мальчишки бесславно дезертировали, остался лишь Шкет, который с доблестью выполнил свою часть работы.

– Ну и какую банку тащить на кухню? – понимающе спросил он.

– Вот эту, с огурцами, – порадовался я его прозорливости.

Мы поднялись наверх и этим спасли ватагу от ужаса, мальчишки думали, что мы уже на том свете.

– Тебя только за смертью посылать! – по-доброму заворчала Эльза, когда я в сопровождении свиты вошёл в кухню, а банка огурцов (неразбитая!) с помощью рук Шкета водрузилась на кухонный стол.

– Миссия выполнена! – отрапортовал я. – Надо бы мои верные войска накормить, а то они без булок с джемом отсюда не уйдут.

– Пусть твои верные войска сначала руки вымоют, – моя супружница всегда готова к урокам хороших манер и блюдению санитарно-эпидемиологических норм.

Войска знали, что хоть их император – это, безусловно, я, но на кухне, а также в любой другой комнате дома главная – императрица, и безропотно поплелись к рукомойнику, между собой переругиваясь за первенство намылись руки, обсуждая при этом последние события в подвале.

– А нам сегодня в школе долдонили про Рим, – поделился новостями Скилли.

– Про что? – переспросил я у мальчишки.

– Ну что наш город это Рим и его историю там древнюю и современную.

– Наш город называется Лас-Ка.

А вот Художник называет наш город пунктирным, так ему он видится. Действительно, в нашем городе часто можно на столбах увидеть новые эдикты магистра, где полно ПУНКТов, да и ИР в Лас-Ке полно, часто попадаются прехорошенькие…

– Лас-Ка – это Рим по-древнему?

– Это по-настоящему. Римом его обозвал Маркел, когда королева заснула. Зачем ему это было надо, я точно не знаю, но, скорее всего, для того, чтобы мы забыли о спящей королеве, настоящей властительницы Зелёных холмов. А ещё раньше здесь было поселение первородных, оно обозначалось символом, – я начертил его на столе, – значение которого никто из людей сейчас не знает, да и вряд ли раньше знал, тем более никто не может произнести его вслух, чтобы оживить те времена. Вот это настоящая история, а та, что дается в школе…

– Знаем, знаем, офис-с-сиальная! – мальчишки действительно знали, хотя и не все буквы выговаривали уверенно.

– А почему наше королевство называется королевством Зелёных холмов? – спросил Шкет, не для себя спросил – для мальцов.

– Потому что у нас полно красивых зелёных холмов и даже после того, как магистр закрыл всю информацию о красках в библиотеке и дома, заборы, одежда, обувь, мебель игрушки и картины стали серыми, холмы по-прежнему зелены. Вообще-то и в других королевствах тоже имеются зелёные холмы, но наши самые зелёные.

– Почему?

– Потому что наши, потому что надо родину любить.

– То есть, быть патриотами?

– Нет, просто любить родину. Мужики! – мальцы всегда тают от такого к ним обращения, тем более, что мужиками я их называю нечасто, чтобы эффект не завуалировать, ко мне в голову иногда протискиваются длинные и сложные слова-реликты, значения некоторых я не знаю, а у других не могу представить обозначаемые ими понятия, но к сему привык и не рыпаюсь – заползают и пусть себе! Но пора продолжать рассказ:

– Наши холмы на самом деле ничуть не лучше любых других холмов. Надо же понимать! Любить родину и в то же время любить всю нашу планету и не быть ограниченными патриотами, которые любят лишь свой уголок, потому что он свой. Вот вы сейчас компот в брюхо заливаете, а ведь вода по всему миру одинаковая и что же наш компот лучше, чем такой же компот, который сейчас на другой стороне нашего мира пьют такие же, как мы запускатели змеев? А лучше он – потому что наш? Нет, он для нас, конечно, самый лучший, а на самом деле…

– Ты что-то хочешь сказать про компот, который я лично закатывала? – вмешалась управительница моей судьбы в проводимый мной урок.

– Я… то есть мы… они…

– Нас в школе по-другому учили, – помог мне Скилли.

– Не всему тому, что говорят в школе нужно верить… – начала Эльза.

– Потому что это офис-с-сиальщина! – продолжили мужики, в это раз они были подбодрены, чувствовали ответственность и все согласные выговорили верно.

Нет, они положительно кое-чему научились у такого не педагога как я. Школа, школа, помню, учился уже здесь, в Лас-Ке. Я – из «понаехавших», не коренной столичный житель, ходил в интернат для таких же беженцев и нам там давали как раз официальную версию истории. А я то был из провинции, где многие даже не знали, как зовут магистра, да и вообще не ведали, что у нас теперь магистрат, а думали, что живут в королевстве Зелёных холмов со столицей Лас-Ка и со спящей королевой. Рано или поздно она проснётся, а магистр – это временная фикция… Мне хватило мозгов молчать и не рассказывать о подобном видение событий… так вот, по дороге из школы в палаточный городок, где жили беженцы, можно было увидеть надпись… буквы кто-то довольно криво намалевал высоко на сером бетонном столбе, из которого торчали непонятные железяки, видимо что-то строили и не достроили, или наоборот – ломали и не доломали. Надпись вывели добротной, жирной, стойкой белой краской: "Завтра ты вернёшься" и это был приговор, от которого я избавился. Однажды я не вернулся. Так я не закончил даже среднюю школу. Не жалуюсь, все равно аэродинамику знаю лучше выпускников академии.

Когда сидишь на карнизе, болтаешь ногами в пустоте, при этом лопаешь мороженое и смотришь в небо, – вот в такие глобальные моменты простого человеческого счастья мелкие мысли выпадают из твоей головы. Они падают вниз и рассыпаются по мостовой. Можно на них плюнуть, но зачем? да и слюна после мороженного вязкая, такой не попадёшь в цель от слова «совсем».

А вот другие мысли, наоборот, залетают в голову. Они легки и проносятся почти незаметно для тебя, легкое движение, поворот головы, кивок или даже моргание может спугнуть их.

Только тишина и покой может удержать этих ветроногих беглянок, да ещё мороженое может помочь их заманить – они сластёны. Поймать их невозможно, в силах человеческих лишь обрисовать их, окружить ванилью, чтобы потом уже в тяжёлом мире сделать копию легкогривых тонконогих мыслей – уже собственных или поналетевших из какого-то высшего, горного мира? – сие мне до конца не понятно… И тогда летучие балерины затвердеют и превратятся в стойких оловянных солдатиков. Ах, в такой бы армии и сам служил! Если что – я невоеннообязанный.

Вот и сейчас пару новых слепков ушло в музей, и я, досмаковав холодную сладость, уже было хотел отправиться в путешествие по его новому отделу, чтобы во всех деталях запомнить моих новых гостей, но… Бамс – в глаза хлынула резкость. Колокольня пробила тонкий мыльный радужный пузырь. Её игла была устремлена в высь, но она была слишком тяжела, чтобы взлететь. Скорее это дерево с обрубленными ветвями, которое растет вниз. На самом верху притаился вековой колокол. Ударить в него и проверить слухи.

Я улыбнулся – многие мечтают об этом. Ведь тут можно получить славу, можно стать героем, можно войти в историю, именно войти, а не вляпаться. А я никогда об этом не мечтал. Нет, стоял бы я сейчас на той площадке… конечно бы ударил, слов нет. Но только я не ползунок – летать не могу.

То ли слеза от ветра в глазе вызрела, то ли мягкая пелена на разум накинулась (а мы же видим мозгом, а не очами – он нас и морочит больше, чем любой глазной недуг): колокольня превратилась в виселицу, а поскольку кроме меня этот столб с веревкой никто больше не видел, то и виселица была моя, точнее за-шею-моя.

Мороженое стало колом в горле. Я поперхнулся и стал спускаться с крыши – настроение стало слишком земным, чтобы заниматься высокими глупостями.

– Ты изменил мне? – ласково шепнула мне на ухо Эльзуся.

– С чего ты взяла? – насторожился я.

– У тебя взгляд висельника…

Ну не ведьма ли она? Насквозь меня видит! Я поцеловал её, и всё со мной стало ясно.

На следующий день погода стояла хмурая, как кот, которому сметана не досталось. Жена покрасила туфли в радикально жёлтый цвет с закосом под плащик, причём их изгиб от носка к каблуку снизу покрасила, а не верх… и дала высохнуть обувки – туфельки во время сушки устремили тонкие каблучки в потолок… потолок что ли покрасить? Да, ладно – ремонт можно начать, но его нельзя закончить. А я не любил бесконечные хлопоты…