Власть предназначений

Лето и августовские дожди вырастили высокие стройные пионы с громадными белоснежными бутонами. Только Она была достойна таких цветов, других мыслей и идей относительно букета у меня не было. Букет был таким высоким и громоздким, что с ролью прощальных цветов справился бы легко. Моё сердце опять прощалось с ней. Её цели опять никак не пересекались с моими возможностями. Военные медики соблазнили нас своими горячими патриотичными призывами, и мы решили покончить с гражданской медициной. Ей было проще, Она была лучшей в академии и здоровье Её было таким же отменным как и красота. У меня было немного сложней, хоть и подполковники считали меня смышлёным студентом.

Я стоял у начальника кафедры и вникал в ответственное поручение.

–Повтори! – попросил товарищ подполковник.

– Я всё понял, товарищ полковник! – юлил я со званиями.

– Нет, повтори дословно! – настаивал военный.

И я отрапортовал:

–Получить сто рублей, спуститься в студенческую столовую, купить четыре пирожка: три с капустой, один с картошкой. Подняться с пирожками наверх и оставить вместе со сдачей у товарища полковника!

–Молодец, действуй!

Дальнейшая военная карьера сложились так, что это задание, с участием боевых пирожков, осталась моим единственным настоящим ратным поручением. Победы команды в пейнтболе уже не считаются! Решающая медицинская комиссия в городском военкомате. Дело в шляпе, профессиональные врачи вылечили мой хронический недуг за две недели. По документам «здоров» и в мечтах служу военным хирургом в культурной столице, а главное, возможно рядом с Ней! Осталась последняя печать комиссара. Дверь задрожала от крика в кабинете, сердце опустилось в предчувствии дурных решений.

–Если болен, пусть лечится; а здоров – пусть служит. Офицером он захотел стать! Стервец! – кричал комиссар.

Секретарь с печалью вернул мне военный билет, перечеркнутый жирным «Андреевским» крестом. Моя карьера военного на этом и закончилась. Не повезло, надо было сначала провести разведку боем, а затем соваться в правильные кабинеты, а не к нему.

Отголоски первого провала на сочинении отдавались сейчас на военной кафедре. Видимо под давлением мамы, отец перестарался с диагнозом на бумаге и, в разбитую перестройкой армию, я не вступил. Не вошёл и в офицерский состав, даже после успешного окончания военной кафедры в университете – «Андреевский флаг» в середине военного билета не оставлял шансов. Ну, ничего, послужу России не в военной форме, а литературой, воспитанием детей и налогами. А повоевать мне всё равно довелось. Я сражался с наполеоновской армией на страницах «Войны и мира», прошел всю Отечественную войну с Константином Симоновым, выживал в плену с Виталием Семиным, защищал Сталинград с Василием Грассманом, сражался в гражданской войне с доктором Живаго, Григорием Мелеховым и Чапаевым; выжил в немецком концлагере вместе с Ремарком; успел получить боевой опыт в сражениях на стороне Юга в США глазами отважной Маргарет Митчелл; а сколько пережил боев на страницах Пикуля и Алексея Толстого и не сосчитать. Ветры Куликова поля дуют непрерывно от Чингисхана Василия Яна до чеченской войны Захара Прилепина. Вот такая история перевода в военную академию и альтернативная служба в армии.

А Она как обычно справилась и решила ехать учиться там, поближе к своей мечте. Видимо мои неудачи совсем Её разочаровали, и Она опять немного охладела ко мне. Я принялся действовать. Вот они, в моих руках, пышные гладиолусы и романтичный план. Поздней ночью я принялся за дело. Следующим утром, Её папа, с трудом удерживая охапку цветов, окунувшись лицом в крупные бутоны, звал дочу на улицу:

– Белым снегом на асфальте что-то написано, скорей беги, читай, пока не растаяло! Август же!

Действительно, крупная надпись белым мелом, была очень похожа на снег. «Я люблю тебя!» – читала Она и вдыхала запах цветов. Тогда моя фантазия была очень скупой и как на три слона, опиралась на эти три слова. Но Она уже знала, что Земля вертится вокруг Солнца и моим фантазиям не верила. А верила только в свои возможности по пути движения к собственным целям. Целеустремленная, уже запаковала чемоданы в Нижний Новгород. А я, униженный собственным поражением, скулил маленьким щенком и просился взять меня с собой в это путешествие, попутчиком, до Астрахани.

Я мечтал вдохнуть того воздуха, который делал Её в эти годы учебы, чуточку счастливей – воздух настоящего призвания. Я намеренно впитывал каждую секунду последнего большого путешествия рядом с Ней, чтобы потом рассказать тебе, дружище, о том счастье которое я упустил.

Маленькая короткая жизнь внутри Её семьи, в августе, самые ценные дни моей учебы в медицинском университете. Очень короткая и очень ценная жизнь внутри Её семьи. Её родители, которых я полюбил и уважал как своих родных. И огромный букет цветов и загадочный белый снег надписи, растаявший под первым дождем, сработали в полной мере. Они согласились взять меня с собой. Благословили нас с Ней на целых четыре дня общей семейной жизни. Да, дружище, мало – зато ярко. Будто я знаю, что уже смертельно болен, и жить мне осталось всего четыре дня, и в эти дни я живу в полную блистательную силу. Большой, любимой семьёй. Вот они, дружище, и если позволишь, буду называть Её родителей в эти дни мамой и папой.

Папа бережно намывал свой джип. Большой, бежевый глазастый. Пожилой Английский Лорд открыл свой багажник и съел всё, что в него положили. Ещё и место осталось. Вот ненасытный аристократ. А под капотом табун в сто десять лошадей. Кормишь такого на заправке, и сердце кровью обливается, раз и выпил девяносто литров. Такие и кушают прилично, литров двадцать на сотню. Больше всего аристократ любил путешествовать. Только тяжелый встречный ветер и бесконечная лента дороги, оживляли сердце четырехметрового гиганта. И ночью, стоя на парковке между заброшенной старой городской больницей и зданием морга, Лорду было немного страшно, но он об этом помалкивал. Зато, когда стучало сердце мотора, и скорость перешагивала за сто восемьдесят, он забывал все страхи. И папа забывал про опасность для жизни, доверяя своему опыту и машине «Дискавери» – первооткрывателю приключений. Поэтому всегда, когда папа и этот английский рыцарь были вместе, мама немного нервничала, старалась не оставлять их без присмотра. Вели себя, точно дети, на такой высокой скорости дурачились, куролесили, выпендривались и соревновались с такими же смельчаками. И сразу получали строгое мамино: «Перестань, не надо, потише!». И ведь слушались. Наверно в этом было счастье отношений. Наверно этим они дополняли друг друга. В эти мгновения я смотрел на них и осязал настоящую судьбу. А Ты сейчас была другой, что-то тревожило, печалило. Мне казалось, что Ты смущаешься присутствия родителей, но нет. Чуть позже мама проговорилась о Твоём первом романе и первых настоящих переживаниях разрыва отношений. Возможно сейчас это и было интимной причиной Твоих перемен. А может и нет. Что-то поменять, уехать, пережить и прийти в себя. Да откуда ему было знать, что Твоя любовь, это не только романтика, поцелуи и секс. Это гораздо большее. Твоя любовь это Ты, да ещё Твои цели, Твои мечты, Твои принципы. Умная, целеустремленная, волевая. Ты – это всё вместе, не по отдельности. Уж, какая есть, не переделать – прошу любить и жаловать! К сожалению, я тоже этого не знал, хотя и догадывался. Но трусил, как это взять и все изменить? Собрать документы и перевестись в другой институт. А как, а вдруг не получится, а может я Ей вовсе и не нужен? Я тоже бывало, целовался с девушками совершенно не испытывая к ним никаких глубоких чувств. Хотя нет, попытку с военными я же провернул, стараясь соединиться с Тобой, правда, проиграл. Ей было грустно, и Она видимо страдала. Я старался быть спокойным, родным, близким, безвредным плюшевым мишкой, не претендующим на большее. Тем более опыт уже был. Плюшевый мишка сидел напротив Неё и тихо любил, искренне сочувствовал, мечтая забрать кусочек от Её горя. А она когда-то то давно плакала, плакала, не переставая долго плакала, за умершей бабушкой. И моё сердце от этого обливалось тоской и печалью и пыталось разделить Её боль. И сейчас Она не прикрыто грустила. Почему? Может пойму позже? Пожалуйста, обними своего мишку, прижми его голову к своей груди, ему большего не надо.

–Утро вечера мудренее! Ведь так звучит русская поговорка? Садитесь, пора ехать. Сейчас проветрю вашу грусть! – встретил меня Лорд ранним утречком.

Мотор достаточно прогрелся, обороты упали, мы присели на дорожку. Поднялись, хлопнули дверьми и поехали. Папа и мама впереди, а мы с Ней на заднем диване. Молодцы, инженеры, постарались! Какой шикарный вид. Ничего не мешало обзору. Пожалуй, с задних сидений вид гораздо приятнее, чем спереди. В такой машине пожалеешь, что не филин! И тут стоп.

–Лорд, ты тоже это видишь?– спросил я.

Недовольный Лорд кивнул:

–Повесил на самом видном месте! Обидно!

А папе не мешает, папе хорошо, довольный сует пальцем в маленького скелета на цепочке, прямо посередине зеркала заднего вида:

–Доча подарила! Да такой натуральный катикула! Видно из «анатомички» или «судебки» стянула.

Лорд несется, отбиваясь от встречного ветра, мотает одометр километры. Скорость превышает все мыслимые современным водителям пределы, камер фиксации ещё не знали. Подвеска жестковата, не дает умаяться, бодрит. Дорога летит незаметно. Тут мимо пролетели лихачи, на ещё большей скорости, обдали Лорда тупым сигналом разбитого клаксона. Папа сразу бесится: «Сейчас догоню! Размажу мощностью!». Но маму не проведешь- сбавь скорость! От обиды Лорд бросил нас вперед, резко притормаживая. Но курок уже взведен, адреналин играет, надо что-то придумывать. Лето, август, кукурузные поля и налитые початки. Недовольный Лорд остановился у обочины. И команда грабителей взялась за дело. План ограбления прост, ободрать как можно больше кукурузы. Самые спелые и жирные под рубашку. Мама под папину, Она под мою. Смех и азарт. Как в казино, мало, мало, пока мало, ещё ставку. Рубашки в обрез не лопнули!

–Дальше! В путь! Ну же, поехали! – зовет Лорд.

И вечером, преодолев половину пути, мы всей семьей приехали на ночлег к новым людям. Родственники или друзья, не помню. Помню смех, радость и гостеприимство веселой компании. Целых две горы кукурузы лежали на столе. Початки развернули, а половина банкнот фальшивая! Поражена! Пустяки, у грабителей есть ножи, срезали черноту. Через час аромат вареной кукурузы заполнил собой все тайные желания. Всей семьей мы навалились, и через мгновение чуть не свалились. Полные животы перевешивали. Мышечный тонус с трудом помогал держать равновесие. Пора отдыхать, завтра утром трудная дорога через пустыни Калмыкии.

Но что такое, мою Принцессу похитили! И заточили в замке другой комнаты. Романтичные фантазии: как только Она рядом не могу ничего с собой поделать. Герой стал ждать, пока стража не уснет. И ведь ни в одном глазу; тормошит, мучает любовь героя! Тихо, тихо пробрался в соседнюю комнату и бросился целовать руки спасённой принцессе. Принцесса испугалась, тихонько шумит, прогоняет обратно в комнату. Трудно Ей переваривать кукурузу, а тут ещё принц со своими поцелуями. Как тяжко мне – вечные танталовы испытания! На следующее утро первым проснулся Лорд. Завел мотор, проветрил салон, проверил багаж, сам позавтракал и зовет, сигналит:

– Пора ехать, ещё триста километров, да через пустыню!

Мы собрались, попрощались и отправились дальше.

Когда-то, давным-давно наши южные моря жили одной семьей океана Тетиса. После большой титанической ссоры семья распалась. Каспий хлопнул дверью и ушел, забрав с собой одного из детей. Мама Черное море осталось с Азовским ребенком. А Каспий был плохим отцом, и его ребенок не остался с ним жить. Ушёл. Ребенка его прозвали Маныч-Гудило. Громко воет от одиночества большое озеро, обливается горькими слезами, да так долго и слезно, что стало солоней своей матери – Черного моря. И только перелетные птицы жалеют и успокаивают его, отдыхая на длинном пути по дороге миграции, смягчают горькие мысли. Да где-то там, в самом сердце соленой воды, на острове Водный, дикие мустанги напоминают несчастному озеру о древнем, бушевавшем когда-то здесь, большом океане. Лорд на скорости промчался через два пальцеобразных разлива, распугивая степенных лебедей. Я всматривался в далекие горизонты соленой неспокойной глади, слушая историю любимой географии. В путешествиях всегда так, какие то необычные и всегда красивые истории. Блок пост, и мы в Калмыкии. Цивилизация вдруг растерялась и куда-то стала пропадать. Степи, степи. Ещё один чудо край, населенный чудаками. Фантазиям Кирсана Илюмжинова нужно отдать должное. Мировая шахматная столица! Курам на смех. Сити-Чесс! Видимо читая Ильфа и Петрова, Кирсан действительно поверил в реальность художественного персонажа и его грандиозные замыслы, с целью одурачивания наивных шахматистов. Великому Остапу Бендеру поставили памятник! Для каждого просвещенного человека Элиста превратилась в Большие Васюки. Но кто сейчас читает литературу? Мои дети – почти нет. Время покажет, и возможно юмор сделает Элисту мировой шахматной столицей в реальности. И сильнейшие гроссмейстеры после турнира, за кружкой пива, в гостях на вилле Стивена Сигала, с комизмом обсудят результаты поединков. Но это в будущем. А пока богачи, меняя баранов на квартиры, стоят и думают, к чему нужны эти причудливые гигантские фигуры на черных и белых клеточках. И гигантский одинокий Будда пока сидит и играет в шахматы сам с собой: «Шах и мат!».

Я сижу в машине. Лорд чуть в стороне объезжает Большие Васюки; степи покорили весь вид из окна. Я робко склонил голову на Твои колени, поймал глазами Твоё лицо и замер, не спугнуть твою усталость.

–Смотрите, верблюды! – прервал короткую истому папа.

Вдали, через песчаные барханы, причудливым ручьём, двигался караван. Я бегом бросился навстречу с потоком вопросов: откуда, куда, чего везешь, сколько просишь, почем, сколько скинешь, если прям сразу куплю, а если оптом… и так далее, так далее. Как учил мой шеф, первый наставник эпохи перерождения, в поучительных историях эффективных продаж. Очень красивое природное явление – барханы. Когда конечно они не твой дом! Наконец «застойная», республика закончилась, и асфальт вернулся в цивилизацию. Колеса зашуршали ровнее, Лорд приободрился, чувствуя под собой последний отрезок путешествия. И вот они, камыши, осока; растут, приветствуют покачиванием головы, дорогих гостей.

Когда-то давно налетели басурмане хана Батыя на половцев, порубали им головы. Покатились головы по пескам Прикаспийской низменности. Нахлынуло море и обратно вернулось, а головы превратились в арбузы. Построили монголы себе ханство, и город Хаджитархан подняли. Собрались басурмане с силами и разорили, сожгли почти всю Киевскую Русь. И вернулся Батый обратно в Хаджитархан, есть арбузы, русскую дань собирать, торговать шёлком, да жиреть. От этого и помер совсем молодым. Потомки его совсем разгильдяями выросли, рассорились друг с другом, распалась Золотая Орда. Пришел Тамерлан, взял город без боя, бросил город своему войску на разорение и сжёг. Но арбузы не давали покоя ни туркам, ни крымским ханам, ни Ногайской Орде. Все хотели есть вкусные арбузы. Ханы сорились друг с другом, били в драке сочные большие ягоды, а между тем продолжали строить Астраханское ханство. Тут и русский Иван на трон залез в Москве. Грозный царь отправил бригаду отборных опричников в Хаджитарханскую тьмутаракань, воевать мусульман. Прискакали витязи, а нет почти никого, разбежались все со страха. Слухи о силе поспели вперёд ратников. И стал на месте Хаджитархана маленький город Астрахань расти. Теперь русский царь арбузы, да черную икру лопает. И Волга полностью стала русской. Бьется сегодня река, главная артерия большой страны, крутит роторы электростанций, кормит и поит народ. Такую реку русские теперь никогда и никому не отдадут. И Астрахань перестала быть исламской, стала православной. Остался мусульманам только праздник «Сабантуй», да несколько мечетей в Белом городе. С удовольствием встречала она гостей из побратимого города Кисловодска.

Дельта Волги сплошными рукавами и протоками пронзает город. Под колесами Лорда и ногами пешеходов, бесконечные мосты и мостики; будто маленький Петербург. Да и сам Петр Первый примчался в город в 1722 году и заложил здесь Волго-Каспийский порт. И начал с этого времени расти, укрепляться, расцветать старый город. Вот это человек, вот это царь. Чего касалась его рука, всё приобретало величие. Армия, флот, образование, экономика. Железной волей новатора своими реформами взбудораживал социальное болото современников. Всё, что было дорого, положил он на алтарь славы России – семью, традиции, церковь. И вдобавок для страны построил он свой город, город Её мечты, самый красивый город в стране. Она мечтала об этом городе, а я мечтал о Ней. Согласись, друг мой, как говорят наши одесситы – две большие разницы. К сожалению, я не мог уговорить свою мечту мечтать о правильных мечтах. Астрахань вдруг начала расти, расти, как и росла столица – Санкт Петербург. Центр города в междуречье, с красивой крепостью на плечах, точно Васильевский остров. Город вдоль Волги, как город вдоль Невы. Одна лишь маленькая разница: Санкт-Петербург окно в Европу, холодный и расчетливый; а Астрахань – окно в Азию, теплая и дружелюбная. И въехали мы в город через открытые ставни, прямо в окно. И тут взяла верх моя первая любовь – география. Я открыл рот от удовольствий зеленого августа, чистоты улиц, городской архитектуры. Парки, улицы, здания, соборы, мосты и речки – рот открыт. Арбузы, рыбацкие пельмени, уха тройная, вобла жаренная, пирог рыбный с косточками, бешбармак, варенье из помидор и арбузных корок – рот открыт. Вышла Она с подружками из общежития, а те щебечут, спрашивают: «Кто же он?» – а у меня от дивного певучего их говора, опять рот открыт. Слова их льются, будто песня, ударения в конце; тянут астраханки красиво букву «а», сверкают глазами. И Она вдруг сверкнула глазами, объясняя девчонкам, кто я такой. Будто и для себя вдруг принимая меня по-настоящему.

Закружилась у меня голова от её взгляда, бросился в старый трамвай, остыть. Повез меня трамвай вокруг города: за окном свистят пули, стреляют наганы, винтовки, топот копыт, крики; выбивает Красная армия остатки казаков с советской земли. Кино про революцию снимают. Самое место в Астрахани, с её дореволюционным городским колоритом старых улочек. Не достал немецкий фельдмаршал Паулюс деревянных домиков, спаслись, не сгорели в огне Отечественной войны. «Спасибо!» – говорят домики песчаным барханам Калмыкии. «Спасибо!» – говорят домики воинам Сталинграда. Вышел я из трамвая, под впечатлениями; так и не проветрился! Взяла Она меня за руку, смеется, рот мой удивленный закрывает ладошкой, тащит в парикмахерскую. Долго трудился аист над Её длинными волосами; чикают ножницы, жужжит машинка; падают замертво волосы. «Теперь готово!» – выкрикивает аист – парикмахер и поворачивает кресло. И опять мой рот открыт! Что за удивительный день! В путешествиях всегда так. Нельзя же так сразу от длинных волос избавляться, к которым глаза привыкали десять лет! В одну секунду короткое «каре».

– Хорошо! – говорю я вслух; – чума! – думаю про себя. А Она смеется, всегда знает, о чем я думаю!

Наступил первый вечер в Астрахани, хорошо, прохладно, дышим воздухом и своими грёзами. Она о своих, я о своих, пока ещё разных. Маленькая комната в общежитии, совсем по-девичьи не обустроена. Две кровати и пол. Места для четверых достаточно. Короли спят на кроватях, а капуста на полу.

– При чем тут «Короли и капуста»?

– Дружище, спроси у О. Генри, он объяснит, а мне так, просто к слову пришлось.

Ночь. Снова наступает время романтики. Стража уснула, а мне не спится, потому, что Она опять совсем рядом. Мы лежим друг за дружкой на раскинутых на полу древних постельных принадлежностях. Моя заросшая макушка буквально чувствует теплоту Ее стоп над собой. Я еле дышу, делая вид что заснул. И Она, кажется, тоже еле дышит. Маленькие пальчики замерли, они ближе всего к моей голове, затем к лицу, и вот уже к губам. Пальчики на ногах, порой самая чувственная часть тела девушки. Всегда чистые, ухоженные, красивые; ждут в подвале человеческой анатомии своего случайного шанса на ласку. В те редкие мгновенья нежных прикосновений, эти пальчики отдают столько чувств и ощущений, что могут составить серьезную конкуренцию губам. И вот в эти секунды, рокировка наших тел на полу переставила Ее красивые ступни почти на мой чердак. Я не удержался, посыпались поцелуи. Настолько долгие, насколько могла удержаться Она. Наконец с трудом, зажмурив глаза, обрывая веревочку счастья, Она поджала свои ноги. И я остановился, больше не искал, не надо. Счастливый от приятных минут, с ощущением тепла на губах, спокойно засыпал.

Солнце нового дня заглянуло в окна, тихо приятно разбудило. Тогда я спал глубоко и крепко, опыт школьных многокилометровых марш- бросков, палаточные лагеря ещё не выветрился комфортом двуспальных кроватей в квартирах с кондиционером. В новый августовский день большой Лорд показывал нам город. Новые улицы, новые дома, новые красивые скверы и набережная Волги. Новые бесконечные беседы о самом важном и вечном. После обеда, переправившись на деревянном пароме со скамейками на другой берег, мы оказались на городском песочном пляже. И новое испытание моего чувства – Её раздельный купальный костюм. Фотография на память, яркая, четкая в высочайшем разрешении, в котором только может сохранить зрительный центр затылочных долей. Красочная, объёмная три «д», фотография. Видно скачок напряжения, искра, и сработал предохранитель. И теперь Её образ залип как эталон женской красоты. Случайное короткое замыкание и новая строчка в Международной Системе Единиц, таблицы «Si», прямо в основных единицах, между массой «кг» и временем «с» указана Её красота! Французы понимают толк в красоте, вот и сохранили! Видимо теперь только миграция в Соединенные Штаты сможет перевернуть ситуацию с помощью других единиц системы измерений.

Я пытаюсь побороться с папой, взять на бедро, сделать подсечку, хотя бы сдвинуть с места, дурачусь. Он сложил руки крест- накрест, уперся ногами в песок и как скала стоит, смеётся надо мной. Я наскакиваю, бьюсь, всё время отвлекаюсь на Неё. От этого результат никакой. Сегодня Геракл не одолел Антея. Да, если бы не Она! Точно победил бы! Напротив Волга. Дружище, прости, но купаться в Волге, вот что для меня крещение. Люблю Родину, что поделать. Тогда был первый и, наверное, единственный раз купания в любимой реке. Разморенные, уставшие и одновременно отдохнувшие мы ночевали семьей последний раз. Мертвым сном свалились уставшие и сытые богатыри – не до романтики!

Следующий день был последним. Время расставания. Вещи, вокзал, кутерьма, десятки поездов и железнодорожных путей. Какой вагон, куда бежать, сколько времени стоим. Светопреставление! Ни табло, ни внятного громкоговорителя, ни консультанта. Пассажиры друг у друга только и спрашивают: «Куда поезд? Это какой путь? Когда отправление?». Вот так начинался сервис Российских железных дорог в эпоху перемен. Наконец вагон найден, поезд работает по расписанию. Родители в вагоне, Она на подножке. Её глаза прощаются со мной. Тогда любовный менеджмент нам был неизвестен, мы не умели обманывать, закидывать крючки, хитрить, просчитывать, давать авансы. Это сегодня известно, что сворачивать горы пустяк, уезжать и приезжать, строить новую жизнь, все менять легко, не страшно, была бы только рядом любовь. А тогда уверенности не было, были обязательства. У меня точно не было. Мои – мой университет. У Неё своя учеба. Она знала, о чем я мечтаю, но не разделяла мою мечту, я знал, о чем мечтает она, но не разделял Её. Поезд тихо, почти незаметно начал разрывать мою любовь. Я молчал в этот раз; что я мог сказать, зачем? Что мог услышать? Очередное «нет»? В Её глазах светилась уверенность твердых решений. Она никуда не бежала, она двигалась вперед, только вперед. Сколько нас было в школе, таких как я, может пять, шесть; сколько здесь, в академии, можно точно умножить на два. Ну не пришли провожать, и что? Может Она так решила. И Она уехала. Недалеко, пока не далеко. Я остался на перроне, неподалеку храбрился на стоянке Лорд:

–Молодец, ты правильно думаешь, у Её воли нет дна. Через полчаса обучению вождению с папой, Она так уверенно давила в пол педаль и держала руль, что я стал сомневаться, не поменялись ли они местами? – поддерживал меня Лорд, – ты отличный парень, я думаю, что ещё разок привезу Её к тебе, может тогда, чего решите?

Смех сквозь слезы, вот шутник, привезет он! Она уехала, со своими мечтами! Внутри головы начинался дождь, окна взгляда начинали запотевать. Без Неё обдув настроением совсем не работал, туман в мыслях. Один из самых тяжелых моментов расставания. И миллионы россиян сегодня разделяли мою печаль, будто вместе сошлись наши слезы. Я запомнил этот день навсегда – 12 августа 2000 года, день моего длинного расставания с Ней, и день гибели подводной лодки «Курск» со 118 утонувшими моряками. Я зашел в вагон. Мой поезд поехал на Юг, а Её увозил на север. Папа опять стал просто дядей Вовой, а мама – тётей Надей.