Колодец

Я принял верное решение, когда сел на клочок сухой земли и решил переждать темное время суток здесь, не пытаясь выбраться. Через час или два местность наполнилась звуками ночной жизни: в непосредственной близи от меня слышались всплески, шипение, стрекотание и еще сотни языков, на которых обитатели болот общались между собой. Порой мне казалось, что слева доносится заливистый хохот, а один раз почудилось, будто высокая тень проскользнула на другом берегу. Я как можно ниже прижался к земле и всмотрелся в плотную темноту, но повторного движения не увидел. Окружающие растения казались мне угрожающими своими очертаниями. Я внимательно наблюдал, не появится ли вновь таинственный красный свет, но видел лишь вязкую черноту. Я продрог, и зубы мои стучали от холода, но я не осмелился достать имеющиеся у меня спички и зажечь огонь. Я полагал, что при таком уровне адреналина в крови и пробирающем холоде, уснуть абсолютно невозможно. Но через некоторое время я адаптировался к обстановке, и усталость, накопившаяся за день, вынудила меня закрыть глаза на несколько минут и впасть в состояние полусна. Однако пронзительный крик одной из болотных птиц заставил меня проснуться. Мне пришлось сесть, а затем некоторое время походить на небольшом клочке сухой земли, чтобы вновь не впасть в забытье и несколько согреться. Так прошли долгие часы, а затем наступил спасительный рассвет.

Я бродил по округе, запоминая пройденный путь и оставляя для себя метки. Утром искать дорогу и знакомые места было в несколько раз легче. Через некоторое время я вышел на более плотную дорогу, а затем попал в знакомый мне сосновый лес. К реке я вышел в четырех милях выше по течению и оттуда уже без труда добрался до своего жилища.

Настало время пополнить продовольственные и хозяйственные запасы, поэтому я добрался до Бэкуотера. В этот раз я выбрал несколько иной путь до города, чтобы еще лучше изучить окрестности. Я пошел не через поля, которые вели сразу к железнодорожной станции, а через холмы вышел к автобусной остановке, о которой уже упоминал. Для пешего путника этот маршрут был несколько длиннее, но я никуда не спешил. Тем более, что в ложбине между двумя холмами открывался замечательный вид. Я остановился и сделал несколько зарисовок в блокноте. Вначале путника ждал пологий подъем, который приводил на перевал, а дальше довольно крутой спуск по горной тропе. Слева и справа протекали ручьи, настолько узкие, что не составляло труда перешагнуть через них. Они сплетались в причудливой формы ленты и заполняли оба склона по краям дороги. На левом склоне я заметил небольшую пещеру, вход в которую частично зарос колючим вьющимся растением, вид которого я не смог определить на таком расстоянии. Пещера выделялась на фоне склона более темным цветом, а ее очертания в камне были отчетливо видны. От остановки я шел вдоль дороги по прямой. Дожидаться автобуса не имело смысла – он проходил здесь всего два или три раза в день.

В городе я без труда нашел лавку, в которой приобрел достаточно прочную, чтобы выдержать мой вес, веревку. Лавка располагалась на самой окраине города, поэтому мне не пришлось долго бродить по улицам в ее поисках.

Я не забыл зайти в библиотеку, чтобы перевести надпись с древнеанглийского языка, найденную на крышке колодца. Здание находилось тут же, в нескольких кварталах от лавки. Оно выглядело много старше, чем постройки, окружавшие ее, и будто сжалось между зданиями повыше, которые нависли над ней слева и справа. Сперва я прошел мимо библиотеки, приняв ее за склад или пристройку. Внутри – идеальный порядок, книги были старательно разложены по полкам, за ними явно ухаживали и следили. Здесь царил полумрак, а само помещение представляло собой длинный коридор с кирпичными арками. Шкафы располагались по бокам. Смотритель, мужчина лет за пятьдесят, с нескрываемым любопытством выглянул из своей комнатушки, когда я вошел. Я спросил, где находится секция со словарями, и двинулся в указанном направлении. Вначале он тихо следовал за мной, но когда я случайно встретился с ним взглядом, доставая нужный том, он начал интересоваться, для чего мне понадобилась подобная книга. Я как мог избегал досаждающих вопросов, бормотал себе под нос и пытался отойти подальше от назойливого служителя. Я сел за дубовый стол и приступил к изучению символов. Перевести надпись оказалось сложнее, чем мне это представлялось в начале. Я быстро нашел перевод всех слов по отдельности, но вместе все они никак не складывались в единое предложение. Некоторые из слов имели несколько значений или обозначали слишком расплывчатое и неточное понятие. Почти два часа провел я, склонившись над книгой, прежде чем разобрал суть написанного. «То, что ты знаешь – ограничено, а что не знаешь – бесконечно», – такой был смысл написанного.

Когда я возвращался из города, небо начало темнеть и уже через несколько минут стало абсолютно черным. Три дня, не переставая, лил тяжелый дождь, природа неистовствовала. Я видел, как буря ломала сухие сосны, поднимала черные стволы вверх и уносила в неизвестном направлении. Одна из ветвей разбила окно в гостиной, и бешеный ветер успел смести все, пока я не закрыл брешь старыми досками. Ночью вспышки молний слепили глаза и не давали уснуть, гром раздавался, казалось, внутри головы, а не за окном. Сад за окном то был окутан непроницаемым мраком, то озарялся ослепляющими молниями. С каждой вспышкой я замечал новые силуэты. Ветки деревьев и кустарников сплетались в причудливые фигуры, пугающие и поражающие воображение. В белых всполохах я видел людей, застывших в разнообразных позах, предметы и явления, которых здесь быть не могло.

На второй день грозы мне показалось, что начался мелкий град – таким сильным был стук по стеклу. Я подошел к окну и внимательно пригляделся, молния осветила двор, и я в ужасе попятился и осел на пол – с другой стороны стекла на меня смотрело мертвенное лицо в капюшоне. Лишь через минуту я осознал, что произошло, и поспешил открыть входную дверь. Как только я поднял засов, в дом ввалился человек, невероятно худой и высокий, кожа плотно обтягивала его лицо, он был молод, не больше двадцати шести лет. В глазах читалась некоторая болезненность, однако движения его были уверенными и спокойными. Вода струями стекала с его черного плаща, смешиваясь с грязью, налипшей на высокие сапоги. Под сопротивлением ветра он закрыл дверь и обернулся ко мне: «Меня зовут Аллен. Я живу в старом доме за оврагом. Позвольте я объясню, почему вломился к вам». Он повесил плащ в коридоре и снял обувь. При худобе лица он оказался довольно хорошо сложен. Я сделал вывод, что он проходил военную подготовку или даже принимал непосредственное участие в боевых действиях. Из его рассказа следовало, что он решил добраться до города, когда буря немного утихла, но шторм разразился с новой силой и полностью затопил овраг. Аллен побоялся искать обходной путь в темноте, и решил зайти ко мне, так как часто в последнее время видел свет в моем доме. К счастью, он не пытался навязать разговор, лишь попросил стул, на котором он сможет дождаться утра – от дивана он отказался.

Я находился в некотором замешательстве. Следовало ли мне подняться к себе или остаться сидеть с ним? Я уже был не рад, что впустил его, но что мне оставалось делать – он совершенно точно знал, что я нахожусь дома. Не мог же я просто не открыть дверь. Я не хотел оставлять его здесь одного, но и сидеть с ним всю ночь не собирался. Ситуацию осложняла подозрительная молчаливость Аллена. Я сам был неразговорчив, но не в такой степени. Его пристальный взгляд с каждой минутой казался все подозрительней. Неужели он ждал, когда я уйду? Я пытался смотреть в окно, но боковым зрением постоянно видел, как он, абсолютно не шевелясь, смотрит прямо на меня. Наконец я решил, что чрезмерно волнуюсь и поднялся в свою комнату. Я лежал пытался расслышать в ночной тишине какой-нибудь шум, доносящийся снизу, но в доме было мертвенно тихо. Это должно было немного меня успокоить, но на деле лишь добавило сомнений и заставило нервничать еще больше. Я вновь попытался отвлечься от тревожных мыслей, но через некоторое время чувство скрытой подозрительности заставило меня вновь спуститься к ночному гостю. Я не смог бы уснуть, зная, что в доме находится незнакомый мне человек, к тому же со столь угрюмым поведением и характером. Тем более, что я не до конца поверил в его историю, – я не помнил, чтобы буря затихала хоть на минуту за последние сутки. В какой же тогда момент он решил выбраться в город? И все же попросить его уйти я не мог, теперь уже из чувства страха перед его реакцией.

Я спустился и сел в кресло напротив Аллена. Он по-прежнему не пытался заговорить, лишь смотрел на меня или в окно. Кажется, он сам понимал, что пугает меня. Дождь за окном пошел со страшной силой, крупные капли дробью обрушивались на стекло. Теперь вместо фигур за окном я видел лишь смутные тени и самые общие очертания ландшафта. Вспышки молний не освещали сад, а только погружали его в белое марево, будто дым окутал все вокруг. Обычно, мне хорошо спится в такую погоду, но сейчас я был возбужден, словно пробежал несколько километров. Один раз Аллен не смог сохранить спокойствие на невозмутимом лице. Я встал, чтобы пройтись и немного размять ноги, и тут же в комнате на другом конце дома раздался неопределенный шум, частично заглушенный бурей, но достаточно отчетливый. Мой гость резко обернулся, а затем посмотрел на меня и спросил, есть ли кто-то еще в доме. Я объяснил ему хитрую систему, которая создавала неприятное ощущение присутствия. Я сразу понял, что Аллен не поверил мне. Он повернулся на кресле в пол оборота. Надо думать, чтобы следить за происходящим в коридоре, его глаза начали настороженно и даже с некоторым беспокойством обшаривать комнату. Я почувствовал себя увереннее. Казалось, будто мы поменялись с ним ролями. Раньше у меня создавалось впечатление, что я впустил к себе в дом маньяка. Теперь же он чувствовал, что оказался в доме, в котором творится нечто странное. С этого момента напряжение в комнате стало предельным.

Так мы и просидели до самого рассвета, не сказав друг другу больше ни слова. А затем он поднялся, пожал мне руку и вышел из дома. Гроза еще продолжалась, но при дневном свете он мог обойти овраг по болотистой местности.

Дождь закончился также внезапно, как и начался. Я выждал несколько дней, пока просохнет почва и начал готовиться к спуску в колодец. Я не боялся спускаться в него – нахлынувший на меня в первый раз страх был не более чем игрой больного воображения, я это понимал. Боялся я того, что, спустившись, мне не хватит сил выбраться обратно. Я представил, как в изнеможении зову на помощь, как мое тело от голода начинает медленно пожирать само себя. Несколько дней я потратил, чтобы разобраться с хитроумными узлами и научиться крепко вязать их. Наконец я решился.

Веревка была закреплена за прочную сосну, я натянул ее, удобнее перехватил фонарь и начал спускаться. Стены колодца оказались сильно выщерблены, поэтому ноги не скользили. Я делал шаги осторожно, стараясь не наступить в мерзкую живность, скрывающуюся в мхе и побегах, всякий раз подсвечивая выступы фонарем. Я спустился уже футов на восемьдесят, мышцы становились твердыми и неподатливыми. Я пытался разглядеть дно в электрическом свете фонаря, но раз за разом мне это не удавалось. Осторожный шаг, еще, еще. Какого же было мое изумление, когда веревка закончилась, а я так и не смог достать дна. Теперь у меня не было возможности передохнуть и расслабить мышцы рук, я поочередно давал им отдохнуть, удерживая фонарь и веревку второй рукой, но времени оставалось все меньше – необходимо было сейчас же ползти вверх. Я бросил фонарь, в смятении даже не посмотрев, как долго он будет падать. Руки были словно чужие, зажмурившись, я по инерции подтягивался, зная: если хоть на секунду остановлюсь, то уже не смогу продолжить путь. Веревка обжигала ладонь. Наконец я уцепился пальцами за холодный камень и, подтянув в последний раз свое тело, перевалился за край.

Я лежал на спине, а ладони опустил на прохладную траву, серые неподвижные облака плыли надо мной. Сам дьявол потащил меня в эту яму. Второй раз за осень я чуть не погиб, но уже тогда навязчивая идея поселилась у меня в голове – я захотел во что бы то ни стало узнать, как глубока чертова нора.

Тем не менее, дальнейшие действия мне пришлось отложить почти до середины весны. Пасмурным ноябрьским утром я проснулся и увидел за окном клочья мокрого снега, что несколько смешало мои планы. Зимой я был занят судебным процессом, детали которого я не хотел бы разглашать на этих страницах, но смею вас заверить – ничего ужасного я не совершил. Скажу лишь, что мой отъезд из Лондона был отчасти связан с этим запутанным делом. Мне пришлось несколько раз съездить в столицу, чтобы присутствовать на судебных заседаниях. В середине февраля дело завершилось моей победой, впрочем, у меня не было никаких сомнений в подобном исходе.

Я отправился в город, чтобы заказать на заводе лестницу специальной конструкции. Я полагал, что по ней можно будет безопасно спуститься вниз. Впервые мне удалось осмотреть город – предприятие располагалось на другой стороне, поэтому добираться до него пришлось по десяткам улиц и улочек, по мостам и через тоннели. В центре располагалось несколько правительственных зданий, суд и множество пабов. Постройки теснились, будто нависали друг над другом, оставляя для проулков между ними не больше ярда. Здесь преобладали трехэтажные дома. Здания под светом осеннего дождливого неба приобретали серо-голубой оттенок, мостовые были усыпаны красными и бурыми листьями. Не было почти никаких звуков, кроме завываний ветра. Я услышал, как бьют часы на башне. У меня вдруг возникло тревожное ощущение, что они не отбивают час, а отсчитывают оставшееся время. Черные силуэты птиц закружились и закричали над замолкшей башней. Я на минуту закрыл глаза, чтобы освободиться от неприятного чувства. Городок был наводнен мелкими магазинчиками и лавками. Одна из таких лавчонок на главной улице привлекла мое внимание, точнее, внимание привлек торговец, а уже после я обратил внимание на товар. Человек за стеклом, уже не молодой, сидел за прилавком и держал в руках нож с необычным лезвием, имеющим множественные зазубрины различного размера. Я заметил недобрый блеск в глазах старика. Он был полностью поглощен работой и не замечал меня. С краю от прилавка, в тени, стояли еще люди, по всей видимости, смотрели за работой мастера. Когда я вошел, он лишь мельком взглянул на меня и продолжил свое дело. Я подошел ближе. Торговец вырезал из дерева небольшую фигурку. Это было изображение существа, самого необычного из всех, что мне доводилось видеть. Оно было отвратительно толстым и непропорциональным. Огромный живот почти полностью скрывал короткие ноги, руки едва доставали до груди и вместо пальцев имели безобразные отростки. Голова и шея были вроде бы человеческими, но лицо полностью сглаживало это впечатление: у существа не было глаз, носа и ушей, рот был расположен выше, чем у человека, почти в центре головы, и был полностью лишен зубов и губ – лишь черный провал и мерзкий язык. Я с отвращением отстранился и повернулся, ища поддержки у стоящих в углу людей, и вздрогнул от неожиданности. Это были вовсе не люди, а фигуры из дерева, выполненные в человеческий рост, такие же отвратительные и пугающие. Я осмотрелся. Лавка была наполнена статуэтками самых разных форм и размеров. Их черты были выточены с потрясающей точностью, каждый изгиб был тщательно продуман и исполнен великолепно. Но невероятного вида конечности и лица заставляли думать только о внутреннем уродстве создателя этих идолов. Я поспешил покинуть лавку, старик не обратил на мою реакцию и уход никакого внимания.

Не смотря на обилие общественных заведений, людей на улице было немного, а те, кого я встречал, были глубоко погружены в себя и имели внешность самую невыразительную, в их лицах было привычное осеннее уныние. Сонный город. Сколько таких можно встретить в северной части Англии. Жизнь здесь течет так медленно, что хочется спать, один день в точности похож на другой. Однако я заметил и нечто иное в выражении их лиц и вообще в чертах города. Будто неясная тревога нависла над городом, когда ничего произойти не должно, но все же ты всегда ожидаешь чего-то, всегда чувствуешь далекую угрозу из забытого сна.

Пройдя еще несколько кварталов, я решил узнать дорогу у кого-нибудь из прохожих, но, похоже, пронизывающий ветер разогнал всех жителей по домам. Я прошел через несколько арок, скрытых стволами деревьев, повернул на северо-восток и преодолел еще несколько вытянутых домов. В конце улицы обнаружилась вывеска, которую я искал.

 Когда я изложил свою просьбу, меня пригласили пройти внутрь и подождать некоего мистера Форда. С ним я обсудил все детали моего необычного заказа и сроки изготовления. Форд хотел узнать, для чего мне требуется лестница подобной конструкции, но видя мое явное нежелание разглашать детали, оставил свои расспросы. Он сразу понял, что я не местный. Мы немного поговорили о городе и людях, населяющих его, я рассказал ему о своей жизни в Лондоне. Я с сожалением заметил, что непогода за окном перерастает в настоящий шторм и расспросил инженера о возможностях для ночлега. Он указал на карте несколько гостиниц, расположенных по большей части в центре города, и отметил лучшие, на его взгляд. Я поблагодарил Форда и отправился в центр. Дождь перерастал в настоящий ливень, усиливаясь с каждой минутой.

Я искал гостиницу "Старый вяз". Я запросил номер на одного и заполнил карточку у стойки, указав имя и место проживания. Номер на третьем этаже был прибран, однако его ни в коем случае нельзя было назвать уютным или комфортным. Комната была оформлена в серых тонах, но при этом на полу обнаружился ковер нелепой яркой расцветки. Расстояние между кроватью и стеной было невообразимо узким. Я хотел передвинуть кровать, но она оказалась прикручена к полу, как и вся остальная мебель в помещении, даже кружка крепилась к столу на цепочке. Меня неприятно удивило еще одно обстоятельство: по неизвестной причине смежная дверь в соседний номер располагалась в моей ванной комнате. Это не имело особого значения, ведь я не собирался принимать здесь душ, но выглядело довольно странно и наводило на неприятные мысли. На стенах возле труб виднелись пятна грязных потеков, в некоторых местах перераставших в плесневые очаги, обои съеживались полосами от многократных затоплений с верхнего этажа. В довершении всего этого беспорядка стена соседнего здания была расположена так близко к окну, что я мог бы дотянуться до нее, не прилагая никаких усилий.

      Я не хотел оставаться в этом номере, поэтому спустился вниз и отправился в бар, расположенный напротив через несколько проулков от гостиницы, несколько раньше обычного для меня времени ужина. На улице бушевал ураган, ветер ударил мне в лицо, а затем сразу в спину, вращающиеся в потоках ветра струи дождя заливали как снизу, так и сверху.  За несколько минут, проведенных под открытым небом, я вымок практически насквозь. Дверную ручку я нащупал уже вслепую.

Я занял столик в углу, с меня ручьями стекала мутная вода. В заведении уже собирался народ. Через несколько минут после моего прибытия посетители стали слишком уж часто поглядывать на меня. Я ловил их взгляды, но не мог понять, что они выражали. Однако это было не обычное любопытство. Вскоре один из них подошел к барной стойке и перекинулся парой слов с барменом, вернулся на место и о чем-то в пол голоса заговорил с товарищами. Мне принесли мой заказ: жареные свиные ребра с картофелем и стакан воды. Я понял, что не могу съесть ни кусочка, когда за мной пристально наблюдают столько людей. Я хотел подойти к ним и открыто спросить, в чем дело, но слишком боялся. В конце концов я встал и удалился в уборную.  Когда я выходил, то услышал разговор на повышенных тонах. Я немедленно спрятался за углом и прислушался. Говорили обо мне, точнее, в большей степени о месте, в котором я поселился. Я понял, что местные жители боятся земель, расположенных у болот. Один из голосов уговаривал остальных подойти ко мне и узнать, зачем я явился, другой отговаривал, но не слишком убедительно. Когда первый заговорил о том, что можно наведаться ко мне в гостиничный номер, чтобы обсудить все без свидетелей, я решил, что это становится действительно опасным. В сложившейся обстановке я не хотел бы отвечать на вопросы о цели моего прибытия. Я чувствовал, что местные могут повести себя неадекватно, услышав о необычном колодце, найденном на "нехорошей земле". Решение следовало принять быстро. Вместо общего зала я проскользнул в боковое помещение, в котором увидел прямоугольник окна. Через минуту я уже был снаружи. За ужин я расплатился заранее, поэтому не было причины беспокоиться. А вот в гостиницу придется возвращаться. Я оставил в номере некоторые свои вещи. Когда я огибал здание паба, то увидел в окно, что народ столпился у двери в уборную. Через несколько мгновений недоумение на их лицах сменилось озлобленностью и яростью. Я не стал дожидаться, когда они начнут действовать, и побежал к гостинице. В шуме дождя я услышал за спиной многократный стук двери паба. Я решил сразу бежать домой, как только заберу свои вещи.

Я несколько заплутал в непривычной обстановке, поэтому сделал лишний крюк по косым улочкам. Если мои преследователи двинулись сразу к гостинице, то у них был шанс перехватить меня уже у входа. Я уже жалел, что победал от них. В конце концов, я не престуник, чтобы скрываться. Мне всего лишь не хотелось отвечать на неудобные вопросы. Однако останавливаться было поздно: для этих людей бегство означало признание вины. Вход был свободен. Я проскользнул внутрь и постарался как можно спокойнее пройти мимо стойки смотрителя. Он попросил меня не пачкать полы, поэтому я вынужден был потратить несколько секунд, чтобы вытереть ноги и отряхнуть воду с плаща. Шум снизу я услышал, уже когда открыл дверь в свою комнату. На сбор вещей хватило десяти секунд. Около десятка ног застучали по лестнице в коридоре. Я запер дверь и бросился к окну. Спрыгнуть с третьего этажа, не сломав ноги, было вполне реально, но стена соседнего здания находилась так близко, что во время падения я непременно задел бы ее и и непременно упал бы не так, как расчитывал. Оставалось только осторожно спускаться по мокрой стене, держась руками за обе стороны. Я забрался на подоконник и уже готов был вылезти наружу, когда в голову мне пришла сумасшедшая мысль. Я бросился в ванную, окрыл задвижку со своей стороны и толкнул смежную дверь. Она оказалась закрыта. Возвращаться к окну уже не было времени – в дверь моего номера уже стучали – поэтому я ударил дверь поечом. Послышался тихий стук: петля с той стороны вылетела и и упала на пол. Я прошел в чужую ванную и плотно прикрыл за собой дверь. В номере кто-то был, я сразу услышал в соседней комнате приглушенные голоса. Походе, за шумом дождя они не слышали криков в холле. Мне оставалось лишь осторожно выбраться из номера, чтобы меня не услышали. Я приоткрыл дверь и, убедившись, что в коридоре пусто, проскользнул туда. Мне показалось, что голоса приближаются, поэтому я сразу двинулся к выходу в холл. Я накинул плащ как можно выше на голову,скрыл лицо за высокими отворотами и быстрым шагом двинулся к лестнице. У меня было сильное желание обернуться и посмотреть, что происходит возле моей двери, но я переборол себя, ни разу даже не подняв голову. Я не знал, двинулисся ли кто-то за мной вниз. Выбравшись на улицу, я побежал в том направлении, куда не выходили окна гостиницы.

В потоках ливня я с трудом различал местность перед собой, поэтому несколько раз оказывался в тупиках или на задворках чужих садов. Я боялся повредить конечности, споткнувшись или упав в овраг, и вскоре перешел на шаг. Холодная мокрая одежда прилипла к телу, но я этого не замечал – сердце все еще колотилось, больше от страха, чем от бега. Пару раз я будто бы слышал крики, но даже не мог определить, доносятся они сзади или спереди, поэтому лишь озирался, вглядываясь во мглу. Я прошел мимо церкви, нескольких пабов, повернул к жилым домам. Вокзал должен был быть совсем рядом, но я не мог отыскать его в непроглядной темноте. Тем не менее, я считал, что принял верное решение, сбежав от не в меру назойливых жителей города. Я не мог объяснить их страх перед болотами, и не думал, что хочу знать всю правду. Мне показалось, что я выбрался на нужную мне площадь, но затем узнал дома, мимо которых уже проходил минут двадцать назад. На ближайшем повороте я направился немного севернее. Преодолев несколько старых ангаров, я вышел к городскому кладбищу и обогнул его по Северной и восточной стороне, чтобы не пробираться в ливень по разрыхленной земле среди надгробий. Минут через десять я наконец увидел вокзал – отсюда я знал дорогу на много лучше. Вскоре я уже пересек знакомые мне поля и вышел к берегу реки. Гроза на открытом пространстве ощущалась гораздо ближе. Среди каменных строений вспышки кажутся чем-то чужим и далеким, здесь же молнии сверкали над самой головой и несли опасность. Я был перепачкан в глине и грязи, в промокшие ботинки забивался песок. Я изгибе реки я попытался срезать путь через заросли, но сильно ободрал лицо и своевременно решил вернуться назад. В белом свете молний рыбацкая деревня выглядела по истине ужасающе и вселяла какой-то первобытный страх своими темными очертаниями и зловещей геометрией. Наконец я забрался на склон, разделявший мою землю и берег. Я вскарабкался на него, загребая руками грязь и увязая в глине. Перед тем, как войти в дом, я снял с себя всю одежду и бросил у входа. Несколько дней после моего путешествия мне нездоровилось – я непрерывно чувствовал слабость и озноб – а ночью снились кошмары. Мне снилось, что я тону в реке или озере, нечто тяжелое тянуло меня вниз, а на поверхности я видел тени людей, стоящих над водой и наблюдающих за тем, как я опускаюсь все ниже, на самую глубину. А затем, когда я уже был почти у дна, их очертания расплылись и приобрели вид невероятных чудовищ, вид которых сложно передать человеческим языком.