
Полная версия
В гостях у Папского Престола
Пока он говорил, я прикидывал все за и против. Если я поеду, то увижу совершенно новый мир, встречу новых людей и попытаюсь решить те задачи, которые передо мною поставил атаман. Кроме этого, это даст мне возможность определиться с моим отношением к Басе. Если нет, то меня могут посчитать трусом, и я буду опять сидеть за столом и вести учет всего имущества казацкого войска со всеми сопутствующими действиями. Нет, уж лучше вперед, хотя как-то страшновато отправляться в неизвестность, тем более – в сам центр другой религии, которая не очень-то жалует казацкую веру, что наглядно видно по поведению польской короны и ее советников в черных сутанах. Однако мне было приказано двигаться в этом направлении, поэтому выбор уже был сделан за меня.
– Я готов сопровождать вас, пан прелат, согласно приказу атамана.
–Вот и хорошо. Только у меня есть одна просьба: я хотел бы проехать по пути вдоль Азовского моря, посмотреть на эти места, на спорные территории, которые являются камнем преткновения между казаками и турками. Там, говорят, есть какие-то поселения, и соль там добывают очень хорошую, – сказал он, внимательно глядя на меня.
– На мой взгляд, больших проблем не будет, я выясню дорогу и кроме этого мы возьмем проводника, – ответил я.
– Хорошо, раз все мы обговорили, то прошу вас завтра быть готовым к раннему утру. На рассвете мы отправляемся в путь.
Распрощавшись с прелатом, я пошел готовиться к отъезду.
Утром, согласно моей просьбе, нам выделили проводника – медлительного и кряжистого Йосипа. Он отвечал за поставку соли для казацких харчей, поэтому и территорию вдоль побережья знал, как свои пять пальцев. Изредка он привозил и возы морской рыбы, которая была более соленая, чем речная днепровская, и казаки с удовольствием «баловались» ею, щелкая по вечерам бычки вместо семечек. Подождав, пока в свой возок заберется прелат, мы по команде проводника тронулись в путь. Солнце еще не заняло господствующее положение на небосводе, поэтому ехать было достаточно легко. Я ехал рядом с Йосипом, и мы лениво перебрасывались с ним редкими фразами, наслаждаясь прохладным утром и следя за блеском водной глади Днепра, который оставался позади.
–Там такой глади нет, – сказал проводник, кивая головой в сторону реки. –Там, куда ни глянь, она синяя, и волны лениво плещутся, накатывая на берег одна за другой, и воздух там совсем иной, дышится как–то глубже.
–Да, интересно, какое оно – море? Никогда там не был, морскую рыбу ел, а на море не был.
–Ну, вот и побываешь, еще и надоест, если будем там долго прохлаждаться. Солнце, соленая вода, белый песок по-разному действуют на человека. Кому-то нравится, кому – то нет.
– А люди там живут? – я вопросительно уставился на него.
–А как же! В основном рыбаки, да наш брат, казаки, которые занимаются выпаркой соли из лиманов и поставляют ее повсюду. Правда, порой налетают лихие разбойники да грабят, берут все подряд: и рыбу, и соль, и деньжата, которые накоплены от продажи. Я уже не говорю о турецких и татарских отрядах, которые рыщут по побережью и требуют свою дань. Так что народу там всякого хватает. Кроме этого, есть такие места, куда местные не то, что заплывать, а и заходить по суше боятся. Говорят, там пропадают не только животные, но и люди.
Я даже и представить себе такое не мог, и все, что рассказывал мне проводник, напрочь перечеркивало мои «морские» мечты и разворачивало меня в сторону нового осмысления будущих морских пейзажей. Так беседуя, мы версту за верстой преодолевали наш путь в неизведанное. Прелат почти не вылезал из возка, прячась от солнца, покидая его только для того, чтобы размяться в тени да подкрепить свои силы всякой снедью, которую раскладывал перед ним его слуга. Наш отряд состоял всего из семи человек, среди которых, кроме прелата и его слуги, было два охранника, извозчик да я с проводником. Путешествие проходило спокойно, правда, когда мы пересекли границу поселений и въехали в дикую степь, к нам пару раз приставали татарские отряды, но, увидев турецкий фирман (разрешение), который предъявлял прелат, они молча разворачивали коней и удалялись ни с чем. Наконец на третий день пути легкий ветерок принес нам ни с чем не сравнимый запах моря, который заставил всех прибавить шагу. Лошади тоже оживились, чувствуя скорый отдых. Ближе к вечеру мы достигли небольшой балки, внутри которой спряталось несколько глиняных домиков под соломенной крышей. Навстречу нам в сопровождении лающих собак вышло человек пять, держа в руках ружья. Йосип, ехавший впереди, снял свою шапку и, покрутив ее в руке, крикнул: «Пугу, пугу, то казаки с Югу». Старший из встречавших приложил ладонь к глазам, внимательно стал всматриваться во всадников, а затем крикнул: «Йосип, то ты?».
–Да, Иване, то я с великими гостями, принимай до себе.
– Так не ждали мы гостей, а ждали припасов, за которыми поехали наши хлопцы, но раз дорога привела вас к нам, то милости просим. Езжайте вон к той хате и распрягайтесь, а мы с Йосипом займемся вечерей.
И он, взяв под руку нашего проводника, отвел его в сторонку, очевидно, расспрашивая, что за народ он привез с собой. Возле хаты нас встретила пожилая женщина, распределившая нас по месту ночевки. Прелат со слугой остались в хате, а остальные были распределены между другими жителями. Мы с проводником заявили, что будем спать на свежем воздухе и, распрягши лошадей, с удовольствием опустились на душистое сено, насыпанное возле овина и прикрытое сверху кусками домотканых дорожек. За это время был разведен костер, и к нам стал доноситься запах ухи и жареной рыбы. Раздевшись, Йосип предложил мне искупаться в море. Идя за ним по петляющей в балке тропинке, мы, наконец, вышли на морской берег. Открывшийся вид поразил меня. Море было прямо передо мною, игриво плескаясь ленивыми волнами, которые с шумом накатывались на белоснежный песок, а затем медленно, словно нехотя, отползали обратно. По низине тянулся легкий ветерок, который приятно охлаждал разгоряченное тело, а от берега куда-то вдаль звала лунная дорожка, предлагая прямо вот сейчас пробежаться по ней в бесконечную даль. Мои размышления прервал голос проводника.
–Еще насмотришься, давай лучше отмоем дорожную грязь и приведем и душу, и тело в порядок.
Мокрый от стекавшей воды, он набрал полные руки глины и стал втирать ее в голову и тело.
–Самое лучшее мытье, волосы становятся мягкими и шелковистыми, а тело очищается за один момент. Вот попробуй сам, – и он протянул мне жменю расползавшейся в его руках глины.
Я взял и последовал его примеру. После того как я окунулся в море, дело пошло веселее и моя кожа приобрела темный цвет. Выждав, когда глина подсохнет, мы по его команде бросились в море и стали там барахтаться, смывая все со своего тела. Это были блаженные минуты, во всем организме появилась какая–то легкость и упругость, а волосы после высыхания ложились в любую сторону даже без расчески. Со стороны поселка раздались редкие удары по железу, которые выплывали из балки и растворялись в море.
–О, это нас зовут на вечерю, – засуетился Йосип и, протянув мне рушник, двинулся на зов. Я, едва поспевая, последовал за ним.
Возле костра все уже были в сборе, кроме прелата и его слуги. Он решил принять пищу отдельно, из своих запасов. Остальные ждали нас, расположившись возле огнища. На рушниках в глиняных тарелках была выложена разная рыба: и жареная, и вяленая, и красная, и жирная тарань, и соленый судак, и балык, и бычки, расположившись в живописном порядке вперемешку с луком. Они манили взор и просились в руки. Из подвешенного казана поднимались струйки пара, щекоча своим непередаваемым запахом ноздри присутствующих. На отдельном рушнике ломтями лежал серый хлеб. Когда мы заняли свои места, кашевар стал наполнять ухой глиняные миски достаточно серьезных размеров и ставить их перед едоками. Когда все, сняв головные уборы и перекрестившись, после молитвы готовы были отдать дань уважения рыбному супу, Йосип, вскочив, как укушенный, закричал:
–Одну хвилиночку, одну хвилиночку, – и, сунув руку в свои широчайшие шаровары, стал что-то выуживать оттуда. Все замерли в ожидании того, что он извлечет на свет. А проводник, хитро улыбаясь, медленно вытащил из кармана запечатанную кварту горилки. На лицах большинства присутствующих отразился восторг от предвкушения будущего удовольствия и желания продегустировать уху вместе с горилкой. Все завороженно смотрели, как он медленно ставит бутылку в центр стола. Тут же, словно из-под земли, появились кружки, и Иван твердой рукой стал разливать туда горилку. Затем он встал и, вытянув руку с кружкой, расправил усы и, глядя на нее, произнес:
–Ну что, хлопцы, за зустричь, будьмо! – и одним движением вылил все в рот.
Все остальные последовали его примеру, крякая и сопя, опорожняя свои кружки. Замелькали ложки, и наваристая уха стала заливать пожар в желудках присутствующих. Затем последовала вторая и третья кружка, которые прибавили и аппетита, и желания «почесать» языки собравшихся. Начались расспросы о казачьей жизни, о рыбацких «страданиях», вспоминали общих знакомых и боевую молодость. Учитывая, что у меня и того и другого было еще не очень много, я потихоньку покинул компанию и ушел спать.
Теплый легкий ветерок так убаюкал меня, что утром я с трудом поднялся на ноги. Проводник сразу потащил меня купаться, а затем вручил большую кружку парного молока и краюху хлеба. Осилив этот завтрак, я был готов к дальнейшим действиям. Как раз и прелат вышел из хаты, готовый совершить экскурсию по побережью. Приветливо кивнув мне, он сел в возок и, прикрыв верх от солнца, тронулся в путь. Мы последовали за ним. Впереди ехал проводник из местных, который перечислял названия той или иной местности и выбирал только ему известную дорогу. По пути нам попадались небольшие поселения, казачьи зимовники, редкие отары овец. Вдалеке мелькали какие-то всадники, медленно тянулись возы с солью, которую везли на продажу чумаки. Растительность была очень редкой, трава чахлой, засыпаемая периодически песком от поднимавшегося ветра, который постоянно менял направление. Прелат, несмотря на жару, с интересом рассматривал все это, задавая вопросы и делая какие-то пометки в своей тетради. Наконец наступило время обеда, и мы подъехали к колодцу, который находился в небольшой лощине, на удивление, заросшей кустами и редкими деревьями. Пока мы, расседлав лошадей, поили их, слуга расстелил на земле ковер и, выставив на него припасы, пригласил прелата на обед. Тот, умывшись, важно разлегся в тени и стал с аппетитом насыщать свой организм вареными яйцами, огурцами, помидорами и прочей снедью, в избытке лежавшей перед ним. Мы более скромно подошли к этой проблеме и с удовольствием уплетали хлеб с сыром, запивая все колодезной и немного солоноватой холодной водой, общаясь по ходу трапезы.
–Жаркая у вас погода, – сказал я, поглядывая на собеседников.
–А у нас она такая и есть: летом жарко, зимой очень холодно – вот такое оно, Азовское взморье, – ответил проводник из местных.
–Татары его еще так называют, то есть рыбное море. А рыбы здесь – лови, не хочу, на том и живем: летом ловим, зимой едим и продаем. Вот и делаем из осетров балыки – соленую рыбу, которая хранится целый год и ее покупают даже для королевского стола.
–Наверное, поэтому и море называется на местном «Балык»? – спросил я.
– Может быть, и так, кто его знает?
В это время ко мне подошел слуга и сказал, что прелат хочет видеть меня. Развернувшись, я подошел к нему.
–Присаживайтесь, угощайтесь, – и он показал рукой на остатки своего пиршества.
–Спасибо, я уже отобедал, – ответил я, вежливо отклоняя его предложение.
–О чем вы там оживленно беседуете? – поинтересовался прелат, хитро посматривая на меня.
Очевидно, после обеда он, отдохнув от дороги, был в хорошем расположении духа и готов был побеседовать со мной и попутно выяснить предмет моего разговора с проводниками.
– Да ни о чем таком, что было бы вам интересно, – прямо ответил я ему, тем самым показав, что мне ясен его интерес.
– Просто мы говорили о вкусной рыбе, которая водится в этом море, и о том, что татары его зовут Балык – денгиз. Меня обещали угостить этой рыбой, которую, говорят, любят даже короли.
– Очень интересно, – сказал прелат и полез за своей тетрадкой.
– А вы знаете, что греки называли это море Меотийским озером?
– Но почему озером?
– Ну, очевидно, по их меркам оно было очень маленьким. Побережье и степи возле этого моря топтали такие древние народы, как готы, гунны, вандалы, скифы, сарматы и многие другие. И всех их кормило это озеро. Некоторые даже считали, что тут когда–то жило варварское племя Одина, которое прогнали отсюда скифы. Они смешались с оставшимися здесь племенами, и их стали называть «крымскими готами», хотя на самом деле таковыми они не являлись. Это был очень гостеприимный народ, а их девушки слыли первыми красавицами, которые к тому же умели скакать на лошадях, стрелять из лука, метать копье. Не каждый воин мог выиграть у них соревнование. Они очень ответственно подходили к выбору партнера, и у каждой из них были свои критерии. Когда к ним приезжали «гости», они выходили их встречать на берег, внимательно рассматривая не только то, что они привезли, но и их самих. Например, в летописи «Слово о полку Игореве» так и сказано: «Се бо готские красные девы въспеша на брезе синему морю, звоня рускым златом».
Это он прочел мне из своей тетради, немного коверкая слова, а затем, перевернув несколько страниц, продолжил:
– А византийский историк Прокопий Кесарийский писал: «В военном деле они превосходны, и в земледелии, которым они занимаются собственными руками, они достаточно искусны».
– Откуда вы все это знаете? – спросил я удивленно.
–Видите ли, когда я узнал, что меня отправляют в эту местность, я целый месяц просидел в библиотеке Ватикана и изучил все возможные источники, чтобы понимать, с чем предстоит мне иметь дело. Так что не думайте, что перед нами дикая пустынная местность. Это не так, ибо здесь когда-то жили народы, кипели страсти, гремели битвы, одни народы сменяли другие. Но земля помнит все и порой предоставляет такие сюрпризы, о которых никто не мог и подумать.
–Да, хорошо многое знать. Вот бы и мне немного побыть в библиотеке и почитать, что здесь было раньше.
– Не переживайте, как только приедем в Рим, я составлю вам протекцию. Надеюсь, это пойдет вам на пользу.
–Надеюсь, – ответил я, и мы стали собираться в обратный путь. К вечеру, подъехав к рыбакам, мы застали там полный казан ухи, медленно томящейся над костром, вяленую рыбу и балык, отсвечивающий янтарным соком в свете переливов костра. Прелат снова уединился, и мы, освежившись в море, сели за стол. В этот раз рыбные деликатесы пришлось запивать местным самогоном из большого бутыля зеленого стекла, крепко запечатанного кукурузным початком. И цвет, и вкус этого напитка оставляли желать лучшего, поэтому я, выпив немного за компанию и в дальнейшем отказавшись от возлияний, уделил все свое внимание балыку. После третьей бутылки Иван сказал, что прелат хочет теперь осмотреть другую сторону побережья и надо будет завтра дать ему нового проводника. Стали обсуждать, кого выделить на это дело, и сошлись на кандидатуре Миколы Сиволапа, который присутствовал здесь же. Кроме того было отмечено, что в этой стороне находится Гадячья балка, которая славилась разными странностями, поэтому было велено в нее не съезжать, а обойти мимо. Затем Иван добавил, конкретно обращаясь к Миколе, что если за ними увяжется Петро, то его не гнать и ему не мешать. На том и порешили, и, когда в бутылке закончилась «живительная влага», все медленно стали расползаться по домам.
Меня заинтересовали последние слова Ивана, и, пристроившись рядом с сегодняшним проводником Степаном, я начал интересоваться, что имел он в виду. Мой собеседник сначала отнекивался, а затем, махнув рукой, поведал следующую историю.
Петр, молодой рыбак, как–то раз находясь на охоте, погнался за раненым зайцем. Тот еле увернулся от парня и шмыгнул в Гадячью балку. Охотник – за ним, и, пока он искал свою добычу, на балку внезапно опустился туман. Ничего не было видно, и Петр по памяти решил найти дорогу обратно. Но когда он вылез из балки, то его окружили вооруженные девушки на конях, которые, связав его и бросив на круп лошади, привезли в свое стойбище. Что там было и как, Петр много не рассказывал, но его заставили работать так же, как и других мужчин, которых держат отдельно от женщин. Там он без памяти влюбился в одну из этих воительниц. А дальше случилось вот что. Однажды его послали собирать хворост для костра, и он опять попал в балку, зашел туда, а вышел уже снова к нам. Отсутствовал он где-то пару месяцев, мы уже и заморились искать, когда он появился словно ниоткуда. Теперь вот мается за своей зазнобой и хочет снова попасть туда. Но пока это ему не удается, хотя постоянно пропадает в этой балке. Стал сам не свой, ничего у него не идет, отощал и на все махнул рукой, поэтому и Иван приказал не трогать его, считая, что время залечит душевную рану. Сначала ему не поверили, но потом, когда в балке стали пропадать люди и пошли разговоры о том, что изредка оттуда вырываются вооруженные всадницы и хватают всех подряд, кто оказался там в это время, все решили подальше держаться от страшного места.
Эта история поразила мое воображение. Как может происходить подобное в наше время? И что это за женское племя? Может быть, это то, о чем мне рассказывал прелат? Но тогда, где они живут? И что это за коридор, по которому люди попадают туда? На все эти вопросы у меня пока ответов не было. Может быть, я найду что-нибудь в библиотеке, тогда все станет на свои места. Но, как оказалось, ответы на мои вопросы пришли раньше, чем я мог себе представить.
Глава IY
Утром по росе мы тронулись в путь. На всякий случай я кроме сабли взял с собой ружье и один пистолет, который заткнул за пояс. Оружие было у всех, кроме прелата, который, поеживаясь от утренней прохлады, дремал в своем возке. Вскоре ласковые лучи солнца высушили землю, и трава стала приподниматься над землей, пряча в своих куцых зарослях наши следы. Периодически мы останавливались на возвышенностях, и тогда прелат доставал подзорную трубу и очень внимательно все осматривал вокруг. По мере того, как мы все больше удалялись от поселения, Петр приходил в возбуждение. То горяча коня, то галопом срываясь с места, он летел во весь опор вперед, потом внезапно останавливался и молча поджидал нас. Сначала мы были удивлены, однако потом привыкли к его поведению, понимая, что за этим стоит. Ближе к обеду впереди показалась небольшая балка, и возница, желая отдохнуть в тени, направил туда возок. Однако проводник крикнул ему, чтобы он не делал этого и ехал за ним. Петр тоже придержал своего коня, словно раздумывая, рвануть ли вперед, в эти редкие заросли, или ехать со всеми. Догадываясь, что это может быть, я вопросительно посмотрел на проводника. Тот, видя мой немой вопрос, молча кивнул головой и направил своего коня по правой верхней стороне балки, так как слева и справа были зыбучие пески, а другой дороги вперед не было. На ту сторону можно было перебраться или через балку, или по верху, что мы и сделали. Проводник правильно поступил, не поднимая паники, да и прелат не знал об этой истории, поэтому спокойно ехал, глядя по сторонам. Петр тоже, сначала призадумавшись, затем решившись, кивнул головой и поехал следом за нами. Мы ехали не торопясь, внимательно осматривая все вокруг. Везде было спокойно, только где-то на середине пути поднялся небольшой ветерок, который, на удивление, шел из балки. Постепенно он усиливался, заключая нас в достаточно неприятные холодные объятия, а внизу стал клубиться туман. Проводник заерзал в седле и попросил всех прибавить ход. Все тоже засуетились и стали подстегивать лошадей, благо, до конца балки осталось совсем ничего. В этот самый момент колесо возка наехало на камень, и он, подпрыгнув, упал прямо в зев клубившегося внизу тумана. И это сыграло свою роковую роль. Когда проводник уже съезжал с конца балки, темная масса тумана заклубилась, словно выискивая, кто бросил в нее камень, и из ее середины вырвался сгусток белесой субстанции, который накрыл нас всех, за исключением проводника. Все вокруг потемнело, мы потеряли всякие ориентиры и были сбиты с толку. Пришлось спешиться и удерживать коней, которые начали громко ржать, пытаясь сбросить седоков и развернуться назад. Я одной рукой сдерживал коня, другой наощупь нашел ехавший впереди возок и стал успокаивать перепуганного насмерть прелата. Более или менее мне удалось это сделать. Так и стояли мы в этой липкой туманной измороси, ожидая, чем все это закончится.
Внезапно с левой стороны подул ветер, который подхватил туманные волны, накрывшие нас, и погнал их вдаль, рассеивая по пути. Буквально через минуту все очистилось, и мы оказались в конце балки, оглядываясь вокруг. Вроде все было то же самое, но что-то едва заметно изменилось. Во-первых, была какая-то тишина: не было слышно ни птичьего пения, ни стрекота сверчков. Во-вторых, солнце уже заходило за горизонт, хотя до тумана оно стояло в зените. И наконец, нигде не было видно проводника, хотя он ехал впереди, буквально на расстоянии вытянутой руки. Были еще и другие особенности, которые не сразу бросались в глаза. Все медленно приходили в себя, приводя в порядок не только одежду, но и свои мысли. Единственным человеком, который радовался случившемуся, был Петр. С ним произошла метаморфоза: он как-то стал выше ростом, на его лице заиграла улыбка, и он с трудом сдерживал коня, которому передалось его возбуждение.
Мы с прелатом стали советоваться, как поступить дальше: или ехать вперед, или повернуть назад. Но, оглянувшись и увидев еще клубившиеся за спиной клочья тумана, решили, что поедем вперед, а за это время туман, может быть, рассеется и не доставит нам неприятностей. Встал вопрос, куда ехать, так как никаких тропок, не то, что дорог, вокруг не было видно. Обстановку разрядил Петр, который сказал, что он знает, куда ехать, здесь поблизости есть селение, в котором на крайний случай мы можем остановиться. Доверившись ему, мы тронулись в путь. Впереди ехал Петр, высматривая только одному ему известную дорогу, за ним – возок с прелатом, а за ним и я, чтобы в случае чего сразу прийти на помощь. Степь ровно стелилась под копытами лошадей, и мы, успокоившись, не торопясь продолжали свой путь. Затем мы постепенно стали подниматься вверх на лежащую впереди возвышенность, как вдруг ехавший впереди Петр тревожно махнул рукой, призывая нас остановиться, и, повернув коня, галопом рванул к возку. Когда он почти приблизился к нам, из-за возвышенности выскочил отряд всадников, который с диким пронзительным криком понесся на нас. Я замер от той картины, которая открылась передо мною. На фоне заходящего красного солнца на нас во весь опор неслось около двадцати конных воинов, размахивающих короткими мечами. От их пронзительного крика заложило уши, казалось, этим они хотят парализовать нашу волю к сопротивлению. Несмотря на неожиданное появление этого отряда, я подскочил к возку и прыгнул на подножку, чтобы в случае чего прикрыть посла. В одной руке я держал пистоль, в другой – саблю, решив стоять до конца. А всадники в это время, приблизившись к нам, стали веером охватывать наш маленький отряд. У меня появилась возможность поближе рассмотреть нападающих. И чем больше я всматривался, тем больше удивлялся. Я ожидал увидеть свирепых степных воинов, а передо мною оказались женщины, причем не просто женщины, а юные девы. Они были в накидках, заправленных в шаровары. Их ноги, одетые в сандалии, опирались не на стремена, а на круп лошади. Сдавливая бока коленками, они управляли ею в нужном им режиме. У них даже не было седел, тем не менее, они удобно чувствовали себя на крупе лошади, застеленной звериной шкурой. Оружие их составляли короткие мечи, такие же копья да тугие луки, которые натягивали некоторые из них, держа нас под прицелом. Волосы у них были собраны сзади в пучок, поэтому они выглядели издалека, как молодые юноши. Только при более близком рассмотрении можно было определить, что это девушки, по округлости лица, нежности шеи, покатым плечам и небольшим грудям, которые были заметны под туникой своими темнеющими сосками. Причем у некоторых из них с более заметными грудными округлостями левая грудь была перетянута специальным кожаным футляром, который крепился на спине.
Достигнув нас, они стали кружиться вокруг, держа нас на прицеле и рассматривая более детально, обмениваясь короткими фразами. Я стоял, не зная, что предпринять, сжимая оружие в своих руках. Прелат весь дрожал от страха, пытаясь забиться в глубину возка. Но именно он, насколько я понял, вызвал у нападавших наибольший интерес, поэтому я поближе подобрался к нему, чтобы в случае каких-то агрессивных действий иметь возможность защитить, а там будь что будет. Пока этого не наблюдалось, а было какое-то непонятное любопытство. Петр, сначала замерев в этом хороводе, пришел в себя и все поглядывал на белокурую всадницу, которая казалось, не обращала на него никакого внимания, однако, внимательно присмотревшись, я понял, что она знает его. У нее заалели щеки, изменилась осанка, и она как бы стала более женственной, несмотря на свой варварский наряд. Как оказалось, это спасло нас. Дело в том, что эти «милые» девушки держали определенное количество мужского населения для своих личных нужд. И у них был уже полный комплект, поэтому брать лишние рты они не собирались, однако, увидев Петра, который вернулся, несмотря ни на что, и прелата, который поразил их своим внешним видом, они решили взять нас в плен, а затем выяснить, что мы за люди, тем более, что мы с Петром были еще достаточно молодыми людьми, в отличие от прелата и его возницы.