Полная версия
Грубые будни. Роман из цикла «Пространство холода»
– Будут, если только не предупрежу.
И на Сенной я свернул на Московский проспект.
Алла молчала всю дорогу, съёжившись, и погрузившись в свои мысли. Не потому, что было прохладно – салон быстро прогрелся, видимо, тому были иные причины. Я не спрашивал. Никто никому ничего не обещал, а вечер в филармонии был действительно хорош. Едем и едем. Но привести домой женщину, после Киры.
Постель у меня не убрана, зато посуда чистая и в квартире порядок. Впрочем, от прослушанной музыки я пребывал в состоянии необъяснимой эйфории, как-то незаметно потеряв ощущение времени.
– Извини, только у меня дома бардак, – к тому времени ремонт я ухитрился завершить, действие отвлекает от реальности бытия, так что внешне все должно выглядеть не так уж и плохо.
– Ну почему все мужчины так торопятся сообщить именно мне, и никому более, об этом? Какая, в сущности, разница, если я уже пришла? Почти. Наверное, потому, что ты решаешь спонтанно, не так ли? И попадаешь в реальную ситуацию. Ты так уверен, что я поднимусь к тебе?
То, что произошло в поезде, ещё ни о чем не говорило. Совпало. И лелеять себя надеждами – бессмысленно и безнадёжно. Главное – девушка пока не была готова к продолжению отношений. И это было хорошо, как ни странно. Поезд – не в счёт.
Вечер закончился, больше тем для беседы не было, как и непреодолимой страсти, что мгновенно бросает людей в объятия друг к другу, разве что о концерте или работе, и что?
Я снова включил мотор и развернулся.
– Ты бесподобна, спасибо за прекрасный вечер, – о, чёрт, какой снег! Он сыпал огромными хлопьями, и уже не таял на асфальте. Дворники на стекле работали, в отличие от пребывающих в прострации дворников реальных – само растает, но видимость не более десяти метров, хорошо, что дорога была свободна. Я остановился напротив её подъезда, но надо было пройти ещё несколько метров, – и на самом ли деле она жила с родителями? – Всё, приехали. Подожди, накинь курточку, – на заднем сиденье у меня лежала утеплённая ветровка с капюшоном. Я перегнулся, чтобы достать, – вот. Почувствовал её губы на своих, пусть подразумевалось мельком, но не вышло. Вкусный поцелуй затянулся.
***
На сегодня приключений довольно, пора домой. Ночью Московский не загружен, я поехал прямо, и не гнал без толку. На круглой площади я не свернул на Московское шоссе, а доехал по Пулковскому до Дунайского. И вновь ощутил вибрацию доступного лишь мне пространства. Неужто, начинается очередной этап? И сегодняшний поход в филармонию – сигнал? Завтра нужно будет пройтись, благо временем я не ограничен. Фиолетовый, почти чернильный сумрак окружал меня. Адреналин наполнял кровь, но всё завтра, нет, уже сегодня вечером.
На следующий день мы с Аллой не встретились на работе и это хорошо – я мог спокойно заниматься своими делами, не отвлекаясь, а вечером обойти роковой квартал. Атмосфера ещё более сгущалось, и никто, кроме меня, этого не замечал. Да и прохожих практически не было, под ногами хлюпало, небо приняло привычный свинцовый цвет, мрачно отражаясь скользкой глади прудов. Уточки ещё плавали, возможно, останутся на зиму – желающих покормить их не убывало.
Я осмотрелся, и мне показалось, что диспозиция квартала изменилась, возможно, такое впечатление из-за темноты и рассеянного света близлежащих домов и редких фонарей. Все, надо переключиться, завтра утром на работу, а вечером снова в Москву, один, нужно сохранить трезвую и свежую голову.
С непривычки слегка продрог. Но обходить парк нужно было только пешком. Ничего.
Дома – горячий душ, обогреватель, чай с пряниками. Я включил санкт-петербургские новости. Не с самого начала, услышал только краткий обзор в конце. Автокатастрофа? Случайность? Прокуратура взяла под особый контроль. Виски сдавило неимоверной тяжестью. Тиски. Взрывается мозг. Какой, на фиг, сон. Обрубают концы, в случайность я не верю. Шок. Но нужно жить и работать.
***
Похороны проходили в среду, с соблюдением воинских почестей. Я вернулся из Москвы утром, но о том, чтобы идти – речи не было, я понимал, что любой посторонний, заинтересовавшийся этим траурным событием, попадёт под колпак. И сам полковник говорил, что в подобных случаях ведётся скрытая видеосъёмка.
***
Новый договор на казавшуюся нереальной сумму был подписан. Я доложил начальству, и оно оказалось довольным, хотя я ничего особенного не сделал. Слава не всегда достается гонцу, и хула – непременно.
Я механически поглощал обед, просто обязан поддерживать существование, быть в форме, не задумываясь о вкусе. Ко мне подходили, здоровались, я что-то отвечал, и думал, думал. С гибелью полковника оборвалась последняя нить, за которую можно было зацепиться. Но ведь и он, как и я, не сказал всего, что знал. И даже за это знание поплатился. Мне было хреново, отвлекали только рабочие обязанности.
– Привет, – на стул напротив опустилась Алла, – как дела? – Сегодня она была в лёгкой курточке, накинутой на тоненькую шерстяную кофточку под горлышко и в джинсах.
– Вот, из Москвы вернулся, и прямо на работу.
– А больше не поеду. Наверное.
– Почему? – я почти закончил обедать, остался только сок, а вопрос задал автоматически
– Причина отпала, – я кивнул и не стал уточнять, – то ли я больше не нуждаюсь в опеке, то ли с бой-френдом столичным сложности. Но в это вмешиваться не буду, не моё дело…. Скорей всего, по новой должности не положено разъезжать.
– А сегодня опять филармония, Гайдн, Моцарт, «Реквием».
– Отлично, – только этого не хватало, совсем ко времени. Возможно, в моем голосе не было необходимой теплоты, и она могла принять это на свой счёт:
– Вы что, обиделись? – Мы все склонны проецировать реакцию собеседника конкретно на себя, считая себя – пусть в момент разговора, источником эмоций, все правильно. Простите, я подумала…. На вас лица нет…. Я пойду, да? – но она хотела получить ответ.
– Нет, – я натянуто улыбнулся, – Гайдн…. «Реквием». Конечно…
– Ну, тогда…. Вы заедете в половине седьмого? – Меня снова зовут на «Вы», а «Реквием»…
***
– Вы что? – когда зазвучал «Реквием», я не смог сдержать слёз, – она запнулась….
Я сжал зубы, вытер глаза платком.
В антракте девушка отказалась пить шампанское, и только держала меня под руку. И, казалась, была испугана. А вдруг она связана с этим? Ведь проявлялась после или во время трагических событий. Думай, Антон, думай.
– Поедем ко мне, родители уехали на три дня в Финляндию, и я свободна.
Прямо так прямо, выехать на Садовую, и никуда не сворачивать. А девчонка то ли хотела шокировать меня, то ли продемонстрировать всем – но ведь имела право – свою неотразимость, пришла в филармонию в джинсах, с вытертыми коленками, в немыслимом свитере ниже ягодиц, кроссовках и футболке без лифчика. Ну-ну, конечно, на неё глазели, и молодежь, и те, кому вовсе не положено. А она держала меня за руку, и как это было со стороны? Впрочем, какое это имело значение.
Во дворе её дома закрытая парковка, как и у бедной Киры – кованные ворота, открывающиеся с помощью пульта. Но я заметил это в прошлый раз. И они тоже открылись после щелчка пультом.
– Да, поставь здесь.
Какая мерзопакостная погода. Снег с дождем не прекращался, хорошо, подъезд почти рядом. И под козырьком.
Мы поднялись на третий этаж четырёхэтажного дома – та же дверь известной фирмы, ключ, доверенный мне… ну, да, а как же… Прихожая. Размером чуть ли не в пол моей квартиры, новые тапочки, исключительно для меня. Меня ведут за руку, на второй этаж. Я не сопротивляюсь, в голове ещё звуки Реквиема, а в душе – абсолютная пустота. Но девчонка. Она не зажигает большой свет, но даже бокового освещения достаточно. Двадцатиметровая комната, примерно, ближе к окну – постель, придётся ли мне её опробовать? Что, так и задумано?
Рабочий стол с ноутбуком. Шкаф-купе, зеркало от пола почти до потолка, ещё одна дверь. Накрытый столик возле ложа, чисто белая льняная салфетка, безо всяких узоров, только три бутылки – на другом сервировочном столике на колесах, на нём же – свечки и два фужера.
Я так понимаю, девушке более интересен процесс, нежели его участники. Она смотрит на меня, гордясь произведенным впечатлением. Если бы она знала, что,… но ей-то зачем?
– Чай, кофе?
– Туалет, мыло, полотенце, тапочки, – улыбаюсь я. Нельзя огорчать её – что бы то ни было, она ко мне искренне расположена.
Санузел и маленькая кухонька на этом этаже, чайник кипит, кофеварка – тоже. Девушка полностью автономна на своём этаже.
У меня – никаких устремлений, просто хорошо. Ведь так бывает, да?
Чай, бутерброды, пироженки. И ослепительно красивая девушка.
Я не проявляю активности, и девушка – тоже. Если в купе все вышло естественно, то – как начать теперь? Обнять, поцеловать, посадить на колени, шептать ласковые слова. Но не получалось.
Несколько фраз о музыке, вкусных пирожных. Вроде иногда меня можно, но немного, музыка, сопровождавшая наши посиделки. Не Моцарт, но музыка сфер. Она гипнотизирует, затягивает, но….
***
Я не сбежал, а попрощался с некоторым сожалением (надеюсь, она этого не почувствовала) почти за полночь. И опять – легкий поцелуй в щёчку.
Музыка по-прежнему звучала в моих ушах. Я жив, здоров, сейчас, или чуть позже, буду обладать одной из прекраснейших женщин, не важна причина, приведшая её в мои объятия. Я был бы счастлив, если бы обстоятельства были другими. И не ужасающая разница в возрасте. Уже гораздо позже я понял, что женщин это остановить не может.
Грубые будни В
Алла
Алла разговорилась, потягивая кофе:
– Прикольно, но ты старше моего папаши. Вот бы он удивился, узнав. Правда, он тоже не отстаёт, кстати, твоя новая секретарша – его пассия, так что, будь острожен, или ты не прочь оприходовать всех смазливых бабёнок?
И тут я вспомнил недавно случайно подслушанный разговор. Женщины много знают, а замечают ещё больше. И как не поделиться! Особенно на перекуре. Я вышел на улицу, присел на скамейку, отделённую от других высоким кустарником, продолжая думать над текущими делами, и вдруг услышал…
– Ну, как тебе новый шеф?
– Нормальный, не гоняет и не пристаёт, – голос показался мне знакомым, – даже обидно, – весело так.
– Куда уж, – тоже со смешком, – он же Бармалейку склеил, так что…
– Какую Бармалейку?
– Да Аллу, она ж до тебя была, а сейчас заведует отделом, по каким-то инновациям.
Гм, что-то интересное, это ком это они? Я почт догадался.
– У неё же другая фамилия! Почему так?
– Так это до замужества! А потом развелась, не знаю, что и как, и теперь может погулять.
– А-а-а, теперь понятно….
И я понял, дальнейшее не представляло интереса. Но откуда они всё знают? На работе мы с Аллой общались исключительно по делам, после работы. Не исключено, что и в филармонии были не только мы. Впрочем, женщины подмечают малейшие нюансы.
Алла свободна, и вольна распоряжаться собой и делать осознанный выбор, и я сказал, практически на автомате, ещё не закончив прокручивание воспоминаний, получилось нечто вроде контраргумента:
– А как твоя мама к этому относится? – Интересно, как ответит девчонка. И слышу:
– Ну, если бы ты сначала познакомился с ней, то у меня не было бы никаких шансов.
А у меня были, но Алла осталась в своей двухэтажной квартире, а я медленно двигался по направлению к дому. К Алле надо относиться бережно, не торопить, иногда даже тормозить – неудачное замужество (я это мог предположить), не могло не наложить свой отпечаток. А разыгрывать из себя пылающего страстью юнца – смешно. Хотя….
И ещё я узнал, что её отец – зам главы районной администрации, а мама руководит каким-то фондом, и я мог видеть по телевизору (если бы знал и смотрел), и… знает об этом, но сохранение реноме прежде всего. Я кивал, но что-то пропустил мимо ушей.
***
На следующий день, обед – на этот раз мы договорились, неожиданно:
– Если я буду заходить к тебе, ну, по старой памяти, это не повредит твоему имиджу, или ты возражаешь?
– Почему бы и нет? Коллеги, связаны по работе. Наоборот, только поможет. Я натянуто улыбнулся.
– Это вряд ли, – она серьезно, – не всем понравится. Девчонки знаешь, какие ревнивые. А ты уходишь от ответа. Ладно, согласна, мы будем встречаться, но только когда я захочу. Приеду к тебе, или сюда.
Она уже ставит условия, но меня это лишь забавляет.
На очередном корпоративном вечере, накануне ноябрьских праздников, Алла буквально приклеилась ко мне, всем своим видом давая понять – мол, видите, с кем я, и занята, так что не рассчитывайте. Великолепная актриса, но я мог гордиться и чувствовать завистливые взгляды. Короче, как она и предполагала, недоброжелателей прибавилось, но и хрен с ними. А реноме моё повысится.
Подумал лишь, как некоторые будут радоваться, когда наша связь неизбежно закончится.
***
В тот день, проводив Аллу, я вернулся домой в начале второго, безо всяких приключений и с совершенно холодной головой. Кофе в промежутке между постелью и туалетом, отключение телефонов, спать, никаких проблем. О девчонке почти не думал, и о причинах, приведших меня в её постель, и наоборот, тоже. У меня были свои заботы, посерьезнее. Ведь у меня была ещё одна параллельная жизнь. И я понял, что общение с Аллой меня стимулирует – вот главное отличие от Киры, когда я чувствовал, что из меня вытягивают последние соки.
Могу выспаться, Алла уезжала на праздники вместе с родителями в Финляндию, примерная дочка.
***
Оставив душ и прочее на утро, я заснул спокойно, как младенец.
Три дня прошли как-то быстро, я, на самом деле, отоспался,
Пообщался с Боримиром – он по-прежнему навещал меня – иногда один, иногда – с подружками.
– Ну, а девчонка где? – Про гибель Киры он знал, а про Аллу я ему не рассказывал. – Красивая, не теряйся.
Я догадался – наверное, он видел её после концерта, но деликатно не появился в тот день.
– И откуда тебе известно? – Я решил отшутиться.
А он, совершенно серьёзно:
– У нас свои источники информации, – и, без перерыва, – может и правильно, мало ли что может произойти.
Слова бурундучка меня насторожили, и я решил, что мне, пожалуй, пора перебраться поближе к месту трагедии.
***
После праздников, прошедших весьма условно, утром мне нужно было не на работу, а в местную командировку, на Петроградскую, представлять фирму и участвовать в принятии решений. Признаться в своей неполной компетенции нельзя, и последний день я готовился именно к предстоящему совещанию.
Завершив дела, я решил наведаться на место преступления, благо, это по дороге. Предыдущие посещения не принесли результата, они не могли быть частыми, преступники возвращаются на место преступления, отслеживают интересующихся. Я был уверен, что погибший полковник чего-то не договаривал, или намеренно уводил меня в сторону, дабы не подставить. По его мнению, я мог лишь навредить. В чем-то он был прав, но, раскройся он до конца, возможно, мы бы сейчас вели расследование вместе. Я вздохнул – ну почему достойные люди гибнут первыми? Появился ещё один повод для мести.
И я подумал, что надо на какое-то время поселиться именно здесь, чтобы иметь возможность осмотреть всё. Совершать вечерние обходы, как и на Средней рогатке. Может, удастся что-то почувствовать. Я снял квартиру по объявлению на улице Салтыкова-Щедрина, переименованной обратно в Кирочную. В самом её конце, неподалёку от Дегтярного переулка. Сталинские пятиэтажки, маленькие квартирки с высокими потолками. Квартиры была почти пустой, видимо, её готовили к продаже, и пока сдавали. Я уплатил вперед за полгода, и решил на некоторое время обосноваться. А потом, как знает….
Поделиться своими планами мне было элементарно не с кем, вмешивать Аллу, я уже говорил, значит, подставить ещё одного человека. Я был уверен, что они не остановятся ни перед чем.
***
Переехав Литейный мост, чудом не переименованный, я оказался возле «Чернышевской». С трудом нашёл место для парковки напротив Дворца бракосочетания, осмотрелся и направился по бывшей улице Салтыкова-Щедрина к музею Суворова.
Пешком. Но откуда здесь столько народу? Когда мы регистрировали свой брак, именно – брак, на улице имени признанного нынешней властью террориста, народу было гораздо меньше. Мимо бывшего кинотеатра «Ленинград», ностальгия не мучила, далее – на улицу, опять-таки, переименованную. Чем виноват автор путешествия из Петербурга в Москву – разве что тем, что, в сущности, ничего не изменилось. Мне как-то пришлось проехать по трассе, дела, и я полностью согласен с автором. Разве что гаишники появились.
Я попытался прислушаться к своим ощущениям – ничего. Но каждый шаг приближал меня к роковому месту. Я был слишком заметен ввиду своей неслабой комплекции, посему маскироваться не было смысла. Музей Суворова. Отсюда можно наблюдать тот самый проезд, именуемый Таврической улицей, и поворот. Я постоял напротив закрытого музея, как бы любуясь его великолепной архитектурой, и это правда. И одновременно осматриваясь. Так, что говорил полковник? Я не помню, как называется следующая улица, слава богу, пока что не перегороженная, хотя все дворы заблокированы. Кое-где даже шлагбаумы и милицейские будки. И просто так не войти ни в один подъезд на это намекал полковник, склоняя меня именно к этому варианту. Я нахожу – почти интуитивно – то самое окошко, где притаился снайпер. Новые стеклопакеты, входная дверь с домофоном, кодовым замком и круглосуточным дежурством консьержа. Но что все это может означать?
Я мысленно перенесся в ту самую комнату. Что бы я сделал, будучи на месте снайпера? Но моё воображение было блокировано наплывающими кадрами из растиражированных боевиков. Проникнуть в нужный дом. Если бы шел ремонт, какие проблемы. А так – нейтрализовать консьержа, не обязательно физически, просто сыграть нужную роль, подняться на нужный этаж под видом сантехника, электрика, специалиста по прокладке Интернета. А квартира? Что-то не складывалось. И нужно иметь время для подготовки и ожидания.
Я ещё раз уверился в том, что полковник не договаривал, а СМИ были блокированы или давали только разрешенную информацию. А свидетели? Не может быть такого, чтобы никто не видел человека с кофром, чемоданчиком с инструментом, чехлом для гитары или набора удочек. Народ у нас наблюдательный, только не спешит делиться информацией.
Значит, полковник знал нечто, или вообще всё, и что его нужно было ликвидировать. Я мысленно, в очередной раз, представил схему, нарисованную полковником. По его рассказу выходило, что стреляли под углом не более тридцати – сорока градусов.
Я мысленно провёл прямую линию и оказался на уровне четвёртого этажа. С примерным радиальным углом градусов так тридцать. Если стреляли с другой стороны Таврической. Сидя на лавочке возле музея Суворова, с откупоренной, но я не притронулся, банкой, изображая неизвестно кого – погода – около нуля, под ногами – шуга мокрого снега, благо, подошвы толстые и носки – не замечаю.
А что, если в действительности был музей, или дом напротив. И стреляли – в упор или вдогонку? Об этом мне было неизвестно. Голова начала кружиться, хорошо, никого нет рядом, благо помирать не собираюсь…. Вот… Схема складывается…. Я даже представляю, как можно проникнуть…. Но это – мой секрет. И, значит, для снайпера – никакого сомнения, сто метро не имели значения? Кубики раскинуты. Но если я ошибаюсь. Кто сказал, что обязательно стрелять должны быть из окна?
Мимо проезжает троллейбус, загораживая перспективу, вот-вот я дойду до границы понимания. Но звонок на мобильник возвращает меня в реальность и мысль ускользает. А ведь и полковника убили неподалёку.
Троллейбус… загораживает вид…. Едущую машину. Неужто это ускользнуло от полковника? Ещё раз рассмотрим первоначальную версию. Итак, можно примитивно проникнуть в охраняемый консьержками дом, приготовиться, жать, а тут – троллейбус, и машина под его прикрытием вне досягаемости. Но в том случае, если машина ехала по правому ряду, а троллейбус уже свернул. Нет, не подходит, хотя отбрасывать эту версию нельзя.
А что пишут газеты?
Пойти в библиотеку, пролистать подшивку, или порыться в Интернете? Слаб я в этом. А если опросить консьержей? Нет, те будут молчать – мол, ничего не знаю и ничего не ведаю. Лишиться места легко, к тому же стрелок должен был попасть на определенный этаж, в квартиру, ибо лестницы сориентированы с выходом во двор. Нет, не получается, и все же – смутная мысль зародилась. Я все больше склонялся к тому, что полковник излагал версию, специально созданную для меня – чтобы я поверил, поверил и в то, что сделано все возможное, и успокоился, если подобное возможно. И не мешал своими необдуманными действиями настоящему расследованию.
***
– Ты где был весь день? – У Аллы есть номера моих телефонов – и личного, и корпоративного. Но на совещании телефоны полагалось выключать.
– Трудился в поте лица, – я не лукавил, – был в «Моркомплексе», она знает эту контору, а координация работ как раз входила в мои новые обязанности, и, сказать по правде, небезуспешно, тон – как будто ничего не произошло, никаких упреков. Чтобы оставаться относительно нейтральным, нужно говорить всё как есть. Или почти всё. Однако звонок был, действительно, неожиданным.
– На работе сегодня будешь? – Куда там, уже половина пятого, – ах, что я говорю! А, завтра…. Ведь…. – Алла не продолжила, а я не предложил встретиться, не мог бросить дело.
– Ладно, только завтра не вздумай скрываться. Я сама зайду.
Шутливо так. Надеюсь, не сведется к банальному выяснению отношений, которые развивались как-то вяло.
Мы закончили разговор, но Алла сбила мысль, как тот стрелок.
Передо мной вновь встала схема, нарисованная полковником прутиком на песке – даже он не хотел рисковать и боялся оставлять какие-то следы, но наплыла тень, и я ничего не успел сообразить. Девчонку обижать незачем, у всех бывают свои выверты, к этому нужно относиться спокойно. Ей тоже необходимо время, чтобы привыкнуть. Или решиться на какой-то, пусть и не очень приятный для меня, шаг. Но я привык.
На сегодня хватит, мысль зародилась, и нужно время, чтобы она созрела окончательно.
Я вернулся к машине, развернулся, чтобы выехать на Таврическую, но диспозиция изменилась – пришлось объезжать загородивший дорогу троллейбус, обрыв контактной сети.
Я похолодел от внезапной догадки. Но мне в хвост просигналили.
И тут я решился – бог с ним, если Алла согласиться, завтра, завтра. Она тонко чувствует, и наверняка знает, что в моей квартире уже была другая. И мне самому не комфортно – неизбежно перед глазами будет стоять Кира, и её образ будет с укором смотреть на меня. И первый визит может оказаться последним. Но подготовиться надо.
Я остановился почти напротив Заячьего переулка, съехав с Суворовского, перешёл дорогу. Нужный мне магазин, о существовании которого я чудом вспомнил, как ни странно, функционировал. Я завернул налево – так, стопочка китайских полотенец, вот – голландское производство, но тоже из Китая. Рубашки. Обязательно купить фланелевую, в упаковке. В клеточку – синенькие полоски на сером фоне, с прожилками нежно-розового. Беру с запасом – пятидесятого. И махровую простыню.
Девушка за прилавком:
– А Вам не маловата будет? У нас есть такая же, но Вашего размера, – я отвлекаюсь и смотрю на продавщицу – если бы я привел домой её, то да, конечно. Пятый номер, приблизительно, чуть не вываливается за охраняемую обручальным колечком территорию, я оглядываюсь по сторонам – спинным мозгом, понятно – перемахнуть через барьер и решить вопрос однозначно. Она смотрит на меня в упор, глаза мутнеют. Интересно, я, что со стороны похож на вампира? Делаю скидку на то, что…. Да ладно.
В холле появляется ещё один покупатель, она только успевает произнести:
– Вам что, девку завернуть или как, сама будет?
– Вы завтра работаете? – отвечать бессмысленно.
– Нет, послезавтра, а что? – Рефлекс, голос чуть срывается. Незнакомая тётка вмешивается в наш почти не начавшийся диалог. Мне продают заказанный товар, вместе с чеком протягивая визитную карточку, случайно касаюсь её руки. Чуть ли не взрыв и укор – ты, что, теперь сможешь трахать какую-то тёлку? – И – ответ – а тебя? – Только глазами, … протягиваю и свою визитку – мол, если будет новая коллекция, непременно загляну. А как же.
Женщина вынужденно отвлекается на покупательницу, я беру объёмный пакет, и, слегка вспотевший, стараюсь не ускорить шаг, выхожу из магазина. Голографический образ обладательницы бюста номер пять, нет, четыре, нет, пять, получает своё место в стеке моей памяти. Не думаю, что заверну сюда ещё раз, но кто гарантирует?
Перехожу Суворовский проспект строго по светофору, пакет занимает заднее сиденье. Хватит, спешить не буду, и думать тоже. В том числе и о вклинившейся обладательнице четвертого-пятого номере даме. Это не случайно. Очередной знак? Однако я мысленно раздеваю её, благо мозг впитывает малейшие детали моментально, независимо от меня.