Потерянный рай. Роман

На них, конечно, в магазине стали оглядываться. Константин Витальевич всегда и везде привлекал к себе внимание, но его эти взгляды не смущали, а Лиза была в смятении и в тумане и никого вокруг себя не замечала. Она купила кефир и чёрный хлеб, на глазированные в шоколаде сырки денег не хватило, они стоили пятнадцать копеек, а у неё в кошельке едва ли набралось десять. Соседка Валентина взяла у неё в долг большую сумму, хотя Лиза на всю жизнь зареклась одалживать деньги, но соседка так слёзно просила, уверяя «очень нужно, завтра же отдам, клянусь, муж получит завтра зарплату, мать попала в больницу, нужно врачам в лапу дать, чтобы внимательно к ней отнеслись, очень сложная операция будет», но деньги так и не вернула, а при напоминании о долге даже обижалась. Константин Витальевич хотел одолжить Лизе денег, но она, хмурясь, наотрез отказалась.

Он подвёз её к дому, проявив как всегда галантность и вежливость, открыл дверцу, подал ей руку, но не попрощался здесь же около машины, как она ещё надеялась, а пошёл за ней. Его настойчивость уже пугала Лизу. Это был не тот человек, которого можно вот так запросто осадить и резко отвергнуть, это был приговор, она заигралась. Лиза слышала, что он мог быть очень жесток к своим неприятелям, а с любовницами не церемонился. Со своей последней пассией, к которой он то ли охладел, то ли она повела себя не так как надо, порвал мгновенно. Поговаривали, что он застал её с любовником, за что она и поплатилась: их обоих то ли посадили в сумасшедший дом, то ли в тюрьму. Но это всё были домыслы и догадки, достоверно было одно: его любовница, действительно, исчезла из Города и больше её никто не видел.

Константин Витальевич поднялся вместе с Лизой на второй этаж и решительно зашёл в квартиру. Лиза, бросив сумку на стул в прихожей, что-то говорила и говорила, чтобы снять это напряжение, но он уже не слушал и молча, не отрываясь, смотрел на неё. Лиза подняла глаза и замолчала. Он буквально околдовывал своим отяжелевшим взглядом, его глаза горели, искрили демоническим огнём, огнём страсти и бешеного желания. Он шагнул к ней, спокойно и уверенно обхватил сильными пальцами её лицо и крепко поцеловал в губы. Было не противно, без этого мерзкого похотливого сопения и слюнявости. В его манерах, в его уверенных действиях сохранялась благородная красота и напрочь отсутствовала та уже знакомая ей скотская блудливость, пошлая суетность и грязная попытка залезть под её одежды или схватиться за интимные места (тут же получил бы ногой, реакция у Лизы молниеносная). Константин Витальевич неспешно, сдержанно-страстно зацеловывал её лицо. Лиза даже не ожидала, что это может быть так приятно, когда своей плотью ощущаешь тёплую упругую плоть совершенно чужого человека. Её сердце наполнилось горячей кровью и заныло в сладкой истоме от нежной свирепости его властных поцелуев, от этой мужской силы, тело слабело и пульсировало в его крепких, тёплых объятиях, ноги подкашивались, она уже хмелела и горела огнём. Какое-то страшное наваждение. Ещё немного и она уже не сможет сопротивляться. «Нельзя, нельзя!», – всё кричало в ней. Она попыталась отстраниться от него, но он сильнее сомкнул руки. Лиза напряглась, окаменела, упершись кулачками в его чугунную грудь и резко рванула, но он удержал её и ещё крепче стиснул. Лиза дёрнулась изо всех своих сил, но её силёнки были просто ничтожны перед его богатырской мощью и медвежьей силой, а он, как будто насмехаясь над ней, чуть ослабил хватку, потом опять тесно обжал, словно давая знать, что она в его полной власти. Лизу вмиг обуял страх, ярость и страстное желание вырваться из этого железного кольца объятий. Она отчаянно забилась в его руках, словно испуганная, но отважная птица, которая во что бы то ни стало хочет вырваться на свободу даже ценой своей жизни, но он плотно и яро прижал её к своему горячему телу, полностью парализовав и не давая возможности пошевелиться, и продолжал плотнее и плотнее сжимать свои руки. Наверно, так хищник, уверенный в своём превосходстве, спокойно и медленно смыкает свои челюсти на шее своей жертвы. Дыхание у Лизы перехватило, воздуха уже не хватало, сердце затрепыхалось и неровно, судорожно забилось. Лизе показалось, что в глазах у неё потемнело, она видела только его горящие, чуть прищуренные хищные глаза. Так страшен был его безжалостный, волевой взгляд. Не вырваться, не вырваться из этих могучих железных оков!

Константин Витальевич вдруг ослабил хватку и разомкнул руки. Ослабевшая от этой яростной борьбы Лиза чуть не упала, теряя равновесие. Он хотел её поддержать, но она оттолкнула его руку и отскочила в угол к шкафу. Оба долго смотрели друг на друга: Лиза, разгорячённая, тяжело дышавшая – сердито-испуганно сквозь вихры встрёпанных пшеничных прядей волос, он – пристальным хищно-выжидающим тигриным взглядом.

– Я не буду вашей любовницей, – наконец откровенно заявила Лиза и отвернулась к шкафу, как будто хотела сказать: «Разговор окончен».

Константин Витальевич шумно судорожно выдохнул, сжимая зубы, кулаки, прошёлся по коридору, как разъяренный тигр в клетке, от стены к стене и обратно, сгорая от страсти и не находя выхода этой чудовищной силе вожделения, остановился напротив Лизы, задумался, внимательно глядя на неё. Чудный профиль, сердитый серый глаз в обрамлении мохнатеньких пушистых ресниц, пшеничная бровка, густая, не очень широкая, но и не тонкая как нить, острой длинной стрелкой летящая к виску, маленькая аккуратная раковина лилейного ушка с золотой простенькой, недорогой серёжкой (мгновенно оценил, он хорошо разбирался в ювелирных украшениях), красивый лебединый изгиб тонкой шеи, локоны выбились из причёски, завитками беспорядочно легли на выпуклый лоб и пылающую щёку, и в этой лёгкой небрежности она была удивительно хороша и ещё более желанна.

– Лиза…

– Нет, – проговорила Лиза и с каким-то злым отчаяньем повторила «Нет», сжала руками голову и уткнулась лбом в стенку шкафа.

Константин Витальевич, ещё неостывший, прошёл по коридору, вышел даже на кухню, чтобы в этих движениях спалить свой гнев и страсть, вернулся к ней.

– Лиза, пойдёмте на кухню, спокойно поговорим. Чаем меня напоите. Пойдёмте, не упрямитесь.

Он отвёл её за руку как упрямого ребёнка на кухню и усадил на стул. Он успел мимолётно оценить её квартирку, маленькую, невзрачную, с разносортной старой мебелью. Обстановка довольно бедная, но видно хозяйка старалась в силу своих возможностей создать уют и хоть как-то украсить своё жилище, хотя очень просто, без нагромождения ненужных, но красивых и привычных во всех советских квартирах вещей: сувенирчики, вазочки, ковры, каскадные люстры, ковры, картины или репродукции на стенах, за стеклом серванта чайный сервиз, которым почти не пользуются, только по большим праздникам, и прочие пылесборники.

На кухне был почти идеальный порядок. Лиза отличалась безупречной аккуратностью. Он это очень ценил в людях, а это «почти» стояло в маленькой небрежности в виде разбросанных по полу её домашних тапочек, правда, в этом разбросе соблюдался определённый порядок: они аккуратно лежали один за другим в одном направлении, один около ножки стола, другой у подножия газовой плиты, как будто Лиза сделала шаг от стола к плите и испарилась из этих тапочек.

Поскольку хозяйка была не в состоянии оказать гостеприимство, он сам поставил чайник на газовую плиту, сам заварил чай, разлил его по чашкам, удивив Лизу ловкостью и привычностью исполнения всех этих действий. Она-то была убеждена, что обычные бытовые вещи просто несовместимы с ним, у него для этого были прислуга и повар, но странным образом это бытовая возня нисколько не принижала его, столько было уверенности и величия в его движениях. Когда он спросил: «Вам с сахаром?», она только отрицательно мотнула головой, а самой хотелось расхохотаться. Ей смешна была эта забота с его стороны после проявления такой грубой силы, с ней была истерика, она с трудом подавляла эту нервную внутреннюю дрожь, не хватало ещё при нём разрыдаться. Чтобы отвлечься от переполнявших её эмоций, она взяла чашку с чаем и отпила. Ароматный, горячий чай успокаивающе подействовал на обоих, он уже смотрел на неё спокойно и по-деловому.

– Послушайте, Лиза… Я могу обращаться к вам на «ты», хотя бы в силу того, что я намного старше вас?

– Не намного, всего лишь на три года.

Константин Витальевич был просто ошарашен, он не верил своим глазам, пред ним сидела совсем молоденькая женщина, почти девочка.

– Вы какое-то удивительное сказочное существо, – наконец проговорил он. – Лиза, послушайте меня. Я предлагаю вам не одноразовую ночь, а прочные долгосрочные отношения, вполне возможно, что навсегда, это зависит от вас. Я не циник-самец, для которого приключения с женщинами обычное дело. Я не хотел вас оскорбить.

– Спасибо, что не грозитесь отправить в психбольницу.

– Кто это вам угрожает? Я его задавлю.

– Да, я слышала, вы можете.

– Я не услышал ответ. Кто вам угрожает?

– Никто, к слову пришлось.

– Врёте.

– Вру.

– Так кто же?

– Не важно. Это мои проблемы. Силу свою хотите показать? Уже показали, я оценила.

– Глупости говорите, Лиза.

– Зато не вру, правду говорю.

– Ах, вы правду любите говорить? Смелая и дерзкая? Тогда скажите честно, что вы ко мне неравнодушны и хотели бы лежать со мной в одной постели. Уж будьте откровенны хотя бы перед собой.

Лиза вспыхнула и покраснела, хотя он и был прав. Он разбудил в ней эту страсть, и это была не любовь с первого взгляда, а желание с первого взгляда. Впервые в жизни она почувствовала тот позыв, животный позыв к конкретному мужчине, не любовь, её потрёпанное сердце давно умерло и было уже не способно на подобные чувства, не влюблённость, время легкомысленной влюблённости, свойственное только юности, ушло безвозвратно, она это совершенно отчётливо осознавала, но к нему тянуло бесстыдно и чудовищно. Однако она всегда считала, что подобные вещи неприлично обсуждать вслух.

– Да бросьте вы, не будьте ханжой, – прочитал он её мысли. – Давайте называть вещи своими именами. Это жизнь, естественная сторона жизни, не самая плохая и не самая дурная. Я не говорю про разврат и извращения. Я не развратник, а здоровый и привлекательный мужчина и хочу рядом с собой иметь здоровую и привлекательную женщину. И вы этого хотите и даже не пытайтесь врать, что это не так. Хотите, только боитесь или общественных пересудов, или той ложной морали, которую взлелеяли в себе. Хочется да колется, и мамка не велит. Молчите? Ну, где же ваша правда, которую вы не боитесь сказать?

Её ещё трясло нервной дрожью, а он был чудовищно спокоен, хотя говорил жёстко, холодно-яростно и с предельной откровенностью. Лиза стыдливо краснела не в силах дать отпор и прекратить непристойные разговоры и ощущала себя перед ним маленькой, беспомощной девочкой. Куда делась её уверенность и лёгкость? Почему пугает то, что так привлекало: его сила, его властность, его могущество? И совсем не хотелось пускаться в длинные объяснения, какая ему разница, почему она отказываете ему, результат от этого не изменится. И где её принципы? Надо встать и негодующе попросить его оставить её и больше не обсуждать подобные темы, но подчиняясь его воле и идя у него на поводу, Лиза как-то затравленно посмотрела на него и тихо ответила:

– Да, вы мне нравитесь, но этого не достаточно, чтобы вот так ввязываться в сомнительные отношения.

– Сомнительные? Во мне сомневаетесь?

– Во всём.

– Мы можем спокойно обсудить все ваши сомнения и обговорить все условия. О наших взаимоотношениях никто не узнает для вашей же безопасности, но это не значит, что у меня нет и не будет пред вами обязательств. Вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку и помощь в решении всех ваших проблем: моральных, материальных – любых. Если вы захотите иметь ребёнка, возражать не буду, буду содержать и вас и вашего ребёнка. Я полностью возьму на себя заботу о вас.

«Обсудить, обговорить». Кошмар какой-то! словно они на торгах и заключают сделку. Какое-то сумасшествие! как будто это происходит в фантастическом сне! С ней никто никогда так не разговаривал, спокойно, твёрдо и деловито обсуждая возможность стать любовницей, фактически сексуальной рабыней, содержанкой и оговаривая условия подобных отношений, обычно это были какие-то мерзко суетливые, неуверенно-нахальные попытки обнять её, обозначив своё похотливое желание. А эта его фраза «вашего ребёнка» – верх цинизма! Хотите щеночка – пожалуйста, натешьтесь, поиграйтесь, хотите ребёнка – и в этом не откажу, получите, забавляйтесь материнством. «Вашего ребёнка» – как будто он к его сотворению не имеет отношения, как будто это будет не его ребёнок. Ему эти дети вообще не нужны. И сказано было так расчетливо, буднично и спокойно, а ведь за этим несчастным, невинным в их похоти созданием будет таиться чья-то судьба, душа, сердце, мысли, чувства.

Резкий звонок в дверь. Лиза вздрогнула, подскочила и ринулась к дверям. На пороге стояла её соседка Валентина – бигуди на голове, потрёпанный халатик, тапочки на босу ногу.

– Ой, подруга, выручи, не хватает пятидесяти рублей, – вспархивая без приглашения в прихожую, затараторила Валентина. – Сапоги обалденные в универмаге выкинули, финские, за двести рублей.

– Ты мне не вернула предыдущий долг.

– Я? Я же вернула. Ты вспомни, – ответила соседка, не замечая гневных молний в Лизиных глазах.

– Ты вернула двадцать пять рублей, а должна пятьдесят.

– Да нет же, были две двадцатипятирублевые бумажки. Ты просто забыла.

Выгнать бы её, думала Лиза, наполняясь яростью, да с ним наедине не хочется оставаться и к чёрту его не пошлёшь, не такой он человек. Зато к ней вернулась уверенность от этой перепалки.

– Я не забыла, – Лиза просто дрожала от негодования и обиды. – И ко всему прочему ты должна была вернуть деньги через неделю, а не через месяц.

– Да, брось ты мелочиться. Всё-таки мой муж всегда тебе помогает.

– Не бесплатно.

– Ну выручи. Очень нужно. Последний раз.

– Валя, уходи.

– Слушай, ну зря ты так. Я верну, я всё верну. Всё сразу и верну.

Из кухни вышел Константин Витальевич.

– Ой, ты не одна, – сразу же испугалась, увидев его, Валентина. – Здрасте… я после приду, – и выскочила из прихожей на лестницу.

Лиза захлопнула дверь.

– Лиза, – подошёл к ней Константин Витальевич, но в дверь опять позвонили, и он отступил, а Лиза открыла дверь.

Перед ней стоял один из родителей её нерадивых и ленивых учеников – Корольков Владлен Вольфович, бывший слесарь-наладчик машиностроительного завода. В своё время он стал всё меньше посвящать себя своей непосредственной, но довольно тяжёлой работе и больше партийной, смекнув, что здесь можно получить льготы, привилегии, большую власть и руководящую должность, которую ему никогда не получить на трудовой стезе за неимением высшего образования. Человек грубый, неотёсанный, он не отличался воспитанностью и со всеми своими подчинёнными всегда был на «ты». Он хотел во чтобы то ни стало выковать из своего сына если не отличника, то хотя бы хорошиста, чтобы тот впоследствии поступил в институт. Но у его сына при всём желании родителя не было должных способностей и желания к отличной учёбе, хотя многие учителя, не желая связываться с его грубым отцом, ставили ему хорошие оценки, и только Лиза не шла на уступки.

– Я говорил тебе, что моему сыну нужна хотя бы четвёрка по русскому языку? – начал он с порога, не видя Константина Витальевича и обращаясь к Лизе по своей привычке на «ты». – Говорил.

– Мы с вами в один детский сад не ходили и рядом на горшках сидели? – гневно остудила его Лиза.

– Что? Слушай… ТЕ, у моего сына только одна тройка, по вашему предмету. Неужели из-за вашей глупой принципности (так и сказал «принципности») нужно портить ему аттестат.

– Ваш сын не дрессированная собачка, которая должна брать исключительно призовые места. А потом вы так же будете ходить к директору предприятия и выпрашивать у него должность заместителя для вашего сына? Ставить четвёрку за три орфографические ошибки в трёх предложениях я не буду.

– Ну ты… Смотри, пожалеешь.

– Вряд ли, – спокойно, с холодным достоинством ответила Лиза.

Корольков сжал кулаки и двинулся на Лизу, тут-то он и увидел Константина Витальевича.

– Извиняюсь, извиняюсь, – ошарашено заговори Корольков, пятясь, падая все своим грузным, отъевшимся на партийной работе телом и спешно поднимаясь. – Я не знал, я не знал, что вы здесь… Я тогда… я позже зайду.

– Советую вам сюда больше не ходить, а тем более разговаривать с Елизаветой Николаевной в таком тоне, – очень жёстко сказал Константин Витальевич.

Лиза презрительно усмехнулась, глядя на этого в миг потерявшего свою былую уверенность и ставшего отвратительно жалким и заискивающим перед генералом партийного работника. А Константину Витальевичу, наверно, нравится производить такое впечатление и пугать всех своими звёздами на погонах. Лиза закрыла дверь.

– Лиза, пойдёмте чай допьём, – предложил Константин Витальевич. – Мы ещё не договорили.

«Не договорили. Сейчас договорим и подпишем договор: где, когда и почём» – зло подумала Лиза. К ней уже вернулась былая уверенность, и обсуждать так спокойно возможность стать любовницей вновь показалась оскорбительной, хотя Константин Витальевич ничего зазорного и стыдного в этом не видел и её хотел убедить в том же, а она почти поддалась и покорно отвечала на его непристойные вопросы.

– Не хочу. Ничего не хочу, – Лиза опустила глаза, нахмурилась, решительно поджала губы, выдохнула и зло сказала: – Я не буду вашей любовницей.

Константин Витальевич прошёлся по коридору, остановился напротив неё, внимательно оценивающе посмотрел.

– А женой? – вдруг спросил Константин Витальевич.

– Вы женаты, – даже не удивилась такому предложению Лиза.

– Я разведусь.

– А дети? С ними-то вы не разведётесь. Всего лишь элементарно бросите.

Последнюю фразу она не успела сказать, только подумать.

– Да что вам дети? – яростно проговорил он. – Вам с ними не нянчиться, они с матерью будут жить.

Лиза подняла на него глаза. Вот так он всё жёстко просчитал и её фразу про детей не понял, ошибочно полагая, что она опасается роли мачехи и враждебного со стороны его детей отношения. Как легко выбрасываются за ненадобностью из его жизни дети, как котята на помойку, как будто они не имеют к нему отношения и не нуждаются в нём.

– Я жду ответ.

Сказал очень требовательно и властно. Боже, он и в отношениях будет таким же по-хозяйски расчётливым, властным, не терпящим возражений, хотя именно эта свирепость и привлекала женщин. Он манил, он повелевал, он будоражил кровь и так сладко было подчиняться ему, но только не для Лизы, командный тон всегда приводил её в ярость, она не умела подчиняться.

– Зачем вам разводится, женится? – сердито спросила Лиза. – Вы же никого не любите.

– Не люблю, – честно признался он. – А вы любите?

– Нет.

– Прекрасный был бы союз двух нелюбящих сердец. Вы мне нравитесь, так же как и я вам, этого вполне достаточно для крепкого брака.

– А любовь не нужна для крепкого брака?

– Любовь? Она существует? Романов начитались, Лиза.

– Для вас она точно не существует.

– Судя по всему, для вас тоже. А если она вдруг где-то вне нас существует, то только мешает и ослепляет влюблённых глупцов, а вот когда этот любовный туман рассеивается, уж поверьте моему опыту, начинается самая интересная жизнь по части выяснения отношений двух совершенно неподходящих друг другу людей. А мы вполне друг другу подходим, к тому же у нас почти любовь.

– Это не любовь, это… это…

– Животное влечение, – подсказал ей Константин Витальевич то, что Лиза не решалась сказать вслух.

– Да, – сдавленно и тихо проговорила Лиза.

– Этого для брака вполне достаточно. Вы же не были в браке? Не такая плохая вещь, тем более для женщины. Получите массу удовольствий, от вас только потребуется быть верной и во всём мне послушной женой. Предупреждаю заранее: никакого, даже лёгкого флирта с посторонними мужчинами я от вас не потреплю. Я вам предлагаю очень надёжный брак. Вы всем будете обеспечены, даже не будете загружены домашней работой и вам не придётся больше выслушивать хамство наших любезных сограждан, вы будете полностью под моей защитой.