Кошка Соня и Последняя сосиска

Как можно не знать, что два Альфонсо – это одна и та же личность?!

«Блажен тот, кто вдали от дел» – вспомнил кот строчку из старой и всеми позабытой пьесы. На всякий случай он внимательно осмотрел Соню. Может, она шутит? Но вроде нет, не шутит. По крайней мере, кот не заметил у собеседницы никаких признаков такого поведения.

Директор уже хотел объяснить Соне, что есть только один Альфонсо, но вовремя вспомнил про еще один королевский указ, который строжайше запрещал обсуждать тот факт, что монарх играл в театре самого себя.

Старый кот вздохнул. Разумеется, по театральному драматично.

Он должен был уволить эту милую, но плохо осведомленную кошку. Но все-таки, как же Соня была похожа на Мисс Кискис!.. А ведь директор был влюблен в нее – в тайне, естественно, а как иначе? Она была старше его и являлась настоящей звездой театра, а он лишь беспомощно наблюдал за ней, сидя в зрительном зале, мечтая однажды сыграть с ней на одной сцене.

Мечта эта так и не сбылась. Но вот, спустя несколько поколений, в театр вдруг пришла та, кто являлась точной копией Мисс Кискис. Разве мог он теперь так запросто ее выгнать? И неважно, чего хотел король, и что ослушание могло стоить директору карьеры. Он не станет ее увольнять, и точка!

Решение пришло само собой, и старый кот тут же его озвучил:

– Приходите через пару дней, но только после полудня. Альфонсо играет по утрам, поэтому его вы не застанете. А уж я подберу для вас занятие в соответствии с вашими талантами.

Соня кивнула и направилась к выходу. Если бы директор только знал, что должно случиться всего через несколько минут…

* * *

Единственный в Муррсии театр был довольно небольшим. В нем отсутствовал бельэтаж, прожекторы и софиты в последний раз освещали сцену еще во времена людей, а зрительный зал был рассчитан всего на триста мест. Но благодаря работавшему здесь коллективу это место стало уютным прибежищем для всех любителей прекрасного, а на каждом втором спектакле в зале обязательно был аншлаг. Порой даже приходилось пускать котов посидеть в проходах – чего не сделаешь ради преданных зрителей!

Местные актеры разыгрывали всевозможные сюжеты, будь то творения человеческих классиков, или творчество самих котов. В последние несколько поколений талантливый сценарист по имени Тенёк старался совмещать собственные идеи с работами известных драматургов. И получалось, в общем-то, неплохо. Особенно, если учесть, что каждый новый сценарий требовалось писать таким образом, чтобы он непременно угодил королю, которому в любом спектакле отводилась главная роль.

Многие соглашались с тем, что работая под такой цензурой, можно было легко растерять своего зрителя. Однако залы не только не опустели, напротив – все чаще заполнялись до отказа. Каждый работник вносил свой вклад в общее дело, но все же главной заслугой подобного успеха был Тенёк и написанные им сценарии.

Сегодня в программе значилась премьера спектакля «Кошачья доля». Сюжет рассказывал о нелегкой судьбе котов, некогда живших под гнетом человеческой тирании, и о том, как однажды коты обрели свободу, став хозяевами своей жизни. Главная роль отводилась королю Муррсии, которого на сцене должен был сыграть известный актер Альфонсо.

Начало спектакля пришлось отложить на некоторое время: сперва Альфонсо опоздал, а затем его неприлично долго гримировали. А после его истошные крики и вовсе переполошили весь театр. Благо, что зрители ничего не слышали! А если все же и слышали, то не подали виду. Может, решили, что возмущенные вопли – часть репетиции?

Когда Тенёк собственными глазами увидел причину переполоха, то едва удержался от истерического смеха. Новоиспеченная гримерша закрутила королю усы, да так, что при виде них было очень трудно сохранять серьезное выражение мордочки. Но Тенёк был настоящим профессионалом и умел держать себя в лапках в любой ситуации. А еще он слишком много сил вложил в предстоящий спектакль, чтобы позволить подобному недоразумению сорвать премьеру.

Поэтому, пока Бонифаций – бессменный директор театра на протяжении последних семи поколений – удалился на серьезный разговор с виновницей произошедшего, сценарист самолично подправил образ Альфонсо. Лапками Тенёк мог держать карандаш и писать им не просто разборчивый, но и очень красивый текст, так что ему не составило труда выпрямить королю усы.

И вот, наконец, настал долгожданный момент начала спектакля. Занавес отодвинули в сторону, и зрители, затаив дыхание, стали наблюдать за происходящим действом.

После краткой предыстории на сцене появился Альфонсо с весьма внушительным сопровождением. Позади них картонные декорации изображали человеческий город прошлого и Муррсию, какая она была сейчас, а между ними – открытую дверь, за которой угадывалась лишь чернота, символизирующая неизвестность. Актеры массовки разделились на две группы: одна заполонила город прошлого, другая – город настоящего.

«Ми-ми-ми-ми-мяу, ми-ми-ми-ми-мяу», – затянули они своего рода мантру.

Альфонсо с поистине царским величием замер у распахнутой двери. На его мордочке читалась извечная дилемма выбора.

– Быть котом или не быть, вот в чем вопрос, – произнес он с серьезным видом. В этот момент несколько кошек в зале ахнули, восхищенные столь глубоким смыслом сцены. Ахнули тихонько, ровно настолько, чтобы выказать свое восхищение, но при этом не мешать смотреть спектакль другим зрителям.

Невидимый глазу работник театра дернул за нужную веревочку, и картонная дверь стала медленно закрываться. В ту же секунду смолкла массовка, и сцена погрузилась в тягостное молчание. Король окинул дверь взглядом, будто взвешивая все «за» и «против».

Зрители замерли в ожидании. Какое решение примет правитель Муррсии? Воспользуется представившейся возможностью или останется с тем, что имеет?

А в это же самое время позади сцены…

* * *

…Соня искала выход из театра. Она поняла, что свернула куда-то не туда, когда по левую лапку обнаружились большие, в три кошачьих роста, картонные стены. И странные то были стены, в форме домов, деревьев и прочего.

«Это же декорации», – подумала Соня и невольно улыбнулась своей невнимательности. Хорошо, хоть на сцену случайно не вышла! Но нет, в этом плане ей повезло – она находилось за сценой, а не на ней.

Кошка потрогала лапкой картонный дом. Он был плотным и слегка шершавым. Присмотревшись, она поняла, что сквозь картон может различить очертания актеров, которые распевали, словно какое-то заклинание, одни и те же звуки. Неужели, вот это и есть театральная постановка? В таком случае Сонька нисколько не жалела о том, что не смогла приложить лапку к ее созданию.

Затем прозвучал знакомый голос. Да это же тот самый актер-грубиян, которому она не угодила! Соня не расслышала его слов, но голос звучал крайне надменно. Вряд ли у него есть хоть один поклонник, подумала она.

Впереди мелькнуло стройное тело сиамского кота. Он посмотрел на Соньку, а затем махнул лапкой в сторону. «Уходи, нечего тебе здесь делать», – говорил этот жест.

Кошка кивнула в ответ. Ага, уже ухожу. Не очень-то и хотелось здесь находиться!

И вдруг ей подумалось, что раз уж она способна различить актеров, стоявших по другую сторону декораций, то и они могут ее увидеть. А что если Соню заметит кто-то из зрителей? Или этот усатый нахал?

Мысль была вполне разумной, но, как и бывало обычно у Соньки, пришла в голову в самый неподходящий момент, что нередко приводило к плачевным последствиям.

Кошка решила, что нужно срочно отсюда уходить. Она направилась вдоль декораций, полагая, что выход должен быть где-то в той стороне. Но в следующее мгновение как назло замолчали актеры на сцене. Соню крайне заинтересовало, что же такое там происходило. Забыв об осторожности, она прильнула к картонному дереву, чтобы получше разглядеть участников спектакля.

Сложно сказать, что произошло дальше. То ли Сонька споткнулась обо что-то, то ли просто оступилась, а, может, и вовсе были виноваты лапки, захотевшие продолжить путь, тогда как их хозяйка твердо решила оставаться на месте.

Соня повалилась на декорации, а те упали вместе с ней. В мгновение ока спектакль превратился в сущий кошмар. Те, кого не задела упавшая часть картонной Муррсии, отскакивали в разные стороны, сталкиваясь друг с другом. Кто-то растянулся прямо на сцене, кто-то свалился с нее, а нашлись и те, кто прыгал прямо на головы зрителям первых рядов.

В зале тоже начался переполох. Одни коты вскакивали, чтобы возмутиться тем фактом, что кто-то посмел сорвать постановку, другие же, не понимая природы происходящего, вскакивали скорее от удивления.

Спектакль закончился, едва начавшись, а вместо оваций театр заполнили шум, мяуканье и невообразимый гам. И посреди этой вакханалии отчетливо слышался крик Альфонсо. Он требовал, чтобы гвардейцы отыскали злоумышленника и вышвырнули его вон.

Что они и сделали.

За тот краткий миг, пока Сонька кубарем катилась по улице, ей необычайно остро захотелось, чтобы последнее слово непременно осталось за ней. Поэтому она встала, отряхнулась, а затем как могла громко произнесла:

– Лапки моей больше не будет в этом театре!..

Глава 3

Будь вы котом или кошкой (и при условии, что вас ни разу не похищали), вы бы никогда не смогли пересечь границу Муррсии и Пёсьей империи. И неважно, как вы при этом относитесь к своим лохматым соседям – может, у вас даже есть приятель из их числа. Только ваше дружелюбие не играет никакой роли, ведь имперцы рьяно охраняют свои владения от чужаков.

И на то есть множество причин.

Два государства, появившихся на обломках сгинувшей цивилизации, не поладили с первых же дней. Главной предпосылкой для многолетней вражды стала гибель человечества. Коты были по большей части существами гордыми и своевольными, поэтому они приняли перемены с радостью и в каком-то смысле даже вздохнули свободно, получив желанную независимость. Для собак же, которые не в пример кошачьему народу были очень привязаны к своим хозяевам-людям, перемены стали настоящей трагедией.

Возможно, именно поэтому коты первыми осознали необходимость создания нового общества. Таким образом, Муррсия родилась гораздо раньше Пёсьей империи, и ввиду куда большей численности населения, королевство вытеснило собак на окраину города, где они позже и создали свое государство.

Территория стала главной точкой преткновения в отношениях двух непримиримых народов. Собаки хотели захватить Муррсию, чтобы расширить свои владения, которые, стоит признать, были невелики, а коты, занимавшие весь остальной город, были не прочь навсегда избавиться от враждебно настроенных соседей.

Конечно, находились и те, кто не разделял общего мнения. По обе стороны границы было немало жителей, полагавших, что их народы могли бы не только ужиться на одной территории, но даже создать единую общину. Но то были лишь единичные примеры здравого оптимизма, а решение, как водится, всегда принимается большинством.

Разгоревшийся некогда конфликт продолжался и по сей день. Периоды относительного мира сменялись яростными сражениями. На стороне империи была сила, а королевство имело весомое численное превосходство.

Последние несколько поколений королю Барсику XIII удавалось поддерживать относительно мирные отношения с извечным врагом (хотя по факту король просто откупался от псов сметаной). Но после его смерти новый правитель разорвал нейтралитет с империей, подобно куску пенопласта. И теперь любой, даже самый незначительный конфликт между сторонами мог обернуться кровопролитной войной.

Однако политика – вещь куда более сложная, чем может показаться на первый взгляд. У животных гораздо сильнее нашего развит инстинкт самосохранения, а посему даже самая жестокая диктатура не могла заставить их отказаться от собственного «я». Неважно, Муррсия или Пёсья империя – случись война, ее бы поддержали далеко не все. Для открытой конфронтации каждой из сторон нужен был достаточно серьезный повод.

Альфонсо без труда сумел внушить подданным, что имперцы – всего лишь жестокие, кровожадные хищники. Спустя какое-то время на просторах королевства стало в порядке вещей пугать непослушных детей грозными собаками, которые только и ждут, как бы напасть на миролюбивый кошачий народ. Сами же родители при этом понятия не имели, что творилось по другую сторону границы, и каков жизненный уклад имперцев.

Да и откуда им было знать? Как уже говорилось, псы охраняли свои границы днем и ночью, так что ни один любопытный кот не прошмыгнул бы мимо стражи. Хотя Царап с Соней вполне могли бы поделиться с сородичами одной нехитрой лазейкой…

Впрочем, в слухах, которые Альфонсо старательно распускал о Пёсьей империи, была далеко не одна только ложь. В отличие от Муррсии, где помимо короля существовал также королевский совет, способный при необходимости лишить его власти, в империи вся власть была сосредоточена в лапах и зубах абсолютного монарха – императора. Для своих подданных он был не только правителем, но и господином, который свободно распоряжался судьбой жителей.

В империи не существовало установленных законов, ведь все решал голос повелителя. Будучи самым сильным псом в государстве, он удерживал свой трон за счет страха и физической силы – любого, кто смел перечить ему, ждала неминуемая расправа. Императора боялись, но в то же время безмерно уважали, признавая за своим вожаком истинное могущество. Его армию составляли грозные ротвейлеры, яростные питбули и неудержимые овчарки – так что коты, наверное, правильно делали, побаиваясь своего извечного противника.

Но если вы пересечете границу, а затем немного прогуляетесь по имперской территории, то поймете, что не все так однозначно.

Пёсья империя сильно отличалась от Муррсии. Когда-то на месте собачьего государства располагалась промышленная зона. Заводы, склады и фабрики теперь стали домом для собак. Если коты старались приспособить для жизни едва ли не каждую вещь, оставленную после себя человеком, то псы незамедлительно избавлялись от всего лишнего в угоду свободному месту. Представителям некоторых крупных пород для комфортной жизни требовалось много пространства, и, пожалуй, промзона как нельзя лучше подходила для этого. Любопытно, что именно эти собаки мечтали о войне, а другие, не столь габаритные подданные империи (чухуахуа, таксы и прочие), которые с удовольствием переселились бы в уютные квартиры, занятые котами, предпочли бы избежать возможного конфликта с их обитателями.

В отличие от Муррсии, где жилье между горожанами распределялось по решению представителей власти, в Пёсьей империи было в порядке вещей завоевывать крышу над головой собственными когтями и зубами. Победитель получал в свои владения просторные помещения, а проигравшему приходилось довольствоваться местом под открытым небом. И пока солдаты готовились к войне, имперские улицы, которые населяло сплошь мирное население, жили своей жизнью.

Старые псы грелись на солнышке, выбирая для отдыха места, расположенные подальше от высоких построек, а когда дневное светило пряталось за горизонтом или небо трогала серость непогоды, наоборот, жались поближе к стальным и кирпичным стенам, где свес кровли мог хотя бы частично защитить их от осадков. Если стариков не клонило в сон, то обычно они наблюдали за молодняком, пока те днями напролет резвились со сверстниками. Особенно в этом преуспевали далматинцы, которых буквально переполняла жизненная энергия. Один старый шпиц даже как-то обмолвился, что пятнистые щенки могут за сутки пробежать все круги Ада. Собеседники покивали ему, что да, дескать, так и есть. Хотя на самом деле никто из них никогда не читал книг, и понятия не имел, что такое Ад.

В Пёсьей империи не было магазинов, но зато имелся общественный базар. Здесь, как и в королевстве, действовал принцип честного обмена, разве что споров при заключении сделок было не в пример больше. В империи также была своя музыкальная группа, и не одна. Правда, оба коллектива («Гав-гав Блюз» и «Кость-моя-Кость») репетировали, а затем выступали там же, где и жили – на улице. Но это нисколько не мешало им собирать на своих выступлениях кучу народа.

Была в империи школа, игровая площадка, читательский клуб и много других мест, где жители могли скрасить свой досуг или с пользой провести время.

Государства кошек и собак были очень разными, но в то же время имели и много общего. Вполне возможно, что в один прекрасный день они смогли бы обрести понимание и принять друг друга, положив конец исторической вражде.

Но в один совершенно неприметный вечер (который точно не был прекрасным, особенно для Сони), на Пустом Месте солдаты империи приняли из лап муррсийцев плененную кошку, благодаря чему император получил шанс развязать долгожданную войну на выгодных для него условиях. Ведь эта кошка знала, где находится Последняя сосиска…

* * *

В то утро, когда Соня и Царап сбежали из Пёсьей империи, местные стражники все как один проморгали котов, прятавшихся в тенях узких имперских улочек. По крайней мере, наши герои так думали. Но один бигль все же заметил их. Он держался на приличном расстоянии и следовал за ними по пятам, пока коты не перелезли через забор и не растворились в высокой траве Пустого Места.

Впрочем, Патрик – так звали пса – даже не планировал мешать гостям из королевства покинуть пределы империи. По его разумению, им все равно нечего было здесь делать. Патрик был добрым, и последнее, что он хотел увидеть – как его собратья рвут в клочья двух пушистых зверьков.

Пес всегда полагал, что природа создала зверей для того, чтобы они жили сообща, одной большой семьей, и его очень расстраивало, когда другие смеялись над его точкой зрения. Они называли Патрика наивным – ну и пусть! Главное, что он верил в собственную правоту.

Но каким бы добрым он не был, бигль отнюдь не забыл, что за страшное существо правило империей, и что оно могло с ним сделать, если Патрик умолчит о том, что видел. Поэтому пес дождался, пока день вступит в свои права, а затем отправился к своему хорошему знакомому, доберману Викингу. Тот не был солдатом, ибо родился с дефектом (левая передняя лапа была короче остальных), но тесно общался с кем-то из императорских офицеров. Патрик рассказал Викингу про котов (опустив подробности о том, что он мог остановить их, или хотя бы поднять на уши всю империю громким лаем) и попросил передать эту информацию кому следует.

Когда дело было сделано, бигль отправился по своим делам и вскоре напрочь позабыл об увиденном. На этом участие Патрика в нашей истории завершается, а мы с вами перенесемся под крышу склада внушительных размеров. Как и для чего использовалось это сооружение в бытность человека навсегда останется загадкой. Собаки избавились от всего, что посчитали ненужным хламом, и теперь здесь располагалась обитель императора.

Солдаты привели двух кокер-спаниелей, охранявших пленницу, и бросили их к лапам своего повелителя. Овчаркам пришлось немало побегать по оживленным улицам, пока они наконец не нашли нерадивых тюремщиков на базаре. Они прятались под прилавком полуслепого торговца-пуделя, и, судя по всему, не особо спешили доложить о своей неудаче правителю.

Ральф, который предпочитал оставаться за дверью, пока его напарник Кекс допрашивал кошку, уткнулся носом в пол, не смея даже скулить, хотя у него и болело все тело – солдаты изрядно помяли ему бока, пока тащили сюда. Кекс же поднял взгляд, чтобы увидеть императора воочию.

Над ним возвышался тибетский мастиф – настоящий исполин по сравнению с теми же спаниелями. Император был огромен, и даже несмотря на длинную густую шерсть антрацитово-черного цвета, которая практически сливалась с полутьмой помещения, в глаза бросалось мощное мускулистое тело, скрытое под ней. Голова у императора была крупной, с широким лбом, а морда – укороченной, квадратной формы; глаза же, напротив, были небольшими и частично скрывались надбровными складками. Но в них читалось такое раздражение, что Кекс сильно пожалел о своем решении поднять голову. Он готов был поклясться, что за толстыми и слегка отвисшими губами мастифа он видит острые зубы, которые с легкостью могли разорвать обоих спаниелей разом.

Император сделал шаг вперед.

– Как? – Его тяжелый, как сотня взрослых псов, голос заполнил собой все доступное пространство. Акустика помещения к тому же добавляла голосу странные вибрирующие нотки.

Все в империи знали, что их правитель был немногословен. Ты либо понимал, что он говорит, либо нет. И во втором случае, участь твоя будет незавидной.

– М-мы… – пискнул Кекс, и тут самообладание покинуло его. Кокер-спаниель пал ниц перед своим повелителем, мысленно моля его о пощаде. Но вслух он больше не вымолвил ни слова. От ледяного страха, сковавшего его тельце, он напрочь позабыл, что умеет разговаривать.

Император глухо зарычал, а затем повернулся к овчаркам. «Не заставляйте меня повторять свой вопрос», – говорили его глаза.

Один из солдат пересказал полученную от Викинга информацию. По всему выходило, что сбежать кошке помог другой муррсиец. Сейчас они наверняка были где-то на Пустом Месте.

– Рекс, – произнес император, и оба солдата встали по стойке смирно. – Найди ее.

– Слушаюсь, мой господин!

Рекс побежал исполнять волю повелителя, пока второй солдат по жесту монарха поволок на улицу дрожащих от страха спаниелей. Этой парочке крупно повезло, что император пребывал в хорошем расположении духа и не казнил их на месте.

* * *

Оставшись в одиночестве, Тито нахмурился, отчего его широкий лоб прорезали глубокие морщины. Родись он в эпоху человечества, то вполне мог вырасти ласковым, любящим и преданным компаньоном для своего хозяина, каковыми являлись большинство мастифов. Вместо этого будущий император появился на свет, когда в целом мире не осталось ни одного зверя, видевшего людей собственными глазами.

Родителей он не помнил и никогда не встречал в городе других мастифов. Тито был один и не имел за душой ничего, кроме собственного имени и небольшого закутка на одной из имперских улиц, ставшего ему домом. Пока он дрожал в непогоду, не имея возможности укрыться под спасительной крышей, коты, и без того жившие в роскоши, расширяли свои границы. В отсутствии сильного лидера, способного повести народ за собой, собакам приходилось отступать под натиском королевства, пока однажды их окончательно не вытеснили в промышленную зону.

Тито помнил те немногие стычки, когда его народу удавалось отвоевать часть утраченных территорий обратно, но лишь за тем, чтобы совсем скоро вновь их потерять. Котов было слишком много, и в отличие от собак, среди которых не находилось понимания, муррсийцы действовали сообща.

Мастиф понял, что империя сделается сильной лишь в том случае, если во главе ее встанет истинный вожак. И, едва он это осознал, внутри него что-то переменилось. Он стал готовиться к войне – не с котами, но против своего же народа.

Тито рос, тело его крепло с каждым поколением, а вместе с ним крепчала и уверенность в поставленной цели. Дорога к власти не была легкой, и на пути мастифу встретилось немало трудностей – гораздо больше, чем ему хотелось бы. Но в конечном счете каждое испытание, каким бы тяжким оно не оказалось, делало его лишь сильнее.

Пес понимал, что одного восхождения на трон будет недостаточно для победы над королевством. Коты все еще превосходили империю численностью, а среди собак не находилось достаточного количества боеспособных воинов. Чтобы одолеть своего врага, империи было необходимо подорвать его моральный дух. В разобщении жителей королевства крылся ключ к успеху, и Тито непременно должен был отыскать способ этого добиться.

Могучий мастиф стал императором далеко не сразу. Он не стремился за один прыжок сменить холодные улицы на корону монарха. Сперва нужно было заработать себе репутацию грозного и безжалостного бойца. Тито шел по головам своих предшественников, от одной должности к другой, пока не влился в ряды элитных солдат тогдашнего правителя.

Будущий император был на голову выше своих боевых товарищей, а некоторых – на две или три, так что очень скоро ему доверили возглавить свой собственный отряд. Псы уважали силу, а уж силы у Тито было, хоть отбавляй.

Очень скоро император послал его отряд в бой, в очередной безнадежной попытке вернуть часть прежних границ. Псам это удалось, но их было слишком мало, чтобы удерживать захваченные позиции, так что со временем им пришлось отступить.

Казалось, что империя потерпела неудачу. Но только не Тито – пес сумел добиться желаемого, узнав о главной слабости своего противника. О Последней сосиске.

Этот муртефакт – так называли коты особо ценные предметы, сохранившиеся со времен человечества – мог даровать своему хозяину практически безграничную власть над котами, которые придавали сосиске особый, едва ли не божественный смысл. Услышь это Тито от кого-нибудь другого, то счел бы это небылицей, не заслуживающей внимания. Но про муртефакт ему рассказал поверженный кот, аккурат перед тем, как испустить дух. Он говорил о ней, как о предмете, дарующем надежду на светлое будущее – будущее без агрессивно настроенных собак, живущих по соседству.