Кошка Соня и Последняя сосиска

Дело в том, что Альфонсо…

Впрочем, об этом чуть позже. А пока перенесемся в тот самый день, с упоминания о котором начала свой рассказ Соня. С утра пораньше она пришла в Муррсийский драматический театр в поисках работы. В то же самое время, но тремя кварталами севернее, на третьем этаже застекленного здания Арчибальд стоял, прислонившись лбом к окну, и глядел вниз, где у главного входа собралась группа котов, оглашавшая округу криками протеста.

Здание это располагалось на пересечении улиц Породистая и Молочная и когда-то служило местом, где человек мог купить самые разнообразные товары – от продуктов и одежды до книг и электронных гаджетов. Как назывались такие места? Супермаркеты? Универмаги? Секонд-хенды? Арчибальд точно не знал и ему, в сущности, было все равно. У муррсийцев тоже существовали магазины, но выглядели они гораздо скромнее, к тому же в основе торговли лежала бартерная система – ты мне, а я тебе. Такой подход был гораздо практичней, чем обмен товаров на разноцветные бумажки, который в свое время практиковали люди

Теперь же это здание являлось королевской резиденцией.

На первом этаже располагалась своего рода приемная. Здесь монарх являл себя посетителям во время банкетов, а простые жители могли озвучить свои просьбы или жалобы, заранее отметившись у королевского секретаря. На втором этаже находился тронный зал, где Альфонсо принимал особо важных просителей, а также справлялся с делами государственной важности. И, пожалуй, именно этот этаж чаще других пустовал по одной простой причине – правитель находился где-нибудь в другом месте.

Третий и четвертый этажи были целиком переоборудованы под личные покои короля. Арчибальд всегда называл их комнатой кривых зеркал. Связано это было с их количеством – зеркал здесь было очень много, и некоторые из них стояли друг напротив друга, чтобы монарх мог любоваться собой с любого возможного ракурса.

Вот и сейчас, пока протестующие обступили королевскую резиденцию, Альфонсо стоял перед зеркалом, пристально всматриваясь в свое отражение. Обычно он делал это с неподдельным удовольствием, но сегодня отчего-то хмурился.

– Арчибальд! – окликнул он своего самого доверенного и преданного кота во всем королевстве. – Как ты думаешь, закрутить ли мне усы для сегодняшнего спектакля?

– Что? – Арчибальд неохотно повернулся к своему повелителю.

– Что-что! Усы! Стоит ли мне их закрутить?

– Закрутить? Зачем?

– Для красоты, разумеется!

Арчибальд скривился, будто съел что-то чересчур кислое. «Лучше бы вы также сильно беспокоились о том, что творится в вашей стране, как переживаете по поводу собственной внешности», – подумал генерал. Но вслух он сказал несколько иное:

– В предстоящем спектакле вы играете самого себя, а у вас усы не закручены.

– Что с тебя взять, старый вояка? Ты ничего не смыслишь в искусстве!

Арчибальд поклонился, соглашаясь с королем. Хотя не будь он столь предан короне и тому, кто ее носит, то непременно бы напомнил монарху, что они с ним были не только одного возраста, но и вместе росли. Впрочем, даже в детстве Альфонсо не упускал возможности напомнить ему о своем высоком положении.

С другой стороны, в словах короля все же имелась доля правды. Арчибальду довелось поучаствовать едва ли не во всех «вооруженных» конфликтах с собаками, чем не мог похвастаться не один из гвардейцев. И каждый из тех случаев оставил на теле генерала памятные отметины. Сам же Альфонсо сражался разве что со слугами, и то, будучи еще котенком. Причем, несмотря на несерьезность детских игр, юный принц всегда приказывал оппонентам уступить ему. И они охотно повиновались, боясь перечить наследнику престола.

В этот момент крики на улице достигли своего апогея, перейдя в скрипучее крещендо. Король дернул щекой, как делал всегда, если его что-то раздражало.

– Что там еще за шум?! – возмутился он.

– Члены королевского совета, Ваше Замурчательство.

– В самом деле? И чего они хотят? – с деланным безразличием спросил Альфонсо.

– Полагаю, они возмущены тем, что вы уже долгое время не посещаете заседаний совета. У них есть к вам вопросы, и они желают получить на них ответы.

– Они лишь горстка нытиков! – отмахнулся монарх, вернувшись к созерцанию собственного отражения. – Вечно чем-то недовольны, постоянно что-то требуют, ф-р-р!..

– Возможно, вам стоит…

– У меня нет времени на этих бездельников! Ты забыл, что у меня сегодня выступление?! Прикажи гвардейцам прогнать их!

– Ваше Замурчательство, они королевские советники. Нельзя просто взять и…

– Ладно!.. И что предлагает мой помощник?

Арчибальд не стал вновь поднимать тему заседаний совета. Король ясно дал понять, что не собирается на них присутствовать, равно, как и встречаться с советниками в неурочное время. Переубедить же Альфонсо в чем-либо было чрезвычайно трудно. Поэтому генерал предложил то единственное, что можно было сделать в сложившейся ситуации – ничего не делать.

– Нужно просто подождать, – пояснил он. – Через какое-то время советники сами разойдутся.

– Хорошо. Но если из-за этого я опоздаю на спектакль, ты проведешь ночь в темнице!

Арчибальд вновь поклонился. Угрозы короля его нисколько не пугали. Тот с легкостью мог причинить вред другим, но того, кто делал за него всю грязную работу, Альфонсо бы никогда не тронул и кончиком когтя. Арчибальд был предан ему, и он это знал. А если учесть, что король никому не доверял, то он бы ни за что не смог найти замену своему единственному настоящему помощнику.

Правда, это нисколько не мешало монарху вести себя грубо и надменно по отношению к генералу. Но Арчибальд не принимал это близко к сердцу, ведь правитель относился хорошо лишь к одному коту во всей Муррсии – к самому себе.

Генерал вновь прислонился к стеклу и взглянул вниз, где королевские советники продолжали требовать встречи с правителем. Он насчитал восемь котов – две трети от полного состава королевского совета. Игнорируя их недовольство, Альфонсо играл с огнем, ведь по изначальным законам Муррсии, которые не мог переписать ни один правитель, именно советники обладали полномочиями низложить действующего монарха, если его действия будут признаны недостойными короны и самой Муррсии.

Вот только сделать это советники могли лишь вместе, придя к единому согласию. А именно согласия им как раз и недоставало. В совет входили представители самых многочисленных пород в королевстве, а, как известно, у двух котов разной породы всегда будет два разных мнения. Советников же была целая дюжина – двенадцать не похожих друг на друга котов и кошек.

И тем не менее восемь из них уже смогли забыть о мелких разногласиях, причем сплотил их, сам того не желая, именно Альфонсо.

В отличие от своего отца, Барсика XIII, который правил по совести и ненавидел бюрократию во всех ее проявлениях, Альфонсо, едва надев корону, поспешил издать ряд сомнительных указов. И если некоторые из них были, в сущности, безобидными (например, обязывали всех котов обращаться к монарху не иначе как «Ваше Замурчательство»), то другие вызвали немало протестов и недовольства – как среди советников, так и со стороны простого народа.

В частности, один из указов учредил кошачий суд. Судебный процесс был достаточно банален: истец с ответчиком становились в позу, выгибали спины, а затем просто орали друг на друга. Виновной признавалась сторона, переходившая от показных угроз к физическому воздействию, что прямо запрещалось судебными правилами, а также сторона, решившая спастись бегством – что было не только противозаконно, но и считалось признаком дурного тона.

Однако не в кошачьей природе спокойно наблюдать за сварой сородичей, и поэтому на практике большинство судебных заседаний заканчивались всеобщей грызней. Причем ее инициатором чаще всего выступал сам судья или кто-то из присяжных. И если раньше все мелкие бытовые споры и конфликты горожане разрешали самостоятельно, то теперь закон обязывал котов непременно обращаться в суд. Во время же заседаний одна единственная ссора порождала еще с десяток новых конфликтов.

А совсем недавно Альфонсо решил ввести нормированный рабочий день. И это при том, что коты работали не столько ради выполнения вверенных им обязанностей, сколько для того, чтобы им было чем себя занять. Горожане приходили на работу когда хотели и уходили с нее в таком же порядке. Но теперь для каждой профессии закон закреплял конкретную продолжительность рабочего дня. Стоит ли говорить, что до этого указа большинство муррсийцев никогда и не думали следить за временем.

По всей видимости, именно этот указ стал последней каплей для восьмерых членов королевского совета. И глядя на то, как они оккупировали королевскую резиденцию, Арчибальд задался вопросом: сколько еще понадобится глупых решений короля, чтобы убедить оставшихся советников присоединиться к своим коллегам, начавшим открыто проявлять свое недовольство? И как скоро взбунтуется простой народ, если следующим своим решением Альфонсо, скажем, введет комендантский час?

Но, чтобы ни произошло, случится это точно не сегодня.

Будучи генералом, Арчибальд должен был уметь просчитывать действия врага наперед, и пусть этим врагом сейчас являлись королевские советники, его задача оставалась неизменной. Он всегда умел неплохо читать котов; короткого знакомства хватало ему для того, чтобы понять, что за личность перед ним. А уж предугадать, чем закончится маленький бунт советников, можно было и без знаний стратегии и военного дела.

Советники были котами, а всем котам быстро приедалась однообразная деятельность. Покричав еще какое-то время, они оставили бесполезную затею и удалились прочь, так и не добившись желаемого результата.

* * *

Позже, в тот же день, король Муррсии в сопровождении генерала и двух десятков гвардейцев отправился в знаменитый на все королевство драматический театр, чтобы принять участие в очередном спектакле, где правитель исполнял главную роль. К слову, знаменитым театр стал после того, как горожане поняли, что второго подобного заведения в Муррсии, скорее всего, никогда уже не будет.

Альфонсо считал себя великим актером, чье мастерство могло сравниться лишь с его красотой. И он действительно обладал определенным талантом, помогавшим ему легко входить в нужные образы. Вот только Альфонсо не был бы собой, не изврати он даже это, столь похвальное начинание.

Король регулярно исполнял главные роли в спектаклях и мюзиклах. Руководство театра не смело отказать монарху в его желаниях, и поэтому им приходилось писать сценарии с учетом тех персонажей, которых предпочитал играть Альфонсо. А он чаще всего исполнял роль самого себя, короля Муррсии. И чтобы у руководства театра не возникло однажды мысли воспрепятствовать его актерской карьере, он издал указ, закрепляющий права своего альтер-эго.

Так что, пожалуй, не стоит удивляться тому, что находились коты, недовольные текущим положением дел в королевстве.

Итак, каждый в театре – от директора до последнего зрителя – обязан был воспринимать Альфонсо исключительно как актера, пока тот изображал на сцене себя же, но в качестве короля. Любое ослушание могло навсегда закрыть двери театра перед носом виновника. Но, что самое удивительное, несмотря на весь этот абсурд, выступления монарха нашли отклик у многих зрителей, и у него появилось немало преданных поклонников.

Поклонниц, если быть точнее.

В тот день должна была состояться премьера спектакля «Кошачья доля», и к моменту прибытия короля все приготовления были завершены. Проведены последние репетиции (сам Альфонсо в репетициях не учувствовал, полагая, что он не он должен подстраиваться под сценарий и других актеров, а они под него), установлены на положенные им места декорации, а все места в зале заняты ожидающими начала спектакля зрителями.

Персидский кот преклонного возраста, занимавший должность директора театра, встретил королевскую процессию с должным подобострастием. Поклонившись не меньше десятка раз, он поинтересовался, что же так задержало монарха в пути. Вместо ответа Альфонсо потребовал, чтобы его немедленно отвели в гримерку.

– Да-да, разумеется, Ваше Замурчательство, – зачастил директор. – Только должен вас предупредить, что ваш гример недавно уволился, и, должен признать, его уход стал для всех нас полнейшей неожиданностью…

Арчибальду невольно вспомнилось, какими нелицеприятными словами правитель называл кота, гримировавшего его перед каждым выступлением. Генерала скорее удивило то, как долго бедняга продолжал работать, несмотря на столь грубое обращение к нему, чем тот факт, что он наконец-то решил покинуть театр.

Директор, меж тем, рассказывал, что он уже подыскал замену, что у новой работницы нет соответствующего опыта, но она талантливая и целеустремленная личность, и что она как две капли воды похожа на почившую в прошлом поколении Мисс Кискис, сыгравшую в более чем двух сотнях постановок. Он продолжал распинаться перед монархом, а тот все больше терял терпение с каждой его фразой.

Генерал поспешил разрешить конфликт еще до его возникновения. Он оказался возле директора, наклонился к его левому уху и едва слышно прошептал: «скорее ведите короля в гримерку».

Директор смолк на полуслове, поклонился и попросил правителя следовать за ним.

Арчибальд искренне сожалел, что Альфонсо, хоть и был котом, но совершенно не понимал кошачьей природы. Их народ нельзя было заставить повиноваться беспрекословно. Кто бы ни сидел при этом на троне, или какой властью он не обладал. Природу не обманешь, а она наградила кошек поистине бунтарским характером. Никакая эволюция не сможет этого исправить. И уж точно это не по силам одному коту, неважно, есть корона на его голове или нет.

Альфонсо был полной противоположностью своего отца, Барсика. Покойный король ставил нужды страны превыше всего прочего. Он любил своих подданных, и те отвечали ему взаимностью. Принимая же важные решения, он всегда учитывал мнения своих советников. Но затем произошел несчастный случай на охоте, и Муррсия потеряла своего правителя. Тело Барсика так и не нашли, а его единственный сын унаследовал опустевший трон.

Оглядываясь назад и вспоминая то, как быстро советники согласились признать Барсика погибшим, и как скоро была произведена коронация юного наследника, Арчибальд не раз думал, что Альфонсо приложил лапку к исчезновению своего отца. Они никогда не ладили – король пытался воспитать достойного приемника, а тот напрочь отказывался становиться добрым и мягкосердечным, каким его желал видеть родитель. Можно сказать, что смерть Барсика была выгодна Альфонсо, ведь она не только позволила ему избавиться от ненавистного ему контроля, но и самому стать правителем королевства.

Вот только Арчибальд всегда был в курсе всех, даже самых грязных замыслов Альфонсо, ведь в десяти случаях из десяти именно генералу приходилось «пачкать» свои лапки. Будучи еще принцем, Альфонсо не уставал повторять о своих амбициях и желании поскорее занять трон. В присутствии генерала он никогда не скрывал своих мыслей. Однако же про то, что случилось на охоте в тот роковой день, Арчибальд знал не больше, чем все остальные. И, казалось бы, это должно было убедить его в непричастности принца к произошедшей трагедии. Вот только…

Тело Барсика ведь так и не нашли. К тому же он пропал в лесу, в котором охотился с раннего детства. Предположительно, на него напали собаки, но никаких доказательств обнаружить так и не удалось, кроме нескольких пятен крови на деревьях.

Арчибальд пообещал себе, что однажды сам докопается до правды, ведь он не забыл, как много для него сделал Барсик. Но данная самому себе клятва шла вразрез с нежеланием узнать, что Альфонсо действительно приложил лапу к смерти своего отца. И потому генерал так и не предпринял попыток расследовать пропажу монарха…

Тем временем сцена понемногу заполнялась массовкой. Спектакль должен был вот-вот начаться, и генерал занял место в переднем ряду, рядом с остальными гвардейцами.

* * *

Сонька была в гримерке, исследовала свое новое рабочее место. Кроме пары вращающихся стульев, длинного широкого стола и нескольких зеркал, в комнате больше не было никакой мебели. Впрочем, она бы все равно здесь не поместилась – все оставшееся пространство занимали костюмы, а также всевозможные тюбики, баночки, флаконы, бутылочки, расчески, кисточки и прочие атрибуты, с помощью которых можно было придать актеру неповторимый образ.

Или, во всяком случае, попытаться это сделать.

Первым делом Соня запрыгнула на стул и вдоволь на нем повращалась. Затем не преминула возможности пересмотреть содержимое всех тюбиков, баночек и прочего-прочего, большую их часть перенюхать, а некоторые даже попробовать на язык. Должна же она знать, с чем имеет дело!

Бросила она это занятие после того, как несколько раз чихнула, а язык защипало от какого-то излишне кислого крема. Что же касается инструментов, которыми ей, похоже, совсем скоро придется орудовать, то Соня не знала названия и половины из них. Не говоря уже о том, чтобы уметь ими пользоваться.

Она до сих пор не до конца понимала, почему директор театра предложил ей работу гримера. Сонька сразу сказала, что соответствующего опыта у нее нет, да и вообще, вряд ли она с этим справится. Но старый перс ответил, что все это, мол, вздор, и стоит лишь захотеть чего-то добиться, как ты уже на шаг приблизишься к положительному результату. И смотрел он при этом на нее как-то очень странно. Будто они были давно знакомы.

Вот только она знать не знала этого театрала и впервые увидела его лишь сегодня.

Что же до самой Соньки, то она пришла сюда этим утром, потому что на днях совершенно случайно наткнулась на объявление, в котором говорилось, что драматическому театру срочно требуются несколько добровольцев для участия в массовке. Соня никогда не была в театре, и, говоря откровенно, до сегодняшнего дня даже не подозревала о его существовании. Но на прошлой неделе она потеряла работу и как раз искала подходящие для себя вакансии. А учитывая, что она не имела каких-либо конкретных предпочтений, то вариант с театром был не хуже и не лучше прочих альтернатив.

Однако, как выяснилось, Соня опоздала – к моменту ее прихода свободных мест в массовке не осталось. Так что она уже была готова развернуться и уйти, когда директор театра вдруг предложил ей попробовать себя в качестве гримера.

Сонька согласилась. «Почему бы не попробовать?» – решила она, тем более что в случае неудачи всегда можно податься куда-нибудь еще. Ведь, по правде, она никогда не задерживалась на одном месте надолго.

Нет, Соня вовсе не была плохим работником. Дело обстояло несколько иначе. Она всегда находила общий язык, как с коллегами, так и с непосредственными начальниками, не редко она и вовсе становилась настоящей душой компании. Проблема была лишь в ее неуклюжести, и к концу главы вы сами поймете, насколько серьезна эта проблема.

* * *

Альфонсо был той же породы, что и Сонька, одного с ней роста, да и вообще, что касается внешнего вида, то отличался он от нее в основном только окрасом. Сплошной голубой, без каких-либо рисунков. Лишь на лице, прямо под носом, имелись два белых пятна, смахивающих на усы – человеческие усы. Глаза его были посажены гораздо глубже, чем у типичного вислоухого шотландца, и это придавало Альфонсо достаточно суровый вид. И совсем скоро выяснилось, что такой образ ему подходил как нельзя кстати.

Ее первый клиент, который должен был сыграть в этот день не кого-нибудь, а самого короля Муррсии, оказался крайне грубым и надменным котом. Разговаривал исключительно в приказном тоне и выражал свое недовольство едва ли не по каждому ее движению. Соня решила стоически вынести выпавшее на ее долю испытание и старательно выполняла все указания.

Сперва она убрала с помощью щетки лишние волоски с шерсти актера. Затем надушила его каким-то крайне пахучим одеколоном. А вот следующий этап вызвал у нее немало трудностей, и когда она закончила, то перепачкалась с лапок до ушей. Ей требовалось придать объем белым пятнам на его мордочке, которые Альфонсо не без гордости называл «королевскими усами». Для этого Соня использовала муку, которой была до краев наполнена одна из баночек. Кошка считала, что пачкать свою мордочку в муке это очень-очень глупо, но от комментариев воздержалась. Потерять работу в первый же день было бы рекордом даже для нее.

К своему удивлению, с задачей Сонька справилась. И даже умудрилась не просыпать муку на пол. Однако следующее требование актера поставило ее в тупик.

– Закрутить вам усы? Но мы же только что обсыпали их… То есть увеличили объем.

– Не эти усы, дура! – закричал Альфонсо.

– А-а, поняла, – спохватилась Соня. Она быстренько осмотрела бесчисленные инструменты в поисках того, чем можно было бы закрутить кошачьи усы.

И ничего не нашла.

Здесь было так много всего! Чем именно ей нужно крутить усы? А что, если она выберет не тот инструмент и у нее ничего не получится? Или она случайно сломает один или несколько усов? Ой, кошечки, что же делать-то?!

Сонька осматривала имевшийся в гримерке инвентарь, надеясь понять, какой инструмент ей выбрать. Переводила взгляд с одной вещи на другую и пыталась представить, как она будет крутить усы тем или иным предметом.

– Чего ты ждешь?! Используй керлер! – Полный злости и возмущения возглас актера вывел кошку из раздумий.

Она еще раз пробежалась взглядом по инструментам. Ну и какой из них – этот самый керлер? Среди всех этих железяк, резинок и пластмассок ответа не находилось.

– Щипцы для завивки ресниц! Они лежат прямо перед тобой, ты что, ослепла?! – То, с каким раздражением было это сказано, не сулило Соньке ничего хорошего. Но, по крайней мере, теперь она смогла отыскать искомую вещь.

Инструмент был металлическим, с двумя изогнутыми пластинками, мягкими резиновыми подкладками на них, и ручками как у ножниц. Выглядел керлер весьма устрашающе. Им бы пытать кого-нибудь, а не красоту наводить! Но особого выбора у Сони не было. Она взяла щипцы со стола и принялась за работу.

За годы существования Муррсии многие коты научились делать лапками то, что было недоступно их предкам. Конечно, несмотря на весь приобретенный опыт и сноровку, лапки все же оставались лапками, да и Соня к тому же не могла похвастаться подобными достижениями. Максимум на что она была способна – справляться с мелкими, рутинными делами. И вот теперь от нее требовалось использовать свои лапки, чтобы закрутить актеру усы при помощи ужасных на вид щипцов.

Она очень старалась, но поначалу даже не могла удержать керлер – он постоянно норовил вывалиться из лапок и брякнуться на пол. Кое-как она все же приноровилась держать его, и тогда методом проб и ошибок стала пытаться закрутить первый ус. Спустя какое-то время ее муки все же окупились, и она сумела с ним справиться. И ей бы порадоваться успеху, да только своей очереди ждали несколько десятков его собратьев.

– Чего ты так долго возишься?! – Альфонсо вновь расщедрился на крики. – Живее! Зритель не может ждать вечно!

Мяукнув с досады, Сонька принялась судорожно закручивать оставшиеся усы так быстро, как только могла. Один, за ним второй, третий, четвертый… Разумеется, об аккуратности больше не шло и речи. И когда она закончила, результат оказался вполне ожидаемым.

Она закрутила усы в разные стороны, без какого-либо порядка. И весь этот «усатый» хаос выглядел настолько нелепо, что кошка не сдержалась и рассмеялась в полный голос.

Альфонсо оттолкнул ее и бросился к зеркалу. Если бы коты могли покраснеть, то король, вероятно, сделал бы именно это – залился пунцовой краской до последнего волоска на своем теле. И то была бы не краска стыда – отнюдь, – а признак высшей степени злости и ярости.

В следующий миг актер разразился истошными криками.

– ТЫ ЧТО СДЕЛАЛА, ТЫ…3

Стоит ли говорить, что в этот момент будущее Сони в качестве гримера Муррсийского драматического театра висело на волоске!

* * *

Чуть позже, пока сценарист выпрямлял королю усы (он вызвался добровольцем), в кабинете директора театра состоялся короткий, но достаточно серьезный разговор.

– Соня, дорогая, Альфонсо ясно дал понять, что больше не хочет видеть вас в нашем театре. Поэтому…

– Почему вы идете на поводу у какого-то заносчивого актеришки?! Разве не вы здесь главный?

Директор удивленно моргнул. Он перевел взгляд на ближайшую стену, где рядом висели два огромных портрета: короля Альфонсо и его сценического образа – актера Альфонсо. Портреты эти директор лично развесил по всему театру, как того требовал королевский указ. И разница в картинах была лишь в белых «усах». У монарха они были маленькими, едва приметными, у актера же занимали треть мордочки.

Как иронично, что именно усы – пусть и не эти – стали причиной конфликта.

Директор развел передние лапки в драматическом жесте. Правда, он при этом едва не плюхнулся носом в пол – с координацией у него всегда было плоховато.