Свалка времени

– Нет. Печально: куда ни пойдешь – все тот же радиоцентр. А вы на антенну не взбирались?

– Разумеется! – раздраженно ответил Фирсов. – Холм и лес. Вот и все.

Максим спустился в убежище. От нечего делать он заглянул в генераторную. Довольно урчал дизель, пузырьки топливомеров, как живые, плясали почти у верхнего обреза шкалы. Значит, две продолговатые цистерны с горючим полны солярки.

По медпункту Максим пронесся вихрем, открывая дверцы шкафов и застекленных стеллажей. Бинты, противорадиационные таблетки. Хирургические инструменты. Автоклав, стерилизатор. Да здесь можно поставить на ноги роту солдат после наступательной операции! Правда, все это медицинское богатство изготовлено лет тридцать назад.

На склад продовольствия Максим зашел лишь на минуту. На стеллажах блестели консервные банки. Мешки были забиты сухарями, сахаром и мукой. Все рассчитано, наверное, на сотню человек, на несколько недель существования. Трое же могут протянуть здесь месяцы, если не годы, но как раз этого хотелось бы меньше всего. Ужас без конца – далеко не самый лучший выбор.

Чья-то рука легла на плечо. Максим подпрыгнул чуть не до потолка, обернулся и, увидев Петровского, перевел дух.

– Как инспекция? – мягко спросил тот.

– На этот раз вы едва не довели меня до инсульта. А здесь можно жить. Жаль, я не представляю, как отсюда выбраться. Но я еще подумаю.

Максим лег на нары, достал револьвер и провернул барабан. Отчетливо прозвучал щелчок. Петровский недовольно покосился на оружие:

– Голову себе не отстрели!

– У меня не выходит из головы Николай. Слишком он умный для начальника охраны.

– Откуда ты это знаешь?

– Простая логика. Он сам сказал: я выставил часовых. И вот он же мне втирает насчет беспилотников. Ладно. Может, я просто придираюсь? Но что-то у меня на душе неспокойно. Вот здесь, – Максим поскреб пальцами куртку на груди. – У вас дозиметра нет? Вы радиацию по пути не замеряли?

– Все чисто. Только фон. И тот ниже, чем в городе.

Петровский ушел в генераторную. Интересно, чем он там занимается?

Максим прикрыл глаза. Надо хотя бы выспаться. Что еще остается?

– Привет, – негромко сказал кто-то.

Максим увидел коренастого мужчину в мундире Советской Армии. Три больших звезды на погонах – значит, полковник.

– Привет. Я – Максим. Безымянный. А ты кто?

– Давай не груби! Фамилия?

– Безымянный. Ну, так получилось…

– А… Вот оно что, значит. Полковник Федотов. Начальник центра связи. Будем знакомы. Зачем ты сюда пришел?

– Случайно. Просто шел и наткнулся на это место.

– Нет. Случайно – это они пришли. Твои друзья – Колян этот, да ученый-моченый. Тебя привели.

– Кто?! – изумился Максим.

– Вот ты мне скажи, зачем вы все разорили? – вместо ответа спросил Федотов.

– Что – все?

– Страну. Промышленность. Достижения. Счастье было так близко. Оставалась всего одна мировая ядерная война.

– Не понимаю.

Максим хотел встать, но онемевшие руки и ноги не слушались. Тело сковал паралич. И вдруг прямо в лицо ударил яркий, обжигающий свет. Максим словно подпрыгнул к потолку и облетел убежище. На нарах лежали и сидели сотни человек: мужчины, женщины… Дети играли на бетонном полу. В медпункте девушка в белом халате перевязывала голову старику. Нестройный гомон доносился как будто сквозь тонкую деревянную стену.

Федотов обвел рукой помещение:

– Ошибаешься. Война была. Видишь людей? Они ждут, когда можно будет начать строить новый мир на обломках старого.

– Не может быть!

– Пролетариату нечего терять. А вы все уничтожили сами. И теперь здесь разруха. Вы забыли голод и не хотели довольствоваться малым.

– Так была ядерная война или нет? – воскликнул Максим и понял, что на самом деле он смотрит на агитационный плакат гражданской обороны в руках Федотова.

– Вы сами хуже ядерной войны…

– Постой! А можно отсюда выбраться?

– Можно, – ухмыльнулся Федотов. – Пойдем со мной, я тебе все покажу и расскажу. Только водки не забудь. Много. А, черт. Водка… Водка, будь она проклята… – голос полковника стих, заглушенный журчанием воды.

Сон продолжался. Максим провалился в полутемный тоннель. В нем стояла сырая прохлада. С потолка лился зеленоватый свет. Призрачные блики играли в удивительно прозрачном ручье. Интересно, как эти растения, похожие на кошачьи глаза, держатся на бетоне? Максим шел, стараясь не касаться темных от влаги стен, и его шаги гулко отдавались в пустой глубине боковых ответвлений.

Сзади мелькнула тень. Кто-то ударил Максима по ногам. Он упал, а неизвестный враг прижал его к полу и сунул голову в ледяную воду. Максим закричал, что есть мочи и открыл глаза. Щеки пылали огнем, словно по ним прошлись наждачной бумагой.

Николай Фирсов размахнулся, но тут же опустил руку:

– Ну ты и горазд орать. Я тебя трясу, а ты все спишь и вопишь, словно тебя режут. Пришлось врезать малехо. Так что извини, братуха.

Максим рассказал сон, умолчав, однако, о тоннеле: шестое чувство просто кричало о том, что сейчас ни к чему болтать лишнего.

– Тебе бы такое приснилось. Посмотрел бы я, как бы ты хранил гордое партизанское молчание, – добавил он.

Доцент кивнул:

– Да, было время, когда все едва не закончилось ядерной катастрофой.

– Карибский кризис?

– Много позже. Тогда компьютер выдал ложную команду на запуск ракет. Еще бы немного – и конец. А остановил войну Федотов. Он просто не передал приказ. Начал звонить, выяснять. Командование спохватилось и остановило взбесившуюся ЭВМ… Потом полковника уволили из армии, он спился и умер. Говорят, жалел о том, что сделал. Вернее, не сделал.

Максим почесал в затылке стволом револьвера:

– У меня иногда бывает странное ощущение. Вроде как время раздваивается. Вот и сейчас мне кажется, что есть две реальности. В одной я сейчас разговариваю с вами, в другой…

Перед глазами встали выбеленные стены, длинный коридор с множеством дверей, маленькая пустая комната и лежащий на кровати человек в больничной пижаме. Пожилой мужчина что-то объяснял высокой женщине. Ее ярко-красное платье казалось неуместным среди странного черно-белого кино…

– Ну, продолжай, – нетерпеливо попросил Петровский.

– В больнице какой-то лежу, – Максим почувствовал, как кровь прилила к лицу. – Ладно, проехали. Я, кажется, знаю, как отсюда выбраться. Нам нужна водка.

– Что?! – одновременно воскликнули Петровский и Фирсов. В их голосах ясно читалось удивление и недоверие.

– Водка, – повторил Максим. – О ней говорил полковник Федотов. Вам надо упиться в хлам так, чтобы мы шли, как говорится, «на автопилоте». Может, тогда получится разорвать порочный круг?

– А ты?

– Закрою глаза. Мы все свяжемся веревкой, и вы будете меня тащить. Я не могу пить спиртное: у меня аллергия.

– А вдруг ты нас… – Фирсов выразительно резнул себя ребром ладони по шее.

– Зачем? Меня же за тобой специально послали!

– Мы это знаем только с твоих слов.

Максим вздохнул:

– Придется вам рискнуть. Я один не справлюсь.

В убежище повисло неловкое молчание. Лишь в генераторной ровно урчал дизель.

– Хорошо, – сказал доцент. – Есть только проблема с водкой. Где ее взять?

– Эх вы, – усмехнулся Максим. – Вы так и не проверили медпункт? Там спирта хватит, чтобы довести до третьей стадии алкоголизма батальон солдат.

– Нет, – сказал доцент, – не в этом дело. Нам хватило одной попытки, чтобы больше к нему не прикасаться. Пока пьешь, все вроде как обычно. Даже весело. Хочется петь и плясать. Но когда засыпаешь… одним словом, мы едва не сошли с ума от кошмаров.

Глава 6. Узкоколейка

Утром погода испортилась. Небо затянула плотная, ровная пелена туч, из которой накрапывал мелкий дождь. Максим поднял воротник куртки и, зажмурив глаза, покорно плелся позади связанных вместе Николая Фирсова и Петровского. От них ощутимо тянуло алкоголем, и оба они, как по рельсам, брели неизвестно куда. Да все равно, только бы подальше от радиоцентра!

Максим, прислушиваясь к внутренним ощущениям, попробовал чуть свернуть в сторону. Но кроме натяжения веревки он почувствовал внутреннее сопротивление, словно кто-то мягко, но настойчиво толкал его в середину невидимого желоба. И вдруг Максим понял: теперь он может всегда уйти из аномалии. Безо всякой водки. Еще бы только узнать, куда?

Мертвую тишину нарушил далекий крик птицы.

– Все… Лес… кончился, – с трудом выговорил Николай Фирсов.

Максим открыл глаза. Рельсы узкоколейной железной дороги прямой блестящей линией тянулись далеко к горизонту. Приземистое здание вокзала сверкало свежей краской. Чуть поодаль темнело депо, возле разворотного треугольника в тупик уткнулся черный паровоз-«кукушка» с двумя зелеными вагонами.

Максим щелкнул затвором камеры и, поддерживая своих спутников под руки, потащил их к вокзалу. Они ввалились внутрь, растянулись на лавочках в зале ожидания и захрапели – пьяные, они годились лишь на то, чтобы пройти «заколдованный лес» вокруг радиоцентра. Петровский негромко урчал, из угла его рта на цементный пол стекла ниточка слюны. Фирсов же надрывался вовсю. Казалось, еще немного, и от его храпа разлетятся стекла.

Максим чихнул, на всякий случай достал револьвер и сел на скамью у противоположной стены.

Дежурство показалось ему бесконечным. Наконец зашевелился доцент. Может, его организм лучше сопротивлялся алкоголю, а может, он просто меньше выпил.

– Башка трещит… Вода есть? – прохрипел Петровский.

Максим подал ему флягу:

– Можете идти?

Доцент жадно глотнул.

– Думаю, да.

– Давайте на паровозе поедем? Дров-то полно, – зашевелился Фирсов.

Максим горько вздохнул:

– А вы справитесь? Регулятор, отсечка пара, инжектора… Чуть что – котел разнесет так, что жаровые трубы разлетятся в стороны, как… щупальца у креветки.

– Старик-всезнайка, – издевательски фыркнул Фирсов.

– Какой есть, – огрызнулся Максим. – Придется топать пешком. Впрочем… может, в депо что-нибудь найдем?

Петровский глянул на часы:

– Хорошо. Время пока есть.

Максим обошел три пустых паровозных стойла и склад инструментов. Ключи, отвертки, молотки разных размеров – все целое, инструменты новые, как если бы их только что положили. Но что толку?

– Эй! Сюда! – раздался зычный крик Николая Фирсова.

Максим выскочил на улицу. Возле блестящего озерца отработанной смазки валялась ручная дрезина: четырехколесная платформа с торчащим сверху рычагом-качалкой. Фирсов с Петровским, кряхтя, поставили ее на рельсы. Максим потянул за рычаг, он вывалился из гнезда и остался в руках.

– Надо положить дрезину набок…

– Я тебе что, грузчик?! – рявкнул Фирсов. – Совсем обнаглел!

Максим сжался. В ушах зазвенело, словно от удара. Он сел на рельсы, достал револьвер и нервно покрутил барабан.

– Николай! – услышал он мягкий голос Петровского. – Думаю, с человеком, который спасает наши никому не нужные шкуры, нужно обходиться повежливее!

Дрезину перевернули. Максим внимательно осмотрел механизм: кто-то вытащил шпильку крепления рычага. Наверное, чтобы со станции не сбежал ни один человек.

Максим развил бурную деятельность. За несколько минут он нашел на складе подходящий болт, воткнул качалку в гнездо и соединил ее с кулисой. Немного подумал, и закрепил его двумя гайками, не забыв проложить между ними разрезную шайбу. Потом промазал соединения машинным маслом.

– Вроде, должно работать…

– На все руки мастер, – улыбнулся Петровский.

– По-моему, чтобы прикрутить один болт, много ума не надо. Я, правда, чувствую себя мужиком.

– Каким мужиком? – удивился доцент.

– Который двух генералов прокормил, – Максим отнес гаечные ключи обратно на склад.

Дрезину водрузили обратно. Фирсов потянул за рычаг, и неуклюжая конструкция сдвинулась с места, стукнув колесами на стыках. И вдруг Максим услышал голоса людей, свистки паровозов и лязг сцепок – обычный шум железнодорожной станции. Вроде ничего необычного, если не считать, что сейчас эта станция была мертва.

– Ты с нами или нет? – крикнул Петровский.

Максим вскочил на платформу, сбросил рюкзак и встал к рычагу. Начался долгий путь домой.

Дрезина резво катилась по ржавым рельсам, издавая на поворотах пронзительный скрежет. От заунывной песни колес ныли зубы. Максим, то и дело вытирая со лба дождевые капли, едва успевал смотреть вперед. По обеим сторонам высилась непроницаемая стена деревьев, и просека с насыпью казалась прорубленным в серо-зеленой скале тоннелем.

Лес понемногу редел. Дрезина проскочила переезд и заскрежетала на стрелке, уходя на боковой путь маленького разъезда.

– Стоп! – приказал Петровский и нажал на педаль тормоза. – Привал!

Максим еле успел подхватить свалившийся с лавки рюкзак.

Далеко впереди послышался слабый гул. Он быстро нарастал и превратился в дрожащий рев дизеля. Просигналив, невидимый поезд промчался мимо и затих вдали.

– Ты что? – Фирсов схватил Максима за плечи и встряхнул.

– Поезд. Вы это… вообще ничего не слышали?

– Вообще ничего,– подтвердил Петровский.

– Совсем глухие, что ли? – Максим открыл банку консервов и зацепил рыбину штык-ножом. – Все, у меня уже руки отваливаются. Пусть кто-нибудь другой вместо дизеля поработает.

Фирсов фыркнул:

– Это тебе не в интернете сидеть. Ладно. Отдыхай, слабак!

Он встал к рычагу. Заскрежетали колеса. Дрезина качнулась и выехала на главный путь.

Теперь насыпь прямой линией прорезала болота: среди темной, почти черной воды, виднелись островки молодой травы. Сколько же нужно усилий, чтобы проложить железную дорогу через такую топь?

Под насыпью валялись вагонетки.

– Торфовозные, – многозначительно заметил Максим. – Интересно, какую же узкоколейку сюда «завернуло»?

Никто ничего не ответил. Только Петровский мрачно посмотрел на часы.

Болото закончилось перелеском. Остался позади путепровод над ровным, словно недавно построенным, шоссе. Наконец за поворотом показались трубы котельной и серые коробки трехэтажных домов.

Дрезина застучала на стрелках. Максим увидел, что рельсы обрываются у бетонного забора и едва успел потянуть тормозной рычаг. Наверное, раньше здесь была станция, но теперь от нее осталась только груда кирпичей.

– Слезай, приехали! – сказал Петровский и спрыгнул на остатки пассажирской платформы. – Коля, автомат мне! У тебя руки дрожат!

– Отдать оружие? Никогда… – процедил Фирсов.

– Я приказываю! Как начальник экспедиции!

Максим достал револьвер из кобуры и протянул его Николаю:

– Отдайте автомат, раз просит. Начальству виднее.

Фирсов удивленно поднял брови, но подчинился непосредственной и наивной простоте. Петровский осмотрел оружие, щелкнул предохранителем и пошел к проходной. Под тяжелыми ботинками захрустело битое стекло.

Глава 7. Тоннель

Поселок прошли без остановки. Максим хотел обойти несколько квартир, но Петровский глянул на часы и нетерпеливо выкрикнул: «За мной!» Доцент почти бежал, закинув автомат на плечо. Едва поспевая за ним, Максим перескочил через бетонный блок у ворот металлической ограды и сквозь решетку увидел вкопанные в землю стальные купола.

– Ракетные шахты! – выдохнул Фирсов. – Откуда?

Никто ему не ответил. Петровский, не сбавляя темп, обогнул ограду и бросился через заросшее бурьяном поле. Далеко впереди блестела речка с переброшенным через нее мостом. В стороне от нее, в склоне пологого холма, темнело устье тоннеля.

– Нам туда, – сказал Максим.

– Откуда ты знаешь? А если мы не пойдем? Кто знает, какие там твари живут? – взвился Фирсов, размахивая револьвером.

– Мы тогда не успеем до темноты! – Максим вытащил из ножен штык-нож. – Да нет здесь никого! Расслабься. Только в боковые проходы не лезь.

– Откуда ты знаешь?

Максим пожал плечами. Неожиданно пришло полное, неземное спокойствие, словно в Зоне ему намного привычнее и уютнее, чем там, за периметром. Наверное, так оно и есть. В городе слишком много мерзости и грязи. Здесь же все на виду, все честно. Или нет?

Фирсов заглянул в проем, поежился и сказал:

– Тогда я иду впереди. Здесь сначала пропадают последние.

Максим посмотрел на Петровского и уныло побрел вторым. Теперь он шел по тоннелю, по полу которого протекал ручей удивительно прозрачной воды. Мокрые стены светились призрачным зеленоватым сиянием, исходившим от растений, похожих на кошачьи глаза. Интересно, как они держатся на гладком бетоне?

«Дежавю. Как в том сне. Что же произойдет? Коля же идет первым, а доцент даже не отказывался замыкать группу? Вот странно».

Фирсов ушел далеко вперед. Его размытый силуэт растворился в дымке. Тишину теперь нарушал только мягкий шум воды. А где же Петровский? Отстал?

Максим хотел обернуться, но наступил на шнурок и рухнул на пол. Колено пронзила резкая боль. Тут же грянул выстрел. Пуля взвизгнула над головой. Петровский стоял во весь рост, приложив автомат к плечу. И почему-то не стрелял.

– Аааа, курва! – закричал доцент, дергая рукоятку затвора.

Максим вскочил и, хромая, заковылял прочь. За спиной звякнул металл: автомат упал на пол.

Петровский прыгнул и схватил Максима сзади за шею. Несколько секунд его пальцы, как кольца анаконды, пытались продавить толстый воротник куртки.

Максим неуклюже попытался ткнуть врага штык-ножом. Доцент перехватил руку и отбросил оружие далеко в сторону.

– Ты думал, я книжный червь? Я был спецназовцем!

Все, это конец. Нет смысла трепыхаться… Но Максим не сдался. Он, что было сил, лягнул Петровского по голени.

– Тварь вшивая! – зашипел тот, но не выпустил жертву.

Доцент заломил Максиму руку за спину и сунул его лицом в ручей. Ледяная вода ударила иглами в рот и нос, в глазах потемнело…

Вдруг противник обмяк, и тяжелая ноша свалилась с плеч. Кто-то вытянул Максима из ручья и с силой ударил по спине, выбивая из легких воду.

– Спа…сибо, – прохрипел он и закашлялся.

– Всегда пожалуйста, – странно вежливо сказал Николай Фирсов.

Максим подобрал автомат:

– Гильза в патроннике застряла. Второй раз уже. Как в подвале с бабочкой.

Петровский зашевелился и сел на полу, прижимая к голове руку. Фирсов направил на него револьвер:

– Встать и к стене! Руки на затылок!

Доцент выполнил приказ.

– Хорошо еще, что он не прирезал меня моим же штык-ножом, – заметил Максим. – Хотел бы я знать, почему?

– Твоя ковырялка тупая, как сибирский валенок, – пробурчал доцент. – Ей хлеб-то не разрежешь, не то что тело проткнуть, да в одежде.

– Но это же оружие! С ним солдаты в караул ходят!

Петровский хохотнул:

– Ты в армии служил?

– Только военная кафедра.

– Понятно. Пиджак в армии – фигура неуязвимая, как генералиссимус. Запомни: штык-нож – страшное оружие, когда к автомату примкнут. Тогда за счет массы он, как копье…

– Думаю, наш проводник не дурак. Сам поймет, что к чему, – оборвал доцента Фирсов.

Максим выбил из автомата застрявшую гильзу, подобрал штык-нож и тронул Николая за руку:

– Как ты меня назвал?

– Проводник. Теперь это твое прозвище!

– Нет. Это мое имя. Здесь, в Зоне.

Фирсов покрутил пальцем у виска и взвел курок.

– Стой! – крикнул Максим, похолодев от ужаса. – Ты что?

– Кончить урода – и дело с концом!

– Нельзя же убивать человека просто так!

– Как там шея? – съехидничал Фирсов.

– Терпимо. Да и ладно, не страшно. Зато теперь у Максима болит нога!

– А задница у него не болит? В общем, ты прав. Не стоит портить ручей смрадным трупом. Мы же экологи! А, доцент? Шагом, марш!

Петровский выругался и двинулся вперед. Но стоило ему поравняться с черным провалом бокового прохода, как он скользнул в непроглядную темноту и бросился бежать.

Николай ринулся за ним. Максим едва успел поймать его за руку:

– Стой! Иначе…

По тоннелю эхом разнесся далекий всплеск.

Фирсов сглотнул слюну и побледнел:

– Вот и все…

– Идем отсюда. Быстрее.

Максим, прихрамывая, побрел дальше, стараясь не касаться стен. Кто он теперь? Проводник? Или все это выдумка, ложь? Попытка обмануть самого себя?

– Смотри! Выход! – радостно закричал Фирсов.

Там, куда он указывал, появилось светлое туманное пятно. Максим, как мог, прибавил шагу и, наконец, вышел на синее от васильков поле. Низкие тучи сочились мелким, противным дождем.

– Похоже, нам все-таки придется искать место для ночлега, – разочарованно сказал Максим.

Но, пройдя поле и лесопосадку, он узнал руины мясокомбината. Сквозь выбитые окна и трещины в стенах маячил отблеск городских огней. Люди жили размеренной жизнью, отделенные от монстров и аномалий неизвестно кем проведенной четкой границей.

Несколько секунд Максим стоял недвижимо и вдруг сообразил: там, за периметром, его собственный дом! Его квартира! Это жена не выключила свет: ну сколько раз ей можно твердить об экономии!

– Все! Выбрались! Подожди меня!

– Зачем? – удивился Фирсов.

– Спрячу автомат. Не идти же с ним по улицам.

Максим прошел в цех, в диспетчерскую, и спрятал автомат и патроны в металлический ящик. Немного подумав, он сунул туда же штык-нож, выбежал на улицу и позвал Николая. Отныне чудом уцелевшая комната в цехе стала схроном.

У периметра все еще стояла металлическая лестница. Максим перелез первым. Подал Николаю руку и помог ему забраться на крышу сарая.

– Ну, пока. Я домой. Спать хочу.

Фирсов сунул револьвер в карман куртки:

– Нет. Ты поедешь со мной. Обо всем доложишь отцу.

Максим хотел было возразить, но махнул рукой. Нельзя спорить с непреодолимой силой. Сомнет и раздавит. Он спрыгнул на землю и покорно поплелся за Фирсовым.

В вестибюле ОВД разгадывал кроссворды уже совсем другой дежурный. Николай показал ему «корочки»:

– Старший Фирсов у себя?

– Минут двадцать назад ушел.

– Тогда принимайте этого, – Николай толкнул Максима к барьеру. – Головой за него отвечаете!

– Ясно. По какой статье оформлять?

– Не по статье… И не в камеру! Я сейчас организую ему лежбище в курилке. Охрану только поставьте.

– А… Важный свидетель, значит?

– Важнее не бывает.

Николай отвел Максима в комнату отдыха. Достал из шкафа подушку и старое одеяло, и застелил диван:

– Отдыхай. Захочешь по нужде: постучи в дверь, тебя проводят.

Максим с наслаждением сбросил рюкзак, рухнул в постель и закрыл глаза. Он услышал только резкий и оглушительный, как взрыв, щелчок выключателя и мягкий стук двери. Казалось, он едва успел провалиться в сон, как тут же кто-то схватил его за плечо:

– Вставай! Не то замерзнешь! – произнес знакомый голос. Голос полковника ФСБ Александра Фирсова.

Максим открыл глаза. В комнате было светло, маленькие искорки пылинок вспыхивали и гасли в ярких лучах солнца. Колено нещадно ломило, шея горела, точно ее смазали жгучим перцем.

– Который час?

– Полдень. Коля мне вчера позвонил и попросил тебя не трогать. Да я и сам все понимаю.

Максим сел на кровати, засучил штанину, потрогал посиневшее колено и едва не закричал от боли. Но опухоли вроде не чувствовалось.

– Видел бы ты свою шею. Индийская роспись, – Фирсов-старший нахмурился и включил электрический чайник. – А теперь выкладывай. Все и с подробностями.

– Разве Николай ничего не рассказал?

– У Коли свои мысли, у тебя – свои. Давай. Жги глаголом!

Полковник разлил в стаканы горячий чай. Максим, не чувствуя вкуса, проглотил напиток и, как мог подробно, расписал свои приключения в Зоне. Фирсов несколько раз останавливал его, расспрашивая о деталях.

– Я же говорил, нет у меня никаких особых способностей! – добавил Максим в конце.

Фирсов, казалось, не заметил его слов. Он что-то записывал в блокнот старинной, наверное, еще советских времен, перьевой ручкой.

– Бабочка, говоришь? – задумчиво произнес полковник. – Если бы не свидетельства моего сына, я бы подумал, что ты сошел с ума.

– А Петровский вас не интересует? Почему он на меня напал?

– Давай-ка поиграем в Шерлока Холмса, – Фирсов многозначительно хмыкнул. – Ты все так подробно расписал, что человеку, владеющему основами логики, нетрудно будет понять, что произошло. Что ты нашел в кабинете Федотова?

– Ничего. Совсем ничего.

– Нет, кое-что там было. И ты все прекрасно видел. Только не потрудился подумать. Напряги извилины!

– Да не было там ничего! – повторил Максим. – Кроме ужасного разгрома.

– Вот именно. Кто-то обыскал все ящики и, разумеется, не потрудился привести помещение в порядок. Думаю, не нужно пояснять, что это сделал Петровский.

– Значит, он нашел что-то ценное и не хотел этим делиться с нами?

– Догадливый. А теперь уладим формальности, – Фирсов протянул лист бумаги и ручку. – Прочти!

Максим пробежал глазами документ и тяжело вздохнул: стандартная подписка о неразглашении. Он быстро поставил закорючку в надежде, что этим все обойдется.