Донской хронограф. Хронологическая история донских казаков. 1632—1660 год. Том 2

Тем временем в Азове распространился слух о том, что возвращающийся казачий флот приступит к Азову, а в самом Войске идёт усиленная подготовка к штурму города. Это вызвало у горожан тревогу и обеспокоенность, переросшую в панику. Часть азовских жителей, на ком не было казачьей крови, вышла из города и просила убежище на Дону, не желая подвергать себя и своих близких всем ужасам осады и ярости осаждавших. Однако осада и штурм Азова в 1635 г., так и не начались, из-за нехватки бойцов для такого предприятия, а так же недостатка боевых припасов: свинца, пороха и ядер. Так же казаки остерегались раньше времени гневить царя, нарушая его повеление. В своей отписке Михаилу Фёдоровичу, донские казаки писали: «Если бы государь повелел взять нам Азов – говорили казаки – то бы не лилась кровь христианская, православные не изнемогали бы у бусурман в рабстве и не трудно бы тогда было покорить самый Крым и Нагаи; хотя бы не более двух тысяч человек прибавил нам из украинных городов только для виду, мы Азов город давно бы взяли»

Прибывший тем временем в Азов кафинский паша с отрядом янычар, соединившись с ногаями, стали тревожить казаками своими набегами. 20 апреля 1635 г. их большой отряд переправился на Казачий остров: «… и нам холопям твоим учинили шкоту великую, лошадей с 500 с острова согнали». Ободрённый удачным набегом на донцов, паша 24 апреля вновь послал янычар и ногаев на Казачий остров, взять языков и угнать оставшихся лошадей.

Но казаки ожидали нападения и усилили свои заставы на Казачьем острове, сосредоточив их в местах вероятной высадки неприятеля. Как только азовцы и ногаи «… на остров влезли, а наш, государь, караул взял, и милостию Божиею, а твоим государским счастием тех крымских и азовских людей, человек со 100 порубили без остатка». В плен было взято 31 «человека из числа кафинцев и азовцев, приходивших на Монастырский… и тех людей, приветчи к Войску… всех порубили без остатку». Ведь по древнему казачьему обычаю, всех пленников, захваченных с оружием в руках на острове или в черте городка, донцы на окуп не отдавали, казня их без жалости: «… тем людем спуску не бывает, и на окуп не даём, которых на острову поимаем».

В апреле 1635 г. Михаил Фёдорович извещал валуйского воеводу Исака Байкова, об отправке им на Дон воронежского дворянина Григория Щеголеватого, вёзшего на Дон государевы грамоты. Воеводе было велено дать гонцу проводника, « … который бы на Дон дорогу знал достаточно», дав ему 10 рублей жалованья и лошадь для поездки.

Кроме этого, на Дон были отправлены ещё два гонца с грамотами: Ануфрий Кожухов, как и Щеголеватый, ехал степью, через Валуйки, а Василий Струков – Доном, через Воронеж. Михаил Фёдорович извещал Войско Донское об отпуске из Москвы турецкого посла Муслы аги и призывал донцов « … проведовать» его послов: дворянина Ивана Коробьина и дьяка Сергея Матвеева, а так же о дворянине Желябужском, посланном из Астрахани с отрядом стрельцов в ногайские кочевья.

Турецкое посольство Муслы аги было отправлено на Дон, в сопровождении пристава дворянина Богдана Дубровского. Дубровскому, кроме всего прочего было поручено доставить Войску государево жалованье и передать его по описи.

Прибыв в Войско, Дубровский передал казакам государеву грамоту, в которой царь велел замириться с азовскими турками и с честью принять турецкого посла, отпущенного из Москвы: « … чтоб вы на море не ходили, и судов не громили, и к султановым городам и к сёлам войною не ходили, и людей не побивали, и в полон не имали, и с Азовом бы помирились». Царь призывал казаков отслеживать передвижения мятежных ногаев: «А будет Нагаи за Кубу перешели и хотят идти за Дон на Крымскую степь, и вам бы, атаманом и казаком, нам, великому государю, послужити, над теми Нагаи промышляти всякими мерами, и беречь того накрепко, чтоб их за Кубу за Дон на Крымскую степь не перепустить и на перелазех их промышлять».

По сведениям, доставленным вернувшимся из Турции толмачом Федотом Ельчиным, султан Мурад отпустил из Стамбула российских послов Ивана Коробьина и Семёна Матвеева, но своих послов с ними не отправил. Связано это было, по словам Ельчина с тем, что султан отправился « … на Кызылбашского шаха войною». Впрочем, это были уже устаревшие сведения.

4 мая 1635 года Войско отправило в Москву отписку о своих делах и с известиями о крымцах и ногаях, с легковой станицей Абакума Сафронова с товарищи. Тем временем казаки получили известие о скором подходе к Азову турецкого флота с подкреплениями и боеприпасами. Сойдясь в Круг, казаки решили выйти стругами в море и воспрепятствовать высадке янычар. В своей отписке государю, они извещали его о своём намерении ожидать турецкий флот в донском гирле, таясь от неприятеля в камышах, чтобы турки «шкоты ни какой не учинили». Вину же за размирье с азовцами, донцы возлагали на запорожцев, без их ведома приходивших на Азов, и немногих своих собратий, у которых турки угнали коней, а также на самих азовцев, не пожелавших с ними впоследствии замириться.

В результате успешных действий донских и запорожских казаков, отношения между Стамбулом и Москвой заметно обострились. Турки и крымцы требовали от Михаила Фёдоровича унять или истребить казаков, в противном случае они сами истребят их. Российская сторона не возражала против этого, зная, какая трудная задача встанет перед османами. Кафинский паша, обозлённый потерями лучших янычар, призывал хана к совместному походу против Войска Донского. Тревожные вести приходили и из турецкой столицы. Прибывшие в Москву посланцы Стамбульского патриарха, предупреждали царя о крайне враждебном отношении к нему султана Мурада 4, и советовали ему, не присылать своих послов в Турцию. В этой ситуации Москва была вынуждена лавировать между Сциллой и Харибдой мусульманских держав и Войском Донским. А это было нелёгкой задачей.

Так как казаки весьма успешно сдерживали на южных рубежах России турок, татар и ногаев, царь на этот раз, не только удержался от выговоров и упрёкам донцам, но и отправил им жалованье, благодарственную грамоту и второе государево знамя, за их «службу ратную». Окольничему, князю Григорию Волконскому, ехавшему в Валуйки для встречи турецкого посла, Алея, а в последствии и русским послам Льву Карпову и дьяку Мохову был дан наказ: на все упрёки посла Алея, говорить «… что на Дону живут воры холопи беглые, убежав от смертные казни, без государева повеления… и государь бы с Дону казаков однолично велел свести и тем бы турскому султану и крымскому царю нелюбья не оказывал». А так же: «Ведомо вам самим, что воры донские казаки, от Московского государства поудалены и живут кочевым обычаем, переезжая по рекам, а не городовым житьём».

Исполняя государево повеление, князь Волконский и дьяк Венедикт Мохов, в беседах с турецким послом, обвиняли донцов в воровстве и ослушании царю. Так же они говорили Алею о подстрекательстве запорожцев со стороны польского короля и магнатов, идти к донским казакам и совместно громить Турцию и Крым. На вопрос же турецкого посла и впоследствии и великого визиря: почему же тогда Михаил Фёдорович шлёт казакам на Дон своё жалование, запасы и государево знамя. На это князь Волконский и Карпов с Моховым, по обычаю отвечали, что деньги и запасы отправлены Войску Донскому для скорейшего заключения с Азовом, и свободного пропуска турецкого посольства, без его ограбления и бесчестья, как на пути в Москву, так и обратно. По поводу знамени, россияне говорили так: «… а знамени к ним государь не посылал ни коли, то некто сказывал на ссору».

Крымскому же хану, Михаил Фёдорович писал: «Хотя бы вы их (казаков) и всех побили, нам стоять за них не за что». То же было и в прошлом 1634 году, когда царь отвечал хану на его жалобы о казачьих разбоях, через послов Бориса Дворянинова и подьячего Непейщина: «…только будет нам донские казаки непослушны, управица нам с ними будет николи, потому, непослушны, потому, что мы ныне с литовскими войну ведём, и нам бы к вам, брату нашему о том отписать, и вы для нашего слова на донских казаков пойдёте со своей стороны, а нам бы послать на них со своей стороны, и чаете, что их на том месте не будет; – и мы к вам брату нашему, о том, какие они люди и какое от них делается воровство, наперёд сего писали и неоднова, а хотя б вы их всех побили, и нам стоять за них незачто».

Донских казаков такое двойственное отношение к ним Москвы крайне раздражало, хотя, по большому счёту, донцы были виноваты в некоторой степени и сами. Поэтому негодование донского историка Евграфа Савельева, в контексте донских событий выглядит слишком эмоционально: «Так унижала грозное казачество и так порочило честное имя казака перед соседними государствами изворотливая и лживая Москва, из своих политических соображений и выгод, и в то же время запугивало Дон то опалой, то анафемой, а потом разыгрывала роль всепрощающей матери, роль старшей руководительницы, льстила ему, посылая жалованье, просила: «вы бы нам послужили».

Впрочем, зная состояние Российского государства, едва оправившегося от Смуты, окружённого сильнейшими государствами, воевавшего с Польшей и потерпевшей поражение под Смоленском, оставшегося без боеспособной армии, то отчасти можно понять царя и боярскую думу, стремящихся, во чтобы-то ни стало, избежать новой войны и бедствий с ним связанных.

Турецкий султан Мурад 4 и крымский хан Джанибек Гирей, поверившие было заверениям русского царя, унять казаков, вскоре разочаровались. Донские казаки продолжали громить и грабить побережья Турции и Крыма. Для их сдерживания, а впоследствии, и уничтожения, султан послал в Азов дополнительные войска, инженеров и рабочих – усилить городские укрепления. Хан Джанибек Гирей получил повеление собрать подвластных ему татар и ногаев, и идти на Дон, громить вместе с азовцами казачьи городки. Известий о том, чем закончился этот поход и был ли он на самом деле, у нас нет. По всей видимости, войска мусульманских владык ни чего серьёзного не совершили.

Летом 1635 года часть донских казаков, вновь ударилось в «воровство». Буйная вольница во главе с Янко Губарём переволоклась на Волгу, где занялась грабежом купеческих судов и разорением рыбных учугов. Спустившись в Каспийское море, казаки продолжили грабежи и разбой. Это вызвало крайнее неудовольствие воевод поволжских городов. Против донцов были высланы стругами стрельцы, которые встретились с ними в низовьях Волги и нанесли им поражение, взяв в плен 6 человек. Однако большинству казаков удалось уйти в дельту Волги, где они рассчитывали затеряться среди бесчисленных островов и камышовых зарослей. Но здесь донцы были перехвачены вторым отрядом стрельцов и наголову разбиты. 21 человек, во главе с атаманом Губарём попали в плен, но не казнены, а высланы в Сибирь, где многие из них были повёрстаны в служилые люди. 6 ранее взятых казаков были отправлены в Красноярск и повёрстаны в пашенных крестьян.

Так же летом и осенью 1635 г., донские казаки неоднократно громили улусы отложившихся от Москвы ногаев. О чём не раз сообщали в своих отписках в Москву. Так осенью казакам стало известно о переправе на Крымскую сторону Малых ногаев. Войско попыталось предотвратить эту переправу, истребив и взяв в плен часть татар, однако их основная масса смогла переправиться.

1636 год

Михаил Фёдорович, извещённый о не однократных погромах ногаев казаками, решил, что пришло время для переговоров с мятежными мурзами. Для этого он отправил на Дон дворянина Фёдора Алябьева с большими полномочиями и милостивыми грамотами к Большим и Малым Ногаям, а так же к донским казакам. В Главное Войско царский посланник прибыл 10 января 1636 г., где вручил войсковому атаману Ивану Каторжному похвальную грамоту, зачитанную в Кругу.

16 января, по воле Круга, из Войска, в ногайские улусы были посланы Василий Струков и толмач Василий Лазарев. Они должны были передать мурзам государеву грамоту и войсковую отписку, и потребовать от них выдачи Войску за себя и своих людей аманатов (заложников). Мурза Большого Нагая Кейкуват Енмамет, встретил посланцев Войска с почётом. Видя пагубность для нагаев разрыва отношений с Москвой, и страдая от опустошительных казачьих набегов, он решил пойти на переговоры с Москвой и Войском Донским.

28 января Кейкуват Енмамет отправляет в Главное Войско одного из своих приближённых, мурзу Ешпулата с грамотой. Вместе с ним на Дон возвращается войсковой толмач И. Лазарев и посланный Войском к ногаями татарин Байтерак. В своей грамоте мурза Енмамет писал о готовности ногаев дать Москве шерть на верность, заключить с Войском мирный договор и перекочевать к Дону, так как к Астрахани мурзы возвращаться не хотели. Ведь их пустующие кочевья заняли пришедшие из-за Волги, многочисленные и воинственны калмыки: «В Астрахани де ныне калмыки, а кочуют де по наших кочевьях и мочеках».

Для обсуждения договора с ногаями, атаманом Каторжным был созван Круг: «… у атаманов молодцов, у всего великого Войска Донского, был Круг съезжей, и в Кругу договорились атаманы молодцы: велели атаману Ивану Каторжному ото всего Войска Донского руку дать до мирного договора во всём. Ногаям от имени Войска предлагалось прикочевать к Дону, где жить с казаками в мире и «шкоты» не чинить, «коней и животины не отгонять», а также не умышлять разбоев. Атаман Каторжный со стороны Войска и мурза Ешпулат, со стороны Больших Нагаев, дали согласие на заключение мирного договора. Они клятвенно гарантировали безопасность всех мурз, которые приедут для заключения договора в Окупной Яр. Атаман Каторжный предупредил ногайского посланника, чтобы мурзы, за два дня до выезда в Окупной Яр, выслали в Войско гонцов, для извещения об этом, так как «атаманы молодцы в одном месте не живут». На раздумья степнякам была дана неделя. Для сопровождения, мурзе Ешпулату, Войско выделило двух казаков-татар: Байтерека и Такуда. В случае если предложенный Войском мир, Ногайскую Орду не устроил бы, их должны были отпустить с вестью об этом, вместе с посланником Василием Струковым и бывшими с ним казаков-татар.

Однако многие мурзы и рядовые ногаи не хотели переходить в подданство Москвы и встреча, назначенная на 7 февраля 1636 г. в Окупном Яру, не состоялась. Ногайские мурзы не явились, прислав от себя в гонца с вестью, что им в назначенный срок не поспеть «… потому, что де не в одном месте мы кочуем». Был назначен второй срок, но ногаи вновь не приехали, подстрекаемые азовцами и крымцами. Видя это, атаман Каторжный послал в ногайские улусы «добрых татар», с требованием немедленно съезжаться в Окупной Яр, и обвинениями в неверности данному слову заключить мир. На это мурзы ответили, что им нужно посоветоваться с азовцами и крымцами, чьи посланники беспрерывно появлялись в их кочевьях. Подобный ответ вызвал крайнее недовольство казаков, решительно потребовавших от мурз незамедлительно прибыть на переговоры. Грозя в противном случае войной.

Видя, что оттягивать переговоры далее нельзя, Кейкуват Енмамет отпустил на Дон Струкова с известием, что через 3 дня, то есть 12 февраля, все ногайские мурзы прибудут в Окупной Яр. На этот раз мурза Енмамет не обманул и прибыл в назначенное место с Бей мурзой и 1000 всадников. Вскоре туда же прибыл и русский посланник Алябьев с атаманом Каторжным и прочими атаманами и казаками. Они так же приехали в Окупной Яр под охраной бывших в Главном Войске казаков, так как было получено известие о желании части мурз захватить московского посланника, а казаков перебить. В результате взаимной подозрительности, обе стороны вели переговоры имея по 20 вооружённых всадников, съезжавшихся меж двух войск.

На первой встрече Алябьев потребовал от ногаев, как подданных русского царя, сойти с коней и выслушать государеву грамоту с непокрытыми головами. Мурзы, после недолгих колебаний спешились. После прочтения грамоты, Алябьев потребовал от ногаев в качестве гарантий верности слову, знатных заложников-аманатов. Предложив со стороны России себя, Василия Струкова, Ивана Лазарева и других россиян. Однако мурзы отказались дать аманатов, но заверили казаков и русского посланника, что ни какой «шкоты чинить не будут»; о чём били по рукам с двумя казаками по выбору Войска. Кроме того, ногаи, прежде чем заключить договор, просили им дать государеву грамоту на 10 дней, для прочтения её в улусах.

Но прошло 20 дней, а ответа от ногаев так и не было. Алябьев настоятельно советовал войсковому атаману отправить под ногайские улусы, кочевавшие по Чубуру и Ее, казаков для захвата языков. Каторжный согласился на это предложение и вскоре казаки захватили двух ногаев, показавших на расспросе, что государева грамота в улусах, но нагаи не желают исполнять волю царя, идти в астраханские степи. Мало того, многие из мурз увели своих воинов в набег на русские украины: к Рязани и Шацку. Мурза Алей Казыева улуса и часть ногаев Малого Нагая, ушли к Азову, где собирались переправляться на крымскую сторону.

Узнав об этом, атаман Каторжный, собрав казаков, он пошёл вслед за ушедшими ногаями, и начавшими уже переправляться через Дон. Но те уже переправились через Дон, ниже Азова, где у казаков не было застав. Переправившись на крымскую сторону, степняки пошли в набег на русские украинные города: «… и наши, государь, донские атаманы и казаки пошли сокмами, и сошли, государь, их, не доходя украинных городов, в трёх местах погромили, татар побили и лошадей у них отогнали». Оставшихся в живых ногаев, казаки рассеяли, и погнали в сторону Дона.

Тем временем другой татарский чумбул, возвращавшийся с полоном из набега на Россию, и был замечен казачьими дозорами. Донцы, сойдясь из нескольких городков, устремились за ними по зимнему шляху и «шли украдом» 10 дней, ожидая удобного случая «… и сошли, государь, их к Крыму за Молочными Водами, и стали на них бить; и милостию Божиею, а твоим государским щастьем, тех татар многих побили и начального агу Багильдю и многих татар живых взяли, и русский полон весь отгромили».

Крымский хан отправил за Перекоп нуреддина Сайдет Гирея, для встречи и сопровождения ногаев в Крым. И тот, « … вышед с крымскими людьми, стоял в Перекопи полтретьи недели и привёл в Крым жить тестя своего казыевского Алея князя Уракова и брата его Дивея и иных многих мурз со всеми их улусы и перевёз их совсем и рассажал их по деревням врозь по пяти человек на деревню. А сказывают де, перешло их в Крым жить всякого человека тысяч с 12». Но такой оборот событий вызвал недовольство ногаев, так как они были рассеяны по всему Крыму, и лишились при этом части своего скота: «А животину многую у них разволокли». Ещё 400 ногаев ушли в улусы князя Кантемира.

Пленников и русских полоняников казаки привели на Дон, откуда всех россиян, пожелавших того, отправили бударами на родину. Ага Багильдя на расспросе показал, что вышли они на Русь из Малого Нагая осенью и всю зиму разбойничали на дорогах в русских украинах. В феврале же они, с большой добычей пошли в Крым, к мурзе Алею Уракову, перешедшему туда в прошлом 1635 году. Об этом и всех прочих своих делах, Войско сообщило в Москву двумя отписками, отправленными с легковыми станицами, во главе с атаманами: Полуэктом Савельевым и Анисимом Никифоровым.

Станица атамана Полуэктова и есаула Иванова, на пути в Москву, подверглась нападению татар: «А как ехали мы степью, и на дороге, в Гундоровском юрту, нашли на нас Азовские Татаровя, и мы, холопи твои, сидели от них, а осаде, отабарилися коньми на степи, сидели мы от них в осаде два дни».

В ходе боя семь казачьих лошадей были убиты и три ранены, « … и они от ран на степи померли: да з голоду у нас же, холопей твоих, померли два коня на степи». Лишившись коней, казаки три дня шли пешком по степи: « … брели мы, холопи твои до Валуйки пеши трои сутки дённо и ношно, не пивали и не едали ни чего, опричь снегу». Впоследствии, по прибытии в Москву, казаки били государю челом, о возмещении убытков.

Легковую станицу атамана Анисима Никифорова, татары пытались перехватить дважды: « … нас на дороге громили Татаровя дважды, и сидели мы, холопи твои, от Татар в осаде два дни, … а товарища нашего вожа, которова нам дали Войском, Фетьку Иванова, убили до смерти. Да на том же бою семь коней у нас отгромили, а два коня у н ас убили, да коня у нас ранили».

16 февраля 1636 г. Михаил Фёдорович и Освящённый собор, официально утвердили прославление донского атамана Ермака и его товарищей, присоединивших в прошлом веке сибирский край к России. Тем самым, это событие приобрело государственный статус, а Ермак стал национальным героем. Царь велел своим указом сибирским воеводам, разыскать всех оставшихся в живых сподвижников Ермака, если таковые имеются, и расспросить во всех подробностях о покорении ими Сибири, и написать подробную летопись.

Весной 1636 года в Стамбул прибыл царский толмач Афанасий Буколов, привезший турецкому султану государеву грамоту, передав её Фоме Кантакузину. На приёме у верховного визиря Буколов был вынужден выслушивать его упрёки и обвинения: « … только б де Великий государь ваш, его царское величество, хотел быть з Государем их с Мурат салтановым величеством в братцкой дружбе и любви, и он бы де Великий Государь велел унять донских казаков, а донские де казаки на море ходят, и городы, и сёла воюют беспрестанно». Выслушав это, Буколов отвечал, что ему « … и самому ведомо, что донские казаки воры и царского величества повеленья ни в чём не слушают».

Буколов был задержан в Стамбуле до сентября. Турки выделили ему вопреки посольскому обычаю на «прокорм» всего 18 ефимков и ему приходилось довольствоваться за свои деньги. Не смотря на все просьбы толмача об его отпуске на родину, великий визирь задерживал его отъезд. В сентябре донские и запорожские казаки совершили морской поход к берегам Турции, разграбив турецкие селения в дне пути от Стамбула. Туркам удалось захватить 6 казаков в плен и их привезли в столицу, где визирь, представив их Буколову, поносил его последними словами: « … и в то ж де время привели во Царьгород языков донских казаков и запорожских черкас 6 человек, а вяли их на Чорном море от Царягорода за днище. И его Офонасья (Буколова) визирь имал к себе и воровство донских казаков ему вычитал, и его лаял, и называл безверником». Как впоследствии заявил на расспросе Буколов: « … его де Офонасья держали в Царьгороде в неволю». Кроме этого, визирь упрекал Буколова в том, что « … Государь де ваш с польским королём помирился, не обослався с Марат салтаном».

В Москву Буколов был отпущен 28 сентября вместе с посланником султана Фомой Кантакузиным, который получил это назначение, дав взятку визирю. Судя по всему, столь частые поездки Фомы Кантакузина в Москву в качестве посла и посланника, были связаны не столько с доверием султана и визиря к греку, сколько торговыми интересами купеческого дома Кантакузиных.

Из расспросных речей толмача Буколова, мы узнаём: «Да с Томой де ж пошли из Царягорода для торговли греченя торговые люди, брат его родной Юрьи, да племянник, да 2 шурина, да 3 кума, да людей его два человека, да торговых же людей, имян им не упомнит, 10 человек, и всего 20 человек».

Для того, что бы визирь отправил его в Москву с грамотами султана, Фома Кантакузин принёс ему в дар соболью шубу ценой в 900 ефимков. Но визирь счёл эту шубу не достойной себя и не взял её, « … и они принесли другую шубу соболью ценою в 1200 ефимков да 6 сороков соболей». Кроме этого взятки получили казначей визиря, в виде шубы из лапок соболей, ценой в 90 рублей, и дворецкий, в виде 3 сороков соболей. Это подношение визирь счёл достаточным и только тогда разрешил Кантакузину везти в Москву письма султана. Хотя, первоначально, письма должен был везти сам Буколов.

В Россию Буколов и греки во главе с Кантакузиным отплыли в Россию кораблём, « … на Синоп, да на Кафу, да на Керчь, а ис Керчи в Азов». Прибывая во все эти города, Фома Кантакузин заявлял, что он является посланником султана, везущим его письма русскому царю, Афанасия же Буколова, грек на берег не выпускал, боясь, что откроется правда. Однако кафинский паша, очевидно был в курсе проделок Кантакузина, и приказал ему возвращаться назад в Стамбул: « … а велел было ево воротить назад во Царьгород, и говорил ему, что он будет для торговли, а пролыгаетца послом. А Мурат салтанову де величеству, и без него было в поспех послать мочно, и называл де Тому баламутом».

Кантакузин ссылался на то, что на его корабле якобы плывёт русский посол, вместе с которым он едет в Москву. Паша велел досмотреть корабль, но даже после обнаружения Буколова не хотел отпускать его в Керчь. Тогда Кантакузин собрал со своих родственников 500 золотых и преподнёс их паше. Только после этого паша разрешил ему отплыть.

В Азов Буколов и греческие купцы прибыли 25 ноября, за Филиппова заговенья. На этом же корабле в Азов прибыл капычей (один из телохранителей султана) с грамотой для азовского бея, так же привезший жалованье мурзам Большого Нагая, перешедшим на крымскую сторону. Оно состояло из 24 вышитых золотом кафтанов. Кроме этого, для пополнения Азовского арсенала, на случай очередного приступа казаков: «Да в Азов для осадного времени прислано 5 медных пушек полковых, и мелкое ружьё, и зелье, и свинец, а сколько мелково ружья, и зелья, и свинцу порознь – того не ведает. И на ногайских мурз х которым турской салтан кафтаны прислал под Азовом не заехали, и те кафтаны отдали азовскому бею».