Судьба Вишнёвки

Время-от-времени Энн нажимала на них, и картинка появлялась на экране. Девочка могла передвигать её, раздвигая или сжимая, менять размеры. Но чаще всего она растягивала картинку во весь экран, смотрела несколько секунд, а потом с выдохом, удаляла её, ухая при этом, совершенно как обезьяна.

– Чё только не поизобрели! – Валентина Макаровна покачала головой. – А чё, карандаши никак ужо?

– У неё есть мелки, – объяснила Люси. – А карандаши – она уж очень эмоциональная, да и сильная – бумагу прокалывает, а потом злится. Гувернанткe руку, как ножoм, пырнула. Боятся, как бы себе глаз не выколола. А краски пытались давать – она их либо расплёскивает, либо просто размазывает и орать начинает, пока не отмоешь.

– Избалуют девку, – с грустью отметила Валентина Макаровна. – А жаль. Такая крепенькая, тьфу-тьфу-тьфу, на ней пахать можно будет, когда подрастёт!

– В папочку своего. – Люси хмыкнула. – Мы с ним потОм поженились. Да Машку он так позабыть не мог. Сколько раз во сне звал! В пьяном бреду только о ней и говорил…

– Ох, ты, девуленька… – Бабка ласково погладила Люси по голове, а та взглянула на неё с горечью.

– И погиб он из-за неё же! – Люси говорила уже сквозь слёзы. – Она могла его спасти – не стала. В прямом смысле – концы-в-воду. Да, может и лучше… Всё равно мы развестись собирались…

– И с Глебкой, значит, боишься, то ж такое и будет? – Мрачно уточнила Валентина Макаровна, садясь за стол напротив Люси.

– Знаю, что будет, – отозвалась та тем же тоном. – Да и он знает.

– А вить Марья Михална вроде как добрая… – произнесла бабка задумчиво. – А у Глебки неприятности будут, если уломать тебя не сможет?

– Ещё какие! – Гонзалес вздохнула.

– А ведь он мне жизнь спас… Облучился он здорово тогда. И так проблемы с этим были, а теперь – вовсе беда! Ах, Валентина Макаровна! И так я себя виноватой да перед ним себя обязанной чувствую, но ведь душа переворачивается, зная, что он не меня, а ЕЁ любит!

– А с Машкой говорить пыталась?

– Да… Она считает, что раз она не с Глебом, я – самая подходящая жена для него. Да и Данилка-то его любит. Я поняла, он, Дэн, болел очень долго. Женщины: нянечки, медсёстры – постоянно кто-то другой. А если кто-то новый – значит боль, уколы, капельницы, массаж, другие неприятные процедуры…

Люси покачала головой.

– Я для него сейчас – такая же. Одна из них. Я даже не знаю, если он понимает слово «мама``…

– Ну, это мы попробуем ему истолковать… – Валентина Макаровна решительно поднялась.

* * * * *

За завтраком Глеб сидел с растерянным видом, односложно отвечая на вопросы.

– Люсенька, – обратилась Валентина Макаровна. – Сходи, отнеси Юркиной семье наш пирог, они приглашали… А то Глебку никак не приловлю. Вот может хоть ты его за шкирман дотащишь?

Люси едва сдержала улыбку – с таким наивно-удивлённым видом Глеб взглянул сперва на мать, а потом на неё.

– А мы пока с Нюркой кой-чего смастерим, – бабка обратилась к девочке. – Хочешь?

Та захлопала в ладоши, ухая и повизгивая.

* * * * *

Люси и Глеб шли рядышком по деревне.

Орлов понял задумку матери; действительно все деревенские приветствовали его с радостным уважением.

Вежливо здоровались с Люси, с любопытством оглядывая её. Глеб просто говорил: – Людмила Ароновна. Моя коллега.

Потому что он читал мысли Люси, а та думала, не блокируясь: «Только посмей назвать меня ``невестой`` – при всех в рожу плюну. Я ж – б*** и стерва, а?»

Дождавшись паузы, Орлов обратился к ней:– Ну, прости! Прости!

Он нервно закурил.

– Просто трудно переключиться…

– А мне легко? – ответила она горестно, глядя ему прямо в глаза.

– Я… – Он замялся.

– Ты! – выделила она голосом. – А в семье нельзя использовать только это слово. Только МЫ. Вместе.

– Что, будем притворяться перед Мэри, что мы счастливая семейка? – хмыкнул он саркастически.

– А нужно обязательно притворяться? – Она положила ему руку на плечо.

В другой она держала пирог.

– Девочка… – Глеб смотрел на неё, физически ощущая её душевную боль.

– Мы не можем любить друг друга. – Люси вздохнула. – Но мы можем быть партнёрами. Друзьями. Мы были соратниками. Мы вместе спасли твою ё*** Мэри! Лучше б ты дал мне сгореть там… – Она отвернулась.

– Нет, нет, девочка… – У Орлова душа перевернулась.

Так чётко он вспомнил, как она, тогда, упала ему на грудь… Задыхаясь, глаза закатаны, губки приоткрыты… Словно она готова заняться с ним любовью.

«Бред какой…»

– Я… – Он решительно перевёл дыхание. – Я не стыжусь тебя. Ты… Да, я эгоист. Но только ты понимала меня. Только тебе я мог ``поплакаться``. Да, расставим точки над i. Мэри строга и к себе и к другим. Но она права… Всегда права. Ты, наверное, действительно, единственная женщина на Земле, кто может выдержать меня в качестве супруга… Я постараюсь быть хорошим мужем. Ты же знаешь, я не могу врать. – Он подмигнул. – Где ты ещё такого муженька добыть сможешь?

– Мда? – Она снова пошла вперёд, кокетливо бросая на него взгляды через плечо. – Докажи! Три дня у тебя осталось!

– Cyкa ты, – произнёс он восхищённо. – А сегодняшний ты не считаешь?

– Да, он уже прошел до половины! – Она показала ему язык, но в такой манере, что у Глеба перехватило дыхание от возбуждения. – А день отъезда, тоже считай не в счёт…

«Какая же она красавица!» Орлов шёл за Люси, любуясь ею. «А ведь… Действительно, когда я последний раз был женат так, по-настоящему? Дьявол, даже не вспомнить… Так, чтобы жена, с которой можно пойти куда-либо. Или гостей пригласить… Рон с Даниелем поможет…»

* * * * *

Юркина семья встретила их с восторгом.

Его сестра, Алька, как раз приехала из Города на зимние каникулы.

Оленька, позволила Глебу себя обнять. Юркина мама расцеловала Орлова, как родного брата и даже промакнула выступившую у неё слезинку.

Все взглянули на Люси.

– Людмила Ароновна, – произнёс Глеб очень сдержанно. – Мама Данилки.

– Как он? – жалостливо поинтересовалась Юркина мать.

– Спасибо, – отозвалась Люси, выкладывая пирог. – Вот, Валентина Макаровна кланяется. С Новым Годом вас!

Все уселись за стол.

«Только квас и молоко… А, вон компоты какие-то…» заметила Люси. «Ничего спиртного! Ах, какое уважение к господину Орлову! Знают, что он – ``кодированный``.»

Хозяева наперебой рассказывали о местных новостях и событиях.

– А вы, что думаете об организации здесь турбазы? – уточнил Глеб.

– Мнения очень разделились, – объяснил Юрка. – Если уж делать, может семейного типа? А то понаедут такие, вроде Артура Дариусыча.

– А Марья Михаловна? – не выдержала Алька.

Глеб взглянул на Люси, а у той сверкнули её кошачие глаза.

«Скажи САМ,» думала она специально для него. «А то я скажу. По-своему.»

– Мы расстались… Не сошлись характерами…

– Если захотеть – всегда сойтись можно, – возразила Люси.

– Извините, – Глеб вышел не только из-за стола – из комнаты.

На крыльце Орлов хотел закурить, но в его руке возникла бутылка водки.

«Даже не коньяк…» невольно отметил он.

– Дядя Глеб! – услышал он голос Юрки.

Тот выхватил у Орлова бутылку и швырнул в снег, словно гранату.

– У меня батька пил, – напомнил он с горечью. – Не губите вы себя, Бога ради!

Глеб передёрнулся.

– Если б тебя Оленька бросила, – огрызнулся он. – Ты б, небось, ваще по-чёрному запил!

– Нет, – тот ответил твёрдо. – Я – мужик. Проблему в водке не утопишь.

Глеб закурил.

– А эта… – Юрка тоже достал сигареты. – Людмила-то… Она, что, в колонии была?

– С чего вдруг? – Орлов пристально взглянул на молодого человека.

– Да у нас, в Вишнёвке-то, пара бабёнок отсидели. Так вот, когда только вернулись… Одна вот с таким затравленным взглядом как раз ходила. Долго, потом уехали обе. Та, другая, спилась, говорят. А о той так ничего не знаем…

– Она замуж вышла, – машинально ответил Глеб. – Не очень удачно…

Он тихо выругался.

– Да ладно, дядя Глеб! – хмыкнул Юрка. – И так мы все знаем, что вы человеком только прикидываетесь.

– Вот именно! – Орлов вздохнул. – Ну, и как мне уговорить Люси за меня замуж пойти? Вы-то меня только с одной стороны знаете, а она и с другой половиной моей ипостаси знакома!

– Ха! – Рассмеялся Юрка. – А то мы дураки деревенские, а? Раз у вас такой босс… А он, чё, настоящий Дьявол или помельше кто?

– Гораздо ``мельше``, – Орлов тоже засмеялся.

– А Людмила-то, вам, что ль, совсем не нравится?

– Не знаю… – признался Глеб. – Сам не пойму. Она, б*** – умелая, гомика соблазнит, у импотента поднимет! Да ведь она непредсказуемая! Психопатка просто. С ней же страшно куда-либо пойти будет!

– А из-за чего? – задумчиво проговорил Юрка. – Вот сейчас, например. Мне показалось, она ждала от вас… ну, не знаю. Нежных слов что ли… Ласки?

– Да я… – Орлов растерялся. – Как-то даже не думал. В голову не приходило…

– Знаете, дядя Глеб, – признался Юрка. – Иногда мы с Оленькой просто сидим, обнявшись, кино там смотрим. А то и просто на огонь… Или в окно. А вам её, Людмилу-то, как, не жалко?

Глеб молчал, а молодой человек слегка нахмурился.

– Ой, сдаётся мне, что вы тогда остались не потому, что пожалели нас, – критически ухмыльнулся Юра. – Что, с боссом поругались? Понятно…

Он вернулся в дом, а Глеб застегнул куртку.

Выскочила Люси.

– Что, что ты ему сказал? – Она схватила Орлова за рукав. – На парне лица нет!

– Отстань! – буркнул Глеб, выдёргивая руку. Он спустился с крыльца и направился к калитке, на выход. – Ну, и пусть Мэри меня в Ад отправит! Не знаю я, что тебе сказать!

– Глеб! – Она догнала его уже на улице. – Ну, какой ты дурачок! Только убивать, действительно, можешь… Да стой же, мyдaк!

Он остановился и засмеялся. Они обнялись. Нежно.

В первый раз так, как хотелось им обоим. По-дружески.

– Лапушка ты… – Он погладил ей шею под волосами, поправил сбившуюся шапочку.

– Ох, Глеб, Глеб. – Она потёрлась об него лицом, как кошка – мордочкой.

* * * * *

Когда они вошли в дом Орловых, мать Глеба сидела на диване, в центральной комнате, а Рон, с Даниелем за руку, стояли недалеко от входа, чуть в стороне.

Валентина Макаровна поманила сына к себе.

– Садись-ка рядком! Давай попробуем!

Глеб увидел – Энн держала в руках, баюкая, самошитную куклу.

«Уж каких только ``барбей`` у неё дома нет!» удивился он. «Никогда не любила… А в тряпичную вон как вцепилась…»

Рон показал на Валентину Макаровну. Та обняла Глеба.

– Мама! – объяснил Рон Даниелю. Тот смотрел очень внимательно.

– Мама! – Рон показал на Энн.

– Мама! – подтвердила она, покачивая куклёнка.

– Мама! – Рон указал на Люси.

Даниель взглянул ему в лицо, оглянулся на Глеба.

Тот кивнул. – Мама! Подойди к ней.

Рон отпустил руку мальчика. Тот ещё раз посмотрел на Глеба, неуверенно шагнул в сторону Люси. Ещё пол-шага.

«Только не шевельнуться,» приказывала себе женщина, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сгрести сына в охапку, прижать к себе… «Только не спугнуть.»

– Ма-а-ма… – напевала Энн.

– Иди, иди к мамке! – подтвердила Валентина Макаровна.

Даниель приблизился и неуверенно, но обнял Люси.

Женщина подняла голову, и её глаза встретились с пристальным взглядом Глеба.

«Ты победил,» подумала она, закусывая губу, а Демон Смерти самодовольно ухмыльнулся.

* * * * *

Ангел Смерти бесшумно возник в спаленке. Он прежде всего погрузил Люси в максимально возможный глубокий сон. Женщина не решилась лечь к сыну под бок – прикорнула в ногах постели.

Рон, на раскладушке рядом с кроватью, мгновенно проснулся и сел, неодобрительно покачивая головой.

Глеб склонился над Люси, внимательно разглядывая её.

– Уломал я девку! – Он хмыкнул, проводя пальцем по её щеке.

Женщина передёрнулась.

– Не нравится? – удивился Глеб.

– А ты вообще хоть попробовал поинтересоваться, что ей-то нравится? – Рон поднялся и буквально телом своим отодвинул Орлова. – Ты мне не начальство больше. А я – отец её названный! То, что она – твоя пленница, не даёт тебе права презирать её. Не позволю я тебе обижать её ни в этом мире ни в том!

– Да ладно тебе, – растерянно отозвался Глеб. – Вот беда-то! Я же вроде и с пленницами и с рабынями всегда хорошо обращался…

– Она через себя переступает! – Рон смотрел на ту, которую он по-прежнему называл Бренда. – Поухаживал бы за ней, хоть для виду-то!

– Мэри позлить? – Орлов покрутил в руке снова возникшую пачку сигарет.

– Ты знаешь, что я всегда очень холодно относился к ней, – напомнил старший демон своему брату. – А за Джерри – лично б за волосы оттаскал, да на недельку б на цепь посадил! Настрадалась она, а? Да Бренда через такое прошла, что Мэри только в кошмарах и то не снится! И теперь ещё тебя, мерзавца, навязали ей! Что ты с ней делать будешь? Скелеты дарить? В крематорий водить – чай пить?

– Ну и подскажи сам! – огрызнулся Глеб. – Мне Ядвига руки отбила! Пару раз ей, может угодил, и то, когда сам не ожидал!

– Ох, дуралей ты… – Рон вздохнул. – Ну, хоть цветы подари для начала.

– A она меня этим букетом – по морде? Да ещё, хорошо, если не при всех!

– Вот и постарайся заслужить у неё такое чувство, что б она так не делала! Хоть раз она обмолвилась кому о ваших беседах задушевных? Я и то бы не знал, не скажи ты! Ещё стыда у тебя хватает хвастаться! А девчонка тебя под пыткой-то и то не выдала бы.

Орлов снова взглянул на Люси. Лёжа на боку, она прижалась спиной к металлическим прутьям спинки кровати, словно бездомная собачонка прикорнула под забором.

«Мэри ко мне сразу примчалась, аж голой,» вспомнил он. «Когда я ей, спящей, лилию на грудь положил… Может и сейчас сработает? Даже Ядвига не обижалась, я же ей цветы регулярно присылал… Хотя кто эту психопатку знает…»

Он подумал, поколебавшись, добыл из Подпрастранства маленькую фиолетовую астру и положил её так, чтобы лепестки слегка касались лица женщины.

– Люси… – прощептал он, впервые ощущая новое, странное, мучительно-тянущее за душу чувство. – Люси Гонзалес… Ты вечно будешь для меня Люси Гонзалес…

* * * * *

Глеб спал на диване в центральной комнате, но мгновенно проснулся, когда вошла Люси. Для человека она двигалась совершенно бесшумно, и её крохотный армейский фонарик давал узкую полосу света, почти как лазер.

Она приблизилась к дивану.

– Я знаю, что ты не спишь… – прошептала она.

Глеб открыл глаза. Люси вздрогнула, но по-прежнему улыбалась.

– Ты боишься меня, – он отметил грустно. – Не угодил я с астрой? Или не угадал?

– Подвинься, – она велела чуть слышно.

Он послушался. Люси поставила фонарик на тумбочку рядом, и забралась ему под одеяло. – Мне холодно.

Глеб обнял её так, как обнимают раненых или больных, когда ничего другого сделать не можешь. – Думаешь в ``холодных объятиях Смерти`` тебе будет теплее?

– Не знаю. – Oна разглядывала его.

– Может переберёмся на печку? – предложил он, уже улыбаясь.

Они так и сделали, и снова обнялись.

– Мне сон приснился, – призналась она. – О нашей с тобой свадьбе. Ты был в парадной форме, у меня – букет астр…

– И ты отказала… – перебил он её. – бросила цветы. Хотела убежать, но кто-то схватил тебя. И это была Мэри.

– Это ты мне такой сон навеял?

– Ты правильное слово употребила, – вздохнул он. – Я могу только ``задать тему``, а дальше работает подсознание человека… Неужели я настолько противен тебе?

– Мне противно твоё отношение ко мне.

– Я же… Я же стараюсь… Правда.

– Спасибо тебе, я чувствую это… – Она приласкалась к нему. – Именно поэтому я и пришла. Я вру, что не ревную. Я очень ревную. И поэтому я понимаю тебя.

– Я бы никогда не женился на Бренде, – ухмыльнулся тот, кто когда-то пользовался телом Роджера Сатани. – Но, как Глеб Орлов, Начальник Охраны, я даже польщён, что вдовушка Франсин Тремблей соизволила избрать меня своим следующим супругом.

– Следующим? – она тихо рассмеялась.

Они ласкали друг друга, но так нежно и естественно, что даже сами не замечали этого.

– Конечно, – он уточнил опять грустно. – Моё тело оказалось с гораздо меньшим жизненным потенциалом, чем я ожидал. Хотя, честно говоря, предыдуший хозяин над ним вдоволь поиздевался. А мне расхлёбывай. Курить не могу бросить. Запои ещё будут. На иглу бы не подсесть! Не могу я столько Энергетики изводить, чтобы просто поддерживать все функции в рабочем состоянии!

– Бедненький, – она протянула искренне. – Но я же тоже пила… До сих пор. Не курю только из-за Даниеля. И наркотики ты знаешь, чуть ли не все перепробовала.

– Вот-вот. – Он даже хихикнул. – А лет до девяноста протикаешь. А мне-то тело придётся менять пораньше.

– Это больно?

– Рождение – самый болезненный процесс в жизни любого животного.

– А откуда ты тела берёшь?

– Самоубийцы. Тяжелее греха нет.

– Крадёшь, в общем, – констатировала она. – Да, смерть самый ловкий вор – даже дитя из объятий матери возьмёшь – она и не заметит.

– Ты не можешь забыть, кто я?

– А ты не можешь забыть тех мужчин, которые…

– Да! – рыкнул он, заваливая её на спину.

– Господин Орлов! – перебила она холодно. – Вы с кем разговариваете?

– Аааааа, – протянул Глеб, уже снова улыбаясь. – Мадам Тремблей…

– Вот именно! – Она ловко выскользнула из-под него и, соскочив с печки обернулась.

Их лица оказались на одном уровне – она стояла на скамеечке.

– Советую, господин Орлов, не забывать, в чьём доме вам позволит жить Главный Секретарь-Референт Корпорации! Если позволит…

По-девчоночьи показав язык, она убежала в спаленку.

– Cцyчкa, – прошептал он восхищённо.

* * * * *

Сегодня было гораздо теплее. Всё небо затянула плотная пелена облаков; даже что-то вроде тумана наполняло Вишнёвку.

Захватив Энн, Глеб отправился обходить друзей и знакомых, а Рон и Люси остались с Даниелем и играли во дворе.

– Тебе надо привыкать, что тебя будут звать ``Франсин``, – уточнил Рон. Он специально употреблял её имя почаще, по поводу и без повода, даже просто напевал.

– О, Рон… – Женщина оттёрла слезу. – Третий раз ты даёшь мне жизнь!

– Ах, ты, дурочка маленькая, – Он обнял её, а Даниель внимательно наблюдал за ними.

* * * * *

Они лепили снеговика.

И, теперь уже так называемая Франсин, поняла задумку остальных. Действительно, возясь со снегом, помогая, Даниель несколько раз, не то что бы обращался к новоприобретённой матери, но хотя бы не шарахался, подавая ей палочки и угольки для украшения. Даже сбегал за морковкой для носа!

Когда он вернулся и, с не по-детски серьёзной мордашкой, протянул ей морковь, женщина снова еле удержалась, чтобы не схватить его в охапку…

Мальчик протянул руку к ней, но сам смотрел в сторону.

«Он испугается, если я обниму его,» понимала она, а вслух просто похвалила его; – Спасибо, Дэн! Настоящий мужчина.

– Мамин помощник! – Рон одобрительно похлопал мальчика по спинке, а тот доверчиво поднял на него глаза.

– Маме всегда надо помогать! – Мужчина показал на замершую Франсин. – Мама – хорошая.

Женщина воткнула морковку вместо носа.

– Подай ещё угольков, – произнесла она, специально не глядя на сына.

Но, когда он деловито пошёл к горке угля, насыпанной в сторонке, она не могла оторвать от него глаз.

«Люси, Франсин…» думала она. «Да хоть крокодилом зовите… Только не отнимайте его у меня… Не отнимайте снова…»

* * * * *

Время приближалось к обеду, когда вернулись Глеб с Энн Чёрнсын.

Казалось – девочка вообще не знает, что такое усталость. Увидев снеговика, она вырвалась из рук Орлова, подбежала и устроила вокруг пляску с прыжками, уханьем и повизгиванием, словно настоящий дикарь – вокруг божка или тотема.

Дэн попятился и прижался к Рону, но, когда Глеб тоже приблизился – кинулся к нему.

– С мамой слепили? – Орлов присел на корточки и потискал мальчика.

– Молодцы!

Он бросил на женщину быстрый взгляд – та смотрела на них с явным выражением счастья на лице.

– Конечно, ФРАНСИН – молодец! – подчеркнул Рон.

– Да-да, Франсин, Франсин, – Глеб кивнул. Он снова обратился к мальчику.

– Твой отец был солдат. Я – солдат. Ты хочешь быть солдатом?

Малыш кивнул, с восхищением глядя на мужчину, но Франсин слегка нахмурилась; Глеб дал Даниелю палку и поставил его руки так, словно тот держал винтовку.

– Бах-бах! – воскликнул он. – Снеговик мёртв!

Он засмеялся, малыш тоже улыбнулся, и они хлопнули друг-другу ладоши. У Франсин дыхание остановилось.

Орлов снова взял мальчика за руки и с криком: «Коли!» ткнул в снеговика. Даниель засмеялся.

– Прекрати! – завизжала Франсин. Даниель уронил палку и тут же, испуганно оглядываясь, забрался на Глеба.

– Дура! – тот крикнул на неё по-русски. – Ты чё дитё пужаешь-то?

– Ему двадцать месяцев! – Женщина топнула ногой.

– Да мы ж в войну играем!

– Вот именно… – Франсин отвернулась и, пошатываясь, вошла в дом. Глеб растерянно взглянул на Рона, а тот только головой покачал.

– Да, братец, «начинай сказку сначала».

Он позвал Энн и увёл девочку в дом, а совершенно недоумевающий Орлов-младший последовал за ним, с Даниелем на руках.

«И что я опять сделал не так?» думал Глеб расстроенно.

Глава 3

За столом Валентина Макаровна хоть и кормила Энн, но сразу заметила ``непорядок``.

– Люська! – Oна неодобрительно покачала головой. – Как ж ты ноги таскаешь? Аль стряпнёй моей брезгуешь?

– Да нет, что вы! – тихо отозвалась молодая женщина. – Я же суп съела…

– Детскую чашку! – Бабка всплеснула руками. – Нюрка и то больше ест! Глебка, что ль, обидел?

Орлов-младший даже жевать перестал и переводил взгляд с матери на Франсин, а та сидела бледная, не поднимая глаз.

– Олег Петрович, – заговорила она снова. – А когда вы стали брать Глеба на охоту?

Старик растерянно задумался.

– Дык, – Он налил себе водки. – как за гривку лошадки держаться смог… Гнедик у нас тогда ещё жив был. Славный коняшка был. Да, вот!

– Нет, по-настоящему, – настаивала Франсин. – Ну, так, с ружьём?

– Лет в пять? Помнишь, мать? – Обратился он за поддержкой к жене, но та только плечами пожала.

– Нюрка спит.

– Я отнесу её… – Глеб поднялся.

– Сиди уж! – Бабка махнула на него рукой и унесла девочку.

Глеб снова сел, задумчиво жуя луковицу.

– Олег Петрович, – Рон тоже вышел из-за стола. – покажите мне там, в гараже, кое-что, лады?

Мужчины вышли, а Глеб с Франсин вместе пошли укладывать Даниеля.

Энн всегда днём укладывали отдельно, и сейчас в спаленке они были только втроём. Мальчик жался к Орлову, хныкал.

Глеб довольно грубо оторвал от себя малыша и положил на кровать, приказав: «Лежать!»

– Что он тебе – собачонка? – окрысилась на него Франсин. – Небось Артуру так не смел говорить!

– Артур был ласковый и послушный! – возразил Глеб. – А сейчас у Даниеля идёт выяснение правил окружающего мира. Он должен понять, что есть слово ``нельзя``! Или хочешь бандюгу вырастить, как твой муженёк?

– А ты чем лучше? – прошипела она. – Тоже – убийца и вор!

– Значит тебе не привыкать! – Он криво ухмыльнулся. – Да, ты, б***, лучшего и не заслуживаешь!

– Ну, дорогой мой, – Франсин бросила с вызовом. – Вот специально выйду за тебя замуж и буду гулять в открытую! Пусть в тебя пальцами тычут – раз козёл, ну, и ходи с рогами!

Она пыталась уложить сына сама, но тот оскалился, как крысёнок, кусался и отбивался совершенно не по-детски, а его кошачьи глаза и длинный, уже слегка горбатенький нос, придавали ему облик злобного гномика.

Глеб плюнул и вышел, а Франсин пыталась бороться с сыном.

В конце-концов, она сдалась и, зарыдав, уткнулась в ладони.

«Так мне и надо,» думала она. «Да, Бог не наказывает за грехи – мы сами себя наказываем…»

Она слышала – малыш притих.

Взглянула – он сидел, прижавшись к стенке, внимательно разглядывая её.

Франсин сползла на пол, отведя глаза, почти уткнувшись в постель, прошептала: – Дэн, лапушка, ложись! Ты же взрослый… Ты… солдат… Как папа… Как Глеб… Дисциплина должна быть…

То, что он после ЭТОГО послушался и осторожно забрался под одеяло, ранило женщину даже больше, чем его предыдущее сопротивление.

«Он – ИХ!» мучительно билось в её голове. «Он ТАК привязан к НИМ!!! Нет, не сдамся! Буду бороться!»

Даниель заснул почти мгновенно, a Франсин долго сидела, глядя на него и перебирая различные варианты.

«Нет, придётся пока примириться… Нельзя Мэри злить… Там разберусь…»

Она вышла в центральную комнату и обмерла: Глеб сидел за столом один, левой рукой обнимая бутыль домашнего самогона, а в правой – стакан.