Не Агата Кристи

Работа по дооборудованию шара чужих проходила пусть медленно, но уверенно.

Это Назаров с удовольствием констатировал, выслушав перед ужином доклады тех, кто как раз над этим и работал. И пусть ни столовую ни библиотеку по прямому назначению пока использовать и не удастся, ничего страшного: инвентаризация и выяснение всех запасов и приборов на борту чужака им не повредит. Они должны хотя бы примерно представлять, что тут и как. И в каком количестве.

И хоть бортовой компьютер модуля и повреждён, его малый, в личном планшетнике, работает. Так что загрузить в него словарный запас из местных книг нетрудно. Уж его мощности хватит, чтоб дешифровать тексты, и составить словарь местного языка. Хотя бы для того, чтоб прочесть те пластиковые книги, что нашлись в огромном хранилище на третьем уровне. Да и местную душевую нужно бы приспособить: подключить пусть и пока к одной секции – водонагреватели и отсос. Подав питание пока опять-таки от привезённых аккумуляторов. Аккумуляторы…

Вообще-то аккумуляторы являлись больным местом Назарова.

Он прекрасно представлял, что больше, чем на два месяца, при даже самом экономном режиме их эксплуатации, ни одного из них не хватит – поскольку их попросту не отчего подзарядить! А сидеть несколько месяцев без света и энергии – весьма тяжко. Мягко говоря. Поэтому первым делом они должны установить где-нибудь в подвале тот же топливный элемент. И наладить альтернативное освещение. А то светодиоды всё-таки жрут его, как, пусть не свиньи, но – поросята. Но не пользоваться же, в самом деле, коптилками на масле, как уже предложил Галопан! Они и гореть-то не будут: поскольку нет силы тяжести, и не будет подниматься вверх нагретый воздух, создавая тягу, и обеспечивая приток кислорода к пламени!

Зато то, что предложил Хван, казалось куда разумней и проще: прорезать ещё одну дыру в корпусе шара, и протащить через неё уже силовой кабель. Подключённый к бортовым, неизвлекаемым, аккумуляторам их модуля. Поскольку ни летать, ни жить им на этом самом модуле уже точно не светит! А насчёт отверстия в шаре – «дырой больше, дырой меньше – какая разница!», как высказался по этому поводу Галопан.

Вполне довольный, заев невкусную кашу, приготовленную Гуннаром, остатками «жаренной курицы» из штатной тубы, Халед приказал всем разойтись по каютам – отдыхать и спать. Завтра в восемь по бортовому времени предстояло снова позавтракать, и приступить к работе. По инвентаризации и дальнейшему обустройству. Душевой, дыры для кабеля, топливного элемента, и так далее по всему списку.

Перед сном, поправляя ремни, которые прикрепляли его к койке, Олег немного попереговаривался с Ксю. Тот считал необходимым в первую очередь всё-таки дать людям возможность помыться.

– А то, командир, шуточки и приколы на эту тему уже отдают не юмором, а, скорее, желчью!

– Согласен, Ксю. Пусть мы и расселили по разным местам наиболее ершистых и непримиримых «шутников», и их жертвы, от этого их тела не стали чище. И запахи через прорезанные дыры проникают, пусть и вместе с теплом. Да и не только это сейчас меня беспокоит, если честно.

– А что же тогда, командир?

– Звучит глупо, Ксю, но в первую очередь – сексуальная неудовлетворённость.

Поясню. Мы все – мужчины. Половозрелые, и вполне здоровые. Физически и психически. Следовательно, как уже рассчитали профессиональные психологи, должны вести и регулярную половую жизнь. Для сброса, так сказать, нервного напряжения и поднятия иммунитета.

Как раз для этого на корабле у каждого имелась с собой – искусственная женщина. Ну, кроме наших учёных. У тех в декларации грузов в багаже таковых кукол обозначено не было. А поскольку при экстренной эвакуации никто, разумеется, ни одной куклы с собой захватить не успел, имеем мы сейчас в активе нас троих, экипаж, и четырёх озабоченных отсутствием привычной половой жизни здоровых мужчин. Плюс одного Гуннара. Который, кстати, женщину с собой тоже возил. Вот только не знаю, пользовался ли. Но, вероятно, пользовался – ведь за лишний вес багажа Компания берёт нехилые деньги.

– Мысль понятна. – Ксю позволил себе хмыкнуть, – То есть, вы боитесь, сэр, что успокоившись сейчас, после обустройства, наши «половозрелые» и «сексуально озабоченные» бурильщики… рано или поздно начнут оказывать знаки внимания доктору Хейдигеру?

– Ну, можно это и так обозначить. А правильней сказать – боюсь, как бы они попросту не захотели набить морду доктору Валкесу, и изнасиловать его спутника. И постоянного партнёра. Уж больно его фигура напоминает женскую!

– Хм… Согласен: широкие бёдра, пухлые губы. Да и ужимки…

Пожалуй, вы мыслите более здраво, чем я, сэр. Опасность этого и правда – существует. Достаточно вспомнить подколочки в их адрес от Моммсена. И откровенно плотоядные взгляды от Франкеля. Пусть пока – только показушные, чтоб позлить доктора Хейдигера. И пусть нам не все они заметны, поскольку мы сейчас работали отдельно, но уж тот, кому они предназначены, и его ревнивый напарник их наверняка ловят – все.

– Вот-вот, и я о том же. После того, как мы обустроимся, и у всех возникнет свободное время, и будут оставаться силы, вся сексуальная энергия будет направлена в эту сторону. Поскольку альтернативы руке, как предпочитает делать Моммсен, нет. Кроме того… э-э… места, которое использует доктор Валкес.

– Вы правы, сэр. Но я вот о чём подумал. Мы ведь осмотрели далеко не все каюты отделённой нами для себя секции. Не говоря уж о всём шаре. Может, нам стоит поискать получше? Вдруг оснащение этой лаборатории и вправду было – полным? Ну, то есть – у каждого желающего или половозрелого мужчины здесь, на Станции, тоже имелись собственные пластиковые куклы? И если постараемся – найдём? И приспособим? Может, они даже окажутся посимпатичней и посексапильней наших женщин? И пластиковых, и обычных.

Олег хмыкнул. Невольно улыбнулся предположению Хвана. Потом вынужден был признать, что в гипотезе штурмана есть рациональное зерно:

– Да, это вполне возможно. Потому что и правда – никаких следов присутствия здесь живых женщин мы не нашли. Ну, пока, во-всяком случае. Суровый, так сказать, мир суровых учёных. А главное – требования к абсолютной секретности миссий, и безопасности. Поэтому ни о каких семьях, или «натуральных» женщинах здесь наверняка речи не шло.

Только вот думаю, что при эвакуации они всё же имели возможность забрать своих пластиковых «любимых» с собой. Потому что во-первых, такие персональные куклы стоят дорого, а во-вторых, улетали они отсюда явно не в спешке.

– Да, такой вариант тоже возможен. Но ведь не узнаем, пока не обыщем! Хотя бы более-менее нагревшиеся помещения. Ну а вдруг всё-таки кто-то решил, что с него хватит? И проще купить новую, оставив надоевшую игрушку – здесь, в шкафу? Или кто-то стал слишком стар для таких игрищ? Как, скажем, тот же Гуннар… Или… Да мало ли!

– Хм… Возможно, возможно. В любом случае занять наших людей чем-то надо. А если они и правда что-то найдут – так и вообще замечательно! Единственное, с чем в этом случае могут быть проблемы – с установлением очерёдности, и дезинфекцией… дамы! Или дам, если найдём несколько.

– Ну, тут проблем быть не должно. Очерёдность разыграем по жребию, а дезинфицирующего раствора в баках тамбура нашего модуля – предостаточно.

– Да. Верно. Однако мы что-то принялись делить, как это говорится в старой поговорке, «шкуру неубитого медведя». Найдём – подумаем, что и как. А сейчас, – Назаров подавил очередной зевок, – что-то спать хочется. Даже сильнее обычного. Ну что – отбой?

– Отбой, командир. Спать, если честно, я и сам хочу. Похоже, устал.

– И я. Ну, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сэр.

Проснулся Назаров от жуткого крика.

Кричал мужчина, и явно немаленький – басовитые нотки в голосе, впрочем, не убирали из его тона отчаяния и боли! Олег понял, что отвратительный сон, который практически сразу вылетел у него из памяти, похоже, имел реальные предпосылки! Ну, если принимать в расчёт дурацкие раскладки астрологов, что судьба человека и будущее – «предопределены», и иногда человек может их увидеть и предчувствовать. Как раз во сне.

Он поспешил отстегнуть удерживавшие его ремни, и переглянуться с уже севшим на постели штурманом. Тот сосредоточенно кивнул:

– Похоже, Полонски: это у него мощный и «поставленный» «командный» голос!

Назаров поспешил выскочить из койки, полетев в сторону не двери из каюты, а – соединительного отверстия: через центральную каюту с конвертером попасть в любую из их «жилых» комнат было куда быстрее и проще!

Однако он тут же заставил себя задержаться, и метнуться назад: к койке Хвана:

– Лейтенант! Я прошу вас сделать кое-что для меня!..

Когда Назаров влетел в обжигающе-жаркую атмосферу центральной каюты, крик раздался снова: ага! Из комнаты учёных! Правда, на этот раз крик сопровождался и крепкими словами, и проклятьями, поэтому на источник звука плыть было уже несложно.

Влетев в комнату доктора Валкеса и доктора Хейдигера, лейтенант невольно затормозил руками о кромку дыры. Поэтому когда ему в подошвы ткнулись ладони летевшего позади Галопана, буркнув «минуту, капрал», Назаров поспешил освободить проход.

Зрелище, открывшееся их взорам, действительно могло вызвать и шок, и ужас, и заставить кричать.

Между стоявших у противоположных стен коек, на палубе навзничь лежало тело Томера Франкеля. В центре груди торчала рукоятка большого кухонного ножа, одного из тех, что взял себе на заметку, невольно подумав, что это – опасная штука, и может запросто использоваться как оружие, лейтенант при обследовании местного камбуза.

Крови под телом натекло немного, похоже, сыграло свою роль отсутствие силы тяжести. Вернее, если уж быть совсем точным, она внутри шара имелась, пусть и минимальная, и направлена была к центру сферы – с учётом этой особенности они и располагали при переоборудовании помещений все койки… Для чего пришлось даже отвинчивать их от «бывших» полов, и снова привинчивать к новым.

Тело Франкеля, похоже, давно остыло. Да и по выпученным, и устремлённым в вечность остекленевшим глазам было понятно, что крупный и сильный мужчина мёртв: как говорится, мертвей мёртвого!

Предсмертная гримаса искажала полуоткрытый рот, бледные пальцы походили на скрюченные когти какой-нибудь хищной птицы. В правой ладони что-то чернело.

Но не на это сейчас оказался устремлён взор Олега, а на остальные, распростёртые по кроватям, тела.

Тело доктора Валкеса казалось расслабленным и словно растекшимся по матрацу – словно из него через огромную обугленную по краям дыру в грудной клетке вышла не только кровь, но и воздух. Выражение на лице казалось скорее, умиротворённым и благостным, руки свободно лежали вдоль туловища.

Лицо доктора Хейдигера, напротив, выглядело сосредоточенным и хмурым. Тело казалось неповреждённым, но в причине смерти сомневаться не приходилось: из откинутой в сторону руки на пол выпал лазерный пистолет, в обеих висках имелось по обуглившемуся отверстию. Без всяких приборов становилось понятно, что рана в черепе сквозная.

– Посмотрите, командир. – возникший сзади, словно ниоткуда, штурман медленно подплыл к расположившимся рядом, у коек, Анджею, Галопану, и Олегу, показывая что-то чёрное. Назаров перевёл взгляд. В руке Хвана имелся маленький кусочек рубахи. По цвету очень похожей на ту, что была одета на докторе Хейдигере. Ксю продолжил, – Я уже прикинул. Он как раз подойдёт вон туда.

Действительно, от одного из нагрудных карманов доктора Хейдигера, похоже, приложив немалую силу, кто-то вырвал этот самый треугольный клочок. Впрочем, почему – кто-то? Ясно же – кто! Тот, у кого в кисти он и был зажат!..

Назаров спросил у так и не отводящего взгляда от трупов, и словно застывшего в трансе Полонски:

– Как вы обнаружили их? И когда?

Ему пришлось повторить вопрос, и даже взять Анджея за плечо, чуть встряхнув, чтоб привлечь, наконец, внимание начальника бурильщиков к себе.

– Я… Я… – мужчине пришлось сглотнуть и облизать губы, прежде чем он смог продолжить, – Э-э… Я встал, чтоб воспользоваться нашим любимым гальюном – вчера выпил слишком много воды. Дорвался, как говорится… Ну, и, возвращаясь, невольно заглянул через отопительную дыру в каюту к этим, – Полонски тоже явно презирал учёных, потому что грубо ткнул в них мощным пальцем, – Их-то сначала не увидал: кровати стоят далеко от дыры. Увидал зато Томера. Подумал, конечно, а какого … он здесь делает?! Ну и вплыл. А тогда уже увидел и нож…

– Вы здесь ничего не трогали, Анджей?

– Нет. Нет! Я не… А… Что?! – по виду Полонски сразу стало понятно, что он поражён вопросом, и если считал раньше само-собой разумеющимся, что здесь произошло два убийства и самоубийство, то сейчас шокирован мыслью, что кто-то может полагать, что всё может оказаться и не так!

– Нет, ничего. Но будет лучше, если мы будем придерживаться официальных инструкций на такие случаи. – и, обращаясь к начавшим вплывать в каюту остальным бурильщикам и Галопану, Назаров продолжил, – Пожалуйста, господа. Прошу вас ближе, чем на три метра не подходить. Вернее – не приближаться. Мы с лейтенантом Хваном должны всё тщательно осмотреть, чтоб составить официальный рапорт. Смотреть, разумеется, можете. Но – издали.

Удивлённые и испуганные возгласы затихли очень быстро. Всех невольно угнетала и подавляла представшая перед их глазами мрачная и трагическая картина. Пока Олег и Ксю действительно самым тщательным образом снимали на видео, и осматривали все три тела, расположившиеся в каюте по её периметру пять человек только переглядывались. Спросить отважился только Энди:

– Сэр. Этих мы тоже… Вынесем наружу?

– Да, капрал. Нам нужно законсервировать и их. Для осмотра специалистами. Полицией и криминалистами.

– Так вы полагаете, сэр, что они… Что их!..

– Не нужно дурацких домыслов, капрал. Наша задача – всё тщательно осмотреть, заснять, запротоколировать, произвести первичный опрос, и передать это дело в руки профессионалов. Там, дома, расследования нам так и так не избежать. Поэтому сейчас, после осмотра, я, как командир, вынужден буду для соблюдения формальностей допросить вас всех. По одному. Неприятно, мерзко, да. Ваши чувства я вполне понимаю.

Но, надеюсь, что и вы понимаете, что отвечать со всей возможной правдивостью – в ваших интересах. Мы должны исключить малейшие подозрения в наш адрес!

Гуннар проворчал:

– Вот уж точно. Не хотелось бы мне на старости лет быть подозреваемым в убийстве! Хотя, если уж совсем честно, иногда очень хотелось это сделать.

В-смысле, пристукнуть проклятых …расов! А то они в последние дни всякий стыд потеряли!..

Бедный Томер.

– Я попросил бы вас прекратить обсуждения, разговоры, и комментарии. И разойтись по каютам. Обсуждать произошедшее вы сможете потом. Уже после допроса. А сейчас мне крайне важно, чтоб вы не обменивались друг с другом никакой информацией.

Поэтому.

Анджей. До допроса вы будете находиться в нашей с лейтенантом Хваном каюте. – лейтенант недвусмысленно указал в её направлении рукой, – Вы, Огюстэн – в той, где вы ночевали. Гуннар. Вам придётся подождать допроса в каюте Томера. Вас это не сильно напряжёт? Отлично. Энди. Ты подожди у себя. Пётр. Вас я попрошу остаться здесь. Вы поможете нам перенести тела в коридор к тамбуру, после того, как мы тут всё осмотрим.

Все молча разошлись – а, вернее, разлетелись – по указанным каютам. Сопящий Моммсен забрался в угол, где потел, грыз ногти, и мрачнел, но помалкивал.

Назаров некоторое время повисел над телом Томера. Потом опустился перед ним на колени, придерживаясь за остатки ворса привинченного к палубе синтетического ковра, покрывавшего весь пол каюты. В первую очередь он тщательно обнюхал рот и нос бурильщика. Нет. Никаких подозрительных запахов. Да и не было у команды шансов протащить на «Дональда Трампа» наркотики или ещё какую психотропную гадость. Лицо мужчины уже начало синеть, но пока казалось просто очень бледным.

Теперь – руки. Странно. Назаров отлично помнил, что обрывок находился в правой кисти, но пальцы… Не были сильно скрючены, и сведены в кулак, или плотный захват. Непонятно, как он смог вырвать кусок кармана – сил для такого действия явно нужно приложить немало, и предсмертная судорога свела бы пальцы – как раз в крепчайший захват!.. А что самое странное – так это почему карман порвался именно так, а просто не оторвался по швам, весь, целиком!

Олег аккуратно отогнул пальцы Франкеля по одному, и тщательнейшим образом осмотрел ногти. Нет, ни малейших следов крови! Впрочем, и ниток или краски тоже.

Теперь грудь.

Удар ножом оказался нанесён, если можно так сказать, профессионально.

Проникающее на большую глубину ранение, остриё направлено так, чтоб прошло по нижней кромке рёбер, не касаясь их, и – вверх! Как раз туда, где по центру грудины располагается сердце! Человек, вонзивший нож именно так и сюда, наверняка отлично разбирается в анатомии. И понимает, что его сил может не хватить, чтоб пробиться напрямую, через кости грудной клетки, да и всегда есть риск, что остриё упрётся в ребро…

Собственно, описание подходит к доктору Хейдигеру – он и не очень силён физически, и анатомию, как специалист, наверняка знает – тьфу ты – знал! – превосходно…

С тяжёлым сердцем лейтенант перебрался к доктору Валкесу.

Тут сомнений никаких быть не могло: дыра от лазера в центре груди оказалась широкой и сквозной. Заглянув под матрац, Назаров обнаружил обгоревшее отверстие, попахивавшее горелой пластмассой, диаметром побольше дюйма, и приличных размеров дыру в ковре и пластиковом покрытии пола каюты. Весь ковёр возле дыры насквозь пропитался вытекшей кровью, образовав пятно в добрых полтора фута в диаметре. Значит, кровь из тела вытекла почти вся. Не менее трёх-четырёх литров… Заглянув сверху, лейтенант легко подтвердил свои предположения: оси всех отверстий совпадали, и то, что доктора Валкеса убили именно там, где он сейчас находится, сомнений не вызывает.

Сомнения и подозрения вызывает только расслабленно-счастливое выражение на его лице. Так могло получиться, если б убиваемый не понимал, что с ним происходит. Ну, или не чувствовал этого! То есть – или одурманен какими-либо вот именно – психотропными… Или просто – спал?! Спал так крепко, что ничего вокруг не видел и не слышал?!

И даже – не чувствовал?..

Осмотр тела доктора Хейдигера много времени не занял.

И хотя отверстие в голове не позволяло глядеть насквозь, никаких сомнений в том, что оно сделано из одной позиции, не имелось: на стене каюты, напротив дыр в голове, имелось и небольшое выплавленное отверстие – от прошедшего насквозь через череп луча лазера. Назаров повернулся к штурману. Вполголоса, так, чтоб уж точно никто вне комнаты его не расслышал, сказал:

– Очень странно, Ксю.

– Что именно, командир? – штурман и сам перешёл на полушёпот.

– Я… – тут Олег подумал, что вовсе незачем им разговаривать на столь важную тему при свидетеле, и поспешил поправиться, – Всегда считал, что человек не может удерживать лазер достаточно долго, если стреляет в себя. Особенно в кость. Боль ведь – адская! Это – не пистолет, пуля из которого пробивает всё мгновенно, тут нужно – ждать. А у доктора – прожжены обе височных, и даже переборка у кровати повреждена, а лазер из руки – не выпал! Или рука конвульсивно не отдёрнулась!

– Действительно, странно, командир. – Хван, повернувшись к лейтенанту, нагло подмигнул, – Но, похоже, тут свою роль сыграла как раз невесомость. Она могла удерживать руку в нужном положении даже без участия отключившихся мышц.

Назаров «тонкий» намёк понял, и, кивнув в ответ, закрыл и эту тему. Зато повернулся к Моммсену:

– Пётр. Я попрошу вас никому ничего из того, что вы только что услышали, не говорить. И ни с кем никакими своими мыслями не делиться.

Под взглядом командира мужчина поёжился, отведя взгляд на пару секунд в сторону. Но потом снова посмотрел в глаза лейтенанту:

– Разумеется, командир, сэр. Я и сам прекрасно всё понял. Незачем убийце знать, что его коварный план раскрыт!

– План ещё не раскрыт. И убийца ещё не то, что не найден – но и не заподозрен!

У нас пока нет никаких фактов, только смутные подозрения! Как нарочно, вся аппаратура, которая могла бы нам сейчас помочь, погибла вместе с «Дональдом». Ни снять отпечатки пальцев, ни сделать баллистическую экспертизу, ни «унюхать» посторонние запахи мы не можем… Как и найти микрочастицы, скажем, кожи под ногтями… А можем мы рассчитывать только на свои глаза, и вот это! – Назаров постучал себя по виску согнутым пальцем, – Так что, ещё раз прошу вас – никому ни слова!

– Хорошо, командир… – заметно было, что Моммсен мнётся и стесняется. Открывает, и снова закрывает рот, смотрит то в угол, то на трупы. И явно хочет что-то спросить.

– Ну? – Назаров вздохнул, – Давайте уже, что там у вас?

– Командир, сэр… А почему вы из всех оставили здесь именно меня?

– Хм-м… Хороший вопрос. Прямой. И я отвечу на него честно и прямо: вы, Пётр, последний, кого я заподозрил бы. В убийстве.

– Спасибо, конечно, сэр… – заметно было, что Моммсен и польщён и обижен одновременно, – А почему? Вы думаете, у меня бы на такое… Пороху не хватило?

– Вот уж нет. Пороху как раз хватило бы. Но! Без обид, Пётр. Я просматривал, конечно, вашу личную анкету. У вас Ай Кью – восемьдесят девять. И очень развито чувство ответственности. Отмечена и склонность к педантичности. Что косвенно свидетельствует о некоей вязкости мышления. Так что вам и в голову не пришло бы убить сразу троих, не говоря уж о том, что просто не хватило бы воображения и предусмотрительности всё это вот так – организовать. Вы если бы и надумали кого-то лишить жизни – не стали бы ходить вокруг да около, а убили бы! Просто и конкретно. Если это можно так назвать – бесхитростно. То есть – скорее всего просто придушили бы. Ну, или сломали шею. Этому человеку. А не – троим!

А тут – не-ет. Придумано и сделано, должен сказать, как раз очень хитро и тонко. И все наши, кроме, понятное дело, убийцы, скорее всего, так и посчитали бы: что ревнивый доктор Хейдигер в состоянии аффекта вначале убил конкурента-соблазнителя, а затем и противного партнёра-изменщика. После чего успокоился, трезво всё обдумал, и в отчаянии и раскаянии покончил и с собой.

Наша главная сейчас задача – допросить всех по горячим, так сказать, следам, и постараться вычислить преступника. Изолировать. Чтоб обезопасить от него всех остальных.

Поэтому сейчас вы поможете нам перенести тела к шлюзу, и останетесь там, рядом с ними. Одев скафандр. И ожидая нас. Мы прибудем, как только закончим. Опрос. А вернее – допрос.

И самое главное – никому ни слова не говорите о том, что я вам только что здесь сказал!

Допрос капрала Галопана, как и следовало ожидать, ничего в плане разъяснения ситуации не дал. Ну, спал человек, ну проснулся от вопля, ну прилетел… И увидел. Лейтенант, собственно, ничего другого и не ожидал, к допросу отнесясь, скорее, формально. Поскольку не видел у Энди никаких мотивов. Поэтому окончив задавать содержащиеся в стандартном Протоколе вопросы, он выключил диктофон, и вздохнул. Присутствовавший при допросе штурман выключил и свой диктофон, но промолчал. Назаров подумал, что эта работёнка потяжелее, чем переоборудование сферы.

– Хорошо. Мы закончили. До особых распоряжений, капрал, вы не должны ни с кем обсуждать то, о чём мы с вами только что беседовали. А сейчас будьте добры, оставайтесь здесь. До особого распоряжения никуда, даже в туалет, не выходите.

Выплыв снова в каюту с конвертером, Олег подплыл вплотную к Ксю. Прошептал на ухо:

– Я стопроцентно уверен: в Энди, и в вас, лейтенант. Нам абсолютно незачем было убивать их всех. А ещё я абсолютно уверен, что главное всё же – мотив! Если мы выясним, у кого был мотив уничтожить именно их – мы поймём, и кто убийца!

– Так вы считаете, командир, что на этом убийства у нас на борту закончатся?

Назаров, хоть и сам имел определённые подозрения на этот счёт, тем не менее почувствовал себя так, словно его огрели пыльным мешком по голове.

Оказывается, не он один здесь – параноик!

Он поморгал, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Заставил себя глубоко вдохнуть. Выдохнуть. Посчитать про себя до десяти:

– А вы думаете, Ксю, что это – ещё не всё?!

– Не знаю я, что думать, командир. Вы говорите – мотив. Но если абстрагироваться, и посмотреть непредвзято… У любого из них мог быть мотив. Повод. Причина. Хотя бы для того, чтоб отделаться от лишних ртов. И лёгких, потребляющих драгоценный кислород.

И – свидетелей.

Вспомните: мы до сих пор точно не знаем, отчего взорвался надёжнейший реактор «Дональда». И один из тех людей, кто сейчас с нами, очень даже может оказаться тем, кто приложил к этому руку!