Тайна лечебницы Отектвуд

«Я спал двадцать пять лет и видел потрясающий сон. Где врачи лечат людей, где судьи выносят справедливые приговоры, где полицейские охраняют покой простых граждан. Где люди пьют потому, что им весело, а не потому, что не смогут уснуть не нажравшись. Я видел волшебный сон, где белый халат – гордость и честь. Где я буду уважаемым человеком, а не пустым местом, линчевателем и проблемой. Я хотел спасать людей, но люди не хотят спасаться. Они бьют по руке помощи. Стреляют в нее, режут ее, рвут ее на части. Я спал и видел, что люди хотят правды, любви и счастья. А когда проснулся, увидел, что они хотят лишь врать и причинять друг другу боль. Им нравится страдать. И они будут страдать.

Мне кажется, двадцать пять лет назад я уснул, а сейчас проснулся кто-то другой.»

Кори поставил точку. Буквы вышли ужасно кривыми из-под левой руки. Но разобрать написанное можно было. Закрыл тетрадь и убрал в стол. Найдет ли ее кто-нибудь? Проснется ли он после прочтения?

Подбородок уже клевал грудь. Очки упали на колени.

Кори лежал на серой простыне и смотрел на деревянный потолок. По кровати то и дело бегали крысы и били своими толстыми хвостами по лицу. Запах не отличался от отектвудской клиники. Но обстановка вокруг была какой-то средневековой. Очередная крыса влепила ему пощечину хвостом. Он попытался ее отогнать, но отгонять было нечем. Снова вместо рук и ног жалкие бугры, как в кошмаре, обмотанные желтой тканью, не бинтами. Дыхание перехватило. Но в этот раз Кори мог поднять голову и оглядеться вокруг. Раненые. Они лежали на полу, на деревянных койках на соломе. Женщина в белом чепце и фартуке, спала у стола, подложив руку под голову. На столе стоял кувшин, тазик и икона. Кори ничего из этого не смущало, кроме отсутствия своих конечностей. Шея устала, и он вновь опустил голову на постель, как раздался оглушительный крик.

– Где моя рука? Отдайте мою руку!

Кори хотел посмотреть на кричащего, но шея стала каменной.

– Южане? Я не видел ни одного южанина рядом с собой, а когда очнулся, оказался без руки. Жалкие воры.

Удар. Такой, какой доносился из сарая на ферме бабушки и дедушки, когда рубили индейку.

Звон. Плеск воды. Женский вскрик. Кори просто старался не обращать на это внимание и ждать. Наконец очередь дошла до него. Мужчина без руки, с кровавой повязкой. Он чем-то был похож на самого Лоусона. Рыжая жидкая бороденка. Уставшие глаза с кровоизлияниями. Сломанный нос. В единственной руке топор, с которого стекает темная кровь. Он замахнулся. Крыса в панике пустилась на утек через лицо Кори и он проснулся.

Алабама. Отектвуд. 6:00 a.m.

Кори проснулся внезапно и схватился за шею. Сон все еще стоял перед глазами, но он не мог вспомнить, опустился топор или это крыса коснулась хвостом его горла.

В больнице был ажиотаж. Медицинские сестры сдавали ежегодный зачет. Они толпились в коридорах с тетрадками шпаргалками. Повторяли приказы, первую помощь при шоках и обмороках. Одна сестра Грегсон стояла в стороне, рядом с незнакомой женщиной. Она громко кричала, махала руками. На щеке красовалась свежая ссадина. Лицо было одной отечной подушкой. От нее пахло нестиранной одеждой, потом и пивом.

– Сейчас санитары освободятся и принесут вещи. Они моют палаты. – неуверенно говорила Натали.

– Домоют? Сидят в бытовке нога на ногу с телефонами своими. Я, что, не знаю? Дуру из меня делать не надо!

– Подождите минуту. Я сейчас кого-нибудь отправлю.

– Знаю я вашу минуту! Час здесь буду сидеть!

– У вас все хорошо, сестра Грегсон? – Лоусон решил вмешаться. Пусть Грегсон недалекая, безответственная и негодная работница, они в одной упряжке. На них обоих белый халат, а Кори больше не позволит вытирать об него ноги всем, кому не лень.

– Вещи моей дочери потеряли! Бардак. Вы доктор? Разберитесь! – приказала женщина.

– Никто ничего не терял. Вас просили подождать. А где-то в палате есть тяжело больной, который не может ждать. Поставьте себя на его место.

– Вещи! Быстро. Или я иду к вашему главному врачу.

– Я принесу ваши вещи. Фамилия больной? – сказал Кори. Натали немедленно сбежала, бросив Кори, но он не обиделся.

– Смит. Кристина Смит.

Лоусон кивнул, выдавив вежливую улыбку. Смит. Именно такой он себе и представлял мать Кристины.

Он шел на склад с гордо поднятой головой. Он поступает так, как его научили. Так, как велит министерство здравоохранения. Пациент всегда прав, и, если он хочет получить свои вещи, он их получит. И пускай умирает тот, кто не может написать жалобу и пойти к главному врачу. Его миссия угождать и приносить вещи в желтом пакете с маркировкой, а не бороться со смертью. Его долг, не лечить больных, а с улыбкой размазывать дерьмо по лицу, которым эти больные в него кидают.

Кори спустился по желтой лестнице, где стоял сигаретный дым. Новая кладовщица не варила кофе и не смотрела виновато, снизу-вверх. Она сидела развалившись, с каталогом эйвон и терла запястьем страницу с пробником духов.

– Доброе утро. Могу я получить вещи Кристины Смит?

– Когда поступала? – не поздоровавшись спросила кладовщица.

– Кажется, восьмого.

Она лениво поднялась со стула и пошла вдоль полок. Желтый пакет нашелся быстро. Она вываливала из него рюкзак, грязные кроссовки джинсы и футболку. Раскрыла толстую тетрадь, прошитую черной ниткой, и принялась монотонно читать.

– Кроссовки одна пара, футболка, одна штука, джинсы одни, рюкзак один, телефон самсунг одна штука, зарядное устройство одно, расческа одна…

Кори не успевал пересчитывать барахло в девичьем рюкзаке.

– Пудра одна штука, тушь одна штука, блеск для губ одна штука, бумажные платки одна упаковка…

Кори сваливал косметику в рюкзак и увидел среди ручек, бумажек, жвачки и сигарет шнур. Белый провод с оборванными концами, какие обычно бывают у чайников, удлинителей, ламп и всего прочего. Лоусон проявил к нему особое внимание и больше не слушал кладовщицу. Он расписался в тетради, вышел с пакетом на лестницу и достал провод снова. Заломы на концах. Частички грязи. Он взял провод так, как его концы это предполагали. Намотав на руки. И не нашел ему применения иного, нежели приложить к своей шее. Идеально.

Секунду спустя Кори вытер его футболкой и затолкал в рюкзак. Это домыслы. Бредовые домыслы. Мало ли, зачем ей этот провод. Мало ли, какое барахло носят подростки в своих сумках. Подумаешь, пропавшие девушки были задушены проводом. Причем тут шестнадцатилетняя тщедушная девочка с хронической депрессией и кучей попыток суицида.

Завязав пакет, Кори направился обратно в корпус Б. Зачет только начался. Кори чувствовал общее напряжение. Он и сам недавно сдавал экзамены. Кто-то трясет ногой, кто-то бегает в курилку каждые две минуты. Кто-то лихорадочно повторяет тему. Кто-то пишет подсказки на руках. А Кори, как всегда, стоит в стороне, потому что все знает и молчит.

Он вручил пакет Смит, и та бросила ему издевательское «спасибо».

Пока Кристина переодевалась, сдавала тапочки и пижаму, мать упрекала ее, что не взяла из больницы туалетной бумаги и не заморозила ей макарон.

Подобная атмосфера угнетала. Куда приятнее было вернуться в корпус Д. Никто не возмущается, не угрожает звонком в министерство. Все тихо и мирно болеют своей болезнью.

– Привет, Кори. Мы пропустили сеанс, извини. Как ты себя чувствуешь? – Барбара была слишком участливой. С обычными пациентами она более резка. От них же не зависит будущее и репутация отектвуда. Ее репутация.

– Я не расстроился. Чувствую себя… – Кори не знал, как ответить на этот вопрос. Может быть, нормально. Но то, что панические атаки, приступы одышки, кошмары, приливы агрессии и голоса в голове стали для него нормой, не дает ему права, говорить, что это нормально. – Чувствую себя работоспособным. Хотел бы продолжить.

– После обеда я буду свободна. Сейчас у меня пациент. – Барбара оставалась на месте. Стоя спиной к дверям, она будто защищала кабинет. В руках у нее была свернутая в трубку, тоненькая история болезни.

Что там за больной? И почему она не следит за его состоянием? Стоять и глупо таращиться на доктора Лоусон продолжать не мог. Под ее пристальным взглядом он зашел в бытовку.

В расписании процедур на этот час никого назначено не было. Кто-то новенький. Кори зашел в базу. В зеленой строчке поступивших высветилось имя: Эндрю Савиц. Дата и время поступления не совпадали. Сегодня в девять ноль-ноль. Лоусон не видел ни конвоя, ни машины, что привезла бы подозреваемого. И санитары не перетирали эту новость, охая и ахая, что рядом с ними столько лет работал хладнокровный убийца.

Но Савица должны обследовать. Устный опрос, анализы, ЭЭГ. Лоусон закрыл базу. Достал свой телефон. Тишина в голове. Где сотни голосов, что умоляли бы оставить все как есть, или гулкие приказы не опускать руки. Он ведь почти на пороге открытия всех темных тайн отектвуда. И двери даже не заперты. Разве что, воображая ручка этих дверей дурно пахнет.

Доктор Калуум, сторожит дверь как часовой.

Входящие. Ответить.

«Нужно отвлечь Калуум.»

Отправить.

Теперь Кори прижимался к двери. Если бы кто-то резко открыл ее, Лоусон шлепнулся бы на пол.

Мерный стук каблуков Калуум вокруг стола на посту. Она говорила по телефону. Отвечала, что все идет хорошо. Пока хорошо. Фоном иногда покрикивал Рафаэль, предвещая грешникам страшные муки. И когда Кори, со злобой ударил кулаком в косяк и отошел от двери, он услышал Алана Дастина. Парня, который лишь изредка говорил свое имя и личный номер, и то шепотом. Он кричал.

– Офицер! Он вешается! Сюда!

Калуум бросила трубку и по стуку каблуков можно было понять, что она бежала. В ту же секунду Кори выскочил из бытовки, схватил ключи со стола и отпер дверь, что так охраняла Барбара.

Кори едва не оглох, когда вошел. Суггестивная запись с помехами, как у старого телевизора или сломанного радио твердила о смерти Алекса Хилла.

«Я убил Алекса Хилла. Я видел его истинное лицо.»

На уже знакомом кресле, зафиксированный ремнями, сидел Савиц. Когда-то он косил траву, повязав свою рубаху на поясе, на его загорелом теле отражалось солнце. А на лице была беспричинная простодушная улыбка. Сейчас все это исчезло. На теле не былого ни одного участка той загорелой кожи. Все было фиолетовым, бордовым и синим от избиений. Рабочие руки, висели в фиксаторах как плети. Разбитые губы, еле шевелились, повторяя запись.

– Я убил Алекса Хилла. Я видел его истинное лицо.

Лоусон преодолел ступор, выключил магнитофон и прекратил подачу импульсов.

– Эндрю, – тихо позвал Кори. – Эндрю, я верю, что ты никого не убивал. Ответь мне. У нас мало времени. Давай же! – Кори тряс Савица за плечи, но тот, как тряпичная кукла валялся в кресле. Уже поздно. Сколько он это слушает? Десять часов? Двенадцать?

Все ясно. Методами шерифа им не удалось добиться признания. Тогда они и отправили Савица на обследование сюда. После терапии добрых докторов он и в убийстве Кеннеди признается, не то что какого-то студента.

– Шину! Принесите шину!

Голос доктора Хайза отвлек Кори. Каталка гремела по кафелю. Они были у самой двери. Сейчас Калуум войдет и разоблачит его. Но Калуум не входила. Голоса удалялись. Лоусон приоткрыл маленькую щель и выглянул в коридор. Никого. Но Барбара вернется и Лоусон не должен выдать себя. Савицу уже не помочь. Никому не помочь. Он включил магнитофон и подал импульс в две сотни. Савиц не реагировал. Даже пальцем не шевельнул.

Едва Кори успел закрыть дверь, вернулась доктор Калуум. Незная куда себя деть, Лоусон схватил телефонную трубку и сделал вид, что разговаривает.

– Да. До свидания.

– Кто там? – как ни в чем небывало, спросила Барабара.

– Ошиблись номером. Звонили в приемную Шварца, а попали сюда. Что случилось? Я готовил отчет для учебы, услышал шум. Больной на кого-то напал?

– Крашер едва не повесился. Я вытащила его из петли.

– Крашер? Вот от кого угодно, а от него я не ожидал. – Лоусон дались слова тяжело. Он напряг все тело, лишьбы не бежать в реанимационный зал. Он просил отвлечь Барбару. Но не так. Не такой ценой.

– Он жив. Даже шея цела. – отмахнулась Барбара.

– Нужно позвонить доктору Хамсвиллу. Когда им занимался Фарелл, у него не наблюдалось суицидальных наклонностей. Он был в периоде гипомании.

Барбара закусила губу. Она хотела что-то сказать. Поделиться новостью, которая была раскаленным угольком в кармане и так и жгла. Доктор и женщина боролись внутри Калуум. Женщина побеждала. Интриганка побеждала.

– Сегодня поступил Эндрю Савиц. Он и правда убил того медбрата, или кем он там работал? – спросил Кори.

– Да, – без раздумий соврала Барбара. – У него шизофрения. Он лечился здесь еще до того, как я устроилась сюда работать. Задержка умственного развития. Парень он не плохой, работящий. Но читает до сих по слогам. С письмом трудности. Жаль его. Но что поделать. Генетика.

– Шизофрения – устаревший термин.

– Аффективное расстройство, если тебе от этого легче. Галлюцинации толкнули его на убийство.

– Он не отправится в тюрьму? Его определят сюда?

– Комиссия решит на следующий неделе. Я буду на стороне специализированного лечения, другие врачи меня тоже поддержат.

– Никогда не боялись, что, работая с подобными больными, сами потеряете рассудок?

Барбара выпила и усмехнулась.

– Гастроэнтерологи каждый день едят буррито запивая пивом и колой, пульмонологи выкуривают по две пачки в день. Боюсь ли я сойти с ума? Едва ли.

– Кажется, вы хотели мне сказать что-то важное?

– На ты, Кори. Я не твоя учительница. Оставь это.

Серое как камень лицо Барбары приобрело розовый приятный цвет.

– Когда я только начинала работать, в меня влюбился пациент. Диагноза я уже и не вспомню. Но был буйный. Только со мной разговаривал. Дарил мне оригами.

– И такое случается, – кивнул Кори. Он не совсем понимал, к чему клонит Барбара. – А ты испытывала к нему чувства?

– Мне были приятны знаки внимания. Как и любой женщине. Но потом он стал меня пугать. Ты прав, Кори, такое случается. И не стоит принимать это близко к сердцу. Как говорил Фрейд – не целуй пациента в губы.

– Сам он, своим правилам не слишком придерживался.

– Ты меня понял, Кори.

– Если честно, абсолютно нет.

– Через час можем начать процедуры. Буду ждать в кабинете.

Барбара вернулась к пыткам Савица. А Кори остался стоять и пережёвывать ее метафоры. К чему весь это разговор? Может она пьяная?

Лоусон бесцельно прошелся по коридорам. Обход? Да кому он вообще нужен? Ни больным, ни доктору. Кори остановился возле одиннадцатой палаты. Двери были распахнуты. Через стенку, отгораживающую туалет, были перекинуты брюки от больничной пижамы. Одна гача привязана к трубе, другая отрезана видимо доктором Калуум. Были же сотни других способов. И если бы Алан не позвал доктора. Он так бы и удавился. Вот Хамсвилл то получит от Шварца, за то, что его пациент совершил попытку суицида. Этому Кори радовался в глубине души.

Час пролетел как одна минута. Влажные полы, еще теплое после Савица кресло и мокрые от его пота фиксаторы. Барбара курила в маленькое окошко под потолком, пока Кори усаживался.

– Я думаю, я готов, искренне извиниться за все свои обвинения в адрес врачей отектвуда. Я только сейчас понял, насколько я был глуп и недальновиден.

– Я рада за тебя. – подобная искренность не обрадовала Барбару. Она насторожилась.

– Звонки и жалобы. Мне так стыдно. Ведь если бы все это было правдой, мне бы уже давно заткнули рот. Правда ведь?

– Понятия не имею. – Барбара пожала плечами и подала первый импульс. Все как обычно. Дрожь по телу. Легкое покалывание. Привычная боль. Будто капельки масла со сковороды брызнули на руку.

Голос магнитофона, сколько не старался, уже не мог перекричать голосов в голове Кори. Это как резистентность к антибиотикам.

Песни, что закачала ему сестра на телефон, деревенский смех Эйприл. И конечно «Оставайся в Отектвуде.»

Что угодно, кроме «Все хорошо. Мы не причиняем зла.»

Его организм борется. И он вышел победителем. Легкая ломота в теле, нарушение координации и чувство голода. Он опять забыл поесть.

В тепле садящегося осеннего солнца, Кори совсем разморило. Он сел в машину, заложил сигарету за ухо. Дорога была гладкой, словно вода на озере. И он не замечал ни ям, ни лежачих полицейских.

Мономания

Алабама. Отектвуд. 7:00 p.m.

Возле сытого Билла, как обычно была толпа пьяниц и девиц. Через окно было видно, что за барной стойкой сегодня не Эйприл.

Кружка пива, классический гамбургер, картошка фри и гренки. Кори и не догадывался как был голоден. Столы были заняты. Приходилось сидеть за барной и терпеть толчки локтей, тех кто просили повторить: грязнуль с пластиковыми стаканами и девушек с размазанной косметикой.

Шумная компания парней за третьим столиком, едва не сшибла Кори со стула, заказывая еще пива, и вышла на улицу. Вернулись они уже с двумя девушками. Ирма и Кристина. Ирма заметила Кори сразу. Но демонстративно отвернула голову. Она и не знала, на что обижалась. На то, что Кори высадил ее в лесу посреди трассе совсем нет. Ей стоило обижаться на себя. За то, что солгала. За то, что ее ложь стоила чужой жизни. Жизни хорошего человека.

Без отца ей явно было свободнее. Она больше не прятала изрезанные руки под длинными рукавами черных платьев. На ней была короткая куртка, оголяющая поясницу и джинсы не по размеру. Кристина была в той же одежде, что Кори получал на складе. Они смеялись. Пили. Спорили с парнями. Ирма то и дело оглядывалась на Кори. Лучшим вариантом было бы уйти. Но Кори только что заказал еще кружку и не хотел оставлять недопитое пиво. По маленькому телевизору на стене крутили попсовые клипы. Между школьницами и их великовозрастными кавалерами назревало напряжение. Девушки отказывались ехать в гости. Кристина подошла к бару и заказала литр разливного пива с собой. На Кори она даже не посмотрела. Будто ни разу не видела. Она дергала ногой в ожидании пива и тяжело дышала. Для одышки курильщика рановато. Астмы в анамнезе не было. Кори помнит,. значит она волнуется. Кори допил и пошел в туалет вместе с Кристиной.

Туалет в сытом Билле, представлял собой длинное узкое помещение, пропахшее мочой. Две кабинки с классическим изображением женщины в юбке и две с изображением мужчины в брюках. Или без. Разбитые грязные зеркала. Пустые дозаторы мыла. В одной из раковин плескалась рвота. На краях другой были красные разводы. Кори старался не смотреть туда. Он вошел в свободную кабинку. Унитаз, словно не мыли десять лет. А он еще жаловался на туалеты в торговых центрах в Нью-Йорке. Да они образец чистоты, по сравнению с этим. Стараясь не касаться стен и двери, Кори расправился с мочеиспусканием и открыл дверь. Кристина, стоявшая у одной из раковин, дернулась. Сбросила с плеч рюкзак.

Кори старался не смущать девушку. Сполоснул руки и быстро вышел. Расплатился по счету сел в машину и задумался. Что Кристина делала в туалете с бутылкой пива. Она убрала ее в свою сумку у бара. Разбавляла водой? Или что-то подсыпала?

Подвыпивший народ вывалил на крыльцо бара. Все курили. Сквозь открытые окна автомобиля до Кори долетали отдельные слова. Суть разговора. Парни настаивали поехать к ним и продолжить вечер. Девочки хотели прогуляться. В бар пришли еще гости. Внимание парней переключилось, и Ирма с Кристиной потеряли свою значимость. Они двинулись от бара в сторону площади. Кори завел двигатель и тоже поехал. В лучших традициях полицейских сериалов, которые он смотрел с Эйприл, он ехал поодаль. Не спеша чтобы объекты не заметили слежку. Делать это после трех пинт пива, было непросто. Ощущение скорости и расстояния терялось. Кори то резко тормозил, то прибавлял газа.

Девушки скрылись в алее, где не было дороги. Пришлось сделать круг. Хорошо, когда город маленький. От начала до конца чуть больше часа пешком.

«Осторожно дикие животные!» «Розжиг костров запрещён!»

Кори остановился между двумя баннерами. Девушки перешли трассу к водонапорной башне.

Кори резко протрезвел. Ну нет. Это же домыслы. Больная фантазия, не менее больного человека.

Оставив машину у обочины, Кори тоже перешел дорогу. Сквозь лысые кусты он мог видеть Кристину и Ирму. Девушки сидели на бетонном блоке, прямо под башней. Ирма жадно хлебала из бутылки. Кристина болтала ногами и говорила. О математичке миссис Мерфис и Стене Джеферсоне из спортивного класса. Обо всякой школьной чуши.

– Я хочу спать, – сказала Ирма. – Может словим машину?

– Это сонная доза. Здесь круто. Никого нет.

– У меня и так никого. Братьев и сестер забрали. Родителей больше нет. – сквозь голые ветки Кори видел, что Ирма не может сидеть ровно. Ее клонит в сторону.

– Я лучше поеду домой. – Ирма с трудом встала на обе ноги. Пластиковая бутылка выпала из рук. сама же она хваталась за тонкие веточки и стволы молодых деревьев. Они гнулись под ее напором.

Это продолжалось слишком долго. Все равно, что смотреть глупое видео, где пьяный не может войти в подъезд или заползти на крыльцо. На экране это выглядело смешно. Надо же так нажраться. В жизни, смешного было мало.

Кристине было плевать, на то, что подруге плохо. Она шарилась в своем рюкзаке. Наконец она подошла к Ирме, едва не падающей, на землю.

– Я напилась. Мне надо домой. – бормотала Ирма, еле шевеля языком.

Кристина зашла со спины. Она стояла там с минуту, а потом накинула на шею подруги шнур.

Сигарета выпала из пальцев Кори. Это невозможно. Это бессмысленно. Ирма даже не сопротивлялась. Она повисла на удавке как куль с кукурузой. Кристина затягивала провод, упираясь коленом в спину жертвы.

Метод проб и ошибок. Люси Эбхаус она заманила трезвой. Потому та сопротивлялась. Потому Кори видел ее в лесу напуганную и в ссадинах. Она убегала через лес. Потому, причиной ее смерти стал удар по голове. Кристине не хватило бы сил просто задушить ее. Но потом она смекнула, что можно подмешивать жертвам лекарства, которые выдают в Отектвуде. Вот зачем она лежала последний раз. Не из-за матери алкоголички. У нее кончились запасы. А с тем бардаком, что творится в больнице, можно собрать фунт любых препаратов с тумбочек соседок и из-под подушек.

– Эй! – Лоусон окликнул Кристину, и та бросилась бежать, оставив недопитую бутылку, провод.

Его бросило в жар. Словно он был не в лесу, а в сауне. Рубашка прилипла к телу. По лбу струился пот, а на стёклах очков появилась испарина. И то, что Кори теперь не мог увидеть глазами, то живо представлял в голове. Свои руки на проводе. Свое колено, упирающееся в спину Ирме. Она солгала ему, она подтолкнула его к убийству собственного отца. Вложила ему в руку тот молоток. Шептала на ухо. Кричала в голове. Убей его. Кори хорошо помнил то чувство в машине.

Кори снял очки. Так еще хуже. Так даже нельзя понять, где ты. Может все еще в кресле у доктора Калуум? Может еще в машине, смотрит в след Ирме и представляет, как затягивает провод на шее. Может лежит в дыму на полу. Ирен не посмотрела в окно и не вызвала пожарных. Может в палате Крашера с разбитой головой. Может самолет разбился, не долетев до Клейтон-Каунти. И все это предсмертная агония. Отектвуд – личный ад Лоусона.

Кристина испарилась. А была ли она? Девочка подросток, воспитанная в вечных пьянках. Делала уроки за столом, заставленным грязными стаканами и переполненными пепельницами. Да она жить не хотела. Нашла бы она в себе силы убить кого-то кроме себя? Догадалась бы собирать таблетки? Повторять преступления брата?

То ли дело Лоусон. После того сна с Рейчел он решил отомстить Моргану. Забрать у него его девушек. Его личность. Его воспоминания, которыми он тешит себя, засыпая в камере. Он имеет доступ к лекарствам. Хорошо знает лес.

Ирма шумно вдохнула и начала кашлять. Ее вырвало отстатками снотворного с пивом. Немного попало на брюки Лоусону.

Кори не ожидал, что успел. Что спас ее. Он подхватил девушку на руки и понес к машине.

Деменция

Алабама, Отектвуд 1:20 p.m.

От сигарет уже тошнило, но глядя на Айка, Кори доставал все новую и новую. Он подписал уже столько бумаг, что довел свой подчерк левой руки до идеала.

– Ты левша?

– Нет. Я повредил руку при пожаре.

– Сказал бы. Я бы за тебя расписался. Ничего не вспомнил? Может хоть одежду нападавшего?

– Темно было.

– Какого черта ты вообще там делал, студент?

– В баре сказали, что на выезде ремонтируют дорогу. Все разрыли. Я решил поехать в объезд. Остановился отлить.

– В Билле? Ты пил?

Кори промедлил с ответом. Сделал вид, что не расслышал.

– Да ладно. Я тебя в трубку дышать не заставлю. Ну выпил пару пинт. Так ведь?

– А Ирма, то есть мисс Игмен, что говорит?

– Ничего Ирма не говорит. Девчонка в шоке. Ее увезли в Линкольн. Подпиши еще это.