Тайна лечебницы Отектвуд

– Мне просто интересно. Чего в итоге добился автор? Где он сейчас? Почему бросил исследования? Он, кстати, был не один. Рисунки и заметки сделаны одной рукой. А вот чертежи совершенно другой. Отсюда вывод: один из авторов присвоил себе дневники другого.

– Господи! – Диана швырнула один из рисунков и отбежала. – Я видела его. Видела этого монстра во сне.

Кори подобрал листок. На нем был изображен старик с огромной животной пастью.

– Тише, Диана. – Кори встал с дивана и обнял женщину. – Я его уберу. Я рядом. Все хорошо.

В кармане Кори завибрировал телефон. Диана снова дернулась, но потом осуждающе посмотрела на Кори. Будто бы он не вправе разговаривать с кем-то еще.

– Что тебе нужно, Эйприл?

– Ты знаешь номер один двести пять триста тридцать семь пятьдесят сорок два двадцать семь?

Кори знал и не знал. Этот то самый неизвестный, писавший ему сообщения.

– Мне с этого номера пришло сообщение, что у тебя проблемы. Я пыталась перезвонить, но абонент недоступен. Что это значит?

– Понятия не имею. У меня нет проблем. Пока.

– Это твоя бывшая девушка? Зачем она тебе звонит?

– Ничего серьезного. Спрашивала про номер телефона одного знакомого.

– Не ври! – Диана закричала так, что хлипкие окна в хибаре задрожали.

– Не ори на меня. Я же сказал, что она хочет просто узнать номер.

– Прости! – Диана вмиг сменила гримасу злобы на несчастную физиономию. По щекам потекли слезы.

– Диана. Ну не плачь. Я больше не буду отвечать на ее звонки. Пойдем спать.

Дисморфия

Лукас ковырялся ложкой в остывшей кукурузной каше. Дороти молча мыла тарелки в кадке. Сыновья шалили за столом и шумели. Лукас вглядывался в лица мальчиков и не находил там ничего от себя. Они были еще младенцами, когда они переехали. Они не могут. Не могут быть похожими на Остина, но эти носы с горбинками и прищур глаз.

– Почему ты молчишь целый день?

– Я? Не знаю. Все думаю о сгоревших в шахте.

– Об Остине?

– Не только. О твоем друге Пите. О несчастных краснокожих.

– Это опасная работа.

– Лукас, дорогой. В городе говорят, будто ты не выпускал людей пока они не вынесут уголь. Что они могли спастись, если бы не возвращались за вагонетками. Это ведь неправда?

– Кто говорит?

– Да так.

– Кто говорит? – Лука ударил по столу кулаком. Тарелка перевернулась на пол. – Знаешь, что еще в городе говорят? Что ты путалась со стариком Остином. Что ты шлюха, Дороти! – Лукас вскочил, схватил котелок со стола и ударил Дороти по голове. Белые волосы женщины тот час окрасились багровым. Сыновья закричали. Но Лукас не останавливался. Он бил Дороти по голове, потом схватил за руку и в одном платье выкинул из дома в снег.

– Матушка! – сыновья бросились к дверям, но Лукас задвинул засов.

Алабама, Отектвуд, 9:01 a.m.

Впервые Кори чувствовал себя выспавшимся. Опухшие веки не нависали на глаза. Руки не дрожали. С ним здоровались. Доктор Шварц даже пожал ему руку и спросил готов ли он. Кори был готов. Судья ударил молотком, зачитал что-то нудное из конституции США и прокурор вызвал доктора Фарелла.

– Да. Мой пациент часто проявляет агрессивность, перепады настроения, склонен ко лжи. Сейчас он находится в фазе гипомании.

– По какой причине, двадцать второго июля этого года, вы отсутствовали на работе, хотя в графике у вас стояло суточное дежурство?

– Я пришел на работу с утра, но неважно себя чувствовал. Диспепсическое расстройство. Доктор Шварц отпустил меня домой и поменял меня и резидента Лоусона сменами.

– Вопросов нет, ваша честь.

– Спасибо доктор Фарелл. Мистер Чарльз Крашер. Как вы себя чувствуете? Готовы отвечать?

– Да, господин судья.

– Обвинитель, пожалуйста.

– Мистер Крашер, расскажите о событиях двадцать второго июля начиная с девяти вечера.

– Это было прекрасно. Я давно не бывал не улице, кроме двора больницы.

– Поподробнее пожалуйста.

– Господа, вы когда-нибудь пользовались отбойным молотком? Когда он натыкается на твердую породу и норовит вылететь из рук? С Фоксом Юнионом было тоже самое. Когда я наткнулся на его позвоночник. Я давно не работал руками и представляете, растерял все навыки.

– Достаточно. Доктор Фарелл, позаботьтесь о подсудимом. Вызывается свидетель Кори Лоусон.

Кори встал, прошел по залу, поднялся за трибуну, положил руку на конституцию и пообещал говорить правду. Все смотрели на него. Особенно Крашер. Он глаз не сводил с Кори.

– Расскажите о событиях двадцать второго июля, мистер Лоусон.

– Я пришел на работу, заполнил истории, сделал обход, доктор Шварц сообщил мне о том, что доктор Фарелл заболел и попросил меня подменить его на ночном дежурстве. В десять часов, когда я отправился на обход, то обнаружил исчезновение больного Юниона. В пульте охраны не оказалось батареек, а дверь была заперта. Я стучал, но охранник не отзывался.

– Кто был на посту охранника?

– Я не помню, господин прокурор. Я недавно работаю, и еще не запомнил всех. Внутренний телефон не работал, я заперся в кабинете, когда на меня напали. Это произошло со спины и лица, нападавшего я не видел. Далее, я, вместе с мистером Крашером, оказались в заложниках у Фокса Юниона. – Кори вытер пот со лба.

– Протестую! Мистер Лоусон пережил покушение. У него посттравматический стресс. Давайте другой вопрос.

– Почему вы не сообщили о происшествии доктору Шварцу?

– Как я уже сказал, внутренний телефон не работал. А свой сотовый я утром уронил на пол, и он сломался.

– Вы были там один? Где был остальной персонал?

– Ли должен был проводить санитарский обход перед отбоем, но я не видел его, и он не откликался, когда я его звал.

– Вопросов нет ваша честь.

Потом выходил Мейсон Ли и Ирен Эдисон. Положив руку на конституцию, они нагло врали, что были в корпусе. Что видели, того чего не было и не слышали того, что было. Мейсон утверждал, что на него напали в половине десятого, или около того, хотя без десяти Кори слышал, как он ругался на Рафаэля и гремел ведром. Это он отключил телефон на посту и вытащил из пульта вызова охраны аккумулятор. Он выпустил Юниона и помог ему взять заложников.

– Доктор Калуум, убитый почти месяц пробыл в отделении реанимации и интенсивной терапии. По какой причине?

– Он страдает хронической обструктивной болезнью легких. У него долго сохранялась обструкция и нарастала дыхательная недостаточность.

– Как я понимаю, ваш пациент был кислородозависим и очень слаб. Сколько ярдов он мог пройти без одышки?

– Господин адвокат, Юнион Фокс страдал не только соматическими заболеваниями, но и психическими. В периоды обострения, больные с подобными диагнозами могут быть очень сильными.

– У погибшего было маниакальное диссоциативное расстройство личности, у подсудимого примерно тот же диагноз, но он здоров физически и в два раза моложе. Возможно ли то, что ему кто-то посодействовал?

– Протестую ваша честь! Все свидетели находились в больнице на момент совершения преступления и только их отпечатки были найдены на дверях камеры и выходах. К тому же когда свидетельница Эдисон вернулась на рабочее место, то все выходы были закрыты снаружи. Единственный, кто посодействовал погибшему, это несовершенная система охраны и отсутствие внутреннего видео наблюдения. Фокс Юнион напал на Мейсона Ли, во время санитарского обхода, забрал ключи и пульт вызова охраны, что мы знаем из свидетельских показаний. Затем оглушил мистера Крашера и мистера Лоусона. Охранник начинает наружный обход в десять. Территория большая для одного человека, пока он был в западной части, Юнион легко мог выйти с восточной, добраться до выхода, а дальше уйти через неохраняемую стоянку, где вход для персонала забыли закрыть. Дежурная смена была наказана, а охранник уволен по статье.

Кори усмехнулся. У него никто не снимал отпечатки пальцев. Остальным, скорее всего тоже повезло. Зачем вообще весь этот фарс? Разве говорил он в детстве: когда я вырасту, я хочу быть лжесвидетелем, плохим специалистом и трусом? Нет. Определенно он такого не говорил, но тем не менее он сидит здесь, покрывает настоящих преступников и вбивает гвозди в гроб невиновного, чтобы спасти свой жалкий диплом. Чтобы сидеть в теплом кабинете, назначать менеджерам, что работают по девяносто часов в неделю антидепрессанты. Для него этот суд – мучение. А для Крашера, это возможно, последний раз, когда он покинул Отектвуд. Все что он будет видеть в ближайшие пятьдесят лет, это стены своей камеры, верхушки деревьев из-за колючей проволоки, одни и те же недовольные рожи сестер и кетамин на ужин, вместо реального лечения. И все это из-за таких как Лоусон. Из-за таких как он, мексиканские беженцы умирают возле больниц без всякой помощи. Из-за таких как он, появляются убийцы вроде Смита, Юниона и Крашера.

– Ваша честь! – Кори не выдержал и вскочил с места. – Я хочу сделать заявление.

В зале суда повисла тишина. Все уставились на Кори. Шварц схватил его за пиджак и попытался незаметно для всех, вернуть на место.

– Что ты творишь, дурак?

В тот же момент, когда охрана отвлеклась на Кори, Крашеру удалось извернуться, освободить одну руку, схватить карандаш и воткнуть в щеку своему адвокату. Тот закричал. Часть карандаша виднелась в его раскрытом рту. Кровь хлестала, будто из артерии. Увидев ее Кори, пошатнулся. Если бы не, Шварц, что вовремя поддержал его, то он рухнул бы под кресло. Вся охрана сбежалась вокруг стола подсудимого. Они били Чарльза прикладами по спине, по лицу. Заседание было отложено, как только подсудимого выволокли из зала суда. Предварительное постановление: признать Чарльза Крашера виновным по всем инкриминируемым статьям, признать невменяемым, на основе врачебного заключения и отправить на принудительное лечение, где оно ранее и проходило.

Лучше было бы Лоусону вернуться в Нью-Йорк. Но как же Диана?

– Кори! – на старом крыльце здания суда, его ждала Эйприл. Что она вообще здесь забыла?

– Что ты здесь делаешь? – Кори пытался не смотреть ей в глаза.

– Кори. Эти сообщения. Их пришло штук сто. И все о том, что тебе нужна помощь.

– Себе помоги.

– Кори, послушай, Диана приворожила тебя. Она тоже самое сделала с первым мужем. Ты раньше ее даже не замечал. Говорил, что она чокнутая со склада. Пойдем к тетушке Роуз. Она поможет тебе.

– Отстань. – Кори выставил две руки вперед, чтобы не подпускать Эйприл.

– Это ненормально! Ты себя в зеркале видел? Ты уже на мумию похож. Я позвоню твоей сестре.

– Не смей! – Кори сократил дистанцию и схватил Эйприл за рукав футболки. Прохожие начали оборачиваться на них. – Не смей вмешивать Рейчел. И уж тем более не вздумай вставать между мной и Дианой. Иначе я убью тебя. – Кори и сам не понял, как из его рта могла вылететь подобная фраза. Тем более в адрес Эйприл. Эйприл закрывала лицо руками и всхлипывала. Щека горела красным. Он не бил ее. Не бил ведь? Он снова потерял контроль над телом. Кори отпустил рукав и пустился бежать прочь. Прочь от Эйприл, здания суда, от себя.

Алабама. Отектвуд 4:50 p.m.

Алана, вышедшая из кабинета Шварца хмыкнула в сторону Кори.

– Доктор Шварц. Подпишите заявление.

– Что это? – Шварц прищурился, чтобы прочитать бумагу, что дал ему Кори. – Уверен? Это из-за Фокса Юниона? Ты не можешь оправиться после нападения?

– Вы знаете, что там случилось.

– Ты плохо спишь? – Шварц отложил заявление, взял тонометр и надел манжетку Кори на руку. – Сто десять на семьдесят. Пульс сто. Не хорошо.

– Я сам себя не узнаю в последнее время. Все мои поступки. Все мои слова. Я никогда бы раньше такого не сделал.

– Посттравматическое расстройство. Все хуже, чем я ожидал. Это моя вина. Ты принимаешь какие-нибудь лекарства?

– Нет. – соврал Кори.

– Заявление я твое не принимаю. Вот как мы поступим. Слышал о светозвуковой стимуляции?

– Разумеется. Но я не считаю ее терапевтические эффекты значимыми. Это БАД психиатрии.

– Ты не прав. И ты сам убедишься в этом. Доктор Калуум согласилась тебе помочь, как только закончит с больными.

Снаружи был знойный день, а в подвале корпуса Д, царила прохлада. Свежевымытый пол, действовал лучше всякого кондиционера. Мейсон лениво выжимал тряпку. Рафаэль живо описывал кипящую лаву, что поглотит землю. Шварц прав. Ему нужно лечение. Сам он не справится. Дальше может стать только хуже.

Одиннадцатая палата была пуста. Койка аккуратно застелена.

– Сестра Грегсон, где Крашер?

– Его после суда сразу в реанимацию подняли.

А чего было еще ожидать. Кори прекрасно видел, как его били на суде. И все из-за него. Из-за его тяги к справедливости. Из-за того, что он пошел на поводу у шерифа и Шварца. Конечно. Никто не заботился о его судьбе. Признание его вины наделало бы много шума. Налетели бы журналисты, адвокаты. Доктор превысил самооборону. Неоднозначная ситуация. Суд мог длиться месяцы. А обвинить никому не нужного сумасшедшего куда проще. За него никто не заступится, за его права никто не станет бороться.

Доктор Хайз и сестры были в бытовой. Он слышал их голоса и смех, но здороваться не стал. Знал, что услышит только насмешки и упреки, если они вообще с ним заговорят.

Крашер лежал в третьем боксе один. Две другие койки были свободными. Аппарат мерно пищал. Показатели в относительной норме. Руки и ноги были зафиксированы ремнями. Из носа торчала кислородная канюля. Лоусон пододвинул табуретку, сел рядом с кроватью и стал рассматривать наколки на руках. Некоторые из этих символов встречались ему в найденных дневниках. Молния. Добавляет скорость и силу воину в бою. Луна – защитница и хранительница. Талисманы для обретения способностей. И обереги, как от реальных врагов, так и от сверхъестественных сил. Еще месяц назад. Кори знал только притчу об индейке, что индейцы принесли в дар пилигримам. А сейчас уже различает их письменность, символику и языческие поверья.

– Как так вышло, что ты сошел с ума? – спросил Кори толи у Крашера, то ли у самого себя. – Я ужасный врач. И ужасный человек. Я все исправлю.

– Доктор Лоусон, вы не спрашивали разрешения. – скрипучий голос Хайза раздался за спиной.

– На посту никого не было.

– Надеюсь, вы ничего не трогали, своими кривыми руками?

– Могу я взглянуть на историю болезни?

– Она еще у хирургов. У Крашера было внутреннее кровотечение. Ему сделали лапороскопическую операцию и переливание эритроцитной массы. Сейчас он стабилен. Через пару дней можно будет вернуть его за решетку. Я вам сообщу.

– Добавьте стероиды, альбумин и антибиотики.

– Неотложную помощь он получил. Его страховой полис просрочен, а оплатить лечение он не может. Вы, как лечащий врач можете подать заявку в…

– Я оплачу в кассе, начинайте инфузию.

Кори едва успел к закрытию кассы, оплатил лекарства, отдал чеки Хайзу. Теперь его самого ждало лечение. Калуум уже сменилась и дожидалась Кори на посту в корпусе Д. Из санитарной комнаты доносились крики. Мейсон опять кого-то поливал ледяной водой или кипятком. Кори старался не обращать на это внимания. Нужно помочь себе, а потом уже он сможет помочь остальным.

– Готов, Кори?

– Да.

Барбара бодро зашагала к выходу. Больные вышли на прогулку после ужина и прятались от солнца в тени деревьев.

Они вошли в корпус Б, но не через центральный вход, а через запасной, по которому обычно возили умерших в морг.

Барбара привела его в пустой просторный кабинет без окон. Из мебели только два стула и металлический стол с крюком, как в комнате для посещений в корпусе Д. Только здесь было чище и светлее.

– Ты собираешься оплачивать лечение всех своих больных? Так и разориться недолго.

– Ты была на суде и видела все.

– Мне кажется мы были на разных судах. Он изуродовал своего адвоката. Бросился на охрану. Удивлена, что его не пристрелили на месте.

– Сколько Крашер лечитуся здесь в общей сложности? Почти десять лет? Я понимаю, что подобное не вырезать как аппендикс, но должна же быть хоть какая-то положительная динамика?

– Почему именно он? Не Морган Смит, не Латаша Бригс?

Кори не знал, почему. К Моргану Смиту он испытывал неподдельное, не врачебное отвращение. К Бригс жалость. Они, как и все остальные были безликими тенями в клетчатых пижамах. Как прирученные звери, они рычали на других и ластились к рукам доктора-алкоголика Фарелла. Который не мог и не хотел им помочь. А рядом с Крашером и самому не долго почувствовать себя больным. Он излучал пугающую, но заманчивую уверенность в себе, какой позавидовал бы сам Шварц.

Кори уселся на жесткий стул. Барбара надела на него специальные очки и наушники. Закрепила на пальце пульсоксиметр и манжетку тонометра на руке.

Процедура напоминала электроэнцефалографию. Раздражающие вспышки, напоминали мигалки полицейских машин возле дома Фокса Юниона. Кори старался не думать об этом. Отвлечься. Представить Диану. Вспышка. Диана блекнет и исчезает. Вспышка. Белый шум, как у старого телевизора. Вспышка. Пила и брызги крови на очках. Вспышка. Замах на Мириам. Маленькая щуплая женщина испугано закрывается руками. Вспышка. Драка на похоронах. Колбан летит в чужую могилу. Вспышка. Морган Смит ведет шатенку к водонапорной башне. Одной рукой он держит свою жертву за талию В другой сжимает шнур. Жертва оборачивается. Это Рейчел. Вспышка. Он лежит на грязной койке, без рук и ног. И он сам же душит себя. Манжетка надувается и левую руку сводит. Он скребет железные подлокотники ногтями, он раскрывает рот, но не слышит своего голоса из-за наушников. Вспышка. Кори Лоусон видит себя. Кори Лоусона первоклассника. Но не в новенькой школьной форме, а в застиранной пижаме Отектвуда. Огромные очки и дурацкие брекеты. Калуум, Шварц и Фарелл стоят вокруг него.

– Мы тебя вылечим. Все будет хорошо. Выйдешь отсюда другим человеком. – говорят они и начинают хохотать. Неистово, как безумцы. Их рты раскрываются все шире и шире, пока губы и щеки, не начинают разрываться. Изо ртов вытекает черная слизь. Вспышка. Картинка меркнет. Кори падает, как во сне, но не просыпается.

– Кори!

Кори не может разобраться откуда голос. Жутко болит затылок.

– Доктор Лоусон.

Резкий слезоточивый запах, заставляет его открыть глаза. Барбара сует ему в нос ватку, смоченную нашатырем. Рядом на полу валяется разорванная манжета тонометра, наушники и очки.

– Ты ведь не страдаешь эпилепсией?

Кори ничем не страдал, до приезда в Отектвуд.

– Что произошло? – спросил Кори.

– Ты потерял сознание. Не ушибся? Голова кружится?

Кори ничего не отвечая, на четвереньках пополз к двери. В ушах до сих пор звучал белый шум. Барбара помогла ему подняться и что-то пробормотала вслед.

Рейчел не брала трубку. А больше в Нью-Йорке позвонить было некому. Кори шел по тропинке, как на автопилоте. Он помнит, как идти по ней в темноте, но как дойти от дома до метро Маунт Иден уже смутно. Знакомые улицы, магазины и кафе, как старое черно-белое кино. Будто бы не жил он никогда не в каком Нью-Йорке. Будто всегда был Отектвуд, деревянная халупа, ноющая боль чуть выше бровей, бессонница и чужой голос в голове.

Кори еле открыл дверь. Свет желтой лампы давил на глаза. В доме пахло маслом, как от ларька с фаст-фудом. Наверное, вся его одежда уже провоняла общепитом.

– Ты не брал трубку. Что так поздно? – Диана выбежала его встречать, шлепая своими босыми пятками по деревянному полу.

– Много больных, извини.

– Я приготовила ужин.

– Я понял. – Кори буквально рухнул за стол. Подтянул к себе рюкзак, пошарил рукой по дну. Обертки от жвачки, фольга из сигаретных пачек. А где дневники?

Кори перевернул сумку и высыпал на пол. Ничего. На столике у дивана тоже. В столе. Кори с силой выдергивал ящики, сбрасывал одежду с кресла. Может он оставил их на работе? Нет, сегодня он не брал их с собой.

– Кори. Все хорошо? Ты что-то ищешь?

– Дневники. Я тебе вчера их показывал. Ты не видела их?

– Вроде нет, – пожала плечами Диана. – Иди за стол.

– Я точно помню, что оставлял их здесь. Дневники и расшифровки. Прямо здесь.

– Наверное, убежали.

Кори замер и повернулся к Диане.

– В каком смысле?

Диана не ответила, Кори подошел к ней вплотную и спросил еще раз, почти крича: – В каком смысле убежали? Куда ты их дела?

– Я ничего не трогала. – на глаза у Дианы моментально выступили слезы.

Кори принялся открывать кухонные шкафы, срывая дверцы с петель. В мусорном ведре, среди объедок, валялись черные остатки сожжённой бумаги. Обложка тетради сгорела не до конца. Кори сразу узнал ее. Он перевернул мусорку и принялся собирать из разваливающихся в пальцах кусочков хоть что-то.

– Зачем ты это сделала?

– Не кричи на меня! – Диана отвернулась и начала плакать. – Они пугали меня. Зачем они тебе нужны? Только голову забивать.

Кори размазывал пепел по полу. Все над чем он работал, не смыкая глаз ночами. Все что он с таким трудом расшифровал, и все что еще предстояло разгадать, исчезло. Сгорело. Сгинуло из-за того, что это идиотка боялась. Что она вообще делает в его доме? Зачем Кори спал с ней? Когда и почему все это началось? Внезапная оглушающая ясность мысли накрыла Лоусона с головой. Он схватил ведро и запустил в Диану.

– Кто пускал тебя в мой дом? Кто разрешал тебе трогать мои вещи? Какого черта? – он встряхнул Диану за плечи. Та плакала, то извинялась, то говорила, что ничего не сжигала.

Лоусон не выдержал и оттолкнул девушку. Совсем слегка. Но та картинно упала, зацепив головой угол стола.

– Все мое расследование! Все к чертям сгорело! – Кори пнул несгоревшие обрывки. – Кончай уже придуриваться. И вставай!

Диана не отвечала. Она лежала на полу уставившись в потолок.

– Диана? – Кори осторожно склонился над девушкой. Грудь не шевелилась.

– Диана. – Кори принялся трясти ее, но она просто билась своим тощим телом о деревянный пол. Из-под головы разлилась небольшая красная лужица. Спазм пищевода Кори не заставил себя ждать.

– Диана. Нет! Диана! – Кори затрясло, будто его голым выкинули на мороз.

Он пытался звать ее, но только прикусил себе язык несколько раз. Ослабленными как плети руками, он пытался надавить ей на грудь. Тридцать компрессий, два вдоха. Губы были холодные. Глаза стеклянные.

– Диана, прошу тебя. Я не хотел. Прости меня. – Кори забился в слезах и кашле. Диана была мертва. Мышечные ткани расслабились. Организм уже опорожнился в последний раз прямо на пол. Зрачки стали узкими – симптом кошачьего глаза. Но Кори не останавливался, пока при одном из нажатий, не хрустнуло ребро. Тогда. Кори просто упал на грудь девушки и зарыдал.

Депрессия

– Я поступал так, как велит мне господь! – закричал Лукас и ударил кандалами по столу.

– Господь никому не велит убивать. Господь говорит нам не убий! Ты убил своих сыновей и жену Лукас. Ты будешь повешен, а после отправишься в ад. Хочешь помолиться напоследок?

– Да, святой отец. Вы не помолитесь со мной?

– Разумеется. Заблудшая душа. Лукас, что то же ты наделал. – приговаривая это и кряхтя священник опустился на колени. Грязный пол подвала был усыпан соломой, из которой была собрана постель убийцы.

– Боже Всемогущий и милосердный, Ты один ведаешь о сокровенных тайнах сердец; Ты знаешь, кто праведен; Ты прощаешь грешников. Услышь молитвы мои об этом заключенном и ради терпения его и надежды облегчи ему страдания, дай упокоения перед судом …– последние слова застряли в горле. Железная цепь кандалов сдавила горло. Священник махал своими короткими ручками, хватался за железную удавку.

Лукас несколько дней не видел света и щурился от тусклого заката. Виселица была сломана и разобрана на доски, ровно, как и забор отгораживающий от города бараки рабов. Он глядел на Лукаса черными пустыми окнами. На деревьях и столбах были развешаны тела индейцев и белых пилигримов. Синие от холода. Исклеванные вороньем.

Лукас шел по пустой дороге и ему не встречались даже собаки. Трубы на крышах покрылись инеем и ни одна из них не выпускала дыма.

Алабама. Отектвуд, 2:50 a.m.

Диана не оживала. Сколько Кори не просил, сколько не плакал, сколько не гладил ее лицо. Начали появляться первые трупные пятна.

Кори отодвинулся от тела. Лицо стянуло от слез. Стекла очков были мокрые и через них видно было только силуэт Дианы. Босые ноги. Голубой фартук и волосы в крови. Кори невольно дернулся и протер очки. Осознание того, что он наделал не хотело приходить. Она ведь сама упала. Он не настолько сильно ее толкнул. Или настолько. Перед глазами плавали желтые и красные круги. Может это все светошумовая терапия? Может он все еще в очках и наушниках? Сейчас будет вспышка и картинка сменится. Но ничего из этого не происходило. Кори вышел во двор. Набрал девять-один-один. Но кнопку вызова нажать не решался. Холодная ночь быстро отрезвила Кори. Ему нельзя в тюрьму. Ради сестры. Ради матери. Ради тайн Отектвуда. Он уже убил Фокса Юниона и Кэтрин. Это было куда страшнее. Теперь нельзя сдаваться. Он не убийца. Он жертва обстоятельств. Лоусон удалил набранные цифры. Вместо них ввел телефон сестры Эдисон и приложил телефон к уху. С каждым гудком сердце билось все чаще.