Далекое Близкое

И снова все мы уставились на потолок. На бездну, глядящую из открытого жуткого глаза раскрытой диафрагмы. Нет ничего постыдного в том, чтоб чувствовать себя маленьким и ничтожным, когда находишься с глазу на глаз с изнанкой вселенной.

– Закройте это, прошу вас, – вымученные слова и дребезжащий старческий голос.

Это уже не начальник экспедиции, несгибаемый, энергичный – но уставший, измученный полетом очень пожилой человек.

Флегматик снова закрыл щит. В который раз уже.

Но лучше не стало.

Никому.

И черт возьми! – именно Проф снова быстрее всех смог взять себя в руки!

– Надо признать, коллеги, что мы попали в достаточно неприятную ситуацию. Неприятную и непривычную – это факт. Но должен заметить, ничего ужасного еще не произошло. Ни-че-го. Петля – интересный эффект, но заметьте – все мы невредимы, таймер полета – что кстати с основным таймером?

– Не остановился, лао ши, если вы об этом, – пожал плечами Флегматик, – время у нас хоть как-то, но течет.

– А что со стуком? – вылепили из воздуха фразу мои губы, и я сам вздрогнул от звука своего голоса.

– Какой там стук… Обшивка трещит. Мы все-таки сверхнагрузки прошли. Главное, что я хочу сказать – все хорошо! Смотрите, сейчас – все хорошо! Мы все – невредимы.

– Да? – ОТул сложил руки на груди, а в уголках его губ появились горькие злые складки. – А что насчет сна? А? Мы все видели его!

– Сны – не по моей части, – отрезал Проф, – обязательно пройдем психологическую проверку, когда вернемся.

Ошибка вышла. Не ирландец был «скалой», а этот проживший уже целую жизнь человек. Начальник, как всегда, был прав. Боже, да я вообще не мог вспомнить ни одного раза, когда бы тот ошибся.

– Так что давайте займемся своими непосредственными обязанностями, – именно занудная, привычная речь и заставляла вернуться к реальности.

Не было никаких голосов в чернильной пустоте, никто не смотрел оттуда жадными голодными глазами с четырьмя зрачками в каждом. Была траектория прыжка, рассчитанная физиками, запрограммированная инженерами – точная наука. Никакой мистики, только расчет.

Короче, я все же рискнул остаться один и вернулся в свою маленькую «оранжерею», забитую колбами, емкостями с растениями и клетками. Пустота пустотой, а работать нужно.

В конце концов, бояться стоит только того, от кого нужно убегать или, грубо говоря, отбиваться дубиной. В остальных случаях адреналин не помощник. Прекрати бояться, вдохни поглубже и включай уже мозг, Микки.

Я снова вытащил планшет из чехла на бедре и ткнул в иконку голосового помощника. На экране расцвел переливающийся всеми цветами цифровой радуги цветок. Многие тогда наделяли искусственный интеллект антропоморфными чертами, и через какое-то время напрочь теряли понимание того, что гаджет – это всего лишь железо, кремний и алгоритмы. В каком-то паблике писали смешные и печальные истории, как не самые далекие люди пытались с искусственным интеллектом дружить, а то и заводить романы. Так что я осознанно остановился на нейтральном образе фантастического растения при выборе визуализации. Эдакий неоновый анемон – и звучит забавно, кстати.

– Обнови статус задачи на анализ ситуации.

– Не хватает данных для полного подтверждения, но обнаружен ПТС у троих членов экипажа с вероятностью восемьдесят два процента, – мягко отозвался женский голос.

– Н-да? И что послужило спусковым крючком?

– Неизвестно. Часть данных в системах корабля была удалена.

– Сбой?

– Нет. Это мог сделать только кто-то из членов экипажа.

– Кто-то из членов экипажа… Ладно. Ладно… Когда были уничтожены данные?

– За полчаса до зафиксированного выхода из подпространства.

– У Марса?

– У Марса.

– Продолжай анализ. Может, и найдешь объяснение поинтереснее, чем коллективные галлюцинации.

– Принято.

Я еще побродил между полками по узкому пространству. Датчики влажности и температуры – все в порядке. Зеленые зоны на всех шкалах, автоматика работает отменно. Полив, освещение, ионизация. Посмотрел на белых крыс – те забились по углам своих клеток, и только одна бестолково металась от одной стенки до другой. Не слишком успокаивает, но в принципе реакция в пределах нормы – в пустоте всем не по себе. Длинные белые стеллажи, привычные, почти ритуальные действия – все это здорово проветривало мозг и успокаивало. Ровнее забилось сердце, глубже вдохнули ионизированный и обогащенный кислородом воздух легкие. Движения стали плавнее, растеряв недавнюю судорожную торопливость, а главное прошла противная дрожь, то и дело пробиравшая меня с того момента, как Флегматик рассказала свою чертову «историйку.

Порядок, работаем. Привычные манипуляции – три шага, поворот влево, шаг по диагонали, еще два шага – да хоть с закрытыми глазами! – поворот вправо…

А потом я случайно уронил колбу с зелеными водорослями, задев ее рукавом. Резкий звук разлетевшегося в дребезги стекла в момент разрушил такое хрупкое, едва устанавливающееся спокойствие.

– Вот, черт… – я убрал пульверизатор в пластиковый ящик для инструментов, и попытался собрать стекло совком и липучкой. После выхода в «живой» космос, в невесомости осколки станут серьезной проблемой, особенно совсем мелкие.

Сначала вытащил сами зеленые склизкие нити и опустил их в стекляшку к таким же, потом взял «липучку» и…

Я не смог нагнуться к полу.

Просто не смог – мои отнюдь не широкие плечи по непонятной причине не пролезали между стеллажами. Да что это еще за фигня… Попробовал еще раз, протиснулся боком, а потом полка спереди больно уперлась в ребра. Еще движение, и торс напрочь застрял между пластинами из белого сверхпрочного пластика. Боль сдавила грудную клетку. Пару секунд я попросту не верил сам себе и всерьез дернулся из ловушки, когда уже и вовсе не смог вдохнуть. У меня получилось раза с третьего вырваться кое-как в более широкий проход, выдрав «с мясом» пару пуговиц. Некоторые говорят – это все в твоей голове! Отпусти это! Боль не настоящая! Черта-с два, единственное настоящее в нашей жизни – боль. Она мгновенно отрезвляет и лишает иллюзий. И помогает оч-чень быстро начать действовать.

Так, теперь я мог двигаться, мог кинуться по проходу – прочь, из ставшей такой душной, съеживающейся лаборатории, но ощущение, будто бы меня сдавливает огромная змея стало абсолютно невыносимым. Всего пара шагов до выхода – Бум! И искры из глаз, это затылок больно ударился о потолок. Я в панике кинулся наружу – а коридор уже – вовсе никакой не коридор, а узкий длинный шкаф, зияющий пустым нутром после отъезда хозяев из дома. Свет еще больше потускнел, вокруг всех предметов теперь переливались радужные ореолы, темнеющие с каждым мгновением. А чертова лестница уже с середины ступеней терялась в непроглядном мраке.

«Сю Хао! Он уже здесь! Пустота уже проникла внутрь!»

И чуть позже, обрывочное.

«Боже, мне конец. Мне конец…»

Я только в этот момент понял, что кричу жутко, до хрипоты, болезненно напрягая связки. Мои руки судорожно хватались за исчезающе тонкие перила, казавшиеся теперь проволочными поделками, а ноги соскальзывали с кукольных ступенек. И я мучительно толкал, протискивал ставшее таким неповоротливым тело в отверстие, уже напоминающее размерами вход в собачью конуру – это когда-то был дверной проем.

– ОТул! – закричал я, не в силах больше ничего увидеть в сплошном непроглядном мраке, сколько не таращился.

– И вот что, черт побери, ты опять орешь? – прогремел голос техника прямо над ухом. – Что еще случилось?

И тягучий черный кошмар окончился в один момент.

Я дико озирался по сторонам, скорчившись на полу у входа в двигательный отсек. Тьма пропала, оказалось, это я сам зажмуривал изо всех сил глаза. Никакой деформации, только мерно жужжал двигатель, и все вокруг было совершенно нормального размера.

– Ну? – поторопил ирландец, в глазах которого мелькнул намек на сочувствие.

– Мне показалось… – и снова язык будто чужой, сухой с таким трудом выталкивает слова изо рта.

– Что тебе показалось?

– Стены падали и потолок, – кажется, теперь пошло чуть легче.

– Здесь?

– Нет, в оранжерее.

– Ты как-то поранился из-за этого?

– Н-нет, – я машинально нащупал на голове шишку, потрогал, глянул на ладонь, но крови на пальцах не было, – мелочь. О потолок приложился головой.

Ирландец вздохнул, будто смертельно уставший человек, и внезапно потрепал меня по плечу. Короткий жест – не покровительственный, не снисходительный, скорее дружеский.

– Посмотри на таймер, стажер. Ну серьезно. Час до выхода. Меньше, чем час. Потерпи еще немного.

Вот тут я чуть не расхохотался ему в лицо. Час! Час, дружище – это долбаная вечность в нашем случае, которая может вообще никогда не закончиться.

– Слушай… А можно, я тут посижу?

Техник усмехнулся и только рукой махнул, сиди, мол. Черт с тобой.

Какой он все-таки, черт бы его. То нервный, как барышня, суеверный, эмоциональный – а то вон, само благоразумие. Интересно, а он верит в лепреконов?

– Интересно, а ты веришь в лепреконов? – машинально повторил я вслух, прикрыв глаза и облокотившись спиной о белый кожух.

Затылок прижался к прохладному металлу. Боже, какой кайф – холодная поверхность. Это у меня жар что ли? Приоткрыл глаза. Хотелось видеть. Чтобы быть уверенным, что реальность еще в порядке.

– Нет, не верю, – ОТул рассматривал какие-то цифры на сенсорном экране с десятком разноцветных графиков, рисуя длинным указательным пальцем связи между отдельными элементами, – не зачем верить, если знаешь точно.

– Серьезно?

– Ну.

– Ну то есть, они есть? Ты это хочешь сказать?

– Есть. Гиннесс любят. Бухают, как черти.

– Как ты? – хихикнул я невольно.

– Как я, – согласился, усмехаясь в ответ, техник, – самая простая вещь в мире – уговорить меня бухать.

И вот черт его знает ведь, сколько шуток в этих шутках? Я так и сидел на ребристом полу, глядя, как ОТул методично проверяет все показатели своей «шарманки», готовя ту к выходу из подпространства. Говорить не хотелось, и я просто дремал с открытыми глазами, стараясь ни о чем вообще не думать. Минута отдыха. Перерыв. Толика сочувствия действует лучше таблетки успокоительного. Человек одинок, когда он в толпе безразличных людей, но стоит найтись кому-то, кто скажет: «Все будет хорошо, подожди еще чуть-чуть» – и чертово одиночество пасует. Сбегает с позором, поджав куцый хвост.

– Ну вот и все, Пойдем-ка наверх уже, – предложил наконец техник, – скоро мы будем дома. На чертовой зеленой-зеленой траве под ногами. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Оказалось, он закончил свою работу и уже какое-то время стоял рядом, разглядывая меня с таким видом, будто решал – укрыть пледиком, или попинать немного ботинком – мол, жив ли вообще?

– Надеюсь.

– Мик, – механик присел рядом, положив мне на плечо широкую загорелую ладонь, – не переживай. Это все жесть, конечно, но подумай сам, мы один раз уже сделали это – прыгнули сюда. И мы все живы, если подумать.

– Если подумать…

– Ну разве есть что-то, с чем не справятся четверо таких отчаянных мужиков, а?

– Ага.

– Мы отважились на невероятное и теперь мы выберемся. Что бы это ни была за хрень.

Надо же, бывает же так. Думаешь на кого-нибудь, что урод и чурбан, а потом оказывается, что чурбан бродячих котеек подкармливает. Или вон такого олуха, как я, успокаивает, аж стыдно.

– Есть такой прием, – продолжил ОТул, – сейчас расскажу. Есть много понятий, которым мы не придумали названий, и из-за этого не понимаем, как вести себя. Мучаемся. Как назвать то, что тебя и притягивает, и отталкивает одновременно? Как край крыши. Но дай этому название – назови, ну не знаю, «бла-бла», и безумие пропадёт. Ты перестанешь прислушиваться к массе ощущений, чтобы осознать это состояние, понимаешь, ведь у тебя будет одно понятное слово. И магия пропадёт, назовите это тысячу раз и край перестанет манить. Слова сужают нашу жизнь до известного нам набора понятий. Боишься неизведанного – дай ему имя.

Я слушал, кивал, но все равно обреченно ждал новых выходок подпространства. Впрочем, пока что длина и ширина вели себя пристойно, тоже, наверное, чувствовали, как подходит к концу долгая-долгая дорога. Больше никаких ужасов. Хватит. Не со мной.

Только. Не. Со. Мной.

Мы так и вернулись в центральный отсек без приключений. Профессор сидел за столом, потягивая оранжевый синтетический напиток из той самой розовой кружки с единорогом. Даже через свободную куртку видно, как торчат худые острые лопатки на сутулой спине. Очень напряженной спине, если хорошо всмотреться.

– Почему вы не на рабочих местах? – бесцветным голосом поинтересовался ученый, так и не оборачиваясь к коллегам.

– Хорош, – грубовато отмахнулся ирландец, – всем нужно отдохнуть.

– Полагаете, вы на отдыхе? – ровно, будто робот текст начитывает.

– Хорош… – снова повторил техник, но шеф так и не обернулся. – Да какая ерунда… Ты чего? Проф?

Было что-то ненормальное в этой ссутулившейся спине, сломанное что-то.

– Я видел свою жену.

– При чем…

– Она умерла десять дет назад. А сегодня я говорил с ней. Не думаю, что с вами произошло нечто более шокирующее. Так что возьмите уже себя в руки.

Похоже, у каждого есть свои слабые места, которые могут треснуть в любой момент. Один легкий удар – и по самой крепкой броне победит трещина, серия ударов и от человека вообще ничего не останется.

– Почему ты решил, что мы не в порядке? – медленно проговорил ОТул.

– Я слышал грохот. И крики. У вас был нервный срыв, молодой человек? Я правильно понимаю?

Почему он не оборачивается? Он никогда не имел привычки разговаривать, отвернувшись от собеседника. Неужели Пустота его достала.

– Что-то было со стенами… – только и проговорил я в ответ, готовый отрубить себе палец на руке, лишь бы Проф не повернулся к нам лицом.

У него нет лица. Боже-боже-боже. Я точно это знаю. Оно добралось до него. Он уже пуст… Блин, ну вы сами посмотрите на него! Эй? За мной кто-то наблюдает? Прямо сейчас?!

Я знаю, что ты там. Что ты есть. Я чувствую тебя. Надеюсь, ты пройдешь со мной до конца этой истории. Наверное, с тобой мне будет не так страшно. Договорились?

– Галлюцинации, – в который раз уже повторил Проф, – у нас всех – галлюцинации из-за прыжка.

Еще раньше, на Земле я терпеть не мог, когда ученый становился таким отстраненным и отрицал объективные факты. Теперь же раздражение переросло в злость, быстро разнесшую бастионы страха в пыль. Я потрогал макушку – а ни хрена! – вот она, шишка! Настоящая! Никакая не придуманная! Я ударился о потолок, потому что тот сжался. Хоть что говорите – но это пространство тут играло в свои игры, пространство – а не мой разум

– Вам обязательно стоит рассказать об этом врачам из комиссии. Нужно как можно быстрее оценить, какой вред нанесен вашей психике.

Это вообще-то было обидно. Впрочем, я снова промолчал. Уселся за стол, скрестив руки на груди, и рассматривал с отстраненным интересом торчащие нитки, оставшиеся от сорванных с куртки пуговицы. Хороша галлюцинация, ага…

– А вам, ОТул, не нужно наблюдать за вашими «железяками»?

– Я сказал, хорош! Пора отдохнуть!

Профессор начал медленно оборачиваться. Поднял голову, тягучим нечеловеческим движением принялся перетекать в другую позу. Но он не успел ничего ответить.

Тук-тук-тук.

– Это что – тоже обшивка? – негромко поинтересовался ирландец, уставившись на потолок.

Лицо его слегка побледнело. Я меньше всего на свете хотел смотреть вверх, но именно это и сделал – диафрагма раскрыта, а чернильный ужас сочится внутрь корабля.

– Закройте диафрагму, пожалуйста, – обратился ученый к азиату, безмолвно сидящему за своими мониторами.

Тот ничего не ответил, пальцы дернулись нервно, быстро, словно крылья подстреленной птицы, и в который уже раз щит закрылся.

А знаешь, неведомый наблюдатель, ведь это он так моргает: открывается – закрывается… Огромный глаз. Рассматривает? Или присматривает одного? А мы словно мухи под микроскопом. И никуда отсюда, ни влево, ни вправо – только пустота. И эта жуть.

Я прикрыл глаза, облокотившись на спинку кресла. Если вот так откинуться, будет казаться, будто тебя качают волны. Качают, качают. А тем временем потолок ме-е-е-едленно надвигается на тебя.

«Дайте одного! – шипело где-то за спиной, плевалось брызгами нефтяной пеной и воняло мазутом. – Или вс-с-се с-сздесь останетес-с-сь!»

Я вскрикнул, распахнув глаза. Взгляд метнулся от потолка к полу, к людям за столом и наткнулся на другой взгляд. ОТул смотрел на меня с тем же ужасом человека, только что заглянувшего в ад.

Это не галлюцинации, это все – на самом деле. Петляющее время, клаустрофобия, и этот голос… ОТул тоже это слышал. С ума сходят по одному, и истерия – может ли это быть?

Я не заставил себя разжать губы и только показал взглядом на потолок, а ирландец в ответ едва заметно кивнул. Он меня понимал.

По молчаливому сговору мы так и не произнесли ни слова. Сидели за столом, кажется, перекусывали. Или пили прохладную воду из голубых пластиковых бутылочек, бог его знает. Время тянулось мучительно медленно. Я, маясь, все поглядывал на монитор с таймером – но секунды ползли с неспешностью улитки. Между членами экипажа словно невидимые перегородки выросли, когда говорить не о чем, но и деться друг от друга некуда. Вернулось гложущее чувство отстраненности. Когда безумно остро чувствуешь, насколько далеко от тебя все, кого ты любишь.

Я так хочу увидеть отца, и девчонок. Обнять прямо крепко-крепко. И это единственное, о чем я могу сейчас думать.

Отчего-то больше всего сейчас нервировал Флегматик – он и так-то не слишком стремился к компании, но молчащий все время азиат, с вычерченной синим светом физиономией и черными провалами глаз… – да хоть бы кричал лучше. А ведь это он рассказал по Сю Хао. Про чертову Пустоту! Он будто позвал ее, назвав по имени, пригласил внутрь, обратил внимание на хрупкую скорлупку экспериментального корабля «Фалькон».

Профессор, вон, тоже молчит – смотрит в угол и едва заметно трясет ногой – нервничает, но не так напрягает.

ОТул вздохнул глухо, как большое животное, потыкал в пищевой автомат и достал пачку темно-синего напитка – таурин, кофеин, витамин С. Сорвал крышку, принялся пить, дергая кадыком. Руки едва заметно подрагивали.

Надо позвонить, Лиззи, хотя, зачем? Нет, не позвоню. К черту. Познакомлюсь с дочкой Профессора! А что? Симпатичная, умная, говорит… Хех…

– Не хочу вас расстраивать, – подал голос наконец-то Флегматик, – но мы должны были вернуться три минуты назад.

Грянул колокол, и наступила чудовищная тишина. Я натурально ощутил, как это, когда тело – в буквальном смысле деревенеет.

– Погрешность, – фыркнул так и не двинувшийся с места Профессор, проходя стандартную фазу отрицания, – сейчас все придет в норму.

Темнеет в глазах, и воздуха не хватает, будто снова сдвигаются стены, и я отчаянно рвусь из тисков двух полок, вырывая пуговицы с мясом.... Ну же! Ну! Сейчас все придет в норму. Ну же! Боже-боже-боже.

Тук-тук-тук.

Отвлекла боль – крепкие белые зубы чуть не до крови впились в палец.

– Сколько берем за погрешность, лао ши? – бесцветным голосом поинтересовался азиат. – Десять минут?

– Да, прошу вас, – ученый так и не обернулся, нога его все также дергалась.

– Хорошо, лао ши.

Я не выдержал, вскочил, несколько нервных шагов от одной стены до другой. ОТул молчал, уставившись на собственные руки. Он выглядел так, будто не был уверен, что не спит. Впрочем…

Вдруг, это снова сон? Сейчас раскроется диафрагма, потечет душная чернота внутрь отсека… а потом я снова подскочу на собственной койке. Стоило ущипнуть себя за руку, желая как-то ускорить этот процесс. Никаких перемен. Ноль.

– ОТул? – позвал Профессор. – Посмотрите, что с двигателями?

Техник встал, покачав головой, и ушел, так и не проронив ни слова.

На миг мне пришло в голову, что действительно – просто какие-то неполадки. ОТул все исправит, и мы вернемся домой. За этим же он и полетел с нами – исправлять неполадки. В целом, система не требовала участия и работала на автоматике, ирландец был необходим для нештатных ситуаций. Как сейчас.

Он все исправит.

В этот…

Момент…

Погас…

Свет....

Тук-тук.

Остались синие сполохи мониторов, да кроваво-красные лучи аварийных ламп, встроенных в пол и потолок. Мир мрака и багровых теней, сожравший весь отсек, и превративший его в причудливое нагромождение гротескных форм, где за каждым углом прячутся чудища из детских сказок. Ожившие специально для нас из-за Пустоты, потому что, когда нет ничего, может стать все что угодно.

«Дайте одного…» – надсадно взвыло в голове, чуть не разламывая череп изнутри.

Тук-тук.

– Что со освещением? – поинтересовался Проф, все еще пребывая в каком-то оцепенении. – Сбой?

Да он просто не верит! Не потому он такой, что держит ситуацию под контролем. Он – не верит!

– Не могу включить, лао ши, – негромко проговорил Флегматик, – запустил диагностику системы, ждем.

Тук-тук. Скр-р-р-р-ж-ж-ж.

Через пять минут азиат почти что сдался – это было видно по застывшему, словно гротескная маска, лицу.

Через семь – отчаялся. Пальцы бестолково перебирали сенсорные кнопки и иконки, потеряв бывшую скорость и уверенность.

Черед десять он молча встал со своего кресла.

Бах!

Движение – и портативная клавиатура с грохотом разлетается от удара о стену. Молчим потрясенно.

– Я тоже это слышал, – негромко проговорил программист, поворачиваясь к нам с Профом.

Ск-к-р-р-р-ж-ж-ж! – где-то за его спиной. Снаружи? Или уже внутри?

– Прекратите, – фыркнул Профессор.

– Мы не выберемся, лао ши. Да просто признайте это уже!

– Что вы несете?

– Это – Пустота, лао ши, – черный силуэт Флегматика чуть колыхался на фоне светящихся аквамарином мониторов, – маленький демон Сю Хао в красных штанах и с зубами, как пилы, отточенные до бритвенной остроты. Только тут – он уже совсем не маленький. Там, над нами. Там он везде, понимаете. Он сожрет нас! И только вы, лао ши, отказываетесь поверить собственным глазам, потому что вы живете исключительно вашим «здравым смыслом»! Потому что только человек вовсе без воображения мог предположить, что сквозь Бездну можно пролететь! Будто это чертов тоннель под Ла-Маншем!

Ученый медленно поднял лицо на программиста, кривая улыбка, сполохи красного и синего, блестящие глаза.

– Браво, коллега. Браво! Сейчас вы демонстрируете прекрасный пример паттерна замещения.

– Поясните? – черный силуэт азиата скользнул на шаг ближе, как хищный зверь за кустом, подбирающийся к первобытному охотнику. – Не совсем понимаю что-то.

Он – сама чернота, будто кто-то вырезал его фигуру из пространства.

– Разумеется, – Проф тоже поднялся на ноги и теперь стоял точно напротив Флегматика.

Сияющая форма, наполненная красным и синим светом.

– Ваш Сю Хао существует только в вашей голове, потому что он нужен вам. Ваша нервная система бунтует настолько сильно, что только наличием смертельной опасности вы можете объяснить свое состояние, и вы пытаетесь найти причину вашего состояния. А когда причина не находится, вы сами создаете ее.

– Чушь! – текущий шажок вперед.

– Вы сами придумали вашего чертова демона! И все эти безумные видения.

– И зачем же, позвольте узнать?

– Чтобы отгородиться от куда большего кошмара, друг мой, настоящего кошмара, который ваш разум попросту не способен принять. Примитивный человеческий разум бежал от него еще сотни тысяч лет назад, потому что эта простая мысль страшнее самой жуткой фантазии. Ведь куда больше демонов и чудищ человек боится достоверно узнать, что там, – палец Профа ткнул в потолок, – там ничего нет. И никого, кроме нас. Что мы – одиноки во всей вселенной.

– Замолчите, лао ши.

– Ни богов, ни демонов! Ни других разумных – только бесконечная пустота! Мы можем слать сигналы во все стороны, можем молиться, но ответа не придет никогда. Потому что мы – одни. Вообще одни.

– Замолчите!!

– Это путешествие было последней надеждой. Если подпространство – пусто, значит, искать больше негде. И оно – пусто. Ни космических кораблей, ни сверхъестественных существ. Мы – одни в пустоте. Нам никто не ответит из космоса. А после завершения жизни не будет ни рая – ни ада, ничего не будет. Мы конечны и смертны. Вот от чего вы защищаетесь этими своими кошмарами!

Казалось, Флегматик взорвется, но он только замер в какой-то перекошенной неестественной позе, так и не дойдя до стола. Будто он попросту сломался. Так и было, наверное. Хорошо, хоть лица его в темноте не видно.

М]еня трясло, будто от температуры. Я попросту не понимал, что сейчас делать? Встать? Сесть? Лечь и сдохнуть? Или разреветься от ужаса, будто бы мне семь лет.