Верхняя Волынь. Кворила. Деревенский детектив

– Так что делать?

Старуха на верёвке спустила ведро.

– Картошку из ящика выскребай. Новый урожай скоро.

– Из какого ящика? Их тут шесть.

– Из всех.

– Охренеть!

Полина быстро оглянулась, но наверху было пусто. Однако как именно выскребать картошку Полина не понимала. Не голыми же руками? Пришлось вылезти и достать из рюкзака коробку латексных перчаток. Полина их берегла, использовала нечасто, но не полезет же она голыми руками. Коробку пришлось положить обратно: Лидия Кирилловна с грохотом и упрекающим взглядом положила на стол совок и резиновые перчатки.

– Что, думала я перчаток не дам? Совсем Мирохина изверг?

– Простите. Я не знала, как попросить.

– Медик, а что говорят ртом – не знает.

Мирохина всучила совок и заняла выжидательную позицию.

– Чего ждёшь? Давай. Я ведро тянуть буду.

И Полина снова спустилась в холодный подпол, надеясь, что управится быстро и не заболеет. Работа оказалась почти не грязной. Полина совком поддевала песок, ссыпала в ведро и передавала Лидии Кирилловне, которая за верёвку вытаскивала наверх. На вскидку ведро весило не менее десяти килограммов. Может, пятнадцать. Мирохина поднимала его не морщась. Врач-терапевт, лучший интерн профессора Тихомирова, была уверена, что эта семидесятидвухлетняя старуха – ведьма. У самой Полины от такого спина отвалилась бы сразу.

После второго ящика молчаливой работы Полина не выдержала.

– Лидия Кирилловна, а можно варенье взять к чаю? Тут есть земляничное.

– Заболеешь – покормлю. Нечего продукт переводить.

– Но у нас повод – очистка гнилостных заражений в подвальных помещениях дома.

– Нет там заражений. И мышей нет. Я дважды в год чищу. Сейчас теплодуйку поставлю, просушу.

– Тут варенье пятнадцатого года. Можно его? Оно же скоро засахарится.

– Засахарится, выкинем. Ты давай, на чужое не зарься. Вон тебе манник с утра передали, его ешь. И вообще прекращай свои городские замашки, а то будешь, как Сашевич, бельмом.

Полина подвисла вместе с совком. Сошкрябанная со дна грязь и мелкие морковки упали обратно.

– Что вы имеете в виду?

– Сашевич приехала когда же? В восемьдесят пятом, кажется, из Узбекистана. В нашей школе русский язык с математикой преподавала. Редкое сочетание. Гуманитарии в точных науках не разбираются. Столько лет тут прожила, а так ни с кем не сошлась. Бирючка. После смерти сына совсем закрылась, только в магазин ходит. А ведь с людьми работала, как ты. Могла уважаемым человеком стать.

Полине расхотелось вычищать ящики. Она здесь всего-то на пять лет, уже меньше. И пока не нашла, с кем можно сдружиться. Со старухой Красковой? С Гариком Мозжугом? Нет. В этом скучном месте можно только спиться за компанию.

– Эй, ведро давай? – привёл в реальность голос Лидии Кирилловны.

Полина зачерпнула совком очередную порцию грязи, но сверху послышались размеренные гудки: врача вызывали пациенты. Полина взлетела по лестнице, отстранив старуху.

– Ты меня слышишь? Кончай бобыльничать, поговори с людьми. Чтоб и в горе, и в радости.

– Со мною и так уже все, и в горе, и в радости.

Полина, стянув перчатки, ткнула в телефон. Полина знала, что домовладелица за её спиной недовольно сжала губы и сузила глаза. Пофиг! Её ждали Кутенковы.

Через несколько минут и право-левых поворотов старый велосипед с ржавчиной затормозил у левой половины колхозного дома. От забора отслоился старший отпрыск Кутенковых, Пашка.

– Зря они вас позвали. Сами виноваты.

Полина уже спрыгнула с велика. Шестнадцатилетний парень деловито припарковал агрегат у пня. Врач на ходу открыла тяжеленный рюкзак. Что ей понадобится? Градусник? Зелёнка? Бинты? Шовный материал? Скорее всего всё вместе: с детьми Кутенковыми на спокойную жизнь рассчитывать не приходилось. Шесть человек разновозрастной детворы навевали ужас на близлежащие деревни. Полина была уверена, что дачники ими пугали своих детей. Кутенковы всегда ходили в ссадинах. Если у них не было бородавок, забытого чирья, распоротого пальца или лёгкого сотрясения – день прошёл зря. Сегодня Полину ждал джекпот!

– Что? – переспросила она Пашку.

– Задницы занозили, чо не ясно? На жердях сидели, в жопы деревяшки вогнались.

Полина сморгнула, не зная, плакать или смеяться. Когда зашла в калитку, поняла, что сдерживаться бессмысленно. Трое младших валялись на солнцепёке на полосатых матрасах. Голые попы белели по сравнению с шоколадным загаром. Дети рыдали. Татьяна, их мать, стряхивала на них мокрое бельё.

– Чёрт вас на конюшню понёс, что ли? Падать-то зачем?

Дети хором ныли, что им больно и больше они не будут.

– Нечего матрасы мочить! Я их не для того из дому вытащила. На просушку! А ну молчать! Вон Полина Всеволодовна пришла, щас как засунет вам в жопы скальпель.

Вой усилился. Татьяна поспешила к Полине с широченной улыбкой.

– Я больше не могу сдерживаться, а ты сильно не ржи – авторитет потеряешь! Эти балбесы на конюшне с ограды слетели. Даже не знаю, как домой добрались, Федька еле ковыляет. Я сама попробовала достать, но глубоко, потому и позвонила.

Дети заныли:

– Мы не нарочно! Пожалуйста, ПолинаСелдовна, больно.

Татьяна замахнулась мокрой простынёй.

– Ух, обормоты! Огрела бы, да жалко.

Под такой аккомпанемент Полина занялась приготовлениями. Запихала в рюкзак худи (жарко) и надела халат. Вытащила жестяную коробочку с хирургическими инструментами, абсолюсепт, перекись, марлю на повязку. Сперва попросила ассистировать Татьяну, но у той обед горел, пришлось инструктировать Пашку.

– Руки моем тщательно, и под ногтями. Я ни к чему не притрагиваюсь, ты делаешь, что я говорю.

Пашка безразлично отвернулся, но по тому, как рьяно он тёр руки мылом, Полина поняла, что помощник из него выйдет толковый. Детвора запричитала.

– Я не хочу, чтоб он ко мне подходил!

– А ну, цыц! Получить хочешь? – рявкнул старший брат.

Полина стряхнула воду с чистейших рук.

– Паша, не надо. А вы – не ныть! Приступаем. Паш, антисептиком им пшикни.

Новоявленный медбрат моментально исполнил распоряжение. Три голые попы завоняли спиртом и страхом.

– Пинцет, – скомандовала Полина, и почти тут же в её руках оказался холодный металл.

Лишь одна заноза была по-настоящему глубокой. Полине пришлось сделать укол лидокаина перед надрезом. В такие минуты она чувствовала себя детективом, доктором Хаусом и Пуаро в одном флаконе. Нужно добыть улику. Пашка промокнул кровь, Полина пинцетом подцепила деревяшку. Заноза оказалась длинной. Пришлось тщательно продезинфицировать. Иглу подготовила сама, снова вымыла руки, Пашка щипцами осторожно передал и тут же сбежал. Полина не расстроилась: дальше она управится сама. Через пять минут на трёх детских попах красовались марлевые заплатки, а Татьяна вытирала слёзы на четырёх детских мордочках: Пашка тоже переживал за мелюзгу.

Полина успела каждому вколоть вакцину от столбняка, прежде чем детвора унеслась по своим делам. На этот раз в поля, где скатали солому. Фёдор, владелец зашитой попы, деловито уковылял следом. Даже закинуть ногу на велосипед ему оказалось не под силу – слёзы выступили на глазах, он закусил губу.

– Сидеть ему нельзя. Если что – анальгин, ну, или что у вас есть, и холодный компресс. Звоните в любое время. Думаю, с такой активностью к вечеру шов разойдётся.

– Полин Всевлдовна, может, чаю? Я тесто поставила, – Татьяна махнула в сторону эмалированного ведра, под полотенцем вздувалась масса теста, – плюшки будут. Хоть с нормальным человеком поболтать, а не с этими извергами.

Может, права Мирохина, и Полине нужно завести в деревне друзей? Опять же, плюшки подходят. Это явно лучше, чем выгребать песок в холодном подполе с блёклой лампой. Желудок заурчал жалобно, просительно. Но планам не суждено было сбыться: мобильный зазвонил, в калитку ворвались дети.

– Мама! Мама! Училка!

– Алло? Да, Михаил Иванович.

В следующее мгновение тяжёлый рюкзак стукнул Полину в спину, а его хозяйка яростно крутила педали к пустырю. Вслед неслось монотонное гудение: деревня смаковала новость. Учительницу Сашевич укусила змея.

Укусов змей у Полины ещё не было. Она одновременно чувствовала ажиотаж и ужас. Это не экзамен, профессора Тихомирова и более опытных врачей рядом нет. Придётся справляться самой. Полина ворвалась внутрь и чуть не полетела на пол, прямо к смачному плевку – запнулась об обувь. Ботинки разлетелись, камешек застучал по полу. Подскочила – к ней хромала Сашевич собственной персоной.

Михаил Иванович Онучин, муж дородной Марьи, трусил рядом. Полина налетела вихрем.

– Немедленно лечь! Где холодильник? Покажите укус! Скорую вызвали?

– Левая стопа, сбоку, – услужливо подсказал Онучин. – Скорую сразу вызвал, потом вам позвонил.

В отличие от супруги щуплый мужичок говорил быстро и по делу. Он меленько переступал рядом, готовый помочь в любую минуту. Полина уложила Сашевич в кровать, осмотрела стопу, ахнула – две красные точки, близкие к нарыву, из ран сочилась белёсая жидкость. Чёрт! Яд. Змея была ядовитая! Полина обернулась на плевок.

– Это я на всякий случай отсосал, как в книжках, – пояснил Онучин. – Рот прополоскал.

Полина кивнула, действовать надо быстро. Она затормошила Сашевич.

– Раиса Мусаевна! Когда это произошло? Когда вас укусили?

Бывшая учительница была бледна, с резкой пергаментной кожей и блёклыми глазами. Она схватила Полину за футболку.

– Кворила! Кворила!

– Не двигайтесь, пожалуйста. Вам нельзя много двигаться. Когда укусили? – обратилась она уже к Онучину.

Сама побежала к холодильнику. Из морозилки вынула какой-то пакет. Наверное, мясо. Нужно сделать компресс. Заморозку обернула полотенцем, положила на ногу. В рюкзаке нашла несколько таблеток от аллергии. Так, что дальше?

– Где у вас таблетки?

Сашевич снова попыталась встать, Полина её уложила. По взмаху руки поняла, где искать – в комоде. Там среди бумаг и чеков отыскала упаковку тромбо асса.

– Нужно выпить для разжижения, и воды.

Онучин метнулся к крану.

– Минут пятнадцать назад её сын увидел. Он крышу смолит, ну, гудроном. Она к нам через бурьян шла. Босиком. Может, тогда и укусила. Живёт, как бурундук, одиночкой. Беда случилась – звать некого.

Полина не слушала: некогда. Пятнадцать минут – значит, шанс есть. Быстрее, быстрее! Дала воды, аспирин – отлично. Дальше – капельница, глюкоза! В рюкзаке нашла пакет с физраствором (хоть рюкзак полегче станет), вручила Онучину – держите выше. Ввела пятипроцентную глюкозу, на истончённой руке еле нашла вену. Сашевич извивалась на кровати.

– Кворила. Кворила. Огород. Иди.

– Не двигайтесь, пожалуйста! Нельзя!

Полина огляделась. С каждым движением яд быстрее разойдётся по телу. По старческому телу. Чёрт! Голова взрывалась. Может, привязать? Полина отошла к шторе – подойдёт ли?

– Эй, эй! – голос Онучина звучал панически. – Она снова встала!

Сашевич хромала к двери. Растерянный Онучин с капельницей семенил следом. Полина подскочила, уложила вновь. Да что же за тварь её укусила?

– Вам лежать надо! Лежать! Чтобы яд по телу не расходился.

– Там! Огород!

Да блин! Полина силой прижала Сашевич к кровати, чуть не легла на неё. Быстрее. Полина достала телефон. Набрала «ядовитые змеи». Поисковик выдал картинки, стала листать. Одна, вторая, десятая. Бурые. Чёрные. Кобры. Зелёные. Ужи. С рисунком.

– Раиса Мусаевна, какая змея вас укусила? Мне надо знать змею, чтобы помочь. Скажите, когда узнаете, хорошо?

– Кворила. Кворила!

Руки старухи скорчило судорогой. Полина отбросила телефон, на экране осталось изображение мелкой жёлтой змейки. Чёрт! Высыпала содержимое рюкзака. Кофеин, кофеин! Набрала, вколола. Быстрее, быстрее. Потрогала руки, ноги – холодные. Может быть остановка сердца. Тромб. Инсульт. Дыхание? Приподняла Сашевич.

– Дышите. Глубокий вдох, выдох. Вдох, выдох. Слышите меня? Кивните!

– Кво… ри… ла…

– Дыхание прерывистое, частое. Пульс, – Полина держала сухонькое запястье. Через тонкую кожу слышались редкие толчки. И вдруг… – Чёрт!

Полина схватила Сашевич, рывком положила на пол. Онучин еле успел, чтобы игла из вены не вышла. Полина надавила на грудину. Раз, два, три, четыре. Вдох в лёгкие, немного, чтобы не порвать. Снова, снова. Быстрее! Только не тромб. Вдалеке послышалась сирена скорой.

– Держитесь! Вы же уникальный педагог: и русский, и математика. Держитесь! Ну, же! Ну!

Раз, два, три, четыре, вдох. Раз, два, три, четыре, вдох.

– Выше! – прикрикнула на Онучина. Проверила мясной компресс на укусе.

– Ну же, дышите! Дышите!

По телу сухой старушки пошли судороги. Пальцами, похожими на птичьи лапки, она схватила Полину за руку, выпучила глаза.

– Кво…

Сирена громыхала под самыми окнами. Собралась толпа любопытных. В окно влетали попеременно синие всполохи. Когда врачи вбежали в дом, Сашевич была мертва.

– Смерть в шестнадцать двадцать две, – только и смогла выговорить Полина.

Она сделала несколько шагов в сторону голубой униформы и рухнула в обморок.

Глава 6

Первое, что Полина увидела, очнувшись, – метка «Сафин Н. Ю.» на голубой униформе врача скорой.