Снимать штаны и бегать

– Не по нутру мне пришлись кичение и гордыня ваятеля Сквочковского… Аможе аще не иду – гложет меня духовная алкота: чую в себе нужду еликомощно запинание ему чинить, ибо работает он не Богу, но мамоне.

– А? – снова напрягся Шашкин.

Отец Геннадий досадливо махнул рукавом рясы и перешел на мирской деловитый тон.

– Александр Александрович, кажется? Мы знакомились у Харитона Ильича. Так вот, уважаемый, я говорю, что мы здесь, похоже, по одной и той же нужде.

Поэт Шашкин спрятал кусок арматуры за спину и сделал непробиваемо честное лицо:

– Лично я здесь, чтобы встретиться с…

– Бросьте! – лениво отмахнулся Батюшка. – Я вас еще на той встрече раскусил. Вам этот памятник – тоже как кость в горле.

Шашкин хотел, было, сопротивляться. Но вдруг снова проорала незваная галка. Она вальяжно прохаживалась по подоконнику, нагло пощелкивала клювом и явно прислушивалась к беседе. Поэт вздрогнул и вдруг ощутил всю тяжесть пережитого ужаса. У него просто не осталось сил, чтобы сражаться. Припертый к стенке откровенностью батюшки, он заметно скис, уронил орудие несостоявшегося возмездия и поискал в кармане рубахи валидол.

– Ну что же вы! Грех предаваться унынию! – воскликнул святой отец. – Особенно, когда есть другие грехи… – добавил он чуть тише и пристально посмотрел на бутылку, принесенную Шашкиным. Он шагнул к столику, решительно скрутил пробку, расплескал водку в два стаканчика и пояснил:

– Виноградная лоза сотворена на радость людям. Не бывает воздержанному человеку от вина ничего, кроме здоровья и разумного веселия.

Видя нерешительность литератора, он воскликнул:

– Да не волнуйтесь вы! Сквочковский мне сам вчера сказал, что его не будет до вечера. Мы встречались накануне! Он с утра в Думу отправился – гонорары получать. Само собой, потом где-нибудь в ресторане загуляет.

Шашкин механически подошел и взял стакан. Выпил неловко, молча, все еще испытывая известную неловкость. Водка, шибанув под темечко, приятно оглушила поэта и частично вернула способность воспринимать окружающий мир.

– А что ж вы, отец Геннадий, через окно решили выйти? – поинтересовался он с нотками зарождающейся иронии.

– Стремился покинуть помещение тем способом, которым в него вошел… – пояснил отец Геннадий, усмехнувшись. – Я это окошко еще во время своего вчерашнего визита в мастерскую присмотрел. Там прямо с мостовой можно влезть – удобно!

– А как же дверь? – удивленно промямлил литератор.

– А что «дверь»? – спросил батюшка, разливая по второй. – Я прибыл за минуту до вас через окно, услышал шум и решил замаскироваться. Про дверь я ничего не знаю. Выходит, ее открыли не вы?!

– Она уже была открыта! – проговорил поэт, все еще будучи явно не в себе.

– Может быть, Сквочковский забыл запереть?

– Может…

Они снова выпили, опять без тостов. Шашкин закурил. Отец Геннадий, алчно взглянул на сигарету и привычно прогудел суровым басом:

– Дьяволу кадить при батюшке?!

И добавил уже спокойнее:

– Я в том смысле, что не нужно здесь лишних окурков, отпечатков пальцев и прочих улик…

– Да-да-да! – засуетился Шашкин. Он округлил глаза, двумя пальцами поставил пустой стакан на стол и, высоко задирая ноги, сделал пару шагов к двери. Потом быстренько развернулся, подбежал к столику, схватил бутылку и прошептал заговорщицким шепотом:

– Улика!

Прижав тару к груди, поэт, все так же высоко задирая ноги, прошагал к выходу. Батюшка вышел следом.

Оказавшись на улице, они молча кивнули друг другу и, не сговариваясь, направились в противоположные стороны от места несостоявшегося преступления. Батюшка уже успел дойти до угла дома, как вдруг услышал за собою тяжелый топот и прерывистое дыхание. Он оглянулся и увидел литератора, который настигал его, заметно прихрамывая и все так же прижимая початую бутылку к груди.

– По… Подождите! – задыхаясь, прохрипел Шашкин. – Подождите, батюшка! А э-э-э-э… Э-как же? Как же памятник?

– В самом деле! – хлопнул себя по лбу отец Геннадий. – Памятник! Знаете, уважаемый! А ведь когда я пришел, памятника в мастерской уже не было!

Глава 21. Тройной нокаут кандидата Зозули

– Буду откровенен: прос… пропустили мы с вами, господа, довольно много, – сказал Голомёдов с вымученной улыбкой на исхудавшем лице. Осунувшийся Харитон Ильич безрадостно кивнул. Пару часов назад они вернулись в кабинет, покинутый в такой спешке три дня назад. Все новости, поступившие за эти несколько часов, были крайне неутешительными.

– За истекшие трое суток расстановка сил на нашем поле в корне изменилась, – констатировал Кирилл. – Хохловцева усиленно митингует. Играет против вас. Упор делает на то, что вы за четыре года работы в Думе не смогли добиться никаких результатов. Значит, не сможете и на посту мэра.

Кандидат Дрисвятов провел полный ребрендинг своей кампании. Снял старые билборды и развесил новые. Его слоган теперь: «За достойную жизнь! Дрисвятов». Позиционирует себя как успешного человека, который готов поделиться успехом со всем городом. Соответственно, всю свою агитацию сопровождает подкупом. Электорат «поплыл» – на встречи прет валом, жаждет халявы. А это, как показывает практика, самое верное средство агитации.

И, наконец, в игру вступил неизвестный Павел Болдырев. Нашего подсадного Пэ Болдырева он клеймит позором на каждом углу. По всему городу расклеены фотографии, где он «ручкается» с новым губернатором. Слоганы: «Губернатора поддерживают все, губернатор поддерживает достойных», «Голосуй за новую команду губернатора!». Призывает вымести старую коррумпированную власть поганой метлой. Расчет понятен. Люди любят «начинать с чистого листа». Болдырев решил не пачкаться в предвыборной грязи, а ставку сделал на мощный финишный рывок. На всю катушку включил административный ресурс, заполняет собою все газеты, телевидение и почтовые ящики. Никаким другим кандидатам места просто не остается.

Мы же замолчали на трое суток. Как следствие, по рейтингам первым сейчас идет Дрисвятов, за ним – Хохловцева, на третьем месте вы. Болдырев пока в самом низу, но подозрительно быстро начинает отыгрывать позиции.

Харитон Ильич уронил голову на руки и простонал:

– Катастрофа!

– Рано сдаваться! – с профессиональной бодростью взмахнул рукой Кирилл. – У любой медали есть две стороны. Надо только повнимательнее присмотреться!

– Да тут куда ни присмотрись, ядрен-батон! – крикнул Харитон Ильич, в котором понемногу созревало решение обвинить во всех своих неудачах неумелых политконсультантов. – Доигрались! Вон, трое на меня одного прут, ядрен-батон! И это все вы винова…

– Минутку! – оборвал его Кирилл, явно начиная нервничать.

– Я те дам «минутку»! – гаркнул Харитон Ильич. – Устроили тут московские штучки-дрючки!

– Харитон Ильич! – в голосе Голомёдова зазвучал металл. Похоже, досада Кирилла была не меньшей, и он отнюдь не собирался оставаться виноватым. – Я бы вас попросил!

– Что ты там еще недопросил?! – перешел на фальцет Зозуля. – Просильщик выискался! Попроси мне еще – я тебя быстро на ноль умножу!

Голомёдов вскочил и уперся кулаками в стол. В его глазах сверкнуло что-то похожее на жажду убийства. Но Харитон Ильич, не замечая этого, продолжал истерику:

– А денег-то – денег – какую прорву вбухали, ядрен-батон! Лучше б людям раздали, как Дрисвятов раздает, и то толку больше было бы! Как теперь его обскачешь?! Что теперь делать?! А?! Что делать, я спрашиваю?!

– Снимать штаны и бегать… – раздалось вдруг из угла, где сидел Раздайбедин. Его тихий голос сильный контрастировал с резкими нотами, рожденными под острым кадыком Харитона Ильича. От неожиданности конфликтующие стороны застыли с открытыми ртами и как по команде повернулись к Василию. За три дня, проведенные в больнице, Раздайбедин по самые очки зарос густой чуть рыжеватой щетиной и на неподготовленного зрителя мог произвести пугающее впечатление. Но Зозуля и Голомёдов даже через эту поросль разглядели на физиономии Василия беспечное и благодушное выражение…

Наконец, Кирилл разжал кулаки и, снова усаживаясь в кресло, напряжено спросил:

– В смысле?

– Русский человек может решить любую проблему, если не будет задаваться вопросом «А зачем?». У нас слишком много вопросов! «Кто виноват?», «Что делать?» Мыслители Герцен и Чернышевский про это даже по толстой книжке написали. А зачем? Кто виноват, и так понятно. В нашем случае – кто проиграет, того виноватым и назначат. Ну, а что делать – это тоже не загадка. Снимать штаны и бегать! Честное слово, я убежден, что если бы Герцен или Чернышевский позволили себе побегать часок-другой без штанов, то они наверняка избавились от своих регулярных философских запоров и гораздо проще взглянули бы на жизнь.

– Но ты же не собираешься всерьез снимать штаны и носиться по улице? – раздраженно спросил Кирилл.

– Вообще, я уже неоднократно обдумывал такую перспективу и даже имел на этой почве привод в милицию, – важно произнес Василий. – Но применимо к нашей ситуации – нужно расслабиться и немного повалять дурака. Стянуть штаны с конкурентов. Пусть побегают.

– Например?

– Например, пусть кандидат, который агитирует народ «за достойную жизнь дрисвятов», объяснит людям, кто такие эти дрисвяты, и чем заслужили достойную жизнь. А мы ему поможем, не проблема… – пояснил Василий и хитро усмехнулся.

– А Болдырев?! Это ведь не хухры-мухры, а губернатора человек! – хмуро спросил Харитон Ильич.

– Они, конечно, думают: сел Болдырев на слона и поехал… – лукаво приподнял брови Василий.

– Слона? – недовольно спросил Зозуля. Кирилл сухо пояснил:

– Слон в нашем деле – это через чур авторитетный товарищ, на поручительстве которого кандидат повышает свой рейтинг.

– Конечно, губернатор – фигура крупная, – продолжил Василий воодушевленно. – Но по факту ведь в городе и области он человек пока еще новый. Ничего, кроме надежд, с ним не связывают. Если правильно повернуть ситуацию, то и его, и кандидата Болдырева можно выставить чужаками или даже захватчиками на Славинской земле…

– Вы это… поосторожнее с губернатором! – боязливо поджался Харитон Ильич. – На этом уровне, ядрен-батон, без штанов не бегают…

Василий удивленно развел руками.

– А мы-то здесь причем? Люди говорят… Тем более, в Славине есть еще один специально обученный кандидат по фамилии Болдырев, который очень обижен на своего «двойника». Вот пусть эти два Болдырева поспорят в телеэфире, кто из них настоящий. И даже устроят драку. Кстати, ставлю на дядю Пёдыра сто к одному. Губернаторский Болдырев увязнет в этих дрязгах и, будьте покойны, чистеньким из споров о том, какой Болдырев более настоящий, он уже не выйдет. Дядя Пёдыр его похоронит в тени своей харизмы.

– А Октябрину Александровну как со счетов спишешь? – надул губы Зозуля.

– Про почетную оппозиционерку Хохловцеву я могу вам сказать одно. Вся ее бурная деятельность, не что иное, как крик души: «Харитон Ильич! Возьмите меня!»

Зозуля покраснел, по-тараканьи шевельнул усами и метнул на Василия смущенный взгляд. Тот пояснил:

– Выигрывать выборы она не собирается, это было ясно с самого начала. Следовательно, сейчас ей нужно решить, под кого сливаться. Она ждет ваших предложений, Харитон Ильич, она хочет ваших денег. А митингами просто набивает себе цену. Кстати, тот факт, что ее выбор пал на вас – лишнее доказательство вашего превосходства перед другими кандидатами – фаворитом гонки она посчитала именно вас.

Кроме того, и наши собственные шансы не так уж плохи. Ведь мы все это время вели лишь подготовительную работу и еще не разыграли наш самый главный козырь – генерала Бубнеева. Торжественное перезахоронение, установка памятника, речи, венки, поголовный патриотизм и небывалый взлет гражданского самосознания – все это захлестнет город дня на три. У всех перед глазами будет пример конкретных дел, а не пустых обещаний. А там, гладишь, и выборы… Попробуй-ка переплюнь такую монументальную агитацию!

На осунувшемся лице Харитона Ильича стали проступать бледные румянцы. Под обвисшими усами начала зарождаться скромная улыбка. Но в этот момент хлопнула входная дверь, и в кабинет ввалился скульптор Сквочковский. Вид его был поистине ужасен: шейный бант съехал к правому уху, растрепанная шевелюра выглядела так, будто скульптор самым недвусмысленным образом рвал на голове волосы, а глаза были безжизненными и пустыми, как свежевырытая могила.

Скульптор замер в дверях на несколько секунд, а потом начал проседать вниз, как подтаявшая снежная баба. Упав, в конце концов, на колени, он раззявил рот и издал звук, похожий на первый крик новорожденного, но только басом. И тут же, словно желая усилить произведенное впечатление, жалобно подвыл.

– Андриан Эрастович, что с вами? – всплеснул руками Харитон Ильич, Голомёдов приподнялся, а Раздайбедин помрачнел и повернул голову к окну. В голубом небе лениво кружили четыре галки – будто вели неспешное воздушное патрулирование над административными зданиями.

– Ге-э-а… – выдохнул Сквочковский, захлебываясь слезами.

– Ге? – помог Кирилл.

– Не-э-а…

– Что – «не»? Не ге?

– Ге – хлюп – не – швырк – ралллла-а-а-а!

– Да объясните вы толком! – начал терять терпение Голомёдов.

Сквочковский набрал воздуха, но его лицо снова исказилось в гримасе, губы разъехались для рева.

– Генерала нет! – сказал вдруг Василий безучастно. Сквочковский, не в силах что-либо произнести, энергично затряс головой.

– Скульптуру разбили. Нет? Украли? Правильно? Ну вот. Скульптуру украли из мастерской, пока мы вчетвером отлеживались в больнице, – все так же безучастно произнес Василий и вновь отвернулся к окну.

– Но куда ж мы теперь, ядрен-батон? – ошарашено прокудахтал Харитон Ильич. – Надо срочно это… В милицию или там в ФСБ!

– Нет! – отрезал Кирилл. – Надо хорошо подумать, что нам даст огласка. По-моему, ничего хорошего. Мы просто распишемся в своей беспомощности – пообещали установить памятник, а сами его потеряли. Бред! Газетчики на жаренное накинутся. И кто их знает – что они там раскопают про нашего генерала, если начнут искать его памятник? Пока нам этот скандал абсолютно не нужен. Постараемся сами монумент найти. Или новый сделаем!

– Ка-а-а-ак?! – прогундосил Сквочковский.

– Молча! – рубанул Кирилл. – Впереди целая неделя. Самое главное, у нас есть деньги и меценат. А с деньгами за неделю можно не то, что генерала – всю Кутузовскую армию в бронзе увековечить. Была бы потребность.

На столе Зозули зазвонил телефон. Он несколько рассеянно взял трубку и механически проговорил:

– Зозуля, слушаю!

В процессе разговора его лицо вытягивалось в длину, как резиновое. Хотя разговора как такового и не было. Харитон Ильич лишь успевал через некоторые промежутки времени произносить:

– Подождите, но…

– Одну секу…

– Вы не так по…

– Послушайте, пожа…

Когда собеседник на другом конце провода высказал все, что желал и бросил трубку, Харитон Ильич еще некоторое время сидел молча с открытым ртом. Потом он взглянул поочередно на Сквочковского, на Раздайбедина, и, остановив взгляд на Голомёдове, произнес:

– Это Брыков звонил. Вениамин Сергеевич. Сказал, неудачников спонсировать не намерен. Говорит, точно знает, что памятник мы не поставим, и звание никакое ему, Брыкову, не выдадим. Все. Нету у нас денег!

Глава 22. Черные проект «СШИБ»

Спецпроект получил название «СШИБ». Эта аббревиатура несла в себе зашифровано-емкий ответ Василия на извечный русский вопрос: «Что делать?». При успешной реализации, проект СШИБал всех конкурентов, как кегли в боулинге. Но перед тем как выбросить этот победный «страйк», стратеги спецпроекта провели полную ревизию и мобилизацию всех материальных средств. Получилось очень не густо: остатки Брыковского транша, изрядно потрепанный официальный избирательный фонд кандидата и совсем уж немного собственных средств Харитона Ильича, которые он, внутренне обливаясь слезами, выделил на продолжение кампании.

Кроме того, и этот бюджет пришлось делить надвое. Дело в том, что городской избирком с выходом на сцену «человека губернатора» Болдырева, оказался в очень щекотливом положении. Одно дело – закрывать глаза на нарушения единственного кандидата, облеченного властью. Это довольно просто. «Не видеть» уже двоих – задача посложнее. Но если эти двое, имея в запасе примерно равный административный ресурс и одинаковые рычаги давления на избирательную комиссию, начинают играть друг против друга, работа Избиркома превращается в танцы на проволоке. Дабы удержать баланс, председатель городской избирательной комиссии решил соблюдать нейтралитет, о чем в очень вежливых фразах (вероятно, памятуя о перспективе лишиться туалета на этаже) сообщил Харитону Ильичу:

– Вы уж поймите меня правильно! Губернаторские товарищи за горло держат! Вы уж повнимательнее, без нарушений постарайтесь, хорошо? А то ведь и вас по судам затаскают – регистрацию отменят, и я по шапке получу!

Эти рекомендации пришлось учесть. А потому «во избежание нарушений» наличность разделили на «белую» и «черную». Все агитационные мероприятия Зозули финансировались из средств официального избирательного фонда. Ответственность за распределение этих «белых» финансовых потоков взял на себя Голомёдов. Ну а контроль за подпольно-диверсионными мероприятиями спецпроекта «СШИБ» достался Раздайбедину.

Крайне ограниченный бюджет значительно сужал площадь для маневров как на «белой» так и на «черной» стороне. А потому действовать Василию и Кириллу приходилось очень точечно и прицельно. Но за этим дело у профессионалов не стало.

Так, к примеру, гражданка Тушко, была усажена за принтер, вооружена стопкой бумаги (чистой с обеих сторон), шариковой ручкой и точными инструкциями: распечатать документ, вписать в него имя из длинного списка, выданного Василием, и поставить неразборчивую загогулину в качестве подписи внизу. Работа даже на взгляд Зинаиды Леонидовны оказалась довольно монотонная и не творческая. Тем не менее, сама того не ведая, гражданка Тушко в течение рабочего дня изготавливала до тысячи подметных писем от имени кандидата Павла Болдырева.

«Уважаемый ______________!

Очень надеюсь на Вашу поддержку на предстоящих выборах мэра Славина! Убежден: вместе с Вами нам по плечу решение любых задач! Построим вместе новую жизнь! С пожеланиями счастья и здоровья,

Павел Болдырев»

– гласил текст письма. Сам по себе он ничего криминального не содержал и никакой негативной реакции у своих адресатов не вызывал. Как впрочем, и особого позитива тоже… Да и вообще пробудить никаких эмоций этот текст у адресатов не мог в принципе, поскольку имена и прочие координаты получателей расторопный Василий раздобыл в базе данных городского морга. Но если новопреставленных славинцев житейская суета волновала мало, то их родные и близкие реагировали на эти призывы к мертвецам построить новую жизнь, довольно активно и, как правило, возмущенно.

Конечно, «сшибить» Болдырева одними этими письмами было нереально. Но позиции его зашатались. По городу снова поползли недобрые слухи, в которых двоих Болдыревых часто путали, а если не путали, то утверждали, что «второй еще почище первого будет!»

«Второй кеглей» секретного спецпроекта был намечен кандидат Дрисвятов. Он далеко не сразу догадался, что неведомые силы уже предназначили его под «СШИБ». Началось с того, что встречи Владислава Егоровича с избирателями стали утрачивать свою мажорную тональность.

Раньше Дрисвятов успевал пройти и «одарить халявой» шесть-семь дворов за день. Кандидат довольно быстро излагал набежавшей толпе свои предвыборные тезисы, Говорил при этом он так фальшиво и неубедительно, как будто читал лекцию о дружбе народов. Тем не менее, он везде встречал полное одобрение, поскольку его помощники тут же во дворе массово составляли с местными жителями «Избирательные договоры», направо и налево вербуя «семейных агитаторов».

– Что вы! Никакой это не подкуп! – ласково улыбались помощники Дрисвятова. – Мы просто предлагаем вам небольшую сумму в качестве аванса за вашу агитаторскую работу. От вас требуется совсем немного – сагитировать кого-нибудь из членов вашей семьи. Или знакомого. Или на худой конец, самого себя! Берите-берите, все законно! Это стиль нашего кандидата – давать не пустые обещания, а реальный заработок. Эти деньги – ваши. А уж если на выборах победим, будет гораздо больше. Дрисвятов не подведет!

«Избирательный договор» составлялся в единственном экземпляре и оставался у помощников. У обывателя же оставались денежные купюры и приятное ощущение, которое всегда возникает, когда что-то достается даром. Казалось, машина по разносу халявы работает без сбоев, и ничто не остановит аттракцион человеческой жадности. Но неожиданно случился разлад.

– Здравствуйте, дорогие избиратели! – отечески улыбаясь, бросал в толпу Дрисвятов. Но вместо привычного приветственного гула слышал:

– Здрасьте-здрасьте!

– А мы не ждали вас, а вы приперлися!

– А мы не такие дорогие, как ты! Глянь, на какой машине прикатил!

– Я пришел на встречу с вами, чтобы рассказать о своей стратегии развития нашего города! – повышал голос на полтона Дрисвятов.

– Ишь, стратег! Рожа шире газеты, а туда же – стратегии развивает. Все мало ему! – летел из толпы голос неизвестной старушки. А ему уже вторили:

– Да, заметный кандидат! Из-за щек ушей не видно!

Скороговоркой отчитывая предвыборные тезисы, иногда даже проглатывая от злости окончания фраз, Дрисвятов в каждом дворе встречал лишь смех и улюлюканье. Предложения же его помощников составить «избирательный договор» нередко поднимали волну праведного гнева:

– За колбасу и водку Россию-матушку хотите купить?

– Катитесь-катитесь! Родину не продаем!

Однажды толпа так разошлась, что закидала Дрисвятова помидорами. Благо, год выдался урожайный. Даже свежие овощи шли на продажу за копейки, и потому брак безо всяких сожалений был пущен на контрагитацию. Совершенно непонятным образом рассвирепевшее лицо кандидата, облепленное помидорными шкурками, попало в Славинские газеты. По поводу инцидента в прессе не прошелся только ленивый. Но всех перещеголял неизвестный журналист В. Бляхер, который под заголовком «Кандидат не смог купить народную любовь» весьма живо и в обидных для Дрисвятова тонах, описал сцену дворового побоища, а так же опубликовал свое журналистское расследование о методах подкупа избирателей.

На следующую встречу Дрисвятов пришел с охраной. Компетентные бодигарды быстро вычислили в толпе агрессивных старушек и попытались незаметно удалить их с места собрания. Но пенсионерки подняли такой шум, что охранникам уже самим пришлось прятаться от народного гнева. А в газеты опять попала целая серия не пойми откуда взявшихся фотографий, на которых сытые плечистые крепыши тянули руки к немощным перепуганным пенсионеркам.

Все тот же пронырливый Бляхер побеседовал с двумя участницами злополучной встречи. Одна из них предъявила журналисту свою разбитую коленку и трудовую книжку с полувековым стажем, другая – полупустой пузырек «Корвалола» и устные заявления о сердечном приступе. Обе пострадавшие давали вполне однозначные оценки поведению кандидата, начав с довольно интеллигентного «неприкрытого хамства» и далее двигаясь только по нарастающей. В статье «Предвыборная борьба с избирателем. Кандидат добивается признания кулаками?!» неведомый Бляхер негодовал:

«Похоже, этому человеку не дают покоя лавры Герострата. Ему неважно, какой ценой будет завоевана популярность. Он уже отличился, жонглируя своей сексуальной ориентацией: по инициативе кандидата в Славине прошел пивной фестиваль, ставший аналогом зарубежных гей-парадов. Он спаивал нашу молодежь, покупая за дешевое пиво не менее дешевую популярность. Он убеждал нас, что неведомые дрисвяты хотят достойной жизни. Он довел муниципальное предприятие «Славводоканал» до такого состояния, что вода в наших домах – редкость. Но все эти пассажи можно было терпеть до той поры, пока этот зарвавшийся кандидат не стал понимать слова «предвыборная борьба» через чур буквально. Избиение пожилых женщин, которые пришли задать вполне резонные вопросы о низком качестве жизни, мы не вправе ни забыть, ни простить!»

И уж совершенно неожиданным для Вячеслава Егоровича стало нападение Октябрины Хохловцевой. Почетная оппозиционерка провела показательный митинг, практически целиком посвятив его зажравшимся капиталистам вообще и Вячеславу Дрисвятову в частности.

– Что это она так резко паруса переменила? – думал вслух Голомёдов во время короткого перекура на балконе приемной Зозули. – Решила, что Харитоша уже не конкурент, и денег не даст?

– Отчасти ты прав, но тут все немного глубже, – с философским видом заметил Василий, выпуская клубы сигаретного дыма. – Я продал ей нашего кандидата.

– Как? – поинтересовался Кирилл.