Эскизы любви

Роман с любовью

«Лето»

Ошибаюсь ли я, считая, что все мое существенное в моем знании?

Пожар

– Тебе было хорошо?

– Да… А тебе?

– Пожалуй.

– И все же что-то не так?

– Ну почему же?

– Я чувствую… почти всегда чувствую, что тебе что-то не так. Вот только не знаю что. Хочу помочь тебе и не получается.

– Не думай. Все хорошо. Правда.

– Правда.

– А было когда-то лучше?

– Наверное… но это было совсем другое. И в другое время. И о другом.

– Расскажи.

– Давая я лучше расскажу тебе сказку.

– Нет сказку не надо. Они всегда плохо заканчиваются.

– Разве?

– Да-да. Это только кажется, что у сказок всегда хорошее окончание. Просто никто не хочет подумать, что будет потом.

– А что будет потом?

– А потом всегда бывает хуже чем было.

– Ну я расскажу тебе сказку «без потом».

– Как это?

– Вот так бывает. Редко, но бывает.

…

В жизни каждого бывают особые дни. Это дни печали или радости, дни событий, происшествий, дни ожидаемые и как бы случайные. Почти все они запоминаются чем-то необычным, выбивающим нас из привычного течения, пусть и повседневно-бурного, существования. И все же среди этих дней есть один, который как бы повторяется каждый год, и потому в нем вроде бы нет ничего исключительного. Но в нем есть одно – он только твой день. И ничей, кроме тебя.

Такой день был и у маленького мальчика. Он жил в лесу, в крошечном домике. И все у него было хорошо. Казалось бы, что особенного. Ничего. Ведь так у всех. Он жил и был уверен в этом. Может быть особенным в этом мальчике было только его странное и неизбывное желание зацепиться за каждый день, сохранить его таким, каким он был и оставить рядом с собой все самое светлое и радостное, теплое, солнечное, пронизанное лучами света ощущение того, что так будет всегда.

Но, однажды, мама мальчика совершила страшную «ошибку». Она повела его покупать ботинки. И тогда среди множества ног, спин, находясь где-то там внизу и крепко держась за руку, он совершенно неожиданного для себя увидел то, что сразу стало его мечтой – огромную, чуть не во весь его рост, красную машину. Это была пожарная машина.

Нет. Он не хотел стать пожарным. Но тогда, в старых замоскворецких переулках, в районе Пятницкой, где и обычные машины были редкостью, он однажды увидел красного гиганта, который под рев сирены рвался куда-то. Зрелище было волшебное, жуткое и прекрасное. Что-то сказочное и нереальное было в этой машине. И вот тут почти та же машина, машина, которая может стать твоей. Навсегда. И только твоей. Но… Почему-то ботинки были нужнее, и они сразу стали самыми нелюбимыми ботинками в его жизни. Зато осталась мечта. Как тогда казалось мечта всей жизни.

Впрочем, зачем четырехлетнему мальчику нужны родители? Ну, конечно! Для исполнения мечты. Он ждал и надеялся. Наступит тот день, когда мечта сбудется. Но дни шли за днями и ничего не происходило.

Летом его увезли на дачу, где он жил в своей комнате, с окном выходившем на юг и потому первые лучи солнца врывались в комнату и светлым пятном освещали квадрат пола. И еще. Окно было так низко расположено, что даже он мог открыв, его перешагнуть прямо в сад. И точно так же возвращаться назад. Это было по-настоящему здорово, таинственно и свободно. Можно было уходить и приходить, когда захочешь, минуя спальню родителей и комнату бабушки, которая, как казалось, никогда не ложилась спать. Вечером она укладывала его спать, а утром будила к готовому завтраку.

И вот однажды мальчик просыпается, открывает глаза и видит на стуле, прямо перед его ним, еле-еле умещаясь, стоит огромная Пожарная Красная Машина, машина, которой нет равных, одна единственная и неповторимая. Он вскакивает на еще холодный пол и бежит сначала по этому теплому квадрату пола, а затем снова по холодным доскам в мамину спальню, где родители сидят и неизвестно уже сколько ждут своего мальчика.

…

А потом было продолжение … Старый яблоневый сад, в эти дни он был весь цветущий, совершенно удивительный и ароматный, зеленая-презеленая трава, сплошь покрытая солнечными одуванчиками, большой стол, покрытый белоснежной скатертью расшитой бабушкой, конечно же, ее пироги, и сладкие, и с мясом, и с капустой, чай и газированная вода, которая в те годы, да еще в деревне была крайней редкостью. Приглашался соседский мальчик, одногодка, и все сидели за столом, и почему-то всем было хорошо и казалось, что так будет всегда.

…

– Ты там был?

– Был мед и газировку пил. Вот только усов и бороды не было.

– А зачем ты мне это рассказал?

– Совсем недавно я был уверен, что все в прошлом. А сейчас я хочу верить в то, что все еще будет. И все еще возможно. Хочется жить не спрашивая – За что мне это? но пытаться понять – Зачем мне это?

«Зима»

Мы успокаиваемся только познав истину. Вне зависимости от того истина она или нет.

Чужие

– Что случилось?

– Ты не замечаешь?

– Нет. Кажется, все нормально.

– Но ведь они – чужие. … да. Чужие.

– Ты преувеличиваешь.

– Но они же ясно сказали: «мы так жить не хотим.»

– Ну надо было спросить: «а как так?»

– Ответ был прост: «мы не хотим жить так, как вы жили, как живете и как будете жить дальше».

– А чего же они хотят?

– Не знаю. И не понимаю.

Это произошло вдруг. Неожиданно и беспричинно. Оказалось, что рядом живут молодые, милые и симпатичные люди, о которых почти ничего не известно. Причем никаких особых отличий в общем-то и нет. Ну да. Они одеваются по-иному, ведут себя иногда не так как принято, своеобразно реагируют на что-то. Но при всем при этом они были, в чем-то неуловимом, другими.

В чем? Трудно сказать. Старшие, со всеми их повседневными загрузками важными, кажущимися необходимыми, срочными делами, лишь иногда снисходили до попыток поговорить и договориться. Они именно так это называли и понимали – договориться, искренне считая, что их собственные старшие, в их время, точно также просто с ними договорились и сняли все проблемы, которые привычно называли проблемами отцов и детей. Вот только сейчас что-то было не так. Порой, но все чаще, возникало ощущение-тревога – а можно ли договориться? И договориться, о чем?

– Что ты думаешь о работе после института?

– Думаю.

– Может быть пойдешь к нам? У нас есть место.

– Зачем?

– Ну как? Это твоя профессия. Есть перспектива. Небольшая зарплата, но после защиты…

– Нет. Это не мое. Ты не волнуйся. Институт я закончу.

– А потом?

– Что-нибудь найду.

Вначале казалось, что все идет нормально. Молодые ищут себя, должны перебеситься и все нормализуется, все будет как у всех, как обычно. Волноваться нечего. Просто надо помогать и направлять. Ведь точно также делали и наши старики. И все получилось.

– Что ты думаешь по поводу работы?

– Ищу.

– Ну сколько можно?

– Пока не найду.

– Ну тебе же предлагали хорошее место, неплохая зарплата, определенное положение…

– А зачем мне все это?

– Ну хотя бы затем, что бы было на что жить.

– Я у тебя ничего не прошу. На то, что мне надо я зарабатываю.

– А дальше?

– Посмотрим.

…

– Им ничего не надо. Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.

– А может быть им не надо того прошлого, того настоящего и того будущего, которое ценно для нас?

– А что это такое?

– Не знаю.

Оказалось, что молодым не нужна их страна, государство, народ, нация. Просто не надо. Они живут только здесь и сейчас и интересуют их только они сами. Причем это не эгоизм, как это принято считать. Этим молодым нужны только они сами и только они сами являются единственной ценностью для них самих. Они приходят тогда, когда им надо и уходят тогда, когда им надо. Они не пытаются быть вежливыми и приличными, они пытаются отстраниться от любой зависимости. Они не говорят о свободе и о правах человека – они просто свободны именно так, как понимают свою свободу. Им никто не нужен и ничто не нужно. Они самодостаточны.

…

– Как же нам быть и как же нам с ними жить?

– Мы ничего не можем сделать.

– Они уходят?

– Да они уходят. И они уже не вернуться. Пусть уходят. Единственно, что мы можем – не мешать.

«Осень»

Все прошлое и будущее действительно лишь в качестве настоящего, как то, в качестве чего оно присутствует в настоящем.

К.Ясперс

Шорох

– Помнишь? Нет, конечно, ты помнишь. Это нельзя было забыть …

– Ты о чем?

…

– Много работы. Это и хорошо, и совсем не очень. Слишком много соблазнов.

– Это ты о погоде? Еще много солнца и эта прозрачная тишина. Лучше всего ничего не делать, греться и о чем-нибудь вспоминать…

– А тебе когда-нибудь приходилось бежать по сельской дороге, босиком, когда ноги утопают в теплой, мягкой пыли, фонтанчиками пробивающейся сквозь пальцы. За тобой остается шлейф пыли, такой же горячей и, как сейчас кажется, столь великолепной. Или сидеть с ребятами у старого сарая, доски которого всегда были ласковыми и такими теплыми. Они были странно узкими и какими-то шелковисто-ворсистыми. А цвет совершенно особенный – серый. Потом, много-много лет я искал такие же доски и такой же сарай. А его все нет и нет. Он остался там, в прошлом.

– Странно. И я это помню. Сейчас-то я уже знаю, что это были роскошные доски из обычной подмосковной осины. Сейчас из осины уже ничего не делают. И цвет, оказывается, был английский, серый, тот самый знаменитый английский цвет, который почему-то бывает только на английских костюмах.

– Но ведь ты о чем-то другом, о чем-то, что я должен помнить.

– Ты помнишь о том, что есть самое лучшее в твоей жизни?

– Странно… разве об этом надо помнить?

– Мне всегда казалось, что об этом нечего помнить, ведь самое лучшее в жизни всегда с тобой и оно никак не относится к памяти. Его просто нельзя забыть.

– Вот именно. Так почему же ты спрашиваешь?

– Действительно как-то странно. Но что-то произошло. И оказалось, что самое главное оказалось в прошлом. А в попытках то ли вернуть это, то ли обрести что-то еще, как-то само собой теряется, тускнеет и уходит. И тогда в постоянной погоне за новыми впечатлениями оказывается главным не растратить, не расплескать, то, чем действительно можно наслаждаться, этим звоном чистых, прозрачных, веселых и жизнерадостных … воспоминаний. Возможно это глупо, наивно и смешно.

– Да нет. Почему же. Вовсе… вот только…

– Что?

– Неужели самое главное в жизни осталось в прошлом?

– Может быть, может быть. … если бы знать, если бы знать.

«Осень»

Человек существует исключительно как настоящее.

Выход …

– Почему ты не отвечаешь?

– Разве?

– Вот и сейчас?

– А что сейчас?

– Не отвечаешь.

– ???

– Я знаю почему.

– Тогда зачем спрашиваешь?

– Ты просто безответственный.

– Это приговор?

– Как хочешь.

– Да нет. Я не хочу. Хочу быть ответственным.

– Почему ты все пытаешься все превратить в шутку?

– Может быть потому, что ты говоришь об очевидных вещах, которые только кажутся очевидными. И потому так получается, что каждый говорит о своем в надежде, что его понимают. В то время как это совсем не так.

– Это ты усложняешь. Совесть, честь, достоинство, любовь, счастье и т.п.– все это всем очевидно и потому понятно.

– Очевидно это потому что очень видно?

– Может быть и так.

– Ну тогда ответственность, это когда человек готов отвечать за то, что сказал и что сделал?

– Вполне возможно.

– А если он не готов? Тогда что?

– Тогда он безответственный.

– И что?

– Тогда с ним никто не будет иметь никаких дел.

– Но человек не может отвечать за свои дела и за свои поступки.

– Как так?

– Вот так. Он не ведает, что творит. Он не знает ни то, почему он что-то делает, ни что будет потом делать. И уж тем более ответственность нельзя возложить на кого-то. Человек заявляет о том, что берет на себя ответственность ради … удовольствия.

– Иначе…

– Иначе никак нельзя. Надо же тешить собственное тщеславие и утешать себя собственной значимостью, особенно тогда, когда никто не видит этой значимости и использует тебя ради исполнения тобой отведенной тебе роли.

«Осень»

Там, где конечное только конечно, происходит прорыв сквозь конечное к ключу истока.

К.Ясперс

Бывает

– Вот и все… Как странно.

– И что тебе странно? Все, как всегда.

– Это для тебя.

– Думаешь только для меня?

– Да нет. Для всех таких как ты.

– Это каких, как я?

– Для всех тех, кто …встречает новый год.

…

– А чем же ты отличаешься? Вот сейчас вместе со всеми встречаешь новый год.

– Я не встречаю новый. Я провожаю старый.

– Подумаешь. И я тоже провожаю. Налью вина. Чокнемся и проводим.

– Да с вами только и можно что чокнуться.

– Слушай. Какое у тебя странное настроение. Отчего?

– Может быть от того, что я знаю, что с нами было, знаю, что этого уже не будет и не знаю, а что же будет.

– Вот именно. Будет только хорошее. Почему? Да потому, что будет. Уже хорошо, что будет. Было бы хуже, если бы не было.

– Расскажи, как ты в детстве встречал новый год.

– Да просто и незатейливо. … Но лучшего праздника для нас не было. Вот говорят – вспоминаешь только хорошее. Трудно сказать было это хорошо или было плохо. Но что было точно, так это некое волшебство. Причем повторяющееся каждый год. И начиналось чудо задолго. За месяц-два.

– Чудес не бывает. … да и что это за чудо, если оно начинается за месяц-два?

– Это было особое чудо. Казалось, что мы сами его создавали. Из ничего. Из конфет, которые мама покупала из каждой зарплаты. По чуть-чуть. Всяких, больше леденцов и немного шоколадных. Они рассматривались и … убирались в красивый металлический сундучок. Затем, ближе к новому году, появлялось печенье, яблоки, мандарины. А 30 все это выкладывалось на круглый стол, все садились и начинали нанизывать все это на нитки. Яблоки были не крупные, особенно ценились крымские. Это такой сорт как вытянутые кубики. Их привязывали за веточки, в ушки конфет протыкались зеленые нитки и делалась петля. А мандарины протыкались в середине насквозь, на кончик крепилась половинка спички и так же делалась петля.

– Наверное половина тут же уплеталась?

– В том то и дело, что нет. Мы с братом были маленькие, но строго следовали уговору – ничего брать нельзя.

– А елка?

– Всегда была большущая елка. Доставался ящик игрушек. Это было еще одно чудо. Они остались нам от прапрабабушки. Еще немецкие, 19 века, очень толстые, разноцветные и страшно тяжелые. Всегда за честь повесить эти шарики мы соревновались с братом. И всегда побеждал он. Он был старше и ему просто больше доверяли такую ценность. И тогда он залезал под елку и где-то в середине на толстую-толстую ветку вешал эти шары.

Конечно были бусы, гирлянды, разноцветные лампочки, мишура. А как было здорово разглядывать зверушек, дедов морозов, маленькие заснеженные домики, которых ты не видел целый год.

– От елки всегда пахнет холодом. И, мы никогда не знали, как она оказывалась дома. Постоянно спрашивали – а елка будет? И наверно всех доставали своими вопросами. Кажется, что таких елок больше просто нет.

– Чудо все приближалось и оно приходило, когда долго и очень красиво звенели старинные настенные часы, привезенные прадедом из Германии в подарок прабабушке, и мы по очереди забирались под елку и находили свои подарки. Глаза у всех светились радостью и почему-то было очень тепло и хорошо. Всем вместе и, казалось, что так будет всегда. И никто не вспоминал год прошедший.

– А что было потом?

– А потом тоже было… Мой диван всегда стоял так, что ветки елки нависали над моей головой. И вот утром, когда все еще спали, и можно было лежать под теплым, тяжелым, ватным одеялом, и не надо было вставать, самое лучшее время проснуться от запаха праздника. Елка в тепле оттаивала и начинала еще сильнее пахнуть. До сих пор помню этот волшебный запах.

Открывая глаза вижу ветки елки и игрушки, и конфеты, и яблоки, и мандарины … Протягиваю руку и тихонько-тихонько снимаю какую-нибудь конфету, так, чтобы не зазвенели игрушки, и никто не проснулся. Но больше всего любил брать игрушку и закручивать ее, потом отпускать и она крутилась, крутилась, сначала в одну сторону, а затем в другую.

– Здорово.

– А может быть вовсе нет.

– Почему?

– Этого уже нет и никогда больше не будет.

– Зато есть сейчас.

…

– Нынче холодно. Как тебе кажется?

– Зима.

– Ничего. Это пройдет.

«Осень»

Вины нет, если нет наказания. Наказания нет если нет вины. А потому нет ни вины, ни наказания.

Вина

Кто-то подошел к телефону … и сказать было нечего. И зачем его придумали? Наверное, для того, чтобы было легче говорить то, о чем не думаешь. Или думаешь совсем не так. Состоялся странный разговор. Мы хотели сказать друг другу что-то очень важное, за что-то попросить прощения и получить его. Но все шло вовсе не так. Слова были не пустыми, но не здешними, откуда-то из другого мира, где живут другие люди вовсе не знакомые друг с другом, но вынужденные существовать вместе.

– Как трудно найти виновного?

– А может быть и не стоит искать?

– Но… тогда как же?

– Возможно, что иногда так можно, а когда-то так нельзя. Хотя бы для того, чтобы понять причину случившегося и попробовать делать все иначе.

– Ну тогда виноваты все.

– Может и так. Жить без правого и виноватого.

– Что-то случилось?

– Оказывается главное не в том, что ты сделал, а то, что ты не сделал. А мог и, наверное, должен был сделать.

Тогда я мало что мог сделать. Я так думал. Но одновременно, я чувствовал, происходило что-то странное. Я перестал жить. Нет, конечно, все было нормально, череда обычных и ожидаемых событий, какие-то действия, решения, встречи … Вот только все это я видел как-бы со стороны, хотя и был главным участником всего происходящего.

…

– Однажды ты спросила: За что тебе до сих пор стыдно?

Конечно, можно было бы уйти от ответа или придумать что-нибудь документальное и рассказать так, что не вызвало бы никаких сомнений в искренности. Я выбрал второй путь. И рассказал то, что было и за что стыдно до сих пор. Рассказ не помог. Стыд не ушел. Стало чуть легче от преодоленной тайны.

– Не мало…

– Да. Не мало. Вот только опять было что-то не так. От того, что не рассказал главного.

– Ну, может быть, это нельзя назвать виной?! Действительно трудно преодолеть себя и что-то открыть в себе для другого.

– Да это так. Но дело все же не в преодолении себя, а в том, что было с тобой в прошлом.

– Попробуй. Расскажи.

…

В такой ситуации любой партнер почему-то уверен в том, что вот сейчас ты расскажешь ему о своей вине … перед ним. Почему?! Только вот я и сам пока не знаю, в чем же моя вина. Легче всего было бы сказать – «прости». Только вот за что?

Впрочем, она меня и не винит. Так, просто спрашивает и в этом ждущем молчании смесь всего – чуть-чуть страха (а вдруг будет такое…?), чуть-чуть любопытства (интересно как же он выкрутится?), чуть-чуть интереса (а кто он на самом деле?), чуть-чуть насмешки (вот как я его…) и т.п. И какое-то, по-особому, молчание, за которым может быть все что угодно. А может быть мне это просто кажется. А конечно есть. Неуютно и потому начинаю понемногу злиться. Крайне неловко чувствовать себя не виноватым и знать – партнер надеется на какие-то слова, поступки, оправдания, объяснения. Знать, что простое – прости – все сразу разрешит и какое-то упрямое желание не говорить этого, как будто отстаивая некую особую свою правду. Дурацкая ситуация постепенно переходящая в некий немой укор, дальше в непонимание и, наконец, в ссору. Зачем все это?

– Ну что же ты все время молчишь?

– А что сказать? И что ты ждешь от меня?

– Да ничего особенного. Что ты так волнуешься?

– Да не волнуюсь я ничуть. Только не понимаю, что от меня хочешь?

А вот за этими словами уже опасность. Они как вызов на бой. И обратного пути уже почти нет. Есть маленький шанс, но для этого надо найти свою вину. А вот с этим проблема. Она как-то вовсе не находится. Более того, приходит упрямая уверенность в том, что вины вообще нет никакой. И тут о чудо. Тебя спрашивают:

– Помнишь, как мы познакомились?

И это спасение. Главное не отклониться в сторону, а вспоминать о той ситуации знакомства случайного и смешного, легкого и светлого, возможно оттого, что это было летом, под дождем, когда тебе предложили разделить один зонтик на двоих. И несмотря на то, что идти до входа в метро было недалеко, дождя вполне хватило для того, чтобы ощутить его в полной мере.

Иногда бывает незаметно как рядом появляется кто-то. В общем-то, ничего примечательного и постоянно проходишь мимо, не обращая никакого внимания. А если и замечаешь, то просто скользишь взглядом. Но вдруг встреча, неожиданная и … оказывается ожидаемая. Правда только потом вспоминаешь и понимаешь – ты был готов и ждал, ждал и хотел, надеясь, не осознавая этого, на то, что обязательно должно что-то произойти.

…встреча… Это не просто знакомство. Встреча – это тогда, когда к тебе приходит тот, кого ты ждешь и кого ты уже знаешь. Она никогда не случайна, просто так. А встреченный – посланник из твоего прошлого и твоего будущего, вестник того, что пока не знаешь, но знаешь – это мое. Это когда в один миг решается все и потому надо услышать, и принять, не отпускать и не уходить. Иначе обязательно накажешь сам себя. Нет, тебе не отрубят голову, не сошлют и т.п. Просто ты упустишь предлагаемый тебе дар, дар незаслуженный и дар не в расчете на то, что его когда-то оплатишь. Дар просто так, ни за что.

– Ты помнишь эту встречу?

– Конечно.

– И какая она была?

– Я боюсь тебе говорить об этом.

– Почему?

– Ну потому, что твоя встреча со мной была совсем иной. Мы встретились в разное время и в разной ситуации.

– Не понимаю.

– Ну это просто. Моя встреча с тобой была тогда, когда мы уже были знакомы.

– Значит ты просто меня разглядел?

– Нет. Ну нет. Я тебя увидел.

– Ну расскажи. Я все вижу по-другому.

– Что-то со мной произошло. Это было у моря…

– Где соленая пена и встречается редко городской экипаж…

– Ну вот. Ты смеешься. Я не буду рассказывать.

– Не сердись. Как можно было упустить такое начало, у которого такое замечательное продолжение.

– Ох уж это образование…

К встрече нельзя приготовиться. И в то же время к ней готовятся всю жизнь. Она либо бывает, либо так и не случается. И еще не известно кому больше повезет. От нее нельзя уклониться, если она суждена, и ее невозможно организовать. Она может мастерски запутывать, обманывать, прерываться и возобновляться. Часто трудно определить зачем она? Ведь она не специально. Просто так вышло. Ваша встреча навсегда остается женщиной, женщиной кокетливой, во всем и всегда. Надеяться угадать и предугадать невозможно, пустые хлопоты. Она может нравиться или вызывать раздражение, заботить или оставлять равнодушным. И это здорово. Встреча всегда игра, в которой невозможно проиграть. Надо увлечься ею и … получать удовольствие, зная, что ошибаешься.

«Лето»

Просто – это о чем? Просто-это про сто? Или просто-это про 100? Тогда чего? Сто рублей или сто поцелуев? Или просто всегда не про что-то? Просто это не про что-то, это про очевидность.

А.Зворыкин

Встреча

… Нет, надо передохнуть… Вот тут… В тенечке.

… Да. Та наша встреча была случайной. И неожиданной.

Почему случайной? Да потому, что все мои встречи случайны. По случаю. Так получается…

…

… А вот неожиданной… Действительно. Мы все чего-нибудь ждем и, казалось бы, все, что с нами случается, хотя бы в чем-то должно быть ожиданно, ожидаемо. И все равно неожиданно. Может быть потом, после, возвращаясь к происшедшему, к тому, что должно было быть забыто, мы понимаем всю закономерность случайного. И то, что эта случайность была тем самым шансом, о котором мечтаем и который просто не замечаем, как только он на нас сваливается. Может быть потому и не понимаем того, что это так ожидаемый шанс, потому что он сваливается или на голову, или под ноги?!

Возможно и потому, что все неожиданное кажется нам чем-то необычным, а под ним так хочется услышать «замечательно», «светло и радостно», «обещающе». Вот только потом оказывается, что «все как всегда», «чего еще можно ожидать от жизни».