Убийца с лицом ребенка

– Только не дурить, – приказал нам охранник. – У меня приказ расстрелять вас на месте, если что-то пойдет не так.

– Угу, – сказал я и подмигнул жилистому худому, но невероятно сильному и характером, и руками Тарасу.

Я знал, что стрелять будут поверх наших голов, что четыре человека на веслах смогут через пятнадцать минут скрыться за горизонтом. Пока будут стрелять, пока добегут до лагеря, пока сообщат о побеге пограничникам, мы должны будем уйти в нейтральные воды.

Мы спустили баркас на воду, остановились на несколько мгновений, стерли пот со лбов, сплюнули в воду, закурили, стоя в ботинках по щиколотке в воде. Мне надо было точно знать, готовы мои товарищи к побегу или мне только это показалось.

– Ну что? – спросил я, выбросив бычок в реку. – Готовы?

– Готовы, Иван Трофимович – хором ответили заключенные и полезли в лодку.

Мы с Тарасом оттолкнули баркас от берега и запрыгнули в него. Никто ничего никому не говорил. Мы действовали молча, зло, слаженно, как будто обсуждали каждое движение задолго до этого момента.

Старший охранник щурился под ласковыми лучами садящегося солнца, курил, держал на поводке овчарку, скалившую зубы. Двое других смотрели на нас, выставив автоматы, готовые к стрельбе. Мы медленно поплыли вдоль берега, как требовал старший наряда. Лодка потихоньку удалялась от группы людей с автоматами и собаками.

– Теперь вертай назад, – крикнул старший охранник.

– Семи смертям не бывать, а одной не миновать, – зло сказал я и мы насели на весла со всем азартом и силой. Раздались автоматные очереди. Пули летели со свистом то мимо, ныряя в воду, то уходили в небо и пропадали там. Через пять минут гребли мы поняли, что нас уже не достанут. И тогда Тарас счастливо и с упоением запел:

Дивлюсь я на небо та й думку гадаю, чому я не сокiл, чому не лiтаю, чому менi,Боже, ти крила не дав…

Мы пели и плакали, мы гребли против волн, не чувствуя ладони рук. Земля неволи нашей, такая большая и неприветливая, становилась все меньше и меньше. Я знал, что мы должны попасть в срединное течение, которое вынесет нас в нейтральные воды. Поэтому нужно было не жалеть себя. У нас не было ни еды, ни воды. И только у меня в кармане тюремной фуфайки случайно, находился, сложенный в четверо и заметно пожелтевший от времени, мой приговор.

Через два дня нас, голодных, холодных, обезвожженных и обессиленных, но счастливых, подобрал японский пограничный катер. А когда они передали нас американским военным и те перевели на английский мой приговор, к нам прилетели руководители украинских землячеств, привезли вкусную еду, одежду, деньги. Так началась моя нелегальная американская жизнь. Между прочим, я один из тех, кто жал руку Степану Бандере, кто внедрил в его окружение его убийцу, кто сдал американским властям организаторов погрома во Львове и Одессе и Киеве, кто сдал суду в Америке негодяев, которые участвовали в уничтожении людей в нацистских лагерях смерти, кто передал Советскому Союзу информацию о зондеркоманде в Хатыни. О многом я не могу вам рассказать и теперь, а многое не будет раскрыто никогда.

Зачем я все это вам рассказываю? Просто потому, что мне осталось жить совсем немного. В Советский Союз я уже не вернусь. А в Москве у меня пустует трехкомнатная квартира на Калининском проспекте и гараж с белой «Волгой». Кроме вас, у меня никого на этом свете не осталось. Единственное условие, которое вы должны будете выполнить, это сменить фамилию на Червоненко, а мой правнук должен быть Иваном Трофимовичем. Ради этого мне помогли найти вас. Ради этого я приехал сюда, несмотря на свой преклонный возраст.

В комнате повисла тягостная тишина, которую нарушил отец Миши.

– Понимаете, Иван Трофимович, – сказал он, – у меня здесь хорошая работа, Регина тоже работает в школе, преподает немецкий язык.

– В Москве, – улыбнулся старик, – тоже нужны специалисты по холодильным установкам и учительницы немецкого языка.

– А как на это посмотрят родители Иосифа? – спросила Регина.

– Мои родители? – вскричал Иосиф. – Да они спят и видят, чтобы кто-то из нас стал русским. Ты не видишь, что творится вокруг?

– А что творится? – возмутилась Регина. – У нас все нормально. Мы не воруем. Нам бояться нечего.

– А о Мише ты подумала? – наступал Иосиф. – В институт принимают только три процента евреев. А если он окажется за пределами этих трех процентов?

– Ты не заканчивал институт, а живешь не хуже инженера, – возразила Регина. – И вообще, как это все будет?

– Будет все очень просто. Вам выписывают все необходимые документы, вы оставляете этот город и эту квартиру, переезжаете в Москву, получаете работу, а Иван идет в специальную языковую школу. Я хочу, чтобы он стал дипломатом.

– А кто вы такой, что нам так просто все сделают? – недоверчиво спросила Регина. – Вы уедете, а нас потом выбросят на улицу.

– Я никогда ничего не просил у властей, но эту операцию я предварительно согласовал с очень важными людьми. Они мне не отказали. Поэтому я здесь. Конечно, вы можете не менять свою жизнь, но тогда второго шанса у вас в жизни не будет.

– А почему мы должны менять фамилию и имя? – спросила Регина. – Мы ничего плохого не сделали. Зачем нам от кого-то скрываться?

– За время работы с украинцами я обнаружил, что в целом это удивительно прекрасный, талантливый и обаятельный народ. Я даже скажу одну вещь, но вы меня не выдавайте, я тоже проникся идеей свободной Украины. Эта земля может прокормить весь мир. Мне кажется, что лет через сто, украинцам будут завидовать другие народы. Я, по рождению еврей, чувствую себя больше украинцем, чем чистокровный хохол. Так сложилась моя жизнь. И у меня есть мечта, чтобы мой род продолжился под фамилией Червоненко. Я находил и сдавал не националистов, а нацистов, руки которых по локоть были в крови.

– А какая разница между нацистами и националистами? – спросила Регина.

– Националисты любят свой народ, а нацисты ненавидят другие народы.

– Мне тоже нравится фамилия Червоненко, – загорелся Иосиф. – С такой фамилией я бы уже давно работал начальником нашего комбината бытовых услуг.

– А ты что думаешь? – обратился старик к правнуку.

– Я – как скажет папа.

– Умница, – похвалил его Иван Трофимович, взглянул на часы и поднялся.

– Я так думаю, что вы генерал? – спросил, оживившись Иосиф.

– Я самый главный украинский националист, – ответил старик. – Они меня перевербовали.

В Москве бывший Миша Либерман, а по документам Иван Червоненко закончил специальную языковую школу с блестящим знанием английского и французского языков, поступил в Военный институт переводчиков, после окончания которого был приглашен в Высшую школу КГБ. Имя прадеда открывало заветные двери в самые престижные области деятельности. Иван Червоненко работал сначала в МИДе, потом в посольствах и консульствах многих стран Европы, а после распада Советского Союза, осел в Киеве, потому что женился на Ирине, директоре инвестиционной компании и по-совместительству дочери одного из киевских олигархов. Отец Ирины познакомил его с первым президентом Украины. – Это правда, что вы родственник Ивана Трофимовича Червоненко? – спросил президент, сощурив глаза. – Это мой прадед, – скромно признался Иван Червоненко. – А вы знаете, что я встречался с вашим дедом в Америке? – спросил президент и не ожидая ответа, продолжил:– Я тогда был секретарем ЦК партии по идеологии и встретился с украинским землячеством в Нью-йорке. Ваш дед был непререкаемым авторитетом для всех украинских националистов от Австралии до Канады. Мы с ним, оказывается, земляки. Он, между прочим, еще тогда предрекал гибель советской империи и верил в свободную и независимую Украину. Мощный старик, прошедший сталинские лагеря и сумевший организовать легендарный побег в Америку. Кстати, чем вы занимаетесь в Киеве?

– Хочу открыть собственный бизнес, – ответил правнук.

– Намерение хорошее, – одобрил президент, – но у вас прекрасное образование. И кроме того, ваш знаменитый прадед не простил бы нас, если бы мы не предложили вам настоящую работу во имя Украины. У нас формируется новая Служба безопасности. Не хотите помочь Украине в ее организации и работе?

– Когда-то я закончил Высшую школу КГБ, – признался Иван Червоненко. – С таким багажом за спиной в новой Украине доверия не будет.

– О чем вы говорите? – возразил президент. – С таким прадедом вам будут открыты все двери. А разве в школе КГБ готовили плохие кадры?

На следующей неделе новый руководитель службы безопасности Украины пригласил Червоненко на беседу и предложил организовать и возглавить новую аналитическую группу СБУ.

С тех пор Иван Червоненко связал свою жизнь с украинской спецслужбой и дорос до заместителя начальника по кадрам. Говорил он только на украинском языке, и был ярым последователем идей Коновальца и Бандеры. Цитировал наизусть целые абзацы и афоризмы из их сочинений и выступлений. Тайно содействовал успеху сначала оранжевого Майдана, затем Майдана достоинства с доставкой снайперов в гостиницу, которые оттуда отстреляли, как беркутовцев, так и митингующих. На тайных встречах с руководителями Майдана Иван Червоненко предоставил им аналитические данные, свидетельствующие о том, что войска соседней страны вводиться не будут, и президента, свалившего из Киева, надо валить немедленно, признав его неспособным исполнять обязанности президента. Неудивительно, что спустя некоторое время, он был назначен начальником Коблевской областной службы безопасности. Его перевоплощение из еврейского мальчика на убежденного украинского националиста оставалось для всех тайной за семью печатями. Об этом не знали даже его жена и дети. Когда-то его прадед перед смертью прислал ему через третьих лиц письмо, в котором, между прочим, упомянул, что тайна тогда остается тайной, когда ее знает только один человек. И еще, писал его прадед, что он встречался в Нью-йорке с лидером всех хасидов, который сказал ему, что рожденный евреем, после смерти будет принят Богом, как еврей, какую бы религию он не исповедовал, какой бы национальности он не был и какую бы фамилию не носил.

Просматривая сводку событий истекшего дня, Иван Червоненко обратил внимание на события в городском управлении полиции и задержании полковника Снаткина, а также убийстве одного из рководителей «Национального корпуса» Петренко. Он подчеркнул красным карандашом оба этих сообщения и поднял трубку телефона. В кабинет тот час же заглянул его помощник, майор Перепелица.

– Сергей Петрович, – обратился к нему Червоненко, – а ну выясни, пожалуйста, кто от нас входит в оперативную группу по Снаткину. Я хочу знать информацию из первых рук.

– От нас, – доложил сразу же Перепелица, – в помощь городской прокуратуре откомандирован исполняющий обязанности начальника отдела по борьбе с коррупцией майор Скоморох и капитан Потебенько.

– Свяжись, пожалуйста, с майором Скоморохом, – попросил Червоненко, – и выясни у него, кто вышел на полковника полиции и как идет расследование. Чувствую, что кто-то нас в этом деле обошел.

– Хорошо, Иван Трофимович. Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо.

– Звонила ваша жена, Ирина Николаевна, – сообщил помощник, – напомнила, что вы должны перед сном принять лекарство от холестерина.

– Спасибо. Скажи шоферу, что через сорок минут поедем по домам. Я тебя подброшу.

– Спасибо, Иван Трофимович.

Через пятнадцать минут майор Перепелица снова вошел в кабинет.

– Иван Трофимович, майор Скоморох хочет лично доложить вам обстоятельства задержания полковника Снаткина. В ходе расследования возникли какие-то проблемы, которые он хочет обсудить лично с вами. Сейчас час ночи, – добавил он. – Может, пусть придет завтра, к десяти?

– Завтра в десять совещание у губернатора, – посмотрел в свою записную книжку начальник службы безопасности. – Спроси его, он уложится в двадцать минут? Если да – приглашай.

– Хорошо, – удалился Перепелица, но через несколько минут вернулся с карточкой, на которой была наклеена фотография майора Скомороха и его полная биография с комментариями специалистов отдела внутренней безопасности. Такие карточки имелись на всех сотрудников Коблевской службы безопасности. И в обязанности Перепелицы входило класть эти карточки на стол Ивана Трофимовича перед встречей с сотрудником. Червоненко бегло пробежал глазами по карточке Скомороха и зацепился за выводы специалиста-психолога управления внутренней безопасности, который выделил синим цветом суждение, что «Василий Васильевич Скоморох беспредельно предан идеалам Майдана, был его активным участником, однако является убежденным антисемитом, что следует из его постоянных высказываний, склонен к садистским методам допроса. Возможно его использование в дискуссиях с еврейской элитой города и области для обращения ее к воплощению в жизнь идеалов Революции достоинства.»

– Разрешите? – спросил майор Скоморох, стоя в дверях кабинета.

– Входи, – разрешил начальник службы безопасности области и еще раз взглянул на карточку, лежавшую перед ним. – Василий Васильевич, – сказал он, – присаживайся, в ногах, как говорится, правды нет.

Со всеми сотрудниками, несмотря на звания, должности и возраст, Иван Трофимович был на «ты».

– Спасибо, – ответил Скоморох и сел на предложенное ему место, в конце длинного стола для совещаний руководства областной службы безопасности.

– Что там случилось со Снаткиным? – спросил Иван Трофимович, не поднимая головы от карточки.

– Полковник Снаткин задержан в связи с получением взятки в особо крупном размере, – четко отрапортовал Скоморох и автоматически встал.

– Сиди, – взглянул на майора и махнул рукой Червоненко. – Этого Снаткина разрабатывали мы?

– Никак нет, – ответил Скоморох и снова поднялся. – Старший детектив НАБУ Волошенко наблюдал за ним месяц через микрокамеру в аквариуме.

– Понятно, – недовольным тоном сказал начальник. – А где были мы? Или у нас нет агентуры в полиции?

– У нас есть информаторы, но в этот раз что-то не сработало. Будем разбираться.

– Разберись, пожалуйста. С доказательствами у прокуратуры все в порядке? – спросил Иван Трофимович, снова не глядя на Скомороха.

– Как раз по этому вопросу я и хотел с вами… посоветоваться, – сказал Скоморох. – Но сомневался, не хотел вас по пустякам беспокоить. И тут звонок от вашего помощника.

– Какие-то проблемы возникли? – Иван Трофимович посмотрел прямо в глаза Скомороха, отчего Василий Васильевич внутренне похолодел. Взгляд начальника был презрительно-внимательный и казалось, не обещал ничего хорошего.

– Исчез взяткодатель, – сказал Скоморох. – Гражданин Украины еврейского происхождения. Сначала он притворился больным и его из прокуратуры отвезли в больницу, оттуда его забрали активисты общества «Москоляку на гиляку».

– Как забрали? – удивился начальник. – В больнице же есть пост полиции.

– Будем разбираться, – сказал Скоморох. – Я выяснил, что взяткодателя Пермана это общество продало обществу «Самозащита» за двадцать тысяч долларов.

– Что значит «продало»? – возвысил голос Червоненко.

– Я встретился с полковником в отставке Остапом Ивановичем Недобойко и выяснил, что Остап Иванович возглавляя общество «Самозащита», заключил договор купли-продажи евреев с израильской фирмой «Сионские мудрецы». За каждого еврея, который страдает от антисемитских акций или может оказаться в руках антисемитски настроенных людей, общество «Самозащита» получает тридцать тысяч долларов. Они выкупили взяткодателя Пермана и передали его на хранение в нашу местную синагогу. Когда я потребовал от полковника Недобойко вернуть Пермана в прокуратуру, он категорически отказался. Я хотел его арестовать, но он начал шантажировать меня звонком к вам, а дело уже было за полночь и я не решился на его арест.

– Откуда тебе стало известно, что Недобойко занимается таким противозаконным делом? Из агентурных данных?

– Нет. Полковник Недобойко сам мне все рассказал. Я предупредил его, что Перман является государственным преступником и его нужно вернуть в прокуратуру. Полковник Недобойко тогда предложил мне сделку: если я даю ему пятьдесят тысяч долларов, он возвращает мне Пермана. Я, естественно, отказался, и тогда он обматерил меня и назвал душегубом. Свидетелем происшедшего был капитан Иван Потебенько.

– Ну и дела, – возмутился начальник. – Нам еще этого не хватало, торговли евреями. Это какой-то совок. Тогда их продавали за пшеницу. А у нас их продают из-за, якобы, антисемитских настроений в стране. Это же международный скандал. Ты сам в это веришь, что у нас притесняют евреев?

– Никак нет, – ответил Скоморох. – У нас премьер-министр – еврей.

Он даже захотел сказать, что его будущий зять также является евреем, но решил это не обнародовать в связи с неизвестным отношением начальника к этому факту.

– Что ты предлагаешь, майор?

– Я предлагаю направить спецназ в синагогу и захватить Пермана, пока они не переправили его в Израиль.

– А завтра этот пропагандон Кордон, сионистский выкормыш, очернит нас на весь мир. В этом месте майор Скоморох возблагодарил Бога, что тот не дал ему возможности рассказать о позорном факте его биографии. – Нет, майор, – продолжил Червоненко, – это не наши методы. Но и уйти этому Перману мы не можем позволить. На всякий случай, присмотрим за зданием синагоги, чтобы оттуда мышь не смогла проскользнуть.

Начальник службы безопасности испытующе посмотрел на стоявшего Скомороха.

– А почему ты до сих пор исполняющий обязанности начальника отдела? – вдруг спросил Иван Трофимович. – Тебе скоро на пенсию, а ты, как мальчишка, гоняешься всю ночь за каким-то евреем.

– Так я исполняющий обязанности только месяц, – затрепетал Скоморох. – На время болезни нашего начальника Полетаева.

– В общем, так майор, – сказал с металлом в голосе Червоненко, – полковник Недобойко явно скурвился. Я даю тебе пятьдесят тысяч долларов, ты передашь их Остапу Ивановичу, мы арестуем его при получении денег, а ты заберешь Пермана. Если все пройдет нормально, получишь звание подполковника и в придачу отдел. А кроме того, поручаю тебе лично провести профилактическую беседу с местным раввином.

– Я с удовольствием сделаю это, – пообещал Скоморох, розовея от радости.

– За ермолку не трогать, не пугать, не грозить, просто предупредить священнослужителя о недопустимости использования религиозных учреждений для укрытия от уголовной ответственности граждан Украины еврейского происхождения.

Иван Трофимович поднял трубку и в дверях появился его помощник Перепелица.

– Сергей Петрович, утром выдадите майору Скомороху пятьдесят тысяч долларов, предварительно помеченных, как положено при проведении операции и снабдите его соответствующими записывающими устройствами, а также выделите в распоряжение майора две машины с оперативниками.

– Будет сделано, – ответил Перепелица и пригласил Скомороха выйти.

– Желаю удачи, майор, – сказал Червоненко, не вставая.

– Слава Украине, – вскричал Скоморох и вышел.

– Водитель уже прогревает машину, – сказал Перепелица.

– Пусть отвезет тебя домой. А мне опять не до сна. Появились срочные задачи, которые надо решить немедленно.

– Иван Трофимович, – взмолился помощник, – а таблетку вы приняли? Ирина Николаевна меня со свету сживет.

– Хорошо, что напомнил, – улыбнулся Иван Трофимович. – И с майором согласуй, когда ему удобно завтра явиться. Операция того стоит.

33

Василий Васильевич приехал домой в приподнятом настроении. Жена Вера проснулась, как только он вошел в прихожую, вышла в кухню в ночнушке, зевая, задвигала посудой, чтобы приготовить ему еду. Он подошел к ней сзади, обнял и поцеловал. Она обернулась к нему с улыбкой и спросила:

– Чего ты сегодня такой веселый?

– Премию получил, – с гордостью сказал Скоморох и выложил на кухонный стол пачку долларов.

Жена села за стол, начала считать деньги.

– Ровно десять тысяч, – с радостью сказала она. – У вас уже гривна не котируется? Выдают долларами?

– Между прочим, – заметил Василий Васильевич, – Международный валютный фонд дает кредит нам в долларах, а не в гривнах.

– Наклони голову, – потребовала жена.

Скоморох нагнулся и жена сочно поцеловала его в губы.

– Кормилец ты наш, – ласково сказала она. – Эти деньги пойдут на Анфискину свадьбу. – тут же твердо произнесла она и сунула деньги себе в бюстгальтер. Несколько стодолларовых купюр выпорхнули из ее рук и разлетелись по кухне. Их никто не стал собирать.

Василий Васильевич любовался женой и находил ее в этот момент самой красивой и самой соблазнительной на свете. Жена встала к плите, чтобы налить ему борщ и очертания двигающихся бедер всколыхнули в нем желание тут же увлечь ее в спальню, но он знал, что пока она его не накормит, никакого дела не будет.

«Да ей эта Машка и в подметки не годится, – подумал почему-то Скоморох. – Кто в молодости красив, тот и в старости пригож»

Жена подала на стол глубокую тарелку борща, вынула из холодильника буженину, сервилат, голландский сыр и охлажденную бутылку водки.

– Не-е, – сказал Василий Васильевич, – здесь у нас на столе чего-то не хватает.

– Огурчики? – зарделась жена.

– Огурчиков не хватает точно, но и второго стакана я тоже не вижу.

– Васюня, – сверкнула глазами жена, – уже пол второго ночи. Завтра соображу вечером ужин на двоих.

– До завтра еще дожить надо, – сказал Скоморох и обхватил жену сзади. – Неси второй стакан.

Жена игриво вырвалась из его рук и пошла в зал. Пока Скоморох хлебал борщ, закусывая ломтем буженины, он слышал журчание воды в ванной, шуршание какой-то одежды, затем увидел жену в шелковом китайском халате. От нее несло французскими духами. Она поставила на стол еще один стакан, разлила водку в них, подняла свой стакан и сказала:

– За тебя!

Василий Васильевич тоже поднял стакан и сказал:

– За тебя!

Два стакана звякнули друг об друга. Муж и жена практически одновременно опрокинули в себя водку. Причем жена сначала скривилась, схватила со стола соленый огурец и закусила им.

– Деньги не растеряла, когда переодевалась? – спросил Скоморох.

Жена, рассмеявшись, расстегнула халат и Василий Васильевич увидел ее голую грудь

– Не беспокойся, – мотнула она головой, – все уже оприходовано.

– Я и не беспокоюсь. Кстати, между первой и второй – перекурчик небольшой, – наливая водку жене и себе предложил Скоморох.

– Может, мне хватит? – для вида сказала жена. – Я уже пьяная.

– Обижаешь, – с гордостью произнес Скоморох. – Обижаешь подполковника службы безопасности.

– Тебе присвоили новое звание? – с радостью вскочила жена. – Так что ж ты молчишь?! Налей мне полный стакан! Наконец-то и на нашей улице будет праздник.

Она выпила полный стакан водки и плюхнулась на колени к Василию Васильевичу, обнимая и целуя его.

– Еще не представили, – выпив второй стакан и рукой проведя по губам, сказал он. – Но обещали, если завтра я выполню одно очень ответственное задание. А я его выполню обязательно.

– Ты его выполнишь обязательно, – пьяным голосом подтвердила жена. – Потому что я тебя люблю.

Она попыталась встать с колен мужа, но не смогла

– А хочешь поиметь меня здесь, прямо на столе? – спросила она мужа и сбросила с плеч цветной халат.

Скоморох помог жене встать и халат бесшумно соскользнул на пол. Обнаженная жена легла на свободную часть стола и подняла голые ноги.

Василий Васильевич уснул сразу же, как только они, поддерживая друг друга, дошли до кровати в спальне. Ему снился какой-то калейдоскоп снов, то Маша кричала на него, что он импотент, то Остап Иванович Недобойко, пересчитывая деньги, сказал, что не хватает одной тысячи и Скомороху пришлось доложить свои, что немного расстроило его, то появился Перман, которого он никогда в жизни не видел с рогами, в копытах и с хвостом. «Прочь, – кричал он взяткодателю и открыл глаза. Голая жена пыталась лечь на него, тоже голого, шепча, что у него же на столе получилось. «Не гони меня, любимый, – просила она в полусне. Но Василий Васильевич, столкнул ее с себя, перевернулся на живот и снова уснул

34

Адвокат Кемельман, когда рассказывал Маше, что его связи с женщинами, не является изменой жене, немного лукавил. Эти интимные отношения в тайне от жены были что-то наподобие мелкой мести ей. На самом деле, женясь на Кате Сазоновой, актрисе местного русского театра имени В.П. Чкалова, которая, по мнению театральной общественности, была красавицей, он не предполагал, что Катя за неделю до свадьбы переспит с его другом Кириллом, фотокорреспондентом областной газеты «Правда Прибужья».

Сидя на свадьбе и глядя на танцующую невесту, Кирилл наклонился к Альберту и тихо сказал:

– Какую классную телку ты взял в жены. А я испугался. Теперь ты один будешь всю жизнь пить шампанское.

– О чем ты, Кирюша? – не понял Алик пьяного друга.

– Неделю назад она сама пришла ко мне, сказала, что любит меня и решила потерять свою девственность до брака с любимым человеком. А замуж пошла за тебя. Эти два решения она приняла сама.