Эти Дети

– Хорошо… – протянул он и положил руки в карманы, – Но не все человеческие особи таковы. Некоторые из них считают, что уже достигли много и, как они говорят, насыщаются засуженной роскошью. Они мчаться по длинной Аллее Наслаждений, но забывают, что каждая улица заканчивается на стыке с другой. Так, за углом людей всегда поджидает разочарование – в самих людях, в выдуманном ими же богатстве, в себе… – Он снова сел напротив сестры и, широко разведя руки, воскликнул, – Но так ведь нельзя! В чем радость пресыщения?! – Роджер вскочил на ноги. Его распирало от того, что он пытался донести до сестры. Нельзя было понять, что так корчило его лицо – то ли чувство восхищения собственным мыслями, то ли страх перед тем, что руководило его разумом и телом – но выглядело пугающе, – Счастье нельзя получить, если ты постоянно купаешься в блаженстве! Чтобы испытать счастье… – Вдруг Ро остановился посередине комнаты и закашлялся, прикрыв рот рукой. Когда же он снова смог говорить, с его губ хрипло опали на пол и разбились на острые осколки слова, – Нужны страдания…

Он сказал это тихо, но в голове Ларисы его голос звучал громким эхо и дрожью разносился по всему телу. Роджер подошел к дивану:

– Встань, пожалуйста.

Лара поднялась и стояла вплотную к брату, чувствуя его учащенное дыхание. Роджер обнял сестру:

– Я очень хочу показать тебе одно место – оно удивительное. Не смотря на то, что ты столько всего натворила… Ты будешь счастлива! Ведь я так люблю тебя, с самого твоего рождения…

В глазах девочки снова появились влажные блики; она мотала головой из стороны в сторону, но ничего не говорила – губы жгло.

– Не бойся, я рядом… – Роджер взял ее за руку, крепко стиснув ладонь, и скорыми шагами зашагал в соседнюю комнату, – Я очень старался!

Он отворил дверь. Окна были забиты досками, так что свет не проникал в помещение. Роджер вошел в комнату, притянув с собой сестру, и закрыл дверь. Он прошёлся по комнате, словно жил в ней с рождения, точно знал расположение всех предметов мебели и не боялся наткнуться на что-то в темноте. Мрак был кромешный. На секунду Ларе показалось, что она ослепла и больше не увидит пугающее лицо брата. Но как только она об этом подумала, Роджер начал по очереди зажигать высокие свечи, расставленные вдоль стен. Запахло воском. Стали вырисовываться силуэты стоявших рядом предметов, а через несколько секунд Лара уже четко видела орудие, изготовленное братом и столик с подручными приборами напротив. Это была высокая доска с вырезанными в ней четырьмя узкими дырами, в которые протянулась смертоносной змеей толстая веревка.

– Нравится? – спросил Роджер и уставился на сестру, как маленькие дети смотрят на родителей, и ждут реакции одобрения на подаренную ими поделку или рисунок, – Ну не молчи! – Он улыбался так же, как делал это в детстве: кто угодно был готов поверить в его невинность и добросовестность.

Что касается последнего качества, то орудие было и правда выполнено хорошо: аккуратные разрезы, крепко завязанные узлы верёвок.

– Ты, правда, молодец… – Начала было Лара, но Ро снова её перебил:

– Тогда чего мы ждём? Залезай! – Вскрикнул мальчик и толкнул сестру в сторону огромного изделия из дерева. Лара вскрикнула и попыталась выбраться, но брат толкнул её сильнее, и она ударилась спиной о доску. Тогда Лариса вытянула руки, чтобы брат не подошёл к ней. По щекам слезы катились полноводными реками. Роджер отошёл к погасшей свечи, чтобы снова её зажечь. У той стены, где была дверь на выход из этого жуткого места, свечей не было, и Лара решила, что именно сейчас есть шанс сбежать. Она бросилась к двери и нажала на её ручку. Роджер широким шагом направился к двери, громко топая тяжёлыми ногами, но прямо у двери упал. Он схватил сестру за ступню, перешагивающую порог комнаты и втащил её обратно. Лара рухнула на пол и расплакалась.

– Не нужно уходить! Я ведь тебя хочу сделать счастливой! – он помог сестре подняться и, нежно обняв сзади за плечи, подвел обратно к «Машине счастья», как он её назвал, пока трудился над её проектом ночью. Лара поддалась воле брата, но всё еще лелеяла мысль сбежать, рассматривая помещение. Когда Роджер просовывал ноги Лары в петли веревок, выглядывающих из нижних отверстий, Лара снова попыталась бежать. Никогда до этого не верящая в сверхъестественные силы, она, кажется, обрела веру во всех богов сразу. Но как не всё правда, что написано в Библии, так и не все желания Бог выполняет сразу. Роджер успел встать раньше, чем щиколотки сестры успели вырваться из плена петель. Он прижался к ней всем телом, вдавливая девочку в стоящую за её спиной доску.

– Не беги, сестрёнка. Я же попросил, – спокойно сказал Роджер на ухо Ларисе, – Будет плохо, если ты уйдёшь, – он вздохнул и, нагнувшись, потуже затянул веревки, – Готово.

Ро отошёл на несколько шагов от сестры и рассмотрел конструкцию:

– Хорошо, – сказал он, кивая головой, улыбаясь от гордости самим собой. Он подошёл к располагавшемуся рядом столику. На нём лежало несколько крупных ножей, лезвие и огромный топор, каким рубят деревья, – Жаль, конечно, что это всё, что я нашёл в этом домике. Но для лесника этот запас не так уж и плох, – он улыбнулся и протянул руку к небольшому лезвию, лежавшему у самого края стола, – Не всё сразу…

Мальчик подошёл к сестре вплотную, Лариса плакала. Он согнул руку в локте так, что лезвие оказалось прямо на уровне щеки сестры, где ещё красовался красный след недавнего поощрительного жеста брата. Роджер приблизил острый край к коже девочки и, немного нажав, провёл линию до кончика губ. По краю пореза показались капли крови.

– Как ощущения?

Лара молчала.

– Дурак! – воскликнул Роджер и хлопнул себя по лбу, – Ты же себя не видишь! – с этими словами он вышел из комнаты.

Через несколько минут грохота за дверью Лариса увидела брата, входящего в комнату с огромным зеркалом. Он поставил его напротив, загородив выход, так, что Лариса теперь могла хорошо видеть своё отражение.

– Я всё предусмотрел! – похвастался брат и снова подошёл к столику, – Продолжим…

– Стой! – громко сказал Лариса, – Собери мои волосы в хвост – они мешают обзору. Как я могу видеть шоу, если мне что-то мешает? – девочка решила, что брат пойдет искать что-то, чем можно заколоть волосы сестре, а за это время, она непременно найдет способ выбраться.

– Да, конечно. Наверное, немного удобств не помешает… – он схватил нож с широким лезвием, но непропорциональной для него, узкой ручкой. Роджер собрал перед лицом Лары её волосы, схватив их широкой ладонью, и прямо перед носом сестры чиркнул лезвием. Лариса вскрикнула, и густые тёмные локоны опали на пол, – Так лучше? Тебе идёт, – подытожил брат, и, не дожидаясь ответа, провел ножом по виску девочки, изобразив плавную линию. Девочка молчала и смотрела в тёмные глаза старшего брата – защитника, заступника, главную и единственную опору, на которую она сама же и хотела равняться. Он был похож на сумасшедшее животное: волосы всклокочены, запачканное в саже лицо и бешеные глаза, ищущие, чего бы ещё покалечить (или, как он сам считал, осчастливить).

Шло время, лезвия в руке мальчика становились толще, а порезы на теле девушки – чаще. Она смотрел на своё отражение и переставала дышать.

– Хорошо, что только я стала жертвой! – думала она, – А если бы мы не ушли…

Слёзы мешались с кровью и солёная смесь стекала по телу…

На время покинем комнату и вернёмся к «Машине счастья» в тот момент, когда рука Роджер попросит топор… Не будем тянуть и поспешим к ребятам…

Когда тяжёлая рукоятка главного орудия лесника оказалась в ладони Рожера, Лара уже мало что ощущала и оставила мысль о побеге. Она тихо плакала – больше ни на что у неё не хватало сил.

– Всё хорошо сестрёнка? – спросил Ро, приблизившись к сестре, – Знаешь, какой я был толстяк. Понимаешь, что девочки всегда отдавали предпочтение кому-то другому… Я ни одну девушку не видел так близко, как видел тебя, и, честно говоря, иногда подглядывал за тем, как ты переодевалась у себя в комнате, подбирая блузку к любимым брюкам…

Лара не сердилась на брата – ей было всё равно, если она вообще ещё могла воспринимать информацию.

– Хорошо, что ты поняла меня и не злишься – ты лучшая сестра! – он поцеловал её в лоб, – Но я бы хотел увидеть твоё тело снова прежде, чем ты станешь совершенно счастлива.

Одним концом топора он провёл по блузке девочки и темная ткань поддалась. На коже Лары осталась тонкая царапина – линия, по которой расползлась блузка. Роджер осторожно поцеловал сестру в щеку и провёл линию сильнее. Лара хотела вскрикнуть, но голос не вылетел наружу: он поднялся до груди и, раздавшись по всему телу, спустился сквозь порезы на ступнях под землю, оставшись не услышанным.

– Теперь последние штрихи, – прошептал братец и завёл топор за голову, – Я люблю те… – вскрикнул Роджер и обессиленный рухнул на пол. За его спиной стоял высокий мужчина с густой русой бородой.

Лара посмотрела на Роджера. В спине мальчика торчал топор. Разбрызганная кровь оставила следы на его светлой рубашке. Девочка подняла глаза на только что вошедшего человека. У него был высокий лоб и густые тёмные брови. Эмоции брали над девочкой верх, отчего она не поспешила поинтересоваться вошедшей личностью, зато с интересом стала разглядывать своё отражение в зеркале, стоявшем напротив. Короткие тёмные волосы были всклокочены и торчали в разные стороны; на лице из нескольких следов от лезвия сочилась кровь, капая на оголённые грудь и живот; ноги были украшены синяками разных оттенков.

– Кто ты? – спросил мужчина, подойдя ближе к привязанной девочке. Лара отвела взгляд от зеркала и посмотрела на спасителя:

– Разве это имеет какой-то смысл?

– Конечно… – он замешкался и наклонился к её ногам, – Конечно имеет. Тебя наверняка ищут… Ты позволишь? – он указал на верёвки, снизу вверх разглядывая лицо пленницы. Девочка не ответила. Окровавленным ножом, валявшимся на полу, были перерезаны верёвки, оставившие следы на щиколотках Лары; затем, он освободил её руки. Лара вздохнула и улыбнулась, дотрагиваясь до кистей.

– Я Мэтью, а ты… – спросил мужчина, разглядывая Лару.

– Счастливая… – прошептала девочка. Ноги её налились свинцом и не могли больше удерживать вес тела. Мэтью поймал её и вынес из комнаты.

*ТО ЖЕ УТРО В БИБЛИОТЕКЕ*

Когда солнце уже поднялось, хотя оно и осталось не замеченным в это день из-за туч, в библиотеке все спали, за исключением, конечно, наших троих. Диана рассматривала свод законов, а Кира консультировалась с Эндрю о том, какие наказания предусмотрены за «проступки» (она говорила это слово шёпотом, словно боялась произносить). Нельзя сказать, что он в этом разбирался, но несколько знакомых Эндрю были осуждены и находились в тюрьме за различные огрехи.

– Расскажи ей и про своего братца,– сказала вдруг Диана, оторвавшись от книги, – про чужих-то проще рассказывать, чем про родню.

– Твой брат тоже в тюрьме? – спросила Кира и вытаращила на нового знакомого тёмные покрасневшие глаза.

– Он не в тюрьме, – Эндрю бросил озлобленный взгляд на супругу, но скоро потупил его в пол и застенчиво рассказал девушкам, как несправедлива жизнь.

Читатель, я расскажу тебе то, что поведал слушательницам Эндрю, но в его рассказе было столько ругани… Я пропущу её, чтобы ты не был сильно напуган образованностью дровосека…

В семье Дрю было шесть детей: пять русых мальчиков и одна тёмненькая девочка с крупным носом, нагулянная признавшейся в случившемся матерью. Первые трое были рождены друг за другом с разницей в год, а последние двое появились на свет близнецами, названными в честь отца и деда матери – Эндрю и Мэтью. После этих двоих родилась и Элла – единственная сестра пяти ребят. С самого своего рождения братья – Мэтью и Эндрю были неразлучны. Вместе они и сбегали с уроков в местной школе, и дразнили лающих из-за забора собак; ни на шаг не отходя друг от друга, ребята спешили попробовать в жизни всё, особо не обращая внимания на пьющего отца и гуляющую мать. Отец мальчиков был дровосеком, как в свое время и его отец. Однажды, выпив лишнего, он решил, что неплохо было бы отругать жену, но долго сидел на кухне, выдумывая причину. Та нашлась сама. Отец услышал, как отворилось окно в их спальне; последовал грохот и шипение. После чего всё затихло.

– Любовник у тебя там что ли? – рассмеялся он. Жена, сидя в спальне расхохоталась. Услышав смех любимой, отец немного успокоился, решив, что, чем ругать жену, лучше ещё выпить. Так прошло полчаса в компании стеклянной бутылки и рюмки. Когда выпивка закончилась, отец зашёл в спальню, чтобы достать из-под кровати ещё бутыль, хранившуюся там, как он говорил «на всякий случай». Каково же было его изумление, когда он застал жену раздетой в объятиях молодого сына соседей, приехавшего на время погостить к родителям из дальнего Города. Недолго думая, он выбежал из комнаты. Когда ноги его снова переступили порог спальни, жена уже спала. В комнате стоял запах сигаретного дыма, а на прикроватном столике лежали несколько купюр. Отец размахнулся топором, принесенным с улицы, и, разбудив жену, зарубил её. На крик сбежались три сына и Элла. Отец бросил в их сторону топор и задел всех трёх мальчиков; девочка тихо выскользнула из комнаты и бежала искать близнецов. Мужчина лег на запачканную постель и уснул. Когда же он проснулся и увидел, что натворил, слёзы потекли по щекам его. Сердце не выдержало горя, и дровосек умер.

Трое оставшихся в живых детей не пришли на похороны родителей. Они жили в подвале соседей, о чем сами владельцы подвала не скоро узнали.

Опущу часть жизни близнецов и поведаю интересующую нас часть.

В каждую дружбу приходят испытания. Так случилось и с нашими братьями.

– Она же не родная сестра, – шептал как-то ночью Мэтью, – значит, мы сможем пожениться.

– Ты ещё не уверен, что нравишься ей, зато жениться уже готов! – воскликнул в ответ Дрю. Он в свою очередь надеялся, что никто не догадывается о том, что и сам был не против взять в жёны симпатичную сестрёнку, но она, явно отдавала предпочтение какому-то однокласснику. Элла завсегда была причиной ссор мальчиков, что доставляло ей самой немало удовольствия. Симпатичная девушка расцветала на глазах – фигура становилась женственнее, а густые тёмные волосы так манили, развеваясь на ветру. Элла понимала, насколько она привлекательна и не раз ссорила их, замечая на себе взгляды двух подрастающих мальчишек.

– Ты дурак, Эндрю, что не понимаешь, на сколько она прекрасна. Я бы любыми силами сделал так, чтобы она согласилась быть только со мной, – продолжал Мэтью. На его подбородке уже проступал лёгкий пушок, и он аккуратно сбривал его каждое утро. Эндрю же, наоборот, гордился тем, что у него одного в классе уже росли достаточно густо усы, а борода отличалась особенно насыщенным рыжеватым оттенком.

– Она всё равно не согласиться. И что же ты, убьёшь её? – рассмеялся Дрю, подложив под голову руку. Он лежал на спине и рассматривал потолок подвала, – Нужно всё же найти дом получше этого подвала. Однажды нас всё равно от сюда попрут… – добавил он, опуская веки.

– И куда же ты пойдёшь? – Мэтью решил переменить тему, потому что разговор принимал не выгодный для него оборот.

– Да хоть бы и в Белый Замок. Там наверняка нужны дровосеки или садовники, – он махал другой рукой перед лицом – назойливая муха садилась на нос, – только школу закончить нужно. Впрочем, осталось несколько месяцев…

– Делать там нечего! – воскликнул братец, – В Белый Замок! Какой ты умный! Никому ты там не нужен!

– Говорят, они никогда не отказываются от рабочих рук – дом-то огромный.

– Ну и иди туда, куда все идут! Никакого счастливого будущего…

– Думаешь, с нашим прошлым может быть счастливое будущее? – Дрю снова рассмеялся, хотя ему хотелось плакать, когда он представлял, как отец отрубает голову сонной матери: глаза её еще полузакрыты, и она вопит от неожиданности, а не от боли; а умирает, непременно, не от потери крови, а от шока. Вряд ли она такое ожидала…

– Ну и вали! Мне ты тоже не сильно нужен! – Мэт вскочил и вышел из комнаты, – А Элла будет моя! – слышалось за дверью.

На следующее утро труп Эллы лежал на пороге дома какого-то из одноклассников, которому девушка регулярно строила глазки на уроках: голова лежала отдельно от тела. Лицо её было совершенно бледным, но губы застыли в улыбке, а глаза были полуоткрыты, словно она смеялась, когда кто-то делил её на части. Первыми же подозреваемыми оказались братья. Но Эндрю ушёл из подвала той же ночью и наведался в Белый Замок, где было подтверждено его алиби местными домработницами; а вот Мэтью прогулял где-то всю ночь, ни кем не замеченный. Полицейские не решились разбираться в этом деле и осудили братца погибшей. Но так, как не было доказательств о его виновности, да и к тому же близнец осуждённого пытался опровергнуть обвинение, парня сослали в лес на поселение в домике у реки, где он должен был работать на какую-то городскую фирму лесником.

Эндрю прервал рассказ и потёр вспотевшие ладони. Диана положила ладонь на плечо мужа, а Кира, кажется, была напугана ещё больше.

– А сотрудники полиции уже сменились? – спросила вдруг она. Двое вопросительно уставились на подругу, – Но если нет, то, может, они и не будут разбираться в нашем деле?

– Это было бы здорово, – ответила Ди, – но ведь они так же могут просто посадить нас, так же не разбираясь в ситуации. Почему мы просто сами не пошли в полицию? Не мы ведь виновны в их побеге…

– Ты что! Нас бы непременно уволили!

Дрю громко покашлял, чтобы привлечь внимание девушек:

– В любом случае, деи должны быть найдены. Вокруг лес – они могут бродить в нём, блуждать. А ведь там полно диких зверей…

Девушки немного успокоились.

– Ты прав, – сказала Кира, – нужно беспокоиться за шкуры детей, а не за свои.

Диана кивнула и обняла мужа:

– Есть предложения, где мы можем их отыскать?

– Карта леса есть? – Эндрю оглядел зал, в котором они расположились, – Возможно, Мэтью что-то об этом знает. Мы могли бы… – он не закончил фразу, потому что его прервала Кира:

– Нет! А если он нас убьёт?! Вы хоть сами-то понимаете, на что собираетесь идти?! Останетесь потом так же, как твоя, Эндрю, сестрица: на пороге чьего-нибудь дома. Или того хуже, брошенные трупы в лесу…

– Не говори ерунды. Эндрю раз в месяц встречается с братом последние четыре года. Жив же ещё, – заверила её Диана. Кира покорно согласилась на план мужа подруги. Изучив карту, Эндрю растолковал девушкам маршрут и научил ориентироваться по карте. После чего, он заверил группу, что полицейские его попросили в помощи с другим делом, и назначил нового «главного». Им стал человек небольшого роста, но массивного в ширину, имевший должность повара в Белом Замке и носивший с собой завсегда несколько свежих булочек – было загадкой, откуда они всегда у него появлялись, однако никто не отказывался, если он вдруг предлагал попробовать.

Эндрю шёл под руку с супругой, а Кира плелась за ребятами, укрываясь под зонтиком с картой.

– А вам что, совсем не нужна карта, Эндрю? – спрашивала она несколько раз за дорогу, семеня крошечными ножками.

– Ходили бы вы, Кира, по лесу каждый месяц – весь бы его выучили, – отвечал спокойно Эндрю.

Всю дорогу он рассказывал забавные истории о том, как подрастает их сынишка.

– И носик у него, – говорил отец, – совсем как у тебя, Ди! Совсем как у тебя!

Путники долго шли под дождём. День, как я уже говорила, выдался прохладным, и ветер бегал в разные стороны, создавая сквозняки. Дождевые капли то попадали в лицо, не давая рассматривать синие ели, то били по спине, подталкивая к домику дровосека. Вскоре они оказались у реки, не заметив, как прошло почти полдня.

– А вот и он, – сказал Эндрю, – Эй, братец! – крикнул он протяжным басом. На том берегу мужчина обернулся, помахал широкой рукой и поспешил ближе к окликнувшим его людям, – Холодрыга сегодня какая! Как реку-то твою пересечь? – рассмеялся Дрю.

Мэтью вернулся в дом и спустился в подвал, достал какое-то массивное деревянное сооружение, напоминающее небольшую лодку, и оттащил его к реке. Когда братья встретились, Мэтью поцеловал руки дамам.

– Дай угадаю, – сказал он, – эта красавица твоя жена? – он осмотрел Диану с головы до ног и одобрительно кивнул. Девушка не поняла такой дерзости, и Мэт решил объясниться, – Простите, мне брат столько про вас рассказывал, но ни разу ещё не приводил. Должно быть, и у вас что-то стряслось?

– И у вас? – спросил удивлённо Дрю, жадно хватая каждый сантиметр тела брата. (Знаете, когда уезжаете из какого-то потрясающего места, вы пытаетесь запомнить всё или как можно больше, но, вернувшись домой, понимаете, что остались почти ни с чем? Так вот и Эндрю каждый раз пытался запомнить брата как можно лучше, но через несколько дней уже снова подходил к зеркалу и не был уверен, что его брат именно такой. «Нос, кажется, немного другой?» – думал он.), – Ну и бородищу ты себе отрастил!

Мэт рассмеялся и потянул за бороду близнеца:

– Твоя погуще будет! – он тоже рассмеялся, – Пойдемте в дом, там всё и расскажу.

Тем временем в Белом Замке появилась ещё одна гостья, которая неизменно окутывала всех обитателей страхом – за пропавших детей, за детей прислуги, находившихся теперь при строгом надсмотре, за себя. Гостьей была паника.

– Никто не знает, что стало с детьми, – твердила упрямо она на ухо каждому, что порождало немало слухов. У каждого жителя Белого Замка была выдумана красочная история – одна другой страшнее. Но что может напугать сильнее, чем что-то фантастическое? Дровосеки твердили, что по окраинам леса бродит Чудище, что сгоняет ворон с еловых ветвей вечером, а по ночам затягивает в своё логово детей, где, наверняка, уже не один ребёнок погиб. Служанки наперебой, взвизгивая, шептались, что это призрак пропавшей жены хозяина умертвил детей и спрятал туда же, где сокрыто тело и его самого. Дети боялись выходить из комнат, особенно ночью. Их страх прокрадывался в комнаты ко взрослым, где они вздыхали и вздрагивали, заставлял девушек плакать по ночам, а мужчин – тихо ругаться. Днём вся прислуга уныло делала свою работу, а перед сном они, собравшись в подвале кирпичных стен, куда строго не допускались дети, пугали друг друга новыми выдумками.

– Что будем делать, Майк? Что делать! – Рита стояла напротив трюмо из красного дерева с витиеватыми узорами и вглядывалась в отражение. Недосып оставлял следы на её лице: кожа была совершенно суха и мертвенно бледна, а глаза были пустыми и серыми от того, что Красная королева непрестанно проливала слёзы, – Неужели они так и не найдутся?! – она опустилась на массивное кресло, стоявшее в углу комнаты и, скрестив тощие ноги, прошептала, – Я никогда и ни за кого так ещё не переживала…

Женщина смотрела в пол, словно пытаясь разглядеть там какой-то намёк, помощь в поисках.

– Как думаешь, я виновата в этом?

Майк сидел на чёрной смятой простыне в наспех завязанном халате и рассматривала свою жену.

– Не говори глупостей, – он взглянул на Риту и отвернулся, чтобы скрыть наворачивающиеся слёзы, – Дети просто играют с нами. Такие же странные, как их мать…

Маргарита было начала плакать, но муж подошёл к ней и аккуратно собрал солёные капли с влажных ресниц:

– Всё будет хорошо, – улыбнулся он, – Всё будет хорошо…

Майк сел в ногах у жены и рассматривал её глаза. Они были так трагично прекрасны, так отрёшенны, что он не мог оторваться от них. Супруги просидели так около часа, не обронив ни слова. Спустя время в комнате раздался тихий испуганный голос, полный той печали, которая способна родиться только в голосе матери:

– Майк, – она опустила руку ему на щёку, – у меня такое чувство, что мы их уже не увидим… – по щекам протянулись несколько серебряных нитей. Майк поцеловал острые пальцы жены и, приложив губы к её ладони, глухо застонал и заплакал.

– Всё будет хорошо… – шептал, не переставая, он, – Всё будет хорошо… – вкус соли замирал на его бледных губах.

Читатель, нас заждались в другом доме – в том, что на дереве…

– Ушли и ушли! – орал Эрик, обходя комнату, – Зато не убили! И на том спасибо!

– А что, если они теперь в опасности? – Элизабет сидела на узком подоконнике и, чтобы не упасть, опиралась в него руками так, что локти чуть-чуть не выгибались в обратную сторону, – Может, разыщем их, как думаешь?

– Элизабет, не дури! – он подскочил к девочке и встал в паре миллиметров от неё. Он пододвинул табуретку к окну и шлёпнулся на неё, сгорбив спину так, что лица их оказались на одном уровне, и крошечный носик Лизы, украшенный веснушками, как новогодняя ёлка – гирляндами, почти касался длинного и острого носа друга. Щёки Элизабет вспыхнули, и румянец отразился на щеках Рика, словно бы в зеркале. Они жадно впились друг другу в глаза и, дав себе мгновение на сомнение и нерешительность, оба поддались чему-то прекрасному. Рик немного подался вперёд и, закрыв глаза, поцеловал Лизу. Внутри неё что-то вспыхнуло и раздалось жарким пламенем по всему телу, приятно покалывая на поверхности кожи. Когда мальчик оторвался от губ подруги, она оттолкнула его, уставившись безумными, широко раскрытыми глазами. Тот упал с табуретки: