Непечатные пряники

7

Улицы самого Солигалича были заасфальтированы только в девяносто пятом году. Если быть точным, то заасфальтировали чуть больше половины – тридцать восемь улиц из шестидесяти четырех.

8

Понятное дело, что в летописях все просто не бывает. Сначала Федор Семенович в Пасхальную ночь увидел на севере огненный столп и услышал гром, но не сразу понял, откуда он, и еще неделю блуждал со свитой по лесам, пока монах-отшельник не показал ему точное место, из которого этот самый огненный столп зародился. На этом месте и была заложена церковь. Кое-кто из современных историков утверждает, что в том месте еще до закладки церкви был соляной колодец и Федор Семенович и не думал блуждать, а сразу направился… Ну и пусть утверждают. С огненным столпом и громом все куда как красивее.

9

Достоин удивления тот факт, что впервые Солигалич упомянут в летописи не по случаю его разорения татарами или поляками, не по случаю междоусобной вражды между многочисленными князьями, их детьми и родственниками, не по случаю упоминания в духовной грамоте Ивана Калиты, а по случаю собственного основания. Редкий, надо признаться, в нашей истории случай.

10

Колодцы и варницы, в которых выпаривали рассолы в Солигаличе, имели свои имена, порой довольно затейливые. В дозорной книге Солигалича 1614 года упомянуты колодцы «Бочкин пуст», «Швак», «Чертолом», «Неволя», «Детинец Большой», «Детинец Малый» и варницы «Сутяга», «Погорелиха», «Позориха» и «Засериха».

11

Не все, конечно, могли себе позволить такой богатый вклад «на помин души». В книге «Очерки средневековой истории Солигалича» Н. А. Фигуровского описан случай, когда некая черница Анна за внесение в поминальный синодик ее мужа и ее самой передала в качестве вклада Троице-Сергиевому монастырю принадлежавшую ей половину соляного колодца и четверть варницы. Там же написано о том, что вдова некоего Зиновия Кононова по прозвищу Сирена Толстоухова передала монастырю дровяное кладище и еще дворище, а Иоиль Подосен Тимофеев Касаткин передал монастырю дворовое место и дровяное кладище, а Плохой Григорьев сын Успенский… Нет, вы только представьте себе женщину по прозвищу Сирена Толстоухова… Ох, не зря она была вдова. Так и вижу ее покойного мужа Зиновия, тщедушного, плешивого и гундосого, похожего на лесковского Зиновия Борисыча из «Леди Макбет Мценского уезда». Уж она и орала на него благим и самым обычным матом (за что и была прозвана соседями Сиреной Толстоуховой), и кулачищем своим пудовым прикладывала, и «Зиной» дразнила, и даже сыпала соль на раны, подмигивая из окошка проходящим мимо солидным плечистым соловарам и молоденьким подваркам, а как помер муж – так сразу монастырю на помин его души и отписала дровяное кладище вместе с дворищем. И то сказать – кто его знает, как он помер? Может, спьяну упал по весне в полынью на реке Костроме, может, зимой в дремучем лесу задрали волки и его самого, и лошадь по дороге в Чухлому, а может, просто на ночь поел грибков с кашей, а наутро глядь – он уж весь синий и не дышит.

12

Как если бы сейчас мелкие шайки коммунистов нападали на райкомы единороссов, грабили их, отнимали у них бизнес и привилегии, уводили в плен мелких партийных функционеров и продавали в рабство их самих и их голоса другим партиям.

13

Самое удивительное то, что тотьмичей в Солигаличе не жалуют и по сей день. Говорят, что в одном солигаличанине совести столько, что хватит на десяток тотьмичей. И землю тотьмичи никогда не обрабатывали, и ремеслом никаким не известны, а все больше торговали да были приказчиками. И вот еще что. Никто их тотьмичами и не зовет. Только толшмяками [Толшма – река, протекающая в тамошних краях.]. Солигаличские старики так и говорили: «Там, где толшмяк прошел, там…»

14

О солигаличанине Василии Александровиче Кокореве надо сказать отдельно. Всю эту затею с водолечебницей он придумал, будучи совсем еще молодым человеком. И это было лишь начало его блистательной карьеры. Мещанский сын, самоучка, начинавший сидельцем в одном из питейных домов в Солигаличе, он стал первым в России нефтепромышленником и миллионером к тридцати трем годам. В 1857 году Кокорев построил возле Баку первый в мире нефтеперегонный завод, пригласил для улучшения работы завода не кого-нибудь, а Менделеева, тогда еще просто приват-доцента в Петербургском университете. Благодаря Кокореву Россия к концу XIX века давала половину мировой нефтедобычи. Это Кокорев был определен под негласный надзор полиции за публичные призывы к отмене крепостного права. Это его звали «экономическим славянофилом». За двадцать лет до братьев Третьяковых он основал в России первую частную картинную галерею и устроил для русских художников приют возле Вышнего Волочка. Это Кокорева Российская академия художеств удостоила звания почетного члена. Со всем тем, Василий Александрович имел, мягко говоря, «купеческий вкус». На столе у него стоял золотой лапоть, а шампанское он пил с квасом, рассолом и солеными огурцами. Ну да золотой лапоть – не золотой батон. Тем более что Кокорев его купил на заработанные, а не украденные деньги.

15

Раз уж зашла речь о романсах, то никак нельзя пройти мимо Николая Петровича Макарова, который хоть и родился в Чухломе, зато воспитывался у своих солигаличских теток М. П. Волконской и А. А. Шиповой. Макарова мы будем помнить и любить всегда не за то, что он был одним из первых русских лексикографов и составителем самого полного русско-французского словаря, и не за то, что он был виртуозом игры на гитаре и организовал на свои средства в Брюсселе первый международный конкурс гитаристов, а единственно потому, что Николай Петрович написал слова романса «Однозвучно гремит колокольчик».

16

Главный колокол на колокольне Рождественского собора весил 347 пудов, а на колокольне Воскресенского собора «всего» 215. Рождественский колокол был отлит в России, а на Воскресенском была латинская надпись «Хвала Богу построил Ассверус Костер в Амстердаме 1631 года для Солей». Когда эти два колокола между собой разговаривали, то в Солигаличе даже воробьи переставали чирикать.

17

Кузнецы в Солигаличе еще со времен солеварения были мастерами высокого класса. В Солигаличе вам любая собака расскажет, что на лезвии топорика, который был с собой у Ильича, когда он прятался в Разливе, стояло клеймо «Солигалич». Рассказы собак, между прочим, подтверждают воспоминания Зиновьева, жившего с Лениным в Разливе. Григорий Евсеич увидел это клеймо буквально перед носом, когда спорил с вождем мирового пролетариата об «Апрельских тезисах».

18

Кто после прочтения этого письма не поднес незаметно к уголку глаза носовой платок или хотя бы не кашлянул смущенно – тот самое настоящее бесчувственное бревно.

19

На площади имени Бориса Корнилова, уроженца села Покровского Семеновского уезда, стоит первый в России памятник репрессированному поэту, написавшему в тридцать втором году «Песню о встречном» и расстрелянному на тридцать первом году жизни в тридцать восьмом году как «активный участник антисоветской троцкистской организации, ставившей своей задачей террористические методы борьбы против руководителей партии и правительства». Руководители партии и правительства приказали считать слова «Песни о встречном» народными, и они стали народными и были ими почти тридцать лет до самой посмертной реабилитации Корнилова «за отсутствием состава преступления». После реабилитации они так народными и остались до самого конца этого народа, который тоже, как оказалось, был активным участником антисоветской организации.

20

«Париж» он потому, что план Парижа как две капли воды похож на план Семенова. Так, по крайней мере, считают все семеновцы и вместе с ними хозяин гостиницы. В холле семеновского «Парижа» стоит настольный макет Эйфелевой башни с прикрепленной к ее основанию табличкой, на которой написано «г. Семенов». Номера хорошие, уютные, вот только стены между ними так тонки и так звукопроницаемы, что слышно, как за стеной твоего номера кто-то громко думает, то ли выпить водки сейчас и потом пойти в гости к соседке, приехавшей вместе с ним в командировку на местный арматурный завод, то ли пригласить ее в лучший местный ресторан «Керженец» и там выпить вместе с ней, то ли пойти в гости… но выпить непременно. Кстати сказать, Семеновский арматурный завод переживает нынче не лучшие времена. Проще говоря, загибается арматурный завод. Остался литейный цех, но и он дышит на ладан. В позапрошлом веке этот завод, основанный местным механиком-самоучкой Гавриилом Семеновичем Рекшинским и его дядей, очень даже процветал. Основной продукцией были весовые гири – от самых больших до самых маленьких. Гири были такого качества, что владельцам завода было разрешено ставить на них собственное клеймо. Кроме гирь выпускали клещи, слесарные ножницы, колеса и даже печные заслонки с античными сюжетами. Две из них стоят за стеклом в местном краеведческом музее. На одной из них изображена та самая колесница того самого Аполлона, которая изображена на том самом Большом театре и на тех самых ста рублях, которые так оскорбили нравственность наших депутатов. Я присматривался – Аполлон на дверце вне подозрений, а вот кони…

Впрочем, это все мелкие детали и к нашему рассказу не имеющие никакого касательства. Про Гавриила Семеновича Рекшинского все же не лишним будет добавить, что прожил он долгую жизнь и семь раз избирался семеновским городским головой. Тридцать один год управлял он Семеновом, замостил камнем городские мостовые, начал строить больницу и успел умереть перед самым семнадцатым годом. Очень немного было в тогдашней провинциальной России таких городских голов. Сына Гавриила Семеновича новые власти в восемнадцатом году с завода выгнали, но… тут же попросили вернуться, поскольку оказалось, что каждая кухарка не может управлять не только государством, но и чугунолитейным заводом. Еще пять лет он руководил заводом и готовил себе смену, а потом уехал в Нижний, подальше от своих учеников.

21

Проезжал я как-то мимо Пуреха – нет нынче там никаких ложкарей и староверов нет. Зато в придорожном вагончике с надписью «Вяленая и копченая рыба» можно купить небольших копченых стерлядок недорого. Свежий пурехский ситный хлеб ничуть не уступает стерлядкам по вкусу. Если есть их вместе, пить крепкий горячий чай из большого походного термоса и при этом смотреть вдаль, на залив, который образует река Юг при впадении в Волгу, на семью цапель, медленно и чинно летящих сквозь туманную дымку из левого угла неба в правый, то можно получить если не море, то реку удовольствия. С заливом в придачу.

22

Жаль, конечно, что ложки теперь все одинаковые в том смысле, что нет ни бурлацких, ни монастырских. Представьте себе, к примеру, ложку гаишника, расписанную «кирпичами» и двойными сплошными линиями, или ложку олигарха всю в газопроводах и нефтяных вышках, или ложку сотрудника НИИ, изрисованную дырками от бубликов, или Царь-ложку президента, на дне которой в мельчайших подробностях выписан Кры… то есть Кремль.

23

Есть еще те, которые и расписывают на дому, и сами возят в Москву на продажу, но их немного. Художник умеет хорошо придумывать узоры и расписывать, а продавать, искать клиентов и вообще заниматься бизнесом умеет плохо.

24

Есть в Семенове площадь Октябрьской Революции, на которой еще при советской власти поставили памятник трем коммунистам. Боролись эти коммунисты в девятнадцатом году за установление советской власти в Заволжье. Так боролись, что их убили до смерти те, кому советская власть была поперек горла. Между собой семеновцы называют памятник «Тремя мужиками», а площадь вокруг памятника «площадью Трех мужиков». Про площадь Трех мужиков вычитал я в интернете, и черт меня дернул блеснуть своей эрудицией как раз в тот самый момент, когда наш экскурсовод рассказывал проникновенным голосом об истории подвига трех коммунистов… и тут вдруг оказалось, что один из этих коммунистов приходится ей то ли двоюродным, то ли троюродным прадедушкой. Возмущению экскурсовода не было предела. Конец экскурсии прошел в менее теплой и менее дружественной обстановке.

25

Строго говоря, средневековая технология добычи соли в разных местах была примерно одинаковой. Уж если и отличалась она, то названиями рассолоподъемных труб, которые давались сообразно местной топонимике, фамилиям владельцев и чувству юмора балахонцев. Попадья Большая, Киселиха Меньшая, Золотуха, Толстуха Большая и Толстуха Малая, Близнецы, Каменка в узкой улочке и Каменка Малая, Кошелиха а Кухтина тож… Поди теперь разбери, отчего трубу назвали Золотухой – чесалась она у них или шелушилась…

26

Так богатела, что даже Иван Грозный включил ее в состав своих опричных земель. Грозный, кстати, был в Балахне проездом после взятия Казани. На радостях отведал вынесенную ему балахонцами хлеб-соль, которая в тамошнем исполнении была более похожа на соль-хлеб, сказал, что вкуснее этой соли ничего не едал и ускакал в Москву, а в Балахне приказал построить Никольскую церковь, которая стоит и до сей поры на проспекте Революции.

27

На самом деле бетонный покрашенный «под бронзу» памятник в 1943 году установили в Нижнем. Почти сорок лет он там простоял. Почему он перестал нравиться местному начальству – теперь не установить, а только сослали они его в Балахну, на родину героя. Себе же нижегородцы сделали другой, побогаче, из настоящей бронзы. Не то чтобы они помнили ту атаку «лутчих балахонцев посадских людей» и тушинцев на Нижний, а все же…

28

Не умели они врать, а потому каждый раз, как возникала нужда в отливке колокола, выписывали они себе из Москвы человечка, который и сочинял им такое… Даже денег не брал. Работал, можно сказать, из одной любви к искусству и вину. Бывало, придумает он такую историю, от которой все только рты в изумлении разевают, а к ней приплетет еще самых невероятных деталей. И это при том, что колокол-то собирались лить всего один. Так рачительные хозяева завода, чтобы эти умопомрачительные детали не пропали зря, – отольют за компанию еще десяток мелких колокольчиков.

29

Кокоры – это стволы деревьев вместе с корнями, но не со всеми корнями подряд, а только с теми, которые перпендикулярны стволам. Остальные растущие под разными неполезными углами корни обрубали. Проще говоря, кокоры – это шпангоуты, если вы, конечно, понимаете, о чем речь. Признаться, я и сам не очень разбираюсь в шпангоутах и часто путаю их с бимсами… Короче говоря, пусть в кокорах балахнинцы разбираются. Я даже не уверен, что все они, если разбудить их ночью и спросить, что такое кокоры, без запинки ответят на этот вопрос.

30

Если быть до конца честным, то на сто лет раньше Дубининых, в 1745 году, занимался нефтеперегонкой архангелогородский купец Федор Саввич Прядунов, но он получил из ухтинской нефти лишь некий «керосинообразный продукт». Да и перегонял он нефть в небольших количествах, как мы бы сегодня сказали, в лабораторных масштабах на установке Берг-коллегии в Москве и планировал получающиеся продукты использовать в аптекарском деле. Прядунова скорее можно назвать первым в мире добытчиком нефти в промышленных масштабах. Конечно, мне возразят земляки Прядунова архангелогородцы, будут спорить до хрипоты ухтинцы, доказывая, что Прядунов был первым… Я бы на их месте делал то же самое. Кабы не был москвичом.

31

В этом году в Пестяках выпускников в единственной школе было девять человек. На четыре с половиной тысячи жителей.

32

Кстати, о вымирающих домашних животных. На все Пестяки теперь то ли две, то ли три коровы, а раньше было три стада и в каждом стаде до сотни коров. Еще раньше, перед самой революцией, в пестяковской округе было около шести тысяч лошадей и десяти тысяч коров. Впрочем, коров при желании еще развести можно, а вот такой умерший промысел, как вязание шерстяных чулок и варежек, – это вряд ли. До революции в Пестяках и окрестных деревнях не вязали только коровы и кошки с собаками. Вязали даже слепые на ощупь. Местные однопалые варежки, или «вареги», как их здесь называли, продавались не только в губерниях Центральной России, но даже и во Владивостоке, Порт-Артуре и Финляндии. Во время Русско-турецкой войны в 1877 году у наших солдат, бравших Шипку, были на руках теплые пестяковские варежки.

33

Большая часть экспонатов подарена музею местными жителями. Куплены только два самовара за пятьсот рублей, но не потому, что больше купить нечего, а потому, что не на что. Денег музею не дают, кроме как на зарплату сотрудникам.

34

Правду говоря, Игнатий Шериман ехал в Московию совсем не по целине, а по довольно проторенной дороге. Еще при отце Петра Первого, Алексее Михайловиче, отец Игнатия Шеримана Захарий Саградов (Шериманян) приезжал в Москву по делам Армянской торговой компании из Новой Джульфы. Чтобы дела этой компании шли в России не просто хорошо, а очень хорошо, подарил он русскому царю трон. Покрытый золотом и слоновой костью трон был инкрустирован жемчугом, яхонтами и восемьюстами алмазами. После этого дела Армянской торговой компании пошли так хорошо, что английские купцы, торговавшие в Московии в то время, довольно долгое время испытывали такую неприязнь к армянам… Не только на свою любимую жареную треску с картошкой смотреть не могли, но даже и от черной икры отворачивались. В скобках все же должен заметить, что некоторые историки сомневаются в том, что Захарий Саградов был отцом Игнатия Шеримана. Ну может, и не отец. Может, дядя. Может, даже двоюродный. Может, и не дядя вовсе. Согласитесь, однако, что с отцом вся эта история выходит гораздо занимательнее.

35

Шафиров и Толстой получили от правительства жалованную грамоту на «исключительное заведение в России фабрик серебряных, шелковых и шерстяных парчей и штофов, також бархатов, атласов, камок и тафт, и иных всяких парчей… лент… и чулков». Еще и торговать беспошлинно всем произведенным добром разрешили на всех ярмарках пятьдесят лет. Еще и дали беспроцентную ссуду. Наверняка Петр наградил бы их рубанком или стамеской с царского плеча, если бы они произвели хоть что-нибудь сравнимое по качеству и цене с заграничными шелками.

36

Будете ехать из Москвы во Фряново – у моста через реку Ширенку посмотрите направо – увидите синюю табличку, на которой так и написано «р. Ширенка». Станете этой же дорогой возвращаться в Москву (а другой там и нет, поскольку во Фрянове дорога кончается), то на табличке с противоположной стороны моста тоже увидите синюю табличку, на которой будет написано… «р. Ширинка». То ли «топограф был, наверное, в азарте иль с дочкою судьи накоротке», то ли еще что…

37

Была и еще одна причина, по которой текстильные фабриканты (в том числе и Шериман) обратились с прошением к Анне Иоанновне о закреплении рабочих на фабриках, – воровство. Одна мануфактура у другой мануфактуры тащила все, что не только плохо, но даже и хорошо лежало. Воровали технологии крашения, рисунки по тканям и образцы самих тканей. И ведь что удивительно – одной рукой подписывали прошение к императрице, а другой (всеми остальными руками), даже и не подозревавшей о том, что делает первая, продолжали воровать.

38

Вот на этом месте вы, поди, ждали какой-нибудь фривольной шутки о гризете и гризетках? Ее не будет. Гризетки – тема совершенно другого рассказа. Да и какие, спрашивается, гризетки в России во времена Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны? О них тогда и знать не знали. То есть знали, конечно, но называли по-другому.

39

Нельзя сказать, что государство ему не помогало. Помогало, как могло и умело, а умело оно прислать во Фряново несколько десятков рабочих с разорившихся фабрик, лихих людей, промышлявших на большой дороге, и пьяниц (куда же без них), которых у государства всегда было в достатке. К примеру, в 1748 году на фабрику была отдана за «пьянство и позднехождение» крестьянка Анна Васильева из деревни Мневники, которую, как следует из материалов ее дела, в деревню Фряново «за непотребством староста со крестьянами не принимают».

40

Первая школа просуществовала около десяти лет. Родители не хотели отдавать детей учиться. Дети, как и взрослые, зарабатывали деньги, трудясь от зари до зари на фабрике. Хоть и платили им не в пример меньше взрослых, а лишними эти копейки в семьях не были. Да и крепостного права никто не отменял. Сегодня ты десигнатор, а завтра конюх, если барин захочет, и на конюшне тебе спину изрисуют плетьми так, что никакому десигнатору такие узоры не снились.

41

Спроси у любого из тех, кто прочел хотя бы школьный учебник истории, знает ли он Демидовых? Конечно знает. И про уральский чугун и пушки знает. А вот про Лазаревых вспомнят только специалисты да те энтузиасты, что до сих пор каждые четыре года устраивают Лазаревские чтения. И это при том, что семейство Лазаревых, в отличие от Демидовых, управляло своими уральскими заводами полтораста лет до самого начала военного коммунизма, а не уехало в XIX веке на ПМЖ в солнечную Италию.

42

Между прочим, в жалованной грамоте Екатерины Второй, подтверждающей дворянское достоинство рода Лазаревых, сказано: «…выехал он Лазарь с детьми с имением в нашу Империю, здесь же здесь завел знатную Мануфактуру и всегда оказывал с детьми своими нам многие услуги, за что Мы 1774 года 20 мая его Лазаря Лазарева, его детей и их потомков пожаловали в российские дворяне».

43

Выстроил, но пожить в ней не успел. Иван Лазаревич скончался в том же самом году, в котором усадьбу достроили. Тем не менее с его жизнью во фряновской усадьбе связан целый ряд легенд, которые с большим удовольствием и каждый раз с новыми подробностями вам расскажут… нет, не в музее. В музее теперь все поставлено на научную основу, а вот от краеведов-любителей можно узнать, к примеру, легенду о Красном Алмазе.

Мало кто знает, что отец Ивана Лазаревича Лазарева, Лазарь Назарович Лазарев, вывез из Персии вместе с бриллиантом «Орлов» еще и Красный Алмаз. Дело в том, что Лазарь Назарович был казначеем персидского шаха и понравившиеся ему казенные алмазы откладывал на черный день. Красный Алмаз был отложен на черный день одним из первых. К тому времени, когда усадьба была построена, Лазарь Назарович уже давно умер, и в стену усадьбы Красный Алмаз пришлось замуровывать его сыну Ивану. Обо всем этом, начиная со службы Лазаря Назаровича у шаха, откладывания алмазов на черный день и до самого места, куда Красный Алмаз замуровали, подробно написано в старых бумагах [в этих же бумагах было написано, что за продажу бриллианта «Орлов» русской короне императрица положила Ивану Лазареву ежегодную пенсию в четыреста тысяч золотых екатерининских рублей, а не в ассигнациях, как думают незнающие люди], которые были найдены под обоями при ремонте усадьбы. К несчастью, бумаги вместе с обоями куда-то потом запропастились, но еще первый директор музея в знак особого доверия показывал то место в усадьбе, куда был замурован драгоценный камень. Ну не то чтобы указывал конкретно то самое место, где Иван Лазаревич крестиком отметил схрон с алмазом, а поднимал указующий перст к потолку второго этажа, возводил очи горе и таинственно молчал. То место, в котором первый директор музея многозначительно молчал, закатывал глаза и поднимал вверх палец, мне показали. Крестика, который оставил Иван Лазаревич, я там не увидел – должно быть, случайно забелили при очередном ремонте. Тем не менее молва о Красном Алмазе дошла до столицы и телевизионный Третий Мистический Канал оборвал все телефоны нынешнему директору музея, умоляя пустить их в дом с бриллиантоискателем, чтобы если и не отыскать сокровище, то хотя бы сделать о нем мистическую передачу. Уже и ведущий натренировался поднимать палец вверх, уже и перемерил он на плане усадьбы все комнаты, все коридоры и чуланы, не оставив невымеренной ни пяди. Оказалось, что высота всего дома десять саженей три аршина и шесть пядей, а если взять отдельно высоту комнат, расположенных одна над другой, и сложить, и еще прибавить толщину перекрытий, то окажется, что общая высота равна не более десяти саженей одного аршина и трех пядей. Значит, куда-то исчезли целых два аршина и три пяди… или две. Короче говоря, совершенно ясно, что Красный Алмаз надо искать наверху. Конечно, правильно, что директор их не пустила в усадьбу, но если бы пустила – какие сокровища Агры могли бы получиться…

Еще одна легенда связана с виноделием. Могли ли Лазаревы, при‑ родные армяне, не заниматься виноделием? Нет, бутылок с коньяком в усадьбе или усадебном парке не находили. То есть находили, но пустые и к Лазаревым отношения не имеющие никакого. И все же… Однажды в парке, в беседке, которая не сохранилась, какой-то мальчик, в тот самый момент, когда то ли в карты играл с товарищами, то ли просто курил в рукав тайком от родителей, провалился под землю и вылез пьяный там обнаружил огромный подвал глубиной с четырехэтажный дом [по другой легенде, которая является ответвлением от этой, в таких же четырехэтажных подвалах, но под самой усадьбой, выращивали тутового шелкопряда, чтобы не возить его из Персии. Выращивали, понятное дело, в самом строгом секрете], в котором стояли не менее огромные бочки с коньяком, полусладким армянским шампанским и даже армянским портвейном, против которого португальский просто карлик… Вино, как и беседка, не сохранилось. И бочки тоже. Вы хотите спросить – а был ли мальчик? Может, и был, но он тоже не сохранился.