Кладбище забытых талантов

Пришедшие тщательно разглядывали истукана, так что тот с непривычки почувствовал себя неловко, однако виду не подал и гордо продолжил стоять. Внешность низкой призрачной девушки, которая жила неподалеку, он запомнил и в тот день заметил у нее необычайно холодный и резкий взгляд, а вот худосочный призрачный юноша посетил его впервые только вчера, его взгляд был наполнен сожалением и задумчивостью. Памятник любил рассматривать разнообразные детские (всех их он считал детьми) лица, но тогда от напряженности, витавшей в воздухе между призраками, он впервые почувствовал холод если не физический, то душевный.

На постаменте призрачный юноша заметил изогнутый под прямым углом дважды стержень и решил, что такой призван завести механизм. Безымянный знал, что памятники не двигаются, и всегда мечтал удивить своей особенностью. Когда тонкие руки попробовали покрутить заводную ручку, ничего не произошло, ведь строительство дело тонкое: убери одну деталь – ничего работать не будет.

Стоило только указать на кулак статуи, словно сжимавший что-то округлое, чего тогда ему не доставало, на подобие вылитой бронзой ямки, как призрачная девушка схватила товарища за край свитера и повела за собой.

Каждый из призраков чувствовал на себе грустный взгляд двух пар глаз – памятник вновь остался один.

Если вдоль главной тропы, на которой, подобно городской улице, обитал Юрий, деревья по бокам были насажены столь густо, что с трудом проглядывались надгробия, то на другой тропе, напротив, встречались они через расстояние в несколько шагов. Поэтому серо-оранжевый ковер на земле содержал значительные по размеру дыры, но это не мешало ветру, вскружив охапку листьев, бросить их кому-нибудь в лицо; если удавалось это сделать, он, словно нашкодивший ребенок, насмехался и убегал вдаль.

Продвигались призраки медленно и держались на крохотном для тел, но значительном для души расстоянии друг от друга. Сидни то и дело останавливалась, если находила на земле листок яркой окраски, после чего проворные пальцы бесконечно мяли его; вскоре листьев набралось так много, что, можно было подумать, она собирает их для гербария.

Кладбищенские обитатели любили располагаться на скамьях, расставленных по тропам непостижимым уму образом. И рядом с такими местами от звуков звонких голосов тишина разбивалась на каскад осколков; казалось, на этой тропе находились самые словоохотливые призраки и заселение Сидни здесь не было случайностью.

Проходив мимо скамьи с двумя юными девичьими силуэтами, Юрий обратил на них внимание и вслушался в разговоры. Они тихонько обсуждали прошедший турнир, в котором участвовали по большей части призраки противоположного пола. Конечно, они восхищались Павлом и Борисом, как это делали все на кладбище, но, узнав проходившего мимо призрачного юношу, послали ему слова ободрения и игриво подмигнули, нагнав на впалые щеки румянца.

Перед тем как удалился, Юрий слышал разговор про себя, что вызвало смешанные чувства. Если его и обсуждали раньше, то уж точно не за заслуги, которых у него, по правде, и не было. Тогда он даже поправил извечного колючего ежа на голове, впервые задумавшись о внешности.

Однако мелодия неловкого молчания, какое бывает либо у малознакомых людей, когда нет темы для разговора, либо у близких друзей, когда темы уже исчерпаны, начала сводить с ума и растягивать время прогулки. Хотелось включить призрачную девушку, как фоновый шум радио, что в иное время срабатывало без усилий.

– Так… Как ты попала на кладбище?

– А? Что? А! Кладбище… Так-так-так. Это очень расплывчатый вопрос. По сути ответ на него начинается еще в роддоме номер пять, но для твоего же облегчения я опущу все ненужные подробности, хотя знай, что любая подробность моей жизни очень нужная…

Как Юрий и думал, одна капля горючего вещества распалит огонь до привычной мощи. Хотя местами поток слов Сидни пропускался, в этот монотонном звуке чувствовалось спокойствие – все же в тишине бродить около надгробий гораздо неприятнее.

– Так-так-так! В общем я очень-очень сильно хотела стать медсестрой. Сестрой милосердия – так их называли давным-давно. Ах! Скольким же людям нужна помощь в этом деле. Так обидно, что медсестер называют правыми руками врачей. А я скажу так: и не правые, и не левые – они вообще не руки. Они больше всего проводят времени с больными, чем какие-то там врачи. Это совсем другое. Да-да! Не думай, что медсестры – это хухры-мухры. На всех ведь врачей не хватит – вот тогда за дело берутся своими нежными ручками дамы. А как красив белоснежный халатик! – пропищала призрачная девушка и резко замолкла, отчего контраст виднелся явно. – Но… Видно, не суждено.

– Из-за руки?

Еще с первой встречи Юрий заметил особенность левой кисти Сидни, выглядевшей неестественно: и при сидении, и при ходьбе она оставалась неподвижной.

– Что? А! Это еще одна длинная-предлинная история из моей жизни. Память о любимой бабушке. В далеком-далеком детстве, когда мне было годиков семь, совсем дите малое еще, представь, меня оставили присмотреть за моей старенькой бабушкой. Она всегда-всегда лежала в кровати, сама ходить не могла и была такой старой, что, наверное, даже мама с папой не помнили ее возраста – мне всегда казалось, что она жила целую сотню лет, потому что так много рассказывала про разные старые времена.

«Присмотри за бабулей, мы скоро вернемся. Здесь нет ничего сложного: просто говори с ней и принеси воды и лекарств, если потребуется. Мы верим в тебя». Ничего сложного! Конечно, с кем-нибудь другим не случилось бы ничего сложного, а я всегда-всегда умею попадать в разные неприятности. Вот и тогда! Эх… Так вот. Я пыталась с ней говорить, честно, но в один момент она начала задыхаться, лицо сделалось красным, как помидор, а затем синим, как… баклажан, глаза выпучились, а тонкая, казалось, слабая ручонка ее так вцепилась в мою руку, что там что-то хрустнуло. Даже после смерти она продолжала держать меня, как будто душа ее еще была в теле. Я старалась совсем-совсем не плакать от боли, но хватка была зверской, я почему-то задышала очень тихо, как будто боялась разбудить ее.

Да, конечно, родители не соврали и вернулись быстро, но бабушка тогда стала совсем мертвой, даже рука поослабла. Вот такая вот грустная история. А в моей руке навсегда сместились косточки и как-то так срослись, что теперь не могу ею двигать.

– Мешает, наверное. Я имею в виду, работать ей неудобно, да и делать перевязки, уколы, или что там еще делают медсестры, так труднее.

– Ой! Ты первый в моей коротенькой жизни, кто не начал талдычить, что «мне так жаль», «сожалею» и прочие гадости, потому что тебе не может быть жаль, потому что ты не знал мою бабушку. Так можно и про каждого сожалеть, но ведь мы не сожалеем.

Наконец на лице просияла искренняя улыбка – верно, призрачная девушка и правда была удивлена этому.

– А насчет руки… Я скажу тебе без вранья, что всему можно научиться. Да-да! Главное захотеть. Пальцы хоть двигаются – и то уже очень-очень хорошо, потому что именно они делают все мелкие движения. Так что спустя много-много лет я уже и не замечаю об этой проблеме. Да это и не проблема вовсе! Почти. Почти-почти.

– Но ты говорила, что не хочешь желание…

– И я совсем-совсем не отказываюсь от своих слов. Ни на капельку! Кое-что должно остаться напоминанием мне за трусость. Вот именно поэтому я не могу стать медсестрой. А если что-то такое случится с чужой старенькой бабушкой? А я окаменею, как статуя, и ничего не смогу сделать. Я же струшу, просто-напросто!

– Ты была маленькая, – попытался оправдать ее Юрий. – Любой бы испугался.

– Нет! Не любой. Совсем не любой. Я трусиха! И не стыжусь этого. Точнее, стыжусь, но это правда. И точка! Вот поэтому я не могла биться в турнире. Прости-прости, что тебе пришлось туда отправиться – но ты и сам виноват! Хотя и выиграл. Почти… Но это тоже хорошо. Справился совсем лучше меня, в десяток-другой раз лучше. И твоя подружка вряд ли бы пришла мне на помощь.

Никто бы и не подумал, что одноэтажная постройка, к которой приближались призраки – это оранжерея, поскольку сквозь стеклянные стены, мутные от пыли и грязи, а теперь еще и запотевшие, трудно было рассмотреть внутренности помещения. Все начали подозревать об этом, когда один из кладбищенских обитателей, чья семья содержала много декоративных растений, различил за стеклом очертания переплетенных стеблей. Все согласились с этим предположением и проверять до того момента не желали.

Оранжерею обходили стороной по нескольким причинам. Во-первых, ползучие древесные стебли растений напоминали огромных пауков, тонкими бесчисленными лапами пытавшихся выползти наружу. Во-вторых, плодились слухи о пропаже там призраков, которые все же пробрались внутрь, и о жутких звуках, доносившихся после, будто стебли шевелились. Наконец, увесистый замок на толстой цепи защищал покой этого места от любопытных глаз.

На последнюю проблему весом минимум восемь фунтов и размером с призрачную ладонь безотрадно глядели Юрий и Сидни.

– В амулете был спрятан ключ, – сказал Юрий. – Может, он отсюда?

– Какой кроха! Совсем-совсем маленький, как старичок, у которого жена такая толстая, круглая с огромной широкой…

– Я понял!

Только призрачный юноша вставил ключ в замочную скважину и попытался повернуть заедавший от ржавчины механизм, как за строением послышались шаги; они превратились в шорох, за которым очень скоро последовал глухой удар, будто уронили доверху наполненный мешок с картошкой.

– Так-так-так… За нами точно следят, – прошептала Сидни и беззвучно двинулась вдоль боковой стены. С другой стороны направился Юрий, невольно начавший воображать облик неизвестного существа. – Небось, Андрей хочет выкрасть амулет.  Ух, поганка!

Первую треть пути призраки продвигались почти одновременно, как и условились жестом, но Юрий ступал аккуратно, старавшись легко ставить на землю сначала пятку, а затем уже ногу плашмя, чтобы не создавать грубый шелест травы и вплетенных в нее сухих листьев. Правда, хромота призрачного юноши стремительно отделяла его от подруги, которая не удержалась и выпрыгнула раньше, согнув пальцы, словно дикий зверь.

– Трах-бабах! Попался! – крикнула Сидни, но тут же оборвала дыхание, отчего Юрий поспешил выйти из-за угла.

Сначала показалось разочарованное лицо призрачной девушки, направленное вниз, а уже на земле обнаружился некто, чей портрет разительно отличался от ожидавшегося и скорее был похож на мешок с овощами, в котором сделали отверстия для головы и рук. Мгновение он лежал лицом вниз, растянувшись на земле, но вскоре приподнялся на колени, издав каскад гортанных звуков, и как-то неловко выпрямился во весь великий рост.

Незнакомец не знал, на кого смотреть, а потому выбрал Сидни как более красивый объект созерцания, но тут же смутился от мысли, что предстал перед ней пыльным и грязным. С глупой от стыда и испуга улыбкой он ссутулился, принявшись отряхивать всю одежду широкой ладонью: вязаный коричневый свитер, который скрывал круглый, как футбольный мяч, живот, и такого же цвета штаны, затертые и черные от земли в коленях, словно призрак часто становился на них.

Юрию пришлось обойти великана, отметив, что тот был даже выше Анжелы и гораздо шире ее; несмотря на общую полноту, он казался могучим, что дополнялось в нескладном лице: сальный толстый лоб и бородатый подбородок выпирали, уши оттопыривались, будто принимали неведомые сигналы, хотя тонкие девичьи губы и маленький нос в форме горошины выглядели вычурно среди всего.

– Эй, рыжий-бесстыжий! Кто ты? – пропищала Сидни. – Шпионишь за нами?

– Э-э-э… – замялся призрак, ошеломленный предположением.

– «Искатель»? – не унималась призрачная девушка.

– Э-э-э… Нет.

– Да хватит уже мычать. Размычался, как корова тут. Му-му! Я на коровьем совсем не понимаю – с детства не научилась, так и пошло. Говори что-нибудь понятное и желательно правду. Только правду, самую правдивую!

– Я вас, девушка, знати не знаю, как, собственно, и этого паренька. И до «Искателей» мне вообще нет дела, – сказал призрак, подумал и добавил аккуратно: –  А должен знать?

– Ну ты же шпион – тебе виднее!

– Да не сляжу я за вами, говорю же. Мне вообще вон у тую теплицу надо. Дюже хочу узнати, что за растения там диковинные. Ну, понимаете… Э-э-э… Мне очень нравятси растения. Токмо она закрыта, гадина, на замок. Кажись, наверху есть проход, а може и нет. Шут яго знает! Я пыталси залезть… Не силен я у этом. – Он похлопал себя по животу, создав отменный звук барабана. – Ну, понимаете…

– Так-так-так… Имя-то хоть есть? Как нам звать тебя? Оно должно быть у каждого. Вот у меня например – Сидни – пять букв, а у Юрия – четыре. Попробуй, это не сложно.

– Что? Э-э-э… Михаил, Миша, Михей, как угодно. Впрочем, называйте меня Михеем – так ужо привык, чтобы звали, – сказал призрак и чуть сердито добавил: – Но не Медведем или Потапычем. Я этаго до смерти не люблю.

– Так-так-так! Михей, значит… Раз-два… Тоже пять букв. А ты очень-очень хочешь со мной посоревноваться. Хотя не помню кто говорил, что люди с таким же количество букв в имени обязательно сдруживаются… Совсем-совсем не помню, но он же мне сказал, что больше букв нельзя.

– Что? Ну…

– Тебе повезло. – Юрий прервал нить непонимания между словоохотливой Сидни и слабо соображавшим Михеем. – Мы знаем, как открыть. Идем!

– Так у вас и ключ водится? Так дело проще поийдет! Но откуды? А хотя какая разница, да? Идемти скорее!

Когда двери оранжереи распахнулись, наружу вывалились длинные лозы, покрытые тонким слоем древесных чешуек в виде черепицы. За порогом показалась одновременно красивая и жуткая картина. От яркого цвета зелени первые мгновения резало в глазах, однако, когда те приспособились к обилию краски, тело расслабилось и переполнилось спокойствием.

Все же чувство страха теплилось в душе. Казалось, призраки попали в далекое будущее, где дикие растения захватили каждый уголок мира: они росли на двух продолговатых грядках подле стен оранжереи, в корзинках, подвешенных к потолку, семена их содержались в банках на полках – трудно было отыскать закоулок, куда не пробрались стебли одного особо старого растения, что оплетало, словно паутиной, все окна и двери помещения.

Под руководством Михея, предупредившего, что лучше по возможности обходить зеленый ковер, призраки прошлись вдоль основной дорожки и в конце ее наткнулись на другое растение, свисавшее на металлической балке широкими петлями, точно моток бечевки. Вначале они подумали, что уперлись в стену оранжереи, но за безжизненными бурыми змеями обнаружилась отрешенная мастерская, которая складывалась из шкафов с семенами, столика, где можно было высушить семена, подвязать миниатюрные цветы в горшках, и стоявших подле в углу садовых инструментов.

За то, что покой растений потревожили, те посылали в воздух едва уловимые пары неодобрения – они давно позабыли человеческий облик, да и не привыкали к нему никогда. Эти прекрасные создания, отличавшиеся спокойствием и неторопливостью, не любили людей за их быстрые движения, суетливость. Пусть у них не было глаз, чтобы увидеть мелькавшие тела, зато другие органы чувств заметно покрывали этот недостаток. Вот и сейчас они беззвучно следили за незнакомцами.

– Ребяты, это… я даже слова усе растерял, – сказал Михей, глубоко вдохнув насыщенный воздух. – Э-э-э… Это прекрасно. Во! Это – рай.

Призраки разбрелись в разные стороны оранжереи. Михей, околдованный разнообразием цветков, кружил от одного куста к другому, как пчела, и с умным видом что-то шептал. Его привлек особенно гигантский представитель флоры, который охватывал своими отростками пол и стены; призрачный юноша сдерживал себя, чтобы не тронуть ни листья шириной с него самого, ни огромный склонившийся на землю, словно в дреме, бутон, в котором могла поместиться кошка – как знал, что нежная зеленая кожа с трудом переносит прикосновения.

Сидни со свойственной девичьей аккуратностью медленными шагами миновала лозы, ее внимание захватила алая роза под стеклянным куполом, находившаяся в дальнем углу помещения на столике. А вот Юрий терял бдительность, пока осматривал каждый участок помещения, и часто наступал на тонкие ветвистости.

Терпение растений с каждым мгновением растворялось в кипевшей массе гнева. В таких случаях один неверный момент – и кто-то окажется в беде.

– Вот это да! Даже я не видел такого в справочниках по древним культурам, – задумчиво говорил вслух призрачный юноша. – Сколько ж вам лет, красавцы?

Почему-то еще до страшного хруста стебля Михей и Сидни обернулись в сторону товарища, словно предчувствовали неприятность, но не сообразили ее сути. Каждый молился, чтобы все обошлось, и на некоторое время мольбы подействовали.

Никогда не верьте полной, насыщенной тишине – такое состояние может создаваться, только когда живые существа намеренно затихли, чтобы, как хищники, наброситься на добычу из-за укрытия.

Юрий читал про растений-хищников и страх той мухи, что села на плотоядный цветок, представлялся тогда крайне живо. Он не смог даже шевельнуться в ожидании ответных действий: больные мышцы онемели.

Спустя секунды бутон расширился, так что вполне мог проглотить собаку самой крупной породы, и с внутренним шипением понесся к обидчику. В то время как сердце совершило два частых толчка в грудь, беззубый мешок на зеленой с фиолетовыми сосудами шее уже находился перед призрачным юношей и раскрыл пасть, по внутренней стенке которой расселилось множество ворсинок.

Ноги все же сумели сдвинуться, но зацепились за тот же раскинутый по полу стебель и больно приземлили все тело на зеленую подстилку, едва смягчившую падение. От этого бутон рассвирепел окончательно и поглотил Юрия, который успел лишь выставить вперед руки.

Сидни кинулась на помощь, миновав ловушки на полу, но Михей сдержал порыв энергии, бурливший внутри. Его неловкое обычно лицо сделалось таким серьезным и наполненным знанием, как у пожарного, много лет тренировавшегося устранению огня, когда случился подходящий момент. Призрачная девушка кивнула, с ужасом взглянув на бутон, который вытянулся на полторы сажени над землей и уменьшился в размерах, повторив очертания тела добычи.

Становиться причиной сытости доисторической рассады Юрий решительно не собирался: брыкался, насколько позволяли его силы, драл ногтями окружение, стучал кулаками по гибкому песту внутри, который, подобно языку, толкал его по полости. Однако его крохотных сил не доставало: он не смог нанести даже малейших увечий эластичной стенке цветка и был вынужден остаться в согнутой позе, чувствовав стремительное сжатие бутона.

 Стенки мешка просвечивались на свету, были видны все соки, что текли в существе, именно они через невидимые поры просачивались внутрь, чтобы растворить добычу. Одежда вмиг пропиталась теплой жидкостью, которая, попав на губы, явила до мерзости кислый вкус и вызвала мнимое жжение, быстро позабывшееся по случаю страха. Двигаться было с каждым мгновением труднее. В легких оставался скромный запас воздуха.

Тягостная надежда на спасение осела на плечи товарищей.

От веса соков бутон опустился на землю, отдав все силы на переваривание, и Михей, приставив руку к основанию цветочного мешка, стал растирать его. Это подействовало: растение получало некое удовольствие, не совместимое с принятием пищи, и выплюнуло все содержимое пасти на пол.

– Юра! Юра! Юра! – пищала Сидни, подбежав к призрачному юноше. Затем она суетливо отправилась за табуретом, находившимся подле столика, и помогла приподняться.

– Берегись! – успел прокряхтеть, поглощав воздух, пострадавший.

Все увидели, как цветок направился в сторону Михея – признаться, он и сам на мгновение решил, что страсть к растениям в тот момент погубит его. Однако нападения не случилось. Напротив, бутон сложился до размеров арбуза и выплюнул тонкий розовый язычок, принявшийся вылизывать лицо призрачного юноши, который, в свою очередь, безобидно прихлопывал широкой ладонью и гладил его, точно домашнего питомца.

– Кхе… С-спасибо. Как ты это сделал?

– Сам не знаю, – сказал Михей, вернув на лицо беспечную глуповатую улыбку. Извернувшись от цветочной ласки, он оставил бутон на том же месте и приблизился к товарищу. – Просто… Э-э-э… Мне кажетси, я их понимаю. Знаю, как обращатьси, что им нравитси, а что нет. Ну, знаете… С ними дюже легче, нежели с людьми.

Жидкость вязла и затвердевала на прохладном воздухе, сковав движения, и все тело подрагивало от холода. Волны злобы охватили Юрия, заставив позабыть о физических ощущениях: не то чтобы призрачный юноша желал пережитого другим, но был крайне расстроен, что честь оказаться внутри плотоядного цветка выпала именно ему. «И что я за лидер команды такой, – думал он, – если меня все время спасают другие. Просто жалкий, бесполезный и немощный выродок».

Тогда Юрий стянул с себя свитер и с силой бросил на зеленую подстилку, разбив отвердевшие остатки пищевых соков; хотя футболка пострадала меньше, на ней все равно чувствовалась влага, да и тонкая ткань не спасала от уличного холода. Сидни предложила пальто, на что призрачный юноша сначала не согласился – неприемлемо оставлять подругу осенью лишь в водолазке, – но, поймав себя на невольном звонком постукивании зубов, согласился. Ввиду спичечного телосложения владелицы, пальто пришлось в пору, что не могло не смутить: неужели у него настолько девичья, миниатюрная комплекция?

Призрачная девушка начала было снимать и водолазку, под которой, похоже, было лишь самое сокровенное, но Юрий поспешно остановил ее, вмиг придумав десятки эпитетов теплоте пальто.

Для того чтобы водолазка впитала влагу растрепанных волос, Сидни прижала голову призрачного юноши к своему животу и стала поглаживать. Некоторое время они стояли неподвижно, наслаждавшись тишиной, прерывавшейся лишь возгласами Михея. Когда Юрий отстранился, со стыдом заметил покрасневшие кисти подруги и мокрое пятно на одежде – ей, несомненно, было холодно, хотя она и не признавала этого, выпускав густые клубы пара изо рта.

– Хорош там ворковати, – сказал, поглядывав из-за спины, Михей. – А то так пропустити усю красотищу.

– Насмотрелся уже! – возмутился Юрий. – Мы пришли за лопатой, и, пока не случились другие неприятности, нужно скорее найти ее и покинуть это опасное место.

– Не-не-не, – возразил призрачный юноша и покачал указательным пальцем. – Не уйду, хоть силой тащите. Токмо уперед ногами разве что.

– С местной флорой это может случиться быстрее, чем ты думаешь.

– Цыц! Я усе придумал, пока вы терлись тама друг о друга. Ну… Учера же кто-то спалил трактир, слыхали, да? Много расстроены этим – вот и не знают, что делати, бродят с кислыми минами по кладбищу. Так вот я решил сделати из этого места растительный уголок… Ну, э-э-э… Чтобы каждый смог прийти полюбоватьси тутошними цветами и посидети, прямо как в трактире. Да. Нужно бы еще придумати, где сидети и на чем, ну, как в трактире были столы. Може, они осталися?

– Сгорело все.

– Ну и бес с ним! Свои сделаем. Ах! Уверен такого никто из призраков не видел. Как вам идея, а? Название «Сад Михея» подходит дюже хорошо.

– Пожалей призраков, – сказал Юрий, искоса поглядев на хищный бутон; тот успокоился и задремал. – Есть немалый шанс быть съеденным.

– Да ты не преувеличивай.

Юрий и не заметил, как Сидни покинула его, переместившись к столику с красной розой. Он пошел за призрачной девушкой на этот раз предельно осторожно, но, заметив правее множество инструментов, сложенных в углу, изменил курс. И вскоре слышался беспорядочный перебор различного рода леек, мотыг и кос.

Рядом со столиком появился Михей.

– Эх! – разочарованно произнес он. —Ничего необычного, к сожалению. Rosa Odorata.

– Что за «розадарата»? – удивилась Сидни, прислонив ладони к стеклянному куполу.

– Ну… Роза. Э-э-э… Нетрудно догадатьси, что она красная. Похожа на чайную, – пояснил он и решил добавить: – Касательно окраски… Ну, понимаете… Цветами усегда пытались что-то сказать. Чаще усего признание в любви. И здесь, похоже, тот случай. Ознобишин написал целую книгу по этому поводу – «Язык цветов» называется. Красная роза там означала искреннюю любовь, страсть. А вот такой цвет для чайной дюже необычен. Не помню точно ее тайное послание… Вроде бы что-то о вечной памяти.

Ловкие пальцы вмиг сняли стеклянный купол и отодвинули его подальше, коснувшись распустившегося бутона. Нежные лепестки ласкали кожу пальцев, точно лучшие шелка, а слабый аромат чувствовался только девушкам, имевшим чуткий нюх от природы.

– Так-так-так… А как на языке цветов можно выразить тайную влюбленность?

– Ну… Есть несколько вариантов. У Ознобишина – это белая роза, чистая и девственная, хотя другие просто говорят о невинной любви. Но знаете… Какая любовь невиннее, нежели тайная, да? Так-так, дай подумати… Еще акация, кажетси, и такое тропическое растение как гардения.