Игра Сна

– В любом случае, это его сон, ты не сможешь никого вывести отсюда, как бы ты ни хотел.

Черный прошипел что-то сквозь зубы.

– Да что здесь вообще происходит, нам кто-нибудь объяснит?! – сказала Кристина. Белый и Черный обернулись к ней.

Воцарилась тишина, прерываемая только звоном колокольчика.

Черный со смесью сожаления и раздражения оглядывал нас, Белый смотрел него.

Внезапно Белый, словно почувствовав что-то, дернул головой, отворачиваясь:

– Тихо, он идет.

Черный развернулся в ту же сторону и оба напряженно застыли.

Я вглядывалась в темноту, пытаясь понять, что там – свет светлячков почти не доставал туда. Вглядывалась, пока не поняла, что там НИЧЕГО нет. Я снова схватила Димитрия за руку.

Я никогда не видела такого: оттуда словно вынули кусок мира: там была только чернота, такая бывает в компьютерных играх, когда мир не доделан. Просто пейзаж – плитки, деревья – все обрывалось в никуда.

Звон хрустального колокольчика совсем приблизился и внезапно темнота начала едва уловимо светиться. Показался огонек, постепенно увеличивавшийся. Из глубины НИЧЕГО нам навстречу шел человек. В руке у него болталась керосиновая лампа, только вместо огня за стеклом бились желтые светлячки, оттуда и раздавался этот тоненький хрустальный звон.

Человек был облачен в темный плащ с капюшоном, который скрывал всю его фигуру, чуть волочась следом. С каждым шагом под его ногой возникала серая скругленная плита, которая снова канула в ничто, стоило ему шагнуть дальше.

Наконец он сошел с плиты на шахматный пол, и, не обращая ни на кого внимания, прошел к трону. С громким вздохом растянувшись на троне, он поднял голову.

Сначала я подумала, что он в перчатках, но, когда он поднял голову, стало очевидно, что нет. Он состоял из того же НИЧЕГО, из которого он и появился. Под нависающим капюшоном зияла темнота, словно рана, нанесенная вселенной. Его рука струилась и дергалась, слегка меняя форму, непонятным образом удерживая лампу с трясущимися светлячками.

– Добро пожаловать в сон, – поприветствовал он нас.

Мы все вздрогнули: его голос был совершенно нечеловеческим. Представьте, какой звук будет, если потереть друг о друга две открытые консервные банки. Его голос состоял из таких вот режущих слух взвизгов и скрежета разной высоты. Больше всего на свете хотелось зажать уши и убежать оттуда. Это было настолько странно, что мы не сразу осознали сказанное им.

– В сон? – громко спросил Виктор. – Позвольте, и кому же все это снится? –

– Что за чушь! – воскликнула Кристина, оглядываясь на нас в поисках поддержки.

– Юная леди, вас не учили что перебивать невежливо? – сказал Черный.

– Оставь это, – махнуло рукой странное существо. – Единственное, что имеет здесь хоть какой-то смысл – это Игра.

Существо сделало паузу.

– Дамы и господа, приглашаю вас принять участие в Игре…

Оно снова сделало паузу, словно ожидая протестующих криков, однако все молчали.

– Отказы не принимаются, – на всякий случай добавило оно. – Правила… Дойти до Финиша. Проиграл тот, кто останется на Финише один.

Повисло молчание.

– А что будет в случае проигрыша? – спросила я.

– Проигравший останется здесь, во сне, – я услышала улыбку в его голосе, – Навсегда.

Казалось бы, куда уж там, но нам стало еще неуютнее.

– Пфф… – Белый захохотал.

– Но это же нечестно? – возмутился Черный.

– А мне нравится, – сказал Белый, ухмыляясь, глядя на нас.

Существо покосилось на Черного и Белого, отчетливо вздохнуло, издав мерзкий скрежещущий звук.

– Вы слишком болтливы.

Они вздрогнули и закаменели лицами.

Существо легко поднялось с трона, отвернулось, но вдруг, на миг замерев, повернулось к нам снова:

– Да, и на будущее: дурной тон удивляться во сне. – Он поставил фонарь на трон. – В любом случае, до встречи.

Он резко хлопнул в ладоши и туман, клубящийся по краям круга, кинулся на нас словно пес с цепи, застилая все вокруг. Мир стал белым-пребелым, только желтые светлячки из фонаря существа, горели яркими точками, отпечатавшись на сетчатке.

Звуки снова стихли, остались неуверенные отдаленные шорохи, словно пытающиеся пробиться сквозь подушку.

Я огляделась, пытаясь различить хоть что-то в густом тумане. Я не видела даже очертаний своих спутников.

– Эй! – закричала я, разводя руки и пытаясь нашарить кого-нибудь. Однако мои слова, как и мои руки потонули в окружавшем меня серовато-белом мареве.

Я прошлась вокруг того места, где стояла.

– Димитрий! – крикнула я, и не услышала даже саму себя. – Виктор!

Глухо. Ни звука, ни шороха. Только белый туман вокруг.

– Кристина… – протянула я неуверенно и не надеясь на ответ, больше для порядка. И вдруг буквально краем глаза заметила, как что-то черное промелькнуло и скрылось – плавно, по-звериному, и невероятно быстро. Просто с нечеловеческой скоростью. Я почувствовала, как застучало сердце. Мне стало казаться, что что-то стоит за моей спиной. Я резко обернулась и сделала шаг назад. Шаг. Шаг…

Тут я почувствовала, как нога уцепилась за что-то, я нелепо взмахнула руками, тщетно пытаясь удержать равновесие, и, с неслышным криком, кубарем покатилась куда-то вниз.

«Интересно, а во сне можно свернуть шею? По идее если это сон, то…» – я не успела домыслить, потому что внезапно вывалилась из тумана.

– Аййй, – я села и огляделась по сторонам. – Дурной тон во сне удивляться чему-либо… Так, кажется, он сказал, – пробормотала я, понимая, что удивляюсь только тому, что ничему не удивляюсь.

Туман, окружавший меня, поредел. Теперь он быстро скользил мимо, уносимый ветром. Поднимался то выше, то ниже, на мгновение скрывая окружающий пейзаж, завивался длинными белыми языками, словом вел себя совершенно ненормально. Под ногами чередовались все те же плитки, но темнее: багровый, охра, полночно-синий и черный с грязно-серым. И странные деревья вокруг. Всё как положено, ствол, крона, вот только все они были картонные и плоские, будто театральные декорации.

– И куда мне идти? – спросила я у воздуха.

– Смотря куда ты хочешь попасть, – услышала я в ответ.

Я резко обернулась, для того чтобы встретить насмешливый взгляд желтых глаз с вертикальным зрачком.

«А вот и Чеширский Кот» – подумала я. – «А я, выходит, Алиса?»

Я посмотрела вниз. И правда, на мне было совершенно дурацкое платьишко. Голубенькое с огромным бантом, как в мультике. Голубенькие же башмачки и беленькие носочки.

– Мне нужно найти остальных.

– Н-да? – протянул Чеширский Кот (вот только в его исполнении это было больше похоже на «н-мя?»). – Уверена?

Что значит «уверена»?

Я посмотрела на него, потом на разноцветную плитку у себя под ногами.

«Смотря куда ты ХОЧЕШЬ попасть» – сказал он. Я точно не хотела назад в белый туман. Но и к остальным мне почему-то тоже не слишком хотелось.

– Я никуда не хочу попасть, – наконец сказала я.

Плоский нарисованный на куске фанеры Кот улыбнулся мне из кроны нарисованного дерева:

– Ну тогда стой на месте.

Я потуже завязала бантик на платье и, немного подумав, ответила:

– Но стоять на месте тоже не годится.

– Почему это?

Я развела руками.

– Потому что… Потому что… Да не знаю!..

А правда, почему бы и нет?

Я присела, прислонившись спиной к нарисованному дереву. Поерзала, поудобнее устраиваясь, сняла ужасные башмачки. Глубоко вздохнула и закрыла глаза. Но через несколько секунд опять вскочила на ноги:

– Потому что скучно! А еще может мне куда-нибудь надо, а я и не знаю, и сижу тут.

– Ну тогда иди куда-нибудь. А по дороге может и поймешь, куда тебе надо.

Я оглядела высившиеся вокруг ряды одинаковых фанерных деревьев.

– А куда-нибудь, это куда? Вправо, влево?

– Какая разница, тебе же все равно никуда не хочется. Иди уже куда-нибудь. – он махнул нарисованной лапой.

– Но может ты мне скажешь, что там находится…

– Я обычный нарисованный кот, а не стойка «Информация», откуда мне знать! – раздраженно перебил меня Чеширский Кот и повернулся ко мне толстой нарисованной пушистой задницей.

– Эй! – позвала я его. Но он даже не пошевелил нарисованным хвостом.

После обстоятельной беседы с Чеширским Котом, неизвестность уже не так страшила меня. Однако уходить от единственного говорящего объекта, пусть и нарисованного, не хотелось.

И тут мне в голову пришла странная мысль. А если он нарисован, деревья нарисованы, может и я сама уже – нарисована?

Я вытянула руки вперед и увидела только две плоские дощечки с нарисованными на ними пальцами.

Однако не успела я как следует испугаться, как почувствовала, что какая-то неведомая сила тянет меня за шиворот, словно котенка.

Я моргнула и тут же вздрогнула от ослепившей какофонии белых вспышек и громкого многоголосого воя, ударившего в уши. Я словно оказалась посреди тонущего корабля – все кричали, вопили, раздавался непонятный шум толпы с одиночными отчаянными выкриками:

– …поделитесь…

– …бес-пре-це-дент-но…

– …как вы…

слова и словосочетания вспыхивали в гуле и снова тонули, заглушаемые другими, которые в свою очередь заглушались еще одними, и так далее, и так далее, и все это образовывало несмолкающий монотонный гул. Щелчки. И белые вспышки, разрывавшие темноту с частотой светомузыки.

– Аглая, – услышала я голос у самого своего уха, – с тобой все в порядке?

Широкая спина Виктора, пахнущая полынью, заслонила меня от света и звука, его руки укутали спокойствием и тишиной.

– Что происходит? – спросила я его.

– Интервью, – как ни в чем не бывало ответил Виктор. И отстранился, выталкивая меня вперед, на свет, распахивая окружающий мир, обрушившийся подобно каменной лавине.

Мы стояли в центре темноты, а вокруг бесновалась безликая многотысячная толпа. Нас от нее отделяло только канатное заграждение. Однако несмотря на ее условность, никто не смел прорваться за нее. Нас освещали лучи софитов, падающие откуда-то сверху, из темноты, и вспышки фотоаппаратов.

И если вы думаете, что я назвала толпу «безликой» ради красного словца, то должна вас переубедить – ни у кого из людей, вопящих по ту сторону алых канатов, не было лица. Только рты, зияющие провалами на гладкой розоватой коже. Я попыталась найти хоть у кого-нибудь глаза, но у них не было глаз, ни у одного.

Как же они фотографируют?

– Это жесть какая-то, надо валить отсюда, к чертовой бабушке, – услышала я слова Димитрия.

– Не надо к чертовой бабушке, – сказала Кристина, лицо ее было совсем белым.

– Это уже не сон, это кошмар, – отозвалась я, нервно комкая в руках юбку.

Виктор хмуро покосился на нас и вдруг зычно крикнул:

– В ЭТОЙ ИГРЕ НАЙДЕТСЯ КТО-ТО, ОБЪЯСНИТЬ НАМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ? – голос его с легкостью перекрыл шум толпы, которая на секунду стихла и вновь загудела.

Раздался громкий щелчок и один из лучей софитов скользнул по толпе, которая, что-то почуяв, заволновалась. Луч осветил одинокую женскую фигуру в белом. Женщина призывно поманила нас, и толпа расступилась, образуя живой коридор от нас к ней.

Все смолкло, стихли вспышки фотоаппаратов, белый силуэт маячил вдали.

Мы переглянулись, и я нерешительно шагнула вперед. Нагнулась и отстегнула канат – это было страшнее всего, казалось, что стоит мне разрушить веревочный круг, нарушить ограду – как вся эта безглазая толпа ринется на нас.

Стоило нам шагнуть за ограду, как крики вновь возобновились, с ними возобновились и вспышки, но все это было как-то наигранно, и не так громко, словно все эти люди говорили больше по-обязанности. Наконец я стала различать целые фразы:

– …Каково это – участвовать в Игре?…

– …Есть догадки, почему именно вас выбрали для участия в Игре?…

– …Поделитесь, благодаря каким вашим качествам вы надеетесь победить в Игре?..

Мы двинулись сквозь толпу, силуэт женщины скользнул дальше, заставляя их расступаться.

Мы шли и шли, сквозь беснующуюся толпу, пол был черный, и потолок был черный, а стен казалось и вовсе не было – просто бесконечная толпа уходила куда-то во мрак.

И вдруг посреди темноты открылся светящийся прямоугольник, дверь, рядом с которой стояла фигура женщины в белом. Она на секунду обернулась, и слилась с прямоугольником.

Под все усиливающийся гул толпы, мы дошли уже почти до самой двери, как вдруг прямо на дорогу перед нами выскочил один безлицый человек, и закричал, тыча в лица микрофон:

– Чего вы хотите получить благодаря победе в Игре?!!

Мы остановились как вкопанные. Толпа остановилась. Репортер замер, тяжело дыша, с сунутым в лицо Кристине микрофоном.

Все молчали.

Виктор пожал плечами и уже открыл рот, собираясь видимо сболтнуть какую-нибудь ничего не означающую ерунду, как вдруг Кристина с криком:

– Да вы достали уже в конец!!! – с размаху пнула репортера в коленку и ломанулась к выходу.

Я состроила Виктору круглые глаза:

– А она у тебя боевая! – и побежала вслед за Кристиной, тем более что опомнившаяся толпа попыталась сомкнуться.

Я прыгнула в дверной проем, и рухнула вниз, зацепившись за порожек. Следом полетели остальные, дверь с громким металлическим щелчком захлопнулась и исчезла.

Я откатилась от остальных и огляделась. Пели птички, зеленела травка, мы сидели на обычной лесной поляне, заросшей листочками земляники, вокруг стояли ряды берез, шелестя ветвями. Светило солнце. В общем совершеннейшая непотусторонняя идиллия.

– Эй, здр-р-равствуйте! – раздалось громкое.

Мы обернулись и увидели невысокую девушку с заячьими ушами, торчащими из головы. Уши были пушистые и нервно дергались. Я подумала о том, как выглядит то место, где должны были быть человеческие уши – его не было видно за волосами.

Димитрий нерешительно ответил:

– Привет?

Зайка улыбнулась, показав вполне человеческие зубы, набрала побольше воздуха и затараторила:

– Рада вас ви-идеть! Господин создал меня, чтобы я была вашим проводником! Можете называть меня Зайка, мне понравилось!

Говорила она очень быстро, проглатывая слоги и почти не делая паузы между словами. Лицо ее странно кривилось, пока она говорила, непрерывно сменяя эмоцию за эмоцией, что производило довольно жуткое впечатление.

– Подождите минуту… Зайка, – Виктор поднял руки. Зайка состроила внимательную рожицу, ушки ее встали торчком и отчетливо повернулись к нему. Я не смогла сдержать улыбку. Зайка скосила на меня влажные карие глаза, и на какой-то миг мне показалось, что на ее лице промелькнула усмешка.

– Будьте любезны, расскажите нам для начала, где мы находимся? – куртуазно сказал Виктор.

– Во сне-е, – она удивленно развела руками, – не-еужели вы до сих пор не-е поняли?

Букву «е» она протягивала, чуть подхихикивая и гримасничая. Она казалась была совершенно больна. Я наконец поняла, что не так с ее глазами – они были скорее кроличьи, нежели человеческие.

Лицо ее было очень красивым, но вся ее мимика танцевала, так что невозможно было глядеть на нее.

– А как нам проснуться побыстрее? – спросил Димитрий.

Зайка блеснула белозубой улыбкой, слишком долго задержав оскал.

– О, это очень просто, вам всего лишь нужно сыграть в игру.

– А мы не можем просто проснуться? Без игры? – предложил Виктор.

Зайка улыбнулась.

– Просто? Ну-ну-ну! Вы же не первый раз спите! Подумайте, по законам сна, в какой момент вы просыпаетесь?

– Я просыпаюсь, когда меня будят, – пожала плечами Кристина, чуть улыбаясь. – Может мы должны подождать, пока нас разбудят?

– Но что происходят со сном, когда тебя будят?

– Он заканчивается?

– Не-а! – Зайка улыбнулась и подняла вверх указательные пальцы. – Дело как раз в том, что он не заканчивается. У сна нет конца. – Опустив уголки рта, она выпятила нижнюю губу. – Он может длиться очень долго, как жизнь.

– Это что значит, мы никогда не выберемся отсюда?! – Димитрий сдвинув брови смотрел на Зайку.

– Наоборот, это может случиться в любой момент, – Зайка улыбнулась. – Даже сейчас. Бац и все. Конец. – она протараторила последнее слово громко и с каким-то злорадным наслаждением. И засмеялась, тоненько.

– Не волнуйтесь, вам будет весело, Господин позаботится об этом.

– Именно это меня и пугает, – пробормотал Виктор.

– Что за господин? – сказал Димитрий.

– Сон, – ответила Зайка, глядя в небо и чуть дергая головой.

– Господин Сон? – спросила я.

– Сон – это наш господин. Все вокруг вас – часть его. Греки, древние греки, такие затейники, – затараторила Зайка, – они называли его Гипнос, бог сна.

– Бог сна? – Кристина подняла брови.

Зайка вздохнула, не переставая гримасничать:

– Не совсем верно. Он не бог, скорее он и есть сон. Вообще. Все вокруг, – она повела руками. – Даже я. Все это он.

Нам стало немного не по себе.

– Но это не значит, что у меня нет своего сознания! Не подумайте, что я такая глупышка, – она хихикнула и пожала плечами. – Когда вы видите сны, ваше сознание попадает к нему, и смешивается с ним, как вода, порождая нежные видения, а порой омерзительнейшие кошмары.

Зайка вдруг ловким движением руки открутила себе голову и подбросила ее вверх, так, что волосы золотистым потоком полетели за ней. Мы инстинктивно шарахнулись прочь от нее. Она ловко, как заядлая баскетболистка поймала голову и вернула ее на место, задом наперед.

– Мы во сне, господа, – говорила ее голова, сидящая на спине, скрежещущим голосом Гипноса, пока трава и деревья вокруг нас плавились, превращаясь в черную гниль. – Здесь нет ничего постоянного. – Зайкина голова хихикала, пока она проворачивала ее, возвращая на место.

Мне послышалось что кто-то зовет меня среди голых стволов деревьев, голос был до странности знаком, но я узнала его только по диктофонным записям, потому что он звучал иначе, чем у меня в голове – мой голос. Что-то он сказал мне, я не расслышала, но от интонации, с которой он произнес это, мне стало холодно и страшно, как никогда.

Он позвал меня. Шептал мне что-то… Что же он мне шептал?..

– Хватит, – закричала Кристина. Мир вокруг застыл, словно не зная, продолжать ему меняться, или нет. Все стихло.

– Если это игра, то у нее, как и у любой игры есть правила! – протараторила Кристина, – А по правилам вы проводник, значит вы должны нас вести, а не пугать!

Гниль исчезла, на ее месте снова была трава и деревья.

– Ну хорошо, – почти обиженно сказала Зайка. Мимика ее застыла, словно прекратилась рябь на воде. Она взглянула на нас спокойно и чуть насмешливо. – Пойдем.

Мы переглянулись и облегченно вздохнули.

– Ну и напугали вы нас! – сказал откровенно Димитрий, потирая шею.

– Поверьте, я вас вовсе и не пугала, – и Зайка расплылась в омерзительной улыбке.

– Перестаньте, разве с нами может что-то случиться? Это же всего лишь сон, – сказала я.

– Именно поэтому, случиться может все что угодно, – улыбка Зайки стала еще шире.

– …ваши мысли…реальность… – шепнул ветер, кидая в лицо пригоршню кленовых листьев. Окружающий пейзаж стал неуловимо меняться, за считанные секунды превратившись из лета в позднюю осень: листья на деревьях съеживались, желтели, отрывались и падали, их подхватывал разбушевавшийся ветер, взметнувший подол платья. Трава высыхала, небо чернело. Ветер крепчал, превращаясь в почти ураганный.

– Опять вы это?!.. – крикнул Виктор, пытаясь увернуться от листьев и мелкого древесного мусора, кружащего вокруг его лица.

– Гипнос рассержен, мы теряем время, пора идти! – крикнула Зайка. Длинные уши ее как две меховые ленты беспомощно мотылялись на ветру. – Давайте за мной!

Она двинулась вперед по тропинке, мы шли следом, пожухлые осенние листья хрустели под ногами. Стоило нам сделать несколько шагов вперед, как ветер стал стихать. Я шагнула, и чуть не зашипела от боли, наступив на веточку – алисины башмачки остались во сне про Алису. Надо было взять туфли из лодки, подумала я, и чуть не споткнулась снова – прямо передо мной стояли мои туфли. Я наклонилась, быстро застегивая их, и почувствовала поток ветра, закрутивший подол вокруг ног и волосы. Он пах гранатами.

– Знаете, вот чуть-чуть смущают все эти изменения с пейзажем, да и с вашей головой, тут все время так? – сказал Димитрий с некоторым сарказмом.

Зайка хмыкнула.

– Все, что здесь есть –сон. Мы только, тени, призраки, которые обретают плоть, когда их выхватывает свет софитов. – Она приняла театральную позу, но замерла на середине, задумавшись на миг. – Кроме Черного и Белого конечно.

– Черный и Белый? – переспросила я.

Зайка округлила глаза:

– Его дети!

– Как у сна могут быть дети?!

– Ну он же бог в конце концов, – пожала плечами Зайка.

– Вы же сказали, что он не бог!!! – возмутилась я.

– Может быть, – ответила Зайка. – Мы пришли.

Она развела ветви елей, преградившие нам дорогу, и шагнула вперед.

Мы вышли на каменный обрыв, за которым было видно только небо. Шириной метров пять, он серой лентой тянулся в обе стороны, плавно заворачивая, словно мы были на острове.

За спиной покачивались высокие ели, вновь плотно сомкнувшие ветви за нашими спинами. Ряд елей тянулся далеко в обе стороны, на совершенно одинаковом расстоянии от края, словно их высаживали по линейке. В этом еловом заборе не было ни единого просвета, так, что, отойдя на пару шагов, мы бы уже не смогли найти те две ели, за которыми скрывалась тропинка.

Я осторожно подошла к самому краю и посмотрела вниз – там, далеко, что-то темнело, наверное, это была земля. Ее загораживали белые клочки густого тумана – облака.

– Немного подождем, – сказала Зайка.

– Чего подождем? – удивилась Кристина.

– Транспорт, – махнула рукой Зайка.

Ко мне подошел Димитрий, посмотрел вниз и сказал:

– Мы на небесах что ли?

Я подошла к елям, чтобы посмотреть, найду ли я тропинку назад, но, как только я коснулась тяжелых ветвей, послышался крик:

– Плывет!

Мы вернулись к Зайке, и стали вместе с ней вглядываться в небо. Зайка стояла, как капитан за штурвалом корабля: расставив ноги, уперев одну руку в бок, другую приложив к глазам, защищаясь от солнца.

Мы смотрели на небо, но пока ничего не было видно, кроме пары белых облачков да неописуемой синей пропасти. Потом показалась точка, все увеличивавшаяся и увеличивавшаяся… Наконец мы разглядели… Лодку.

Простую деревянную лодку, примерно такую, на которой мы приплыли, только новую, да чуть подлиннее, с двумя парами весел. И эти весла гребли по воздуху, приближая к нам абсолютно пустую лодку.

Она приблизилась к краю обрыва и замерла. Только весла изредка подгребали, словно стараясь не дать течению снести ее. Зайка приглашающе махнула рукой:

– Ну что, присаживаемся?

Мы нерешительно переглянулись. От обрыва до лодки было сантиметров тридцать, но тридцать сантиметров над пропастью – это много. К тому же, не было никаких гарантий, что эта лодка не рухнет вниз под нашим весом, или что это вообще не иллюзия, которая развеется, стоит нам ступить в пропасть.

Впрочем, это же сон, в конце концов, подумала я и шагнула на борт.

Лодка качнулась, словно и взаправду стояла на воде, и я с громким криком упала на дно. Кристина вскрикнула, кто-то из ребят ругнулся. Поднялась я уже несколько бледная и на трясущихся ногах. Помахала остальным, не менее бледным и трясущимся и села у носа.

– Кошмар, залезайте аккуратно – она качается, как настоящая, – сказала я.

Как только все сели, лодка мягко отчалила от берега.

Мы устроились на дне лодки, с восхищением разглядывая все вокруг. Лодка плыла по небу, зачерпывая облака. Весла работали мерно и четко, подчиняясь какому-то внутреннему ритму. Она скользила плавно и неторопливо.

Лодка была из новенькой древесины, раскрашенной в светло-синий, нежный цвет. Она пахла деревянной стружкой. Под слоем краски были видны прожилки дерева, а кое-где вспыхивали под лучами солнца серебряные шляпки маленьких гвоздиков.

Небо над нами было затянуто облаками, и солнечный свет был неяркий, рассеянный, такой бывает в дождливую погоду. Однако, несмотря на обилие облаков – над нами, под нами и рядом с нами, – дождя не было, как и ветра, да и воздух был довольно теплый. Редкие лучи солнца высвечивали контуры облаков золотым и розовым, небо голубело, лица сидящих были нежно-сиреневого оттенка.

Подул теплый ветер, которого, впрочем было недостаточно, чтобы ускорить ход лодки, но вполне довольно, чтобы разогнать облака и открыть совершенно потрясающий вид на землю. И теперь Кристина сидела прямая как палка, до белизны вцепившись в борта, и стараясь даже краем глаза не смотреть вниз, а остальные, наоборот, свесились за борт, разглядывая крошечную землю, краснокрышие домики, зеленые леса, горчичные дороги и темно-синие квадратики озер.

Воздух стал совсем прозрачен, осталось только несколько облачков на горизонте.