Игра Сна

Двери открылись, и они вышли на платформу. К их глубокому удивлению, из соседних вагонов тоже выходили люди в таких же как и у них черных плащах. Плащи скрывали их фигуры до пят, не позволяя разглядеть даже обувь, остроконечные капюшоны были так низко надвинуты, что казалось если их откинешь, там окажется такая же чернота, какая была под капюшоном мастера Гипноса.

Сначала наши путешественники пытались держаться вместе, но у выхода со станции случилась ужасная давка. А стоило им расцепить руки, как они были сметены в разные стороны такими же как они черными фигурами. Они оглядывались, но не находили никого знакомого в одинаковой черной толпе. Фигуры скользили мимо, не обращая на них внимания. Им не оставалось ничего, кроме как пойти вместе со всеми по дороге к замку, высящемуся на холме.

Замок был высок и суров, как и все средневековые постройки с крохотными окошками-бойницами в толстых стенах. Сложенный из бежевого камня он возвышался надо всем миром, довлел, давил на поднимающихся своей мощью, огромный, тяжелый, широкий.

Каменный крест над воротами говорил, что это не просто древний замок, а монастырь. Люди в черных плащах проходили под воротами и заходили в гостеприимно распахнутые двустворчатые двери в четыре человеческих роста, деревянные, окованные железом.

Происходящее напоминало собрание какого-нибудь чудаковатого тайного общества. По узким коридорам древнего монастыря, освещаемого светом старых факелов, скользили люди-тени. Черные фигуры шли вереницами, одна за другой, не переговариваясь, в полном молчании, они заходили в зал, по всей видимости являющийся конечной целью, и рассаживались.

Зал был огромный, темный, сложенный из древних потемневших камней. По периметру его стояли ряды скамей, в центре располагался круглый стол с двенадцатью стульями. Вокруг стола горели факелы, бросая на него отблески.

Стол был абсолютно пуст, и только перед двенадцатым местом лежали золотая пластина и золотой молоточек.

Фигуры одна за другой усаживались на зрительские скамьи, наконец, когда они оказались забиты до отказа, одиннадцать оставшихся фигур заняли свои места за столом.

Последний, двенадцатый стул оказался незанят.

Гул голосов, окружавший зрительские скамьи, потихоньку стихал. Круглый стол сидел в полном молчании, застыв как каменные изваяния, не пытаясь даже понять, кто скрывается под плащами.

Наконец дверь распахнулась, пропуская последнюю фигуру.

Голоса смолкли.

Остановившись и поведя капюшоном, фигура быстро прошла на оставшееся место.

Все замерли.

– Встаньте, поприветствуйте Суд, – объявила Двенадцатая фигура. Голос ее был невыразителен и беспол.

Все поднялись.

– Начнем.

Все сели. Молоточек три раза ударил по пластине.

– Введите свидетелей.

Восьмая фигура фыркнула. Послышался шепот:

– Любопытное начало, – однако сосед Восьмой фигуры никак не среагировал, и она умолкла.

Двери снова распахнулись и вошли четыре человека. Они приблизились к круглому столу и встали в ряд. При ближайшем рассмотрении оказалось, что люди эти были полупрозрачными. Они походили на сомнамбул – лица их ничего не выражали, как и позы. Глаза были закрыты. Кожа слегка отдавала в серый цвет – или так казалось в пляшущем свете факелов.

– Свидетели, вы признаете свою вину?

= Признаем, = хором отозвались свидетели. Голоса их были абсолютно безэмоциональны.

– Что совершили свидетели? – спросила одна из фигур.

– Убийство, – ответила Двенадцатая фигура.

– Убийство! – вновь не сдержалась Восьмая фигура. – Почему же они все еще свидетели?

– Потому что мы расследуем не убийство, – сурово отозвалась Двенадцатая фигура и постучала молоточком по столу. – Попрошу соблюдать тишину.

Все замолкли.

– Итак, – Двенадцатая фигура повернулась к свидетелям. – Свидетель номер один, кого вы убили?

Первый полупрозрачный человек шагнул вперед и открыл глаза, затянутые белесой дымкой.

– Свою девушку.

– Расскажите, как это произошло.

– Я пришел домой с работы. Она была там, от нее пахло алкоголем, а на столе стояло два бокала с вином. Я спросил, кто к ней приходил, она рассердилась и сказала мне не лезть к ней. Недавно у нее стали появляться дорогие подарки, и я решил, что у нее появился любовник, о чем и сказал тогда. Мы поссорились, я толкнул ее, она упала на кафель и разбила голову.

– Назовите причины убийства. Все причины. Все, что вы поняли за отведенное вам время.

– Мне сделали выговор на работе и нахамили в метро, я был очень зол и устал. Она слишком дерзко вела себя, я не привык, что женщины могут так дерзить, у нас так не принято. Я понимал, что она не счастлива со мной, потому что у меня нет денег и мне казалось, что она смеется надо мной вместе со своим любовником. Я любил ее. Когда я толкал ее, то не думал, что она настолько сильно ударится. Я был в ярости, мне хотелось просто сделать ей больно, как она мне, но не убивать ее.

Человек замолчал.

Двенадцатая фигура сказала:

– Спасибо. Можете быть свободны.

Человек поклонился Суду, закрыл свои белесые глаза и растворился в воздухе.

На зрительских лавках послышались шепотки. Двенадцатая фигура выждала минуту и постучала молоточком:

– Прошу соблюдать тишину в зале суда!

Двенадцатая фигура повернулась к свидетелям, безразлично пялящимся в пространство. Эти странные духи, кажется, вообще не воспринимали происходящее.

– Свидетель номер два, кого вы убили?

Второй полупрозрачный человек шагнул вперед и открыл глаза, затянутые белесой дымкой.

– Насильника.

Послышался судорожный вздох нескольких фигур, и шум зрителей.

– Попрошу тишины, – постучала молоточком Двенадцатая фигура и обратилась уже ко Второму свидетелю: – Расскажите, как это произошло.

– Я шла из мебельного магазина домой через парк. Мне навстречу вышел человек и, схватив меня за руку, наставил на меня нож. Я знала, что в парке промышляет насильник, жертвами которого стали несколько девушек. В магазине я купила зеркало для прихожей, без рамы. Я ударила его этим зеркалом, оно треснуло, а я ударила его снова, и снова, осколки застряли в шее, он умер.

– Назовите причины убийства. Все причины. Все, что вы поняли за отведенное вам время.

– Мне было страшно. Мне был омерзителен этот человек. Я защищалась – я ударила. Я знала, что уже пострадали девушки и мне не хотелось, чтобы это случалось снова, чтобы такой человек жил на свете, мне не хотелось, чтобы оставалась хоть малейшая угроза для меня. Поэтому я била до тех пор, пока не убедилась, что он мертв.

Человек замолчал.

Двенадцатая фигура сказала:

– Спасибо. Можете быть свободны.

Человек поклонился Суду, закрыл свои белесые глаза и растворился в воздухе.

– Свидетель номер три, кого вы убили?

Третий полупрозрачный человек шагнул вперед и открыл глаза, затянутые белесой дымкой.

– Своего отца.

Пауза.

Фигуры зашевелились. Легкий шепот пробежал по зрительским скамьям, но тут же смолк под грозным взглядом Двенадцатой фигуры.

– Расскажите, как это произошло.

– Я услышал, как врач говорит ему быть осторожнее с лекарством, потому что слишком большая доза может его убить. Я знал, что он пьет капли утром, разводя их водой. Я дождался пока он выпьет свою обычную дозу, налил ему в утренний чай половину пузырька и ушел на работу. Когда я вернулся он был мертв.

Зал зашептался.

– Назовите причины убийства. Все причины. Все, что вы поняли за отведенное вам время.

Человек молчал.

– Свидетель, все сказанное вами останется в умах Суда. Ни один из Судей никогда не столкнется ни с кем из вашей семьи вновь.

– Когда я был маленьким, он избивал мою старшую сестру. А я никогда не вмешивался, потому что боялся, что тогда он снова начнет избивать меня. Однажды он забил ее до смерти и обставил это как несчастный случай. Я промолчал, потому что не мог ничего доказать, но больше потому что боялся его. Сестра была единственным человеком, который меня любил, она специально принимала побои на себя. А я не смог ее защитить. Я чувствовал себя виноватым перед ней. После ее смерти он больше не бил меня. Но нам приходилось жить вместе, он постоянно пил и приводил друзей, таких же алкашей, как и он сам. Мне приходилось постоянно прислуживать ему, убирать за ним, терпеть его угрозы и постоянные оскорбления. Я хотел жить сам, без него, в своей квартире, но у меня не было денег. Тогда я решил убить его – потому что боялся, что он снова начнет избивать меня, потому что хотел избавиться от страха, потому что хотел избавиться от вины за сестру, потому что хотел жить счастливо, в своей квартире, один, потому что он неимоверно раздражал и злил меня.

Человек замолчал.

Двенадцатая фигура сказала:

– Спасибо. Можете быть свободны.

Человек поклонился Суду, закрыл свои белесые глаза и растворился в воздухе.

– Свидетель номер четыре, кого вы убили?

Оставшийся полупрозрачный человек шагнул вперед и открыл печальные глаза, затянутые белесой дымкой.

– Свою любимую женщину, – с тоской произнес он.

Зрители зашептались: это было впервые, чтобы один из свидетелей проявил какую-либо эмоцию.

– Расскажите, как это произошло.

– Это страшно. Если бы я знал то, что знаю сейчас, после смерти, я никогда бы так не поступил. – Свидетель прямо и открыто посмотрел на двенадцатую фигуру.

– И все же, расскажите суду, это поможет нам докопаться до истины в нашем деле.

– Так вышло, что я стал… другим. То, что было неприемлемо для большинства людей, стало нормой для меня. Моя мать… Мой отец ушел из семьи, а я был слишком на него похож. Она любила и ненавидела его. Ее рассудок со временем все сильнее и сильнее помрачался, дошло до того, что она не отличала меня от отца. Она резала мое тело, тушила об меня окурки и заставляла меня спать с нею. С детства для меня это стало нормой, я не видел от нее ни ласки, ни любви, кроме тех, что она дарила мне в постели. Она была совершенно счастлива только в те моменты, когда избивала меня. Я видел ее радость и принимал ее за любовь. Таким образом мои представления о любви и о ненависти оказались совершенно противоположны тому, что окружающий меня мир считал любовью или ненавистью. Для меня боль и насилие были проявлением высшей степени любви. И когда я встретил девушку, в которую влюбился и которая влюбилась в меня, я изувечил ее, так вышло, что до смерти. И когда увидел, что сделал, покончил с собой, чтобы быть с ней.

Человек замолчал.

Круг фигур сидел потрясенный в молчании.

Двенадцатая фигура сказала:

– Спасибо. Можете быть свободны.

Человек поклонился Суду, закрыл свои печальные белесые глаза и растворился в воздухе.

Никто не в силах был нарушить тишину.

– А теперь черед подсудимых, – сказала наконец Двенадцатая фигура. Зал зашумел. – Подсудимые, предстаньте перед судом.

В зале опять воцарилась тишина. Потом зрители стали шептаться.

Вдруг одна из фигур скинула капюшон. Это была Аглая, она серьезно и зло смотрела на Двенадцатую фигуру.

– Что это за фарс? – жестко спросила она.

– В самом деле, что происходит?! – вскочила Восьмая фигура, тоже сбрасывая капюшон, за ней поднялись третья и девятая. Димитрий, Виктор и Кристина смотрели на Двенадцатую фигуру.

Зрители зашумели, но теперь их никто не останавливал.

– Суд, – объявила Двенадцатая фигура. – Господа подсудимые.

– Что?

– С каких это пор мы подсудимые?! Мы – судьи! – сказал Виктор.

Двенадцатая фигура засмеялась. И вдруг резко бахнула молотком по столу.

– Тишина в зале суда!

Зал смолк.

– Слово предоставляется первой подсудимой.

– Стойте-ка, – сказала Кристина. – Вы не сказали, в чем нас обвиняют.

– Вы мне скажите, – отозвалась Двенадцатая фигура.

– Мы?! – возмутилась Кристина. – Не знаю, как насчет остальных, а у меня за душой нет никаких преступлений. Я никого не убивала, не насиловала, не избивала. Мне не в чем оправдываться.

Двенадцатая фигура хмыкнула.

– В самом деле? Никакой страшной тайны? Признаться, я не разу не встречал человека, у которого бы не было хотя бы одной маленькой грязненькой тайны.

Кристина отвела взгляд, сплетая пальцы. Потом вновь вскинула голову:

– Грязненькая тайна у меня может и есть, но судить меня не за что, я ничего такого не делала!

– Была б возможность, – пожала плечами Двенадцатая фигура.

– Мысль – это не преступление, – сердито сказала Кристина.

– А чем же они отличаются? Мысль и поступок? Может тебе просто решимости не хватило?

– Силой воли отличаются, – твердо сказала Кристина.

– Так мало?

– Так много!

– Оставьте ее, ей и в самом деле не в чем оправдываться, – сказал Виктор устало.

Фигура обвела их взглядом. Потом прищелкнула языком и умиленно произнесла:

– Вы такие забавные, честное слово! Стоят друг за друга горой, уверены, что со всем справятся, всему смогут противостоять… Вы уверены, что все поймете и никого не осудите, господа? Что вы уже ко всему готовы? А что если сделать так… Что если люди… стоящие прямо рядом с вами – что, если они… – он выдержал паузу, расплываясь в улыбке, – предатели и лжецы?..

Все напряженно смотрели на Двенадцатую фигуру. А фигура молча улыбалась.

– Он прав, – наконец сказал Виктор. – Нельзя начинать жизнь со лжи. Аглая, прости, но если правила игры требуют сказать, я скажу. Кристина… Я был с Аглаей, тогда…

Зрительный зал зашумел.

Кристина выглядела совершенно потрясенной, переводя взгляд с Виктора на Аглаю. Виктор твердо смотрел ей в глаза, Аглая отвернулась со злостью.

– Я не любил ее, и она меня нет, ты можешь поверить. Я просто струсил. Я знал, что ты придешь, и … Прости меня… Я надеюсь еще не поздно сказать это.

Кристина покачала головой и усмехнулась.

– Ну что же, баш на баш. Я спала с Димитрием.

Зрительный зал зашумел, послышались смешки.

Аглая удивленно обернулась, губы ее искривила странная усмешка.

– Вот и вам и невинность! – засмеялась Двенадцатая фигура. Виктор выглядел совершенно ошеломленным.

– Зачем это надо было вытаскивать? – скривился Димитрий. – Это было по-пьяни и из ревности. Но, я виноват, признаю. Аглая, пойми, я… Я просто устал от всего этого. А Кристина… Она красивая женщина…

Зал хохотал, в общем шуме слышались одиночные выкрики.

– Какая дешевенькая кульминация, – проговорил внезапно Двенадцатый.

– А что, разве вы не это хотели услышать? – зло сказал Виктор, оглядываясь на Кристину.

В Зале кто-то начал аплодировать.

– Я, откровенно говоря, думал, что будут признания в любви, или, там, истории мести, знаете… Однако вижу, что все вы больше всего на свете любите самих себя.

Все неприязненно посмотрели на Двенадцатую фигуру.

– Итак, импровизированный вечер признаний… – продолжал он. – Прекрасно! Однако, господа, у нас остался один подсудимый, который не признал свою вину.

Сначала «подсудимые» недоуменно переглянулись, но вскоре все взгляды скрестились на Аглае. Она стояла, глядя куда-то поверх всего.

Наконец она повернулась и увидела, что все смотрят на нее.

– Что? – сузив глаза спросила она.

– Признавайся уже в чем-нибудь, – сказал Димитрий. – И пора заканчивать этот фарс.

– Фарс! – засмеялась она. – Вот уж действительно!

– Тебе смешно? – разозлилась Кристина.

– Что за пошлость, – зло сказала Аглая.

– В самом деле, – сказал Двенадцатый.

– Это гадко, – ответила Аглая.

– Почему же? – спросил Двенадцатый.

– Потому что человеческая жизнь – не пошлость.

– Почему же? Гоняешь их, как собак, а они только плодятся как кролики, не давая себе труда даже поразмыслить.

– Аглая, почему ты ничего не скажешь? Давай закончим уже это поскорее! – перебила ее Кристина, – Все рассказали свои секреты! Все признали свою вину. Никому это легко не далось!

Аглая ошеломленно посмотрела на Кристину и захохотала.

– Да потому что я просто трахалась, черт возьми! – закричала она. – Потому что в моей жизни это не настолько великое событие, чтобы делать его кульминацией!

– Как ты не понимаешь! – крикнула Кристина. – Мы не боимся, мы стоим открыто, с гордо поднятой головой и признаем, что делали ошибки!

– Гордо поднятая голова?! – крикнула Аглая. – Да после такого я бы не осмелилась ее поднять! – Она обратилась к Двенадцатому и снова спросила: – Зачем вы это сделали? Хотели нас унизить? Хотели унизить человека? Что же, у вас получилось.

Двенадцатая фигура пожала плечами:

– «Грешить – дело человека, оправдывать грехи – дело дьявольское». Вам не понравилось? Жаль. А что бы ты сделала кульминацией, Аглая?

Все вокруг стало выцветать, растворяться в темноте, кроме фигуры Двенадцатого. Димитрий. Кристина. Виктор. Аглая. И лишь я осталась стоять перед Двенадцатым.

Финиш

– Вот мы и на финише, – сказал он. Он стоял за моей спиной.

Вокруг не было ничего, кроме черноты. Хаоса. Единственной настоящей правды, из которой вышла вся ложь этого мира.

Остались только я и он.

А есть ли он? Или я?

Я не решалась обернуться, боясь не увидеть ничего.

– Эта Игра, она с самого начала была нечестной? – спросила я. – Я всегда была одна.

– Да.

– Ужасная Игра.

Он, кажется, засмеялся.

– Вся жизнь Игра, как там дальше?.. Не стоит относиться к ней так серьезно.

– К Игре или к жизни?

– И к тому и к другому.

Мы снова замолчали.

– Мне не нравится чернота, – сказала я, меняя реальность на свой вкус, но поняла, что он вновь вмешивается.

Мы стояли на нескольких десятках глянцевых плиток. Черных, белых, красных, синих и желтых. Вокруг, со всех сторон, расстилался бесконечный, холодный, черный космос.

Я запрокинула голову. Там, в вышине, мерцали созвездия золотым светом. Млечный путь переливался осколками опалов, галактики взвихривались блестящей пылью, а звезды были такими четкими, словно были вырезаны из картона. Как вы думаете, что такое звезды – дыры в черном полотне, за которым недоступный нам сияющий мир света, или всего лишь осколки когда-то раньше, в межзвездные эпохи, существовавшего мира?..

Передо мной стояли часы, огромные, в три моих роста. Прислонившись к ним с двух сторон, стояли Черный и Белый.

– Кто вы? – спросила я.

– Пусть будет Фантас, – отозвался Белый.

– Пусть будет Фобетор, – отозвался Черный.

– И чего вы здесь забыли? – раздался голос из-за моей спины.

Белый пожал плечами, глядя туда.

– Интересно же. Пришли посмотреть.

– Я его предупреждал, – сказал Черный.

Я сказала:

– Тогда, может быть, это вы объясните мне, в чем смысл Игры?

Белый взглянул на меня и лукаво улыбнулся:

– Мне как-то в шутку сказали, что чтобы воспарить в небеса, нужно очиститься от скверны и открыть чакры…

Я засмеялась.

– Балаган, – раздалось из-за моей спины.

Белый лукаво улыбнулся и исчез.

– А вы как думаете? – обратилась я к Черному.

Он серьезно посмотрел мне в глаза:

– Это всего лишь шутка отца. Игра бессмысленна. Это мое мнение.

Он взглянул мне за спину, но не услышал ничего в ответ.

– Простите нас, – Черный поклонился и исчез.

Мы снова остались одни.

– И что теперь, – спросила я.

– Смотри на часы, – сказал он.

Часовая, минутная и секундная стрелки неумолимо приближались к двенадцати. Секундной стрелке оставалось завершить один круг.

Он подошел ближе. Я чувствовала его шаги, но не оборачивалась, боясь взглянуть в лицо своему страху.

– Теперь скажи мне, – сказал он мне на ухо, – а что бы ты сделала кульминацией?

Раздался скрежет, и первый удар сотряс мир:

– Бом-м!!!

Небо затряслось, пол под нашими ногами завибрировал и с неба начали падать картонные звезды.

– Бом-м!!!

Я судорожно думала, что должно идти дальше, что должно быть кульминацией.

Плитка под моими ногами начала трескаться. Часовая стрелка отлетела и упала мне под ноги.

– Бом-м!!!

Все падало, исчезало в черноте.

Я чувствовала, как по-настоящему просыпаюсь и отчаянно сопротивлялась этому. Я знала, что тут же забуду все, что видела, забуду сон, забуду Игру. Так бывает, когда ты просыпаешься, с чувством того, что ты узнал какую-то истину, невероятно важную для всего человечества. И ты знаешь, отлично знаешь, что это, и ты хочешь сказать, тебе так важно это! Ты открываешь глаза и рот… и замираешь, не в силах выдавить ни звука. Я с отчаянием понимала, что какая бы истина ни открылась мне, я тут же забуду ее, стоит мне проснуться.

– Бом-м!!!!

– Скажи мне!!! – решившись закричала я, пытаясь перекричать грохот рассыпающихся часов. – В чем смысл Игры?!!

– Бом-м!!!

Он молчал. Я боялась обернуться и обнаружить что я говорю сама с собой. Поэтому я продолжала говорить, чтобы не допустить страх в сердце.

– В том, чтобы повеселиться?

– Бом-м!!!

– Влюбиться?

– Бом-м!!!

– Узнать что-то новое?

– Бом-м!!!

– Скажи мне!

– Бом-м!!!

– В том, чтобы тебя кто-то помнил?

– Бом-м!!!

– Или ни в чем?!..

– Бом-м!!!

Я обернулась.

– Бом-м-м-м!!!..

Скажи, что ты чувствуешь, когда смотришь ночью в темное звездное небо?