Сон жизни как жизнь сна

Моим незабвенным родителям с благодарностью и почтением

Нас несет сквозь время столь

странным образом, что существование

становится подобным сновидению,

и это подсказывает мне, что нормальному

человеку жизнь просто снится изо

дня в день. Вся жизнь – просто сон…

Кальдерон

Вместо предисловия

Однажды я совершенно случайно стала свидетельницей жаркого спора двух вполне уважаемых друзей о свободе воли. Они были немного навеселе. Алкоголь раскрепощает человека, лишает осторожности и делает разговорчивым. Чем больше спорщики пили, тем глобальнее начинали мыслить. Я невольно прислушалась. Уж очень интересно мыслили мужики.

Для начала они с легкостью решили все мировые проблемы. Расставили политиков по ранжиру, а заодно и выставили им оценки. «Восстановили» промышленность и по новой приватизировали все, что осталось от предыдущего раздела собственности. Прошлись по СМИ. Подложили свинью под мировую закулису в виде украинского вето на все, что не сало. Примерили шапку Мономаха и отвергли ее, как неудобный пережиток. Уволили всех начальников, а кое-кого отправили изучать флору и фауну в места за перекрестком цивилизации. Не забыли посадить правительство на хлеб-воду и велосипеды. Немного посовещались и решили вернуть сначала Крым, затем Байконур, а напоследок и Арал, но, вспомнив, что озеро давно высохло, потеряли к нему всякий интерес. Потом как ни старались, но не могли договориться о том, какую кару карскую придумать для америкосов, и решили отложить это важное решение на потом, когда разрешится главная проблема.

Проблема баб в жизни настоящих мужчин.

И, если по предыдущим пунктам для консенсуса приходилось неоднократно прикладываться к «змею», то главная проблема была реперной точкой и таким болевым шоком, что обошлось без дополнительного «обогрева». А что? Это был тот аспект жизни, где спорщики сходились мнениями. Женское предназначение настолько сильно их волновало, что даже не требовало полемики. Судя по виду, эти офисные работники были вполне себе прогрессивными трудягами интеллектуальной нивы. Но в отстаивании истинного смысла женского существования они оказались замшелыми домостроевцами.

Место бабы у очага! И все тут! Была бы воля (вариант "материальные возможности" был отметен, как не отвечающий злобе дня), вообще за решетку лучше посадить, чтобы лишить соблазнов вмешиваться в настоящую жизнь с большой буквы Ж. А еще: чтобы не мешала, не перечила, подносила, верила, боялась… И вообще, чтоб мясо было каждый день и сколько хочется! "Как проснусь – так сразу рядом тарелка с большим куском мяса без всякого там гарнира!"

Пока мужики распаляли собственное воображение и "плавали" в планах на будущее, я пыталась сосредоточиться на своем. И вдруг внезапно поняла, что мне мешает… день. Шумный, полный ненужных контактов, разговоров, встреч, проблем, чужой необязательности и собственной беспомощности. Вспомнилась юность, когда я воспринимала жизнь совершено безотносительно людям, которые меня окружали.

Все дело в точке отсчета. Для кого-то жизнь начиналась в тот момент, когда он просыпался, чтобы куда-то идти. А я ждала ночи, что в ней остаться.

Прошло много лет. Поиск гармонии – между днем и ночью – до сих пор дается мне с трудом. Правда, я не теряю надежду и, по-прежнему, ищу в дневном существовании ночное ощущение свободной воли.

Свобода воля, чтоб ее…

Ведь в этой жизни смутной,

Которой я живу,

Ты только сон минутный,

А после, наяву -

Не счастье, не страданье,

Не сила, не вина,

А только ожиданье

Томительного сна.

Д. Самойлов.

СОН

Я бегу по ромашковому полю к озеру. Его не видно, но я знаю, что оно – за высоким пригорком. Бег мой легкий, дыханье спокойное. Не ощущаю никаких усилий. Бегу, словно лечу – свободно и задорно. Поле заканчивается, и открывается потрясающая перспектива спокойного бесконечно-голубого зеркала. Хочется броситься с разбега в прохладную чистую воду. Мыль об одежде и обуви бьется где-то в районе левого виска, но я на нее стараюсь не обращать внимания.

Внезапно замечаю огромный валун на берегу. Вернее, не сам валун, а сидящего на нем старика. Изменить траекторию бега уже не могу – инерция движения сильнее меня. Старик просто ловит меня в полете.

– Здесь самое глубокое место для ныряния.

– Спасибо, но я не умею нырять.

– Значит, я правильно сделал, что остановил.

Отстраняюсь. Старик отпускает меня. Он потрясающе красив. И не старик вовсе – ему лет 40-45 – самый любимый мужской возраст. Просто невероятно, как он похож на мой идеал мужчины в юности, – высокий, седой, голубоглазый. Помогает мне сесть на камень.

– Это великий камень. Посиди на нем, подумай о том, как хочешь прожить вторую половину жизни.

– Я и без сидения знаю – безболезненно.

– В смысле – без проблем?

– Нет. Без боли. Буквально и просто – без боли.

– Могу предложить нечто большее.

Вода тихо плещется о берег. Камешки блестят от брызг. Озеро, как магнит, манит своей глубиной и спокойствием.

– Не хочешь узнать?

– Догадываюсь.

Если передо мной – идеал юности, что он может предложить? Или вечную молодость или бессмертие. Молодость вернуть уже нельзя, а…

– Откуда ты знаешь, что я хочу предложить бессмертие?

Я рассмеялась.

– Если передо мной – волшебное явление, ничего большего предложить и нельзя.

– Нравится мое предложение?

Надолго замолкаю. Перед глазами пролетает вся жизнь, в которой было так много и хорошего, и плохого.

Мысли обрывает безотчетный ужас.

Внезапно кубарем лечу вниз по темной деревянной лестнице. У самого низа меня подхватывает папа – молодой, седой и сильный – и прижимает к себе. Слышу бешеный стук его сердца. Подоспевшая мама щупает мои ножки и ручки. А я… смеюсь. Мне всего годик, и этот полет – простое, хотя и страшное приключение.

Совершенно не хочется открывать глаза и возвращаться из безмятежного далекого детства, где все – еще впереди, и живы и папа, и мама.

– И все-таки, нравится мое предложение?

Волшебник возвращает меня в настоящее время.

Ну, что я могу ответить материализованной мечте? Бессмертие? Мне? Теперь? Такое надо предлагать в 17-ть лет. Когда – половодье чувств, миллион желаний и вера в то, что перевернуть мир – достойная цель. А усталой, изболевшейся и изверившейся бессмертие – кара. Зачем?

Чем бессмертной заниматься, если ничего не хочется делать? Что создавать, когда закончатся сюжеты или иссякнет талант? Как любить, если в сердце – пустота? Ну, не сексом же с утра до ночи заниматься? В старости это просто физкультура. Количество в этих занятиях, даже при условии перехода в качество, – в один не прекрасный момент навсегда переводит человека из горячего профи в спокойного пенсионера.

Я поднимаюсь с камня, обнимаю мужчину и целую его в лоб.

– Спасибо за предложение.

– Только не надо этого: "Но я другому отдана…"

– Да. "И буду век ему верна".

Вдруг пропала легкость. Стало тяжело дышать. Каждое слово дается с трудом. Но я все-таки должна объяснить свой отказ, и потому шепчу непослушными губами:

– Без смерти – жизнь теряет смысл.

Жизнь ценна именно неизбежностью смерти.

Неотвратимость финала заставляет кровь быстрее течь, мысль – пронзать пространство и растягивать время, чтобы успеть сделать что-то и остаться в памяти. И еще. Это самое главное – найти такую ласку и нежность, за которые можно – в огонь и в воду.

А бессмертие – вожделение пустых, амбициозных и пресыщенных. Им нечего больше желать. Потому, перебрав все возможные цацки жизни, они неизбежно упираются в тупик под названием – бессмертие. Это идиотизм, по-моему.

– Глупо и нерасчетливо. Смотри, не пожалей.

Моя мечта на глазах стареет – обнажается лысина, лицо режут морщины, а тело становится прозрачным. Сначала сквозь него видны облака на небе. Потом остаются одни облака.

Разуваюсь, снимаю одежду и осторожно босыми ногами переступаю по камешкам. Вход в воду пологий и удобный. Не оглядываясь, отталкиваюсь от песчаного дна, и плыву.

У озера не видно берегов. Впереди – горизонт, где сходятся синяя вода и голубое небо.

Дорогой читатель, доброго времени суток!

Я начала свою книгу одним из моих самых любимых снов. Он прекрасен не только сам по себе, но и показателен совершенной реальностью моего отношения к жизни и ее ценностям. Когда записывала его, едва сдерживалась, чтобы не кричать от величия и мудрости ночного кино.

Эта книга – о снах, только она не имеет ничего общего с сонниками. В ней заключен многолетний опыт общения автора с собой. Не собираюсь рассказывать о мужании души и становлении характера, начиная от детских игр с товарищами по розыгрышам и продолжая взрослые игрища с судьбой.

Я хочу рассказать о жизни тайной, покрытой сумраком ночи и сладкими грезами. Жизни сна. Личный сон – главный герой моего повествования.

Мой собственный сон, с которым я стараюсь существовать в мире и взаимном уважении. Жизнь научила серьезно относиться к любым знакам судьбы. Не скажу, что пришла к этому понимаю сразу. Отнюдь. Но с возрастом все-таки приходится мудреть и пристально всматриваться в совпадения. Если это делать добросовестно, то станет понятно, что в жизни не бывает совпадений. Особенно случайных. Все закономерно. И все возвращается – и хорошее, и плохое. Только человек так устроен, что всегда стремится вперед.

В юности вообще не думаешь о прошлом. И это правильно. Когда придет время, прошлое само напомнит о себе. Впрочем, это ведь на самом деле великое знание, – в какой-то момент жизни замереть перед осознанием того, что только что прожитый миг безвозвратно канул в лету. Это колоссальный переворот сознания – понимание растворяющихся мгновений, как постоянное прощание с ускользающей жизнью. Сначала это так страшно, что хочется, как в детстве, спрятаться на материнской груди. Потом… потом заставляешь себя примириться и жить, стараясь не думать об уходящих секундах. Вероятно, это и называется взрослением. Не потеря детства, а опознание себя, как отдельной личности.

Со мной это произошло в 14 лет. Жизнь круто изменил один старый сборник пьес. В этом возрасте добровольно пьесы не читают, разве что выполняя школьную программу или оправдывая мечты о театральных подмостках. Ни первого, ни второго не было.

Просто поразило странное название: "Жизнь есть сон". История про двух близнецов, волей людей и обстоятельств, вынужденных прожить совершенно разные судьбы. Один – на троне, другой – в заточении, без людей и событий. А потом их внезапно поменяли местами. Чужая жизнь в чужом пространстве проявила в героях все самое лучшее и худшее. Старая истина осталась неизменной – судьба никогда не ошибается. Показав вариант возможного, она восстанавливает status quo. Оставшись в полном недоумении, герои вынуждены признать, что разницы между жизнью и сном нет, потому что понять, когда жили, а когда спали, они не могут.

Длинная и запутанная пьеса Кальдерона просто перевернула мое сознание и, как говаривала мать принца Гамлета – королева Гертруда – в другой пьесе другого автора, "повернула взор очами внутрь". С тех самых пор ночь превратилась для меня в восхитительный мир, где все возможно. В этом мире было легко за 8 часов прожить несколько совершенно непохожих друг на друга судеб. Совершить величественные поступки, побывать в самых отдаленных местах вселенной. Встретиться с любыми персонажами – подлинными или вымышленными.

Этот мир с его особой географией и течением времени стал для меня территорией такой же реальной, как пол, стены и потолок собственного дома. Сначала все было непонятно. Но детская привычка разобрать игрушку, чтобы посмотреть, как она устроена, сработала безотказно. Это была не физика, которой я решительно не понимала, и не литература или музыка, достойные по моему тогдашнему разумению любви безоглядной и преданной.

Сон был ни на что не похож. Его нельзя было остановить, заложить закладкой, чтобы не забыть, пересмотреть заново или подчинить каким-то правилам. У него были свои законы, и мне захотелось их постичь. Наверное, тогда это было одно из самых сильных желаний.

Так вполне сознательно я начала работать со сном. Вернее, придумывать собственные правила для того, чтобы научиться понимать свои сновидения. Мне хотелось, чтобы сон стал такой же реальностью, как прочитанная книга, вчерашнее выяснение отношений или необходимость по утрам чистить зубы. Со временем обозначились и контуры законов, которым подчинялся мой сон.

Необходимо уточнить одно обстоятельство. На этой дороге я оказалась в совершенном одиночестве. Первые же попытки поделиться робкими "сонными открытиями" натолкнулись на… скажем, непонимание. А, если учесть, что с раннего детства общение для меня было сознательным актом, я решила добровольно не "множить печали". От этого ли, или от иного, но скука никогда больше не посещает меня. Как можно скучать с таким верным и интересным товарищем, как ты сама?

Их было много – прожитых снов. Целая жизнь. Вернее, две жизни. Одна – наяву, другая – в иномире сна. Иногда это пугало, иногда восхищало. Но исподволь всегда было и есть стремление объединить две половинки в единое целое. Какое-то невообразимое пока мной состояние спрессованности событий. Там не важны ни день, ни ночь – только непрерывное одновременное существование дневного бодрствования и ночной расслабленности. Одно важно. Сегодня для меня безусловным является именно "проживание", а не "просмотр" сновидений.

Смотрю в себя

"…это яркий, продолжительный сон,

который забирает меня в свою реальность".

Джон Гарднер

Чтобы понятно было, как я "общаюсь" со снами, лучше это делать на конкретном примере. Это один из немногих юмористических снов в моем собрании сновидений – коллекции, собранной за 40 лет. Он странный даже для меня самой.

СОН

Ранним утром с группой путешествующих я приезжаю в маленький туристической городок, известный славными традициями. День посвящен прогулкам по узким кривым улочкам с красивыми деревянными домами. Мы любовались резными наличниками на окнах, молились в старинных, вросших в землю церквях, покупали сувениры у румяных веселых девушек.

К середине дня я утомилась настолько, что просто валилась с ног. Поэтому, едва войдя в крохотный номер маленькой гостиницы, с наслаждением растянулась на скрипучей кровати и мгновенно уснула. Но покой прерывается самым бессовестным образом. Кто-то настойчиво теребит меня за плечо. Сон слетает мгновенно, но глаза я не открываю. Напряжено вспоминаю, что запирала дверь, значит, рядом – посторонний. Вряд ли он – враг, иначе, зачем меня будить? Открываю глаза.

Передо мной… Жириновский!!! Такое даже в самом кошмарном сне присниться не может! Но ведь – стоит и умоляюще смотрит глазами приблудного пса.

– Простите, пожалуйста, но в гостинице совершенно не осталось свободных номеров. Не гоните меня. Ноги уже не держат. Можно, я просто прилягу с краю?

На языке вертится несколько "подходящих слов", но я сдерживаю свой законный праведный гнев и цветистый словарных запас. На мужике просто нет лица. Еще миг, и правда, не дай Бог, свалится у кровати, как подкошенный. Интересоваться, как он вообще вошел в мой номер, глупо – уже вошел. Я предельно миролюбиво подвигаюсь, уступая место на и так узкой кровати.

Вот уж мечта "электората", – лежу в постели с Жириновским! Это даже не авантюра – трагедия городского значения. Лихорадочно пытаюсь найти выход из щекотливого положения. Спать хочется обоим, но в этой ситуации сна не может быть в принципе. У меня даже нет сомнений, что создавшееся положение несет угрозу. Не в этом дело. Но, для того, чтобы заснуть, надо расслабиться. А как тут расслабишься? Не философствовать же нам?

Он сопит рядом так напряженно, что я начинаю подозревать, что приперся неспроста. И, словно бы в подтверждении этих мыслей, Жириновский глубоко вздохнул.

– Вы меня еще раз простите, но можно обратиться с просьбой?

– Еще с одной? – Я едва сдерживаю иронию.

– Знаете, у меня затруднения… то есть… короче…

Он долго и мучительно подбирает слова, чтобы рассказать мне – посторонней женщине – о своей проблеме. Где-то в далекой Италии живет его любимая. Они встретились случайно, и с тех пор он не может ее забыть. Он уверен, что и она его любит. Это истинное и самое главное чувство. Все в жизни, что у него есть, не стоит этой последней отрады. Он написал письмо, но боится, что его желанная ничего не поймет. Не могу ли я помочь? Он протягивает мне листок, вырванный из простой школьной тетрадки в клеточку.

Крупным корявым детским почерком путано и трогательно политик признается в любви. Он описывает свои чувства и мечты косноязычно, но так искренне, что мне становится жаль этого большого и несчастного мужчину. Как ребенок, он заглядывает в глаза: "Ничего? Она поймет?" Я одобрительно советую чуть-чуть отредактировать текст и исправить грамматические ошибки.

Депутат облегченно вздыхает, закрывает глаза и… начинает громко храпеть, как выполнивший долг усталый воин. Вот дела! В возмущении стою над спящим политиком. А он лежит на кровати, как и пришел – в пальто, ботинках и кепке. Можно, конечно, поскандалить, но меня сотрясает смех. Как там было в кино, – "В постели… не то с Мадонной, не то с врагом"? Кому рассказать – не поверят! Соображаю, что теперь делать? Растолкать и выставить, конечно, можно. Но жалко. Политик – не политик, а испереживался сильно. Нечто мы не люди, не понимаем?

Решительно открываю дверь. В холле за небольшим столиком трое шахматистов напряженно обсуждают следующий ход. Один из играющих – мой папа. Все обернулись в мою сторону.

– Пойду, погуляю, – обращаюсь я к папе.

– Пойди-пойти, – папа "понимающе" кивает головой, а мужики молча ухмыляются.

Быстро выхожу, спиной чувствуя выразительные взгляды. Стыд заливает краской лицо, противно горят уши, словно совершила какой-то предосудительный поступок. Из гостиницы почти выбегаю.

Впереди совершенно другой вид. Нет никакого городишка. Я стою на высоком пригорке. Внизу – огромный луг с темнеющим вдали лесом. Осторожно спускаюсь вниз. Только на лугу замечаю, что лето кончилось: трава пожухла, цветы местами завяли, местами облетели. Ищу хоть один живой цветок, чтобы сорвать его для… А, собственно, для чего мне нужен этот цветок? И какой? Я хочу его понюхать, подарить? Кому? Зачем?

Изнутри начинает возникать слово. Я пытаюсь его узнать. Но слово, как бы распадается на отдельные звуки. Явственно вижу только букву Ы и с радостью выдыхаю – ЛЫБЛЯДЬ. Какая же прелесть? Что за слово, такое говорящее! Клад, а не слово! Куда же вставить, как применить, чтобы все красоту и емкость его передать? Судорожно начинаю конструировать сюжет, в котором ЛЫБЛЯДЬ – станет королевским призом. Но все получается не смешно. И тогда я… советую себе проснуться. Ведь на бумаге мне много легче "конденсировать" мысль.

В полусне еще делаю несколько изобретательских попыток, но понимаю, что бессмысленно оттягивать время, и окончательно просыпаюсь.

Сон закончился. Вялыми и негнущимися пальцами быстро начинаю записывать… Читаю записанное и начинаю хохотать. Здорово! Но ничего похожего на то, о чем я думала там – во сне на лугу.

2 приятеля, потягивая пиво, рассматривают окружающих женщин и делятся впечатлениями.

– Была у меня знакомая лыблядь: лицо куклы, нутро – шалавы, – поставил кружку на стол 1-й приятель. – Мимо мужика пройти не могла – нравственность не позволяла. Одна беда – страдала герпесом на губах. Бывало, выскочит такая дрянь, а тут мужик навстречу попадется такой, что хоть наждачкой по языку, – так целоваться охота.

– Ну, – сверкнул глазом 2-й приятель.

– Она в таких случаях "философствовать" начинала, говорила: "Пойду" спущу пар". И принималась бешено готовить.

– И что?

– Я тогда отъедался за двоих – за себя и за того, который ей не достался.

– Интересная у тебя подружка.

– Жена, – мечтательно произнес 1-й приятель и, помолчав, добавил на невысказанный вопрос, – бывшая.

– А теперь ты как?

– Сам готовлю. – 1-й приятель залпом допил пиво и резко поставил кружку на стол. – Разносолы вредны.

Это было сказано таким тоном, что и без уточнения понятно, какие "разносолы" имелись в виду.

ПОСЛЕСОНИЕ

Главное! Яркость и реальность переживаний и испытываемых чувств по отношению к событиям сновидения не заслоняла важнейшего – полного осознания того, что все происходит именно во сне. Это объясняет совет самой себе проснуться, чтобы по горячим "следам" записать не только увиденное – причину, но и – "следствие".

Юмор во сне – удивительное явление. Правда, он был не явным, не сформулированным, но отчетливым. Интересно, что первым порывом было желание записать именно продолжение сна в виде анекдота. Не знаю, означает ли это какой-то новый этап в моем романе со сном. Сюжет, выходящий за пределы сна, это не банальный фунт изюма, а самая настоящая изюминка.

Впрочем, вернусь ко сну.

Сначала не было никакого желания "копаться". Но привычка – второй характер. Опять же, разобраться с таким персонажем, как Жириновский, все-таки лучше до того, как он разберется со мной. Владимир Вольфович, конечно, муж видный, но не до такой же степени, чтобы нагло вторгаться на мою территорию. Это ему не Индийский океан, где удобно "сапоги мыть". В мою кровать, кстати, он лег, даже не разувшись. О, ужас! Чтобы это значило? Выбор у меня велик. В смысле вариантов:

1. Анекдот, как выход за пределы сновидения, был не простым продолжением, а, вероятнее всего, уже родился «наружу» еще до начала самого сна. Но "под ручку" он мог выйти только таким образом – через сон, как реакция на необычное "сонное" приключение. В этом случае могу только поаплодировать подсознанию, – знает оно меня, как облупленную! Что называется, получай ответ на вопрос об идеях, сюжетах и писательстве вообще.

2. Поиск цветов – самый понятный образ. Перед сном смотрела "Новые времена" Чаплина. Явная трансформация облетающей розы в финале фильма. Хотя, если углубляться, можно найти "оцветание" определенных жизненных установок или надежд. Осень, дорогая! Осень твоя пришла. Не рыпайся, веди себя, сообразно возрасту. А за ромашками милости просим – в магазин.

3. Появление папы. Этот факт совершенно непонятен. Обычно папа приходит или тогда, когда я прошу помочь мне с решением некой проблемы, или в ответ на какие-то тяжелые мысли и переживания, или с целью предупредить или рассказать о будущем. Но в этом сне папа – не просто персонаж второго плана, он – почти лицо из массовки. Может быть, он хочет меня предупредить о том, что впереди маячит ситуация, из которой надо не просто бежать, а быстро сматываться? Сдается мне, что присутствие папы может быть знАком стыда, который я уже пережила, или который мне только предстоит пережить. Конечно, постараюсь учесть предупреждение. Попробую не вляпаться. Поживем, увидим.

Спустя 10 дней "увидела" и еле "унесла ноги" из одной истории с участием "божьих одуванчиков" – старушек-пенсионерок.

4. Намек. Не стоит с полузнакомыми людьми ездить по маленьким городам. Не получится ничего хорошего. Буду виновна в том, чего не делала.

5. Жириновский.

а). Он может означать тщету моих нелепых надежд на какое-либо участие в социальной жизни. Как говориться, что ни делай, лучше не делай. Результат один – бессмысленная трата сил на "отапливание космоса".

б). Любопытный вариант. Допускаю, что это может означать вполне вероятное отражение размышлений по поводу камарильи, которая наяву творится вокруг выборов – думских и президентских. Щеки раздувать – все горазды, а как доходит дело до дела, так – "пустите переночевать".

в). Подсознание, оно, конечно, материя темная и исследованию, как известно, пока не подлежит, но логические связи никто не отменял. Политик в сон попал не случайно. А, значит, этот персонаж требует к себе более внимательного взгляда. На самом деле мое отношение к нему претерпело несколько стадий. Когда он впервые появился в прямом эфире во время подсчета голосов на выборах в Думу, меня обуял подлинный страх. Было ясно, что возможный приход ЛДПР к власти обернется обыкновенным ужасом, со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями. Хорошо помню, что в моей семье тогда всерьез задумались об эмиграции. Останавливало три фактора: незнание языков, наличие гуманитарного, не конвертированного на международном рынке труда образования и отсутствие лучшей в мире национальности. Помощи ждать было не от кого, а впереди маячило получение давно выплаченного кооператива. А потом… все как-то само собой начало утрясаться.