Охотник на санги
Он снова пощелкал мышкой и открыл передо мной маршрут Я пробежал его глазами и мысленно застонал. Так вот чем оборачивается сговорчивость Натха!
– Учтите, Егор, – очень дружелюбно сказал бог, – если вы хотите быть курьером, это ваш последний шанс.
9
Пациентка явилась минута в минуту. Чинно села на краешек стула, пристроила сумочку на коленях. Сразу видно, собиралась как на войну, усмехнулся доктор Зимин. Вся в кольчуге: высокий ворот, волосы зачесаны гладко, лицо припудрено. Накрашенные губы неподвижны, а глаза блестят, как от жара. Не иначе приняла какое-то важное решение. Дескать, доктор, в ваших услугах я больше не нуждаюсь. А напрасно: помощь ей ой как нужна. Доктор Зимин был настоящим профессионалом и твердо решил взяться за необычную пациентку. Он уверенно перешел в наступление.
– Ваш муж погиб четыре года назад? – резко спросил он.
Ася вздрогнула, уставившись на него совершенно безумным взглядом. Ох как все запущено…
– Я просто читаю вашу анкету, – строго сказал Зимин. – И удивляюсь, что в прошлый раз вы упомянули друга, но ничего не сказали о муже. Они ведь погибли примерно в одно время?
Дрогнули ресницы, судорожно сжались пальцы… Ася кивнула.
– Да… В одно…
– Чудненько. А выкидыш? Он произошел после этого?
Хороший получился удар. Пациентка закрыла лицо ладонями. Зимин удовлетворенно откинулся в кресле. Отлично. Давай, девочка, поплачь. Нечего строить из себя крепкого орешка.
Отняв руки, Ася взглянула на него совершенно сухими глазами. Даже лихорадочный блеск потух, сменившись усталой обреченностью.
– Марк Александрович, я понимаю, что вы имеете в виду, – глухо сказала она. – Да, четыре года назад я потеряла мужа и ребенка. Но это я уже пережила. В любом случае вы не можете мне помочь. Верните, пожалуйста, мои листочки.
Листочки… Детский сад какой-то. И соответствующее упрямство. Доктор Зимин поймал себя на том, что начинает злиться.
– Хорошо, – кивнул он, аккуратно складывая Асины записи. – Пусть будет так, как вы решили. Но теперь, на правах не вашего врача, а просто любопытствующего человека, я могу вас спросить. Это действительно только ваши сны? Или есть… э-э-э… элемент творчества?
– Я ничего не придумала! – вспыхнула Ася. – Я все записала слово в слово. Какое право я имею сочинять такие вещи?
– Значит, вы убеждены, что ваш покойный друг посредством снов делится с вами своим загробным опытом?
Ну все. Теперь она либо хлопнет дверью, либо… начнет откровенничать. В конце концов, ей же хочется об этом поговорить. И точно.
– Я знаю, что вы мне не верите! – отчаянно воскликнула Ася. – Вы привыкли иметь дело с сумасшедшими…
– Вовсе нет…
– Неважно. Мне никто не верит. Я не могу сделать так, чтобы вы увидели мои сны. Но будьте логичным, доктор. Вы же специалист, вы обязаны разбираться в людях. Скажите честно, вы считаете, что я в состоянии все это придумать?!
И тут доктор Зимин задумался. Хороший вопрос… Потому что Ася Суровицкая не тянула на автора подобных фантазий. Красивая, флегматичная, наверняка хорошо училась в школе, возможно, была отличницей. Но только потому, что прилежание всегда превосходило способности. Она, разумеется, неглупа. Она даже умнее, чем кажется с первого взгляда. Но кет в ней полета!
Ася между тем продолжала:
– Откуда, по-вашему, я знаю такие вещи? Дайте ручку!
Она сама схватила со стола паркер и начала рисовать на обратной стороне листа.
– Вот смотрите. Мироздание похоже на трубу. Бесконечную в длину и бесконечную в диаметре. Если сделать поперечный разрез, то в сердцевине окажется стержень. Вот он. – Ася густо заштриховала самый маленький из концентрических кругов. – Пока мы живы, мы с вами находимся именно здесь. Но когда люди умирают, их души перемещаются в следующий Круг. Это и есть Атхарта. А за Атхартой новый Круг, и так до бесконечности!
– А почему вы называете это Кругами? – серьезно спросил Марк, демонстрируя заинтересованность. – С точки зрения геометрии, правильно сказать – кольца. Кольца, нанизанные на стержень.
Ася подняла глаза, полные тихого, отчаянного бешенства.
– Это не я называю, – медленно, с расстановкой, сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, сказала она, – так говорят сами мертвые. Я думаю, дело здесь не в геометрии… Круг как некая ступень бытия… Дома я все это нарисовала аккуратнее. – Она покраснела. – И цветными карандашами.
Ася замолчала, опустив голову. Зимин тоже молчал, глядя на ровный пробор в светлых волосах. Кто же так задурил ей голову?
– Знаете, Ася, – сказал он вдруг, – я думаю, сейчас вам действительно не нужен врач. Но может быть, нужен собеседник? Что, если мы с вами будем встречаться… регулярно? Скажем, по вторникам, в это же время. Вы будете рассказывать свои новости. И… честно говоря, – Зимин виновато улыбнулся, – я не успел дочитать вашу рукопись. Ваш визит прервал меня на самом интересном месте. Вы позволите пока оставить ее у себя?
Ресницы дрогнули и снова опустились. Господи, как она мучительно раздумывает над ответом! Как будто замуж позвал. Наконец Ася как бы нехотя кивнула:
– Хорошо, я буду приходить.
Доктор Зимин мысленно поставил себе «отлично». Проводив пациентку, он удовлетворенно потер руки. До следующего пациента оставалось полчаса. Как раз хватит времени почитать, что там еще делается на Том Свете…
10
Трумен Гэтсби выстрелил первым. Коротко вскрикнув, молодой полицейский опрокинулся навзничь в плавни.
– Сукин сын, – выругался убийца, перезаряжая беретту.
Послышался вой сирены и собачий лай. Тяжело дыша, Гэтсби стянул с себя арестантскую робу, намотал ее на голову в виде тюрбана и пустился через реку вброд.
Он вошел в воду по грудь, нащупывая дно шестом. Река неглубокая, ко вода собьет собак со следа…
Чем ближе становился противоположный берег, тем медленнее шел Гэтсби. Я чувствовал его страх. С ужасом и отвращением преступник косился на тихие заводи. Крокодилы. Огромные австралийские крокодилы. Стать их добычей – что за омерзительная смерть! Но полицейские тоже не собирались брать его живым. Гэтсби снова выругался и пошел быстрее.
Боялся он зря: сытые крокодилы безмятежно дремали. Об этом позаботился ангел-хранитель, посланец Фэйт, парящий в небе над убийцей.
Про ангелов я знаю довольно много благодаря одному из них. Его зовут Хархуфий, он служит Вирате и исполняет человеческие желания, которые требуют по-настоящему чудесного вмешательства.
Когда люди становятся ангелами, они полностью меняют свою природу. Они остаются человекоподобными существами, но это лишь условное сходство. Ангелы лишены человеческих слабостей и желаний, они забывают свои прежние имена и даже половую принадлежность. Для них не существует преград между Кругами. Они одинаково свободно перемешаются и в Атхарте, и на Земле, и в Короне – резиденции богов.
Когда в Атхарте появляется новый ангел, кто-то из богов призывает его к себе на службу. При этом ангел получает способность вмешиваться в причинно-следственную цепь земных событий, а значит – совершать настоящие чудеса. Но поскольку у ангелов нет личных амбиций, то они идеальные исполнители. Они никогда не используют свою силу во вред Балансу.
Занятия ангелов различны. Одни покровительствуют какому-нибудь роду человеческой деятельности. Например, в штате Сакраль, богини вдохновения, есть ангелы врачей, физиков, рок-музыкантов… Другие ангелы покровительствуют определенным территориям, от целых континентов до отдельных домов. А есть ангелы-хранители. С разрешения богов они устанавливают контакт с конкретными людьми., причем инициатива может исходить как от ангела, так и от человека.
Чаще всего заботам ангелов вверяет своих протеже Хозяйка Судеб Фэйт. Одним из таких протеже оказался мой таксист Трумен Гэтсби…
Этот тип убил своего тестя, ограбил его магазин и отбывал срок в тюрьме Квинсленда. А сбежав из тюрьмы, тут же ограбил кассу на автозаправке, тяжело ранив кассира, который отказался ему подчиниться. Но это, к счастью, без меня. А вот полицейского мы уложили вместе.
Знаешь, Сурок, я ведь запросто мог ему помешать. Запросто мог внушить его тупым мозгам, чтобы он опустил оружие. Но Гэтсби шел туда, куда мне было нужно, и я не имел права вмешиваться.
Да, я принял условия Натха. А что мне оставалось? Увольнения из «Шамбалы» я боялся больше, чем Гэтсби крокодилов. Наверное, я стал законченным трудоголиком. Сотрудничество с богами, участие в земных делах, иллюзия власти – я слишком зависел от всего этого. Вечный досуг впереди казался мне гиблым болотом. Я затоскую, сойду с ума от безделья… Я исчезну… Любой ценой я хотел остаться курьером. И теперь, Сурок, я уверен, что не переплатил.
Мутным от страха взглядом Гэтсби оглядывал реку. Ангел не отставал. С чего бы такая забота, думал я. Зачем Фэйт понадобилось это животное? Полицейский был симпатичным парнем. Почему он заплатил жизнью за свободу этого подонка? Я бесновался от несправедливости. Но что толку? У людей и у Вселенной разная справедливость. И если в общий узор событий вплелась судьба именно Трумена Гэтсби, то ее не изменить. Иначе нарушится Баланс. По крайней мере, так утверждают боги…
Итак, Трумен Гэтсби благополучно добрался до своего дома.
Во дворе стояла машина. Бросив на нее подозрительный взгляд, беглец процедил сквозь зубы:
– Сука…
Он бегом поднялся на крыльцо и рванул на себя дверь. Запахло жареной рыбой.
– Кто там? – послышался встревоженный женский голос.
Гэтсби молча вошел в комнату. За столом ужинали четверо: молодая женщина в несуразном платье, двое ребятишек – один постарше, глаза второго едва виднелись над столом – и рыжий мужчина, медленно вставший при виде вошедшего.
– Сука, – повторил Гэтсби.
Женщина, охнув, поднесла ладонь к губам. Сбив ногой табурет, преступник шагнул к столу.
– Нет, Трумен, не надо! Не надо! – закричала женщина.
Младший из детей заплакал.
– Кэсс, вызывай полицию, – быстро проговорил рыжий.
– Только попробуй, – осклабился Гэтсби, доставая пистолет. Он вплотную подошел к остолбеневшему рыжему. – Слушай, ты, кусок дерьма! Убирайся прочь. Не видишь – здесь дело семейное. А если нас побеспокоит полиция, ты труп. Ну, ты что, оглох?
Гэтсби обрушил в лицо сопернику тяжелый кулак. Я влетел в новое тело с такого размаху, что с трудом там удержался.
Женщина, прижимая ребенка к груди, обреченно прошептала:
– Уезжай, Шон. Делай, как он говорит.
Несчастный Шон, мой новый таксист, не был героем. Захлебываясь кровью, держась за сломанный нос, он на ощупь выбрался на крыльцо. Через минуту его старенький «додж», подпрыгивая на ухабах, проехал мимо полицейского участка и вырулил на шоссе.
11
Двое суток спустя в другом доме другая семья собралась вокруг обеденного стола. Я следил за происходящим глазами шестилетней Трейси, возившейся с игрушками в углу. Благодаря моему маленькому таксисту я знал всех: папу, маму, сумасшедшую бабушку Бланш, дедушку Квентина и тетю Тори, которая спит с дядей Дэном, и поэтому у нее такой большой живот.
– Я больше так не могу! – жаловалась Тори. – Сегодня я снова не сомкнула глаз!
– Это все от нечистой совести. Шучу, дорогая, – меланхолично заметила мама.
– Тебе смешно, Хелен! А ты давай попробуй поменяйся со мной спальнями! – всхлипнула Тори. – Между прочим, я вздрагиваю от каждого шороха. В конце концов я рожу психа. Такого же, как этот призрачный гаденыш!
– Тори, бога ради, – поморщилась Хелен и покосилась на застывшую в кресле сухопарую старуху.
Та молча сверлила молодую смутьянку пронзительным взглядом.
– В самом деле, Тори, не стоит при Бланш дурно отзываться о малыше Джозе, – вмешался румяный, круглощекий дедушка Квентин. – Ты плохо спишь, потому что много ешь на ночь. Кого я вчера опять застукал на кухне?
Тори разразилась рыданиями.
– Ты слышал, Дэн? Надо мной здесь все издеваются! Увези меня отсюда, или я за себя не ручаюсь!
Она швырнула салфетку и выбежала из-за стола.
– Папа! Хелен! – возмущенно воскликнул Дэн и бросился вслед за женой.
Маленькая девочка, глазами которой я наблюдал за этой сценой, не теряла времени даром. Она методично, со знанием дела, заставляла Кена и Барби заниматься любовью. Я знал, что она тоже видела призрак Джоза, но в отличие от взрослых ничуть его не боялась. Поэтому я надеялся, что и на этот раз санги не постесняется появиться в ее присутствии.
Малыш Джоз был покойным братом Квентина и Бланш. Он умер одиннадцати лет от роду. Именно за ним отправил меня Натх.
Когда настала ночь и семейство улеглось, я заставил Трейси тихонько подняться на второй этаж. При этом я старался не напугать девочку и даже позаботился о том, чтобы она надела теплые тапочки – собачьи морды.
Однако в этот раз мне не повезло. Санги не появился ни в эту ночь, ни в последующие три. Я вынужден был оставаться в теле Трейси, есть отвратительную кашу по утрам и сидеть смирно, пока Хелен расчесывала колтуны в ее вьющихся волосах.
Курьер может оставаться в чужом теле бесконечно долго – в том случае, если полностью контролирует ситуацию. Тело таксиста просто становится твоим, и все. Но «Шамбала» запрещает нам так поступать. Устав курьера гласит: идеальный таксист – тот, кто сам сделает за тебя всю работу. Идеальный курьер – тот, чьего присутствия таксист даже не заметит. То есть чем меньше мы воздействуем на сознание таксиста, тем лучше. Для Баланса, разумеется… Поэтому в течение дня я прятался в укромном уголке души Трейси и выл со скуки, пока девочка играла в куклы.
Впрочем, мое длительное присутствие все равно не шло ребенку на пользу. От бессонных ночей Трейси становилась все капризнее. Я боялся, что мне придется покинуть ее тело несолоно хлебавши. А тогда – плакала моя работа в «Шамбале». Плакало все!
Настала пятая ночь. Трейси, зевая, прошлепала по ступенькам в холл. Было темно, только голубоватый луч от садового фонаря пробивался сквозь портьеры. Девочка стояла посреди комнаты, сопя заложенным носом. Честное слово, Сурок, ума не приложу, когда она успела простудиться! Я опекал ее, как нянька… И вдруг возле стены мне почудилось какое-то движение. Девочка заметила его и без моей помощи.
– Джоз! – позвала она.
«Тихо! – скомандовал я. – Если взрослые проснутся, они будут тебя ужасно ругать». Трейси послушалась «голоса разума» и замолчала, с любопытством глядя на смутный силуэт мальчика, возникший у окна. Санги тоже молчал. Прическа и очки делали его похожим на знаменитого волшебника-недоучку.
В этот миг скрипнула дверь. Кто-то шаркающей походкой шел к холлу. Сообразительная Трейси юркнула в угол между стеной и диваном.
Я напряженно вглядывался в темноту. Кто же это к нам пожаловал? Ба. да это сумасшедшая Бланш, сама похожая на привидение – в длинной ночной рубашке, с распущенными по плечам седыми волосами…
– Джоз… – тихонько позвала она.
Санги по-прежнему стоял у окна; свет садового фонаря проходил через его призрачное тело маленькой бледной радугой.
– Сейчас, – заявила Бланш и не по годам проворно опустилась на четвереньки перед диваном.
Я велел Трейси закрыть рукой сопливый нос. Тем временем старуха вытащила из-под дивана пыльную коробку. Из коробки появилась свеча, потом какие-то железки… машинки… Игрушечная железная дорога! Со всеми подробностями, с роскошным паровозом, пассажирскими и грузовыми вагонами, домиками станций, на одном из которых свил гнездо аист, фигурками пассажиров, одетых по моде полувековой давности…
Бланш зажгла свечу, ловко соединила рельсы в кольцо и приготовила состав к отправлению. Свеча отбрасывала странные тени на ее лицо, в котором мешались черты старухи и девочки. Как же она запустит паровоз, думал я. Наверняка он хранится в коробке со времен ее детства. Неужели батарейки до сих пор работают? В этот момент санги скользнул со своего места, нагнулся над паровозом и подул. В кабине машиниста зажегся голубоватый свет. Тихо заурчал мотор, и поезд тронулся в путешествие вокруг комнаты. Бланш и Джоз сидели рядом, одинаково скрестив ноги по-турецки, и завороженно следили за поездом. Время от времени они переглядывались, как заговорщики. Я по-прежнему таился в углу, несмотря на то что у моей Трейси давно затекла нога.
– Хорошо, что ты вернулся, – сказала вдруг Бланш. – Я скучала. Квентин не верит, что ты по-прежнему живешь в доме, и смеется надо мной. Он всегда был занудным. Помнишь, как он ругался, когда мы построили дворец из его тетрадок? Впрочем, все было ничего, пока он не женился. Потом появились Хелен и Дэн, они тоже смеялись надо мной… А теперь все еще хуже: Дэн привел Тори, и ей не нравится, что мы с тобой играем по ночам…
Я слушал ее болтовню и смотрел, как катится по кругу светящийся паровозик. Время шло, Трейси начала ерзать… А потом я сделал то, зачем пришел.
– Бабушка!
Трейси с плачем выбежала из темного угла. Бланш вскочила, как школьница, пойманная на горячем. Паровозик замедлил ход, потом остановился. Голубой свет погас, и малыш Джоз умер во второй раз для своей несчастной, сумасшедшей сестры…
Да, я был груб. Я напугал Трейси. Я волок Джоза в Атхарту, как будто он был преступник, а не призрак одиннадцатилетнего мальчика, заблудившийся между Тем и этим светом. Но если бы я задумался хоть на секунду, то опять навалял бы глупостей. Я помнил, что я курьер и хочу им оставаться… Но, знаешь, Сурок, мне было ужасно жаль одинокую старую Бланш. Особенно когда я представлял ее горюющей над игрушечным паровозом, в который больше некому вдохнуть жизнь…
12
– Это была проверка на вшивость? – хмуро спросил я Вирату.
Я явился в офис доложить, что снова могу быть курьером и жду новых поручений.
– Тебе их жаль, – утвердительно вздохнул Вирата.
– Не понимаю, зачем понадобилось разлучить мальчика с сестрой? – раздраженно сказал я. – Эти встречи им обоим приносили радость. Остальных членов семейства призрак ничуть не удивлял. Его даже нельзя назвать чудом! Не верю, что малыш Джоз угрожал мировому Балансу. Неужели все было затеяно лишь для того, чтобы поучить меня уму-разуму?
Лицо Вираты вдруг стало очень серьезным, даже печальным.
– Знаешь, Егор, я боюсь, что Натх прав, а я – нет. Ты адъют, а рассуждаешь как домохозяйка. Урок Натха прошел для тебя даром.
– К черту уроки! – взорвался я. – Я действительно не могу поверить, что мир исчезнет оттого, что маленький мальчик-санги играет в железную дорогу со своей сестрой!
– Ты уверен… – протянул Вирата. – И с этим ничего не поделаешь. Даже если я скажу, что пребывание Джоза на земле в виде санги неминуемо приведет к мощному радиоактивному взрыву в пределах Солнечной системы, для тебя это будут просто слова.
– А что, действительно мог быть взрыв? – все еще сомневался я.
Вирата поморщился:
– Мог, не мог… Тебя же не это интересует. Пойми, я могу перечислить звенья цепи, связывающей эти два события. Я буду пользоваться человеческой речью, потому что ты не готов воспринимать меня по-другому. На это уйдут годы. Но ты все равно меня не поймешь.
– Потому что ты бог, а я всего лишь человек, – ядовито заметил я.
– Да, – спокойно кивнул Вирата. – Но в этой разнице нет ничего обидного. Есть вещи, которые даже между людьми не поддаются объяснению, например, между мужчиной и женщиной… Тебя же это не задевало на Земле?
– Ну в юности, положим, очень задевало, – признался я. – Но когда я стал старше, я смирился.
– Мудрый подход, – кивнул бог. – Воспользуйся им еще раз. И не надо делать такую недовольную мину. Я знаю, ты не любишь учителей…
– Не люблю покровительственного тона, – буркнул я.
– Если я допустил такой тон – прости, – серьезно сказал бог. – Но скорее всего, это твоя мнительность. Я не могу относиться к тебе покровительственно. Мы, то есть люди и боги, и еще многие существа, о которых ты не имеешь представления, дети одного создателя. Можно сказать, родня. Так что нам нечего друг перед другом пыжиться. Ты будешь смотреть новый маршрут?
Честно говоря, тогда я впервые услышал о том, что боги кем-то созданы. Не желая демонстрировать собственное невежество, я сделал умное лицо и не стал Вирату ни о чем расспрашивать. Он рассчитал мой новый маршрут. Мне предстояло отправиться в шведскую глубинку. Снова санги, на этот раз старушка – божий одуванчик, терроризирующая свою невестку. Что ж, после Джоза я чувствовал себя закаленным бойцом. Горячее сердце, холодная голова и чистые руки…
– А что касается Джоза, успокойся, – сказал мне напоследок бог. – Ты не просто поступил правильно, ты сделал доброе дело. Этому мальчишке, вместо того чтобы болтаться на Земле, давно пора найти себе место в Атхарте. Правда, санги он стал не по своей воле. Это все Джан.
– Что – Джан? – хмуро переспросил я.
Вирата развел руками. Его лицо одновременно выражало недоумение и восхищение – как всегда, когда он говорил о Джан, богине любви.
– Любовь – лучший медиум, – усмехнулся Вирата. – Именно любовь сестры вызвала мальчика на землю.
– Ты будешь предъявлять Джан какие-то претензии? – спросил я. – Жаловаться на нее Натху?
– Нет. Какие у меня основания? – пожал плечами бог. – Мальчишку ты вернул. Думаю, придется послать кого-нибудь из ангелов, чтобы они стерли память его Родне, но это пустяки. Вот если бы Джан перестаралась и мальчишка воскрес…
– А что, такое тоже возможно? – скептически спросил я.
– Теоретически возможно все, – весомо произнес Вирата.
13
Марк Зимин, закутавшись в дорогой халат, смотрел на город с высоты своего семнадцатого этажа. Тихо позвякивала ложечка, размешивая сахар в чашке с кофе. Внизу полыхали ночные огни автозаправок, супермаркетов, клубов… Хороший район, думал Марк. Здесь все с размахом, по-столичному. Не случайно квартира стоила так дорого. Дом с консьержами, охраняемая стоянка… Впрочем, и обстановка обошлась в копеечку. Подвесные потолки, пол с подогревом… После ремонта Марк остался практически на бобах. Но разве он, ведущий психотерапевт города, не может позволить себе жить в комфорте? Ведь скоро сорок…
В новой квартире Марка Зимина отсутствовал кавардак, часто свойственный жилищу одинокого мужчины. Марк был чистоплотен, кроме того, раз в неделю приходила убираться домработница. Но почему-то именно в этом порядке сквозил самый упорный, непреходящий холостяцкий дух. А ведь опять-таки – скоро сорок…
В последнее время с Марком стали происходить странные вещи. Он заметил, что думает об одной своей пациентке больше, чем полагается.
В начале своей психотерапевтической практики Марк часто увлекался. Среди его пациенток были красивые, взрослые, очень богатые женщины. У Марка случилось несколько романов, о которых не стоило знать блюстителям врачебной этики. Впрочем, пациенткам это пошло только на пользу. Но с возрастом секс ради секса стал ему скучен. А с чувствами была проблема… Трудно любить человека, когда видишь его насквозь. И все-таки он слишком часто представлял себе голубые глаза Аси Суровицкой.
В этом заключалась особая ирония судьбы. Марк был достаточно хорошим специалистом, чтобы понять: ухаживать за Асей – дело безнадежное. Она сейчас совершенно пуста и даже, наверное, фригидна. Она духовно обескровлена. Может пройти несколько лет, прежде чем она очнется от этой эмоциональной летаргии. Чего стоили одни только странные фантазии, к главному герою которых доктор Зимин уже начал Асю немного ревновать…
О своем бывшем однокласснике Егоре Гобзе она рассказывала скупо, словно боясь потревожить затянувшуюся рану. В результате получилась сухая биография из тех, какие раньше писали при приеме на работу. Отец Егора был сварщиком в автомастерской, мать – продавщицей. Егор закончил десять классов на «тройки». Поступил в институт, где был конкурс полчеловека на место. Ушел из института с середины третьего курса. Тем не менее был неглуп и начитан – по крайней мере, в рамках культурного минимума. В девяносто пятом открыл риелторское агентство «Горизонт».
А еще Ася сказала: «Он рос совершенно для другой жизни. Как все мы…» Что она имела в виду, доктор Зимин не понял. Но был уверен: будь Егор Гобза жив, он точно был бы его клиент!
Судя по Асиным воспоминаниям – а эти якобы сны, безусловно, ее воспоминания, – Егор прячется за слова, как за броню. Он то рисуется, то, напротив, сознательно выпячивает свои слабости. Такие люди болезненно помнят неудачи, они ценят свободу превыше всего, но при этом боятся остаться лузерами. Они изо всех сил избегают соревновательности, но если уж вступают в игру, то готовы разбиться в лепешку, лишь бы победить. И в этот Момент от них лучше держаться подальше…
Но особенно Марка раздражала пустопорожняя Егорова болтовня. Если бы он, Марк, умер и мог вернуться с того света… Нет, это, конечно, совершеннейшая фантастика, но если представить себе… Если бы смерть открыла перед ним новые горизонты познания, к которым не подступал ни один человек… Он бы не стал тратить время на красивых девиц и охоту на привидений. Он расставил бы точки над «i». Человечество всю свою историю мучается вечными вопросами о жизни и смерти, о Боге, о душе – он ответил бы на эти вопросы…