Титан

Подумав об этом, она тут же пришла к мысли – как она может спать в такое время? После того, как эта мысль пришла ей в голову, она потеряла уверенность в том, что вообще спала. Разница в состоянии была крошечной, без ощутимых различий. Сон, сновидение, сон наяву, здравомыслие, сумасшествие, настороженность, дремота; она не могла дать определения ни одному из этих состояний. По учащению сердцебиения она поняла, что ей страшно. Она знала, что начинает сходить с ума, и цепко держалась за ту часть своего «я», которую могла воссоздать из вихря сумасшествия.

Имя: Сирокко Джонс. Возраст: тридцать четыре года. Расовая принадлежность: не черная, но, однако, и не белая.

Юридически она была американкой, но в действительности являлась членом многонационального объединения Третьей Культуры, не имеющих национальных корней, то есть – личностью без гражданства. В каждом большом городе Земли были американские гетто. Дома массовой застройки, английские школы, дешевые закусочные. Сирокко жила в большинстве из этих городов, они немного походили на военные поселения, но были менее безопасными.

Ее мать не вышла замуж. Она была инженером-консультантом, работала на энергетические компании. Она не собиралась заводить ребенка, но ее планы нарушил охранник арабской тюрьмы. Он проявил к ней сочувствие, когда она была арестована во время пограничного инцидента между Ираком и Саудовской Аравией. Пока посол вел переговоры о ее освобождении, родилась Сирокко. К тому времени на пустыню было сброшено несколько ядерных бомб, пограничный инцидент перерос в локальную войну, тюрьма была переполнена. Когда установилось политическое равновесие, Сирокко с матерью отправились в Израиль. Пятью годами позже мать заболела раком легких, причиной которого были радиоактивные осадки. Четырнадцать последующих лет она лечилась, и лечение было ненамного легче самой болезни.

Сирокко выросла большой и одинокой, ее единственным другом была мать. Они приехали в Соединенные Штаты, когда Сирокко было двенадцать лет. К этому времени она умела читать и писать, и американская система образования не повредила ей. Ее эмоциональное развитие было совершенно иным. Она нелегко находила друзей, но была преданным другом. У ее матери были твердые убеждения относительно того, как следует воспитывать молодую леди, они предусматривали наряду с танцами и вокалом занятия стрельбой и каратэ. Казалось, у Сирокко не было недостатка уверенности в себе. Никто не знал, насколько она ранима, она прятала это так глубоко, что ей даже удалось одурачить психолога НАСА, проходя тестирование на пригодность к командованию кораблем.

– Ну, и насколько все это было правдой? – спрашивала себя Сирокко. Она не лгала сама себе. Да, она страшилась ответственности, ложащейся на командира корабля. Наверное, все командиры в душе сомневаются в себе, понимая, что не вполне соответствуют возложенным на них обязанностям. Но ее интересовало не это. Что, если остальных это не пугает? В таком случае ее секрет переставал быть секретом.

Она задавалась вопросом, как она пришла к командованию кораблем, если это было совершенно не то, чего она хотела. А чего она на самом деле хотела?

Я хотела бы выбраться отсюда, пыталась сказать она. Я хотела бы, чтобы что-нибудь произошло.

Вскоре в самом деле что-то произошло.

Она почувствовала левой рукой стену. А затем то же самое почувствовала правой. Стены были теплые, гладкие и упругие; и это соответствовало предположению, что она находится в желудке. Она чувствовала, как стены движутся мимо ее пальцев.

Потом они стали сближаться.

Она застряла головой вперед в неровном тоннеле. Стены начали сокращаться. В первое мгновение она ощутила клаустрофобию. До этого ее никогда не пугало ограниченное пространство.

Стены пульсировали, проталкивая ее вперед, пока голова ее не проскользнула через прохладную и грубую ткань. Ее сжало; из легких хлынула пузырящаяся жидкость, она закашлялась; делая вдох, и обнаружила, что рот полон песка. Опять закашлялась, из легких хлынуло еще больше жидкости, но теперь уже ее плечи были свободны, и она нырнула головой в темноту, чтобы рот окончательно не забился песком. Она тяжело дышала и отплевывалась, потом начала мерно дышать носом.

Вышли наружу руки, затем бока, и Сирокко начала выкапываться из окружавшего ее пористого материала. Запах напоминал детство, когда они забирались в тесный подвал с земляными стенами, куда взрослые спускались лишь в случае прорыва водопровода. Стоял такой же запах, как когда ей было девять лет и она рылась в грязи.

Она освободила одну ногу, потом вторую и, судорожно дыша и свесив голову на грудь, начала отдыхать.

Позади ее шеи крошилась и обваливалась земля. Она скатывалась по ее телу, пока почти полностью не засыпала ее. Она была зарыта в этой земле, но жива. Пора было пробиваться наружу, но не было сил пошевелить рукой.

Преодолевая нахлынувшую панику, она заставила себя подняться на ноги. Мышцы сводило, суставы скрипели, но масса над ней подалась.

Голова оказалась снаружи. Задыхаясь, отплевываясь, Сирокко вытащила из-под земли одну руку, затем вторую и схватилась за что-то, напоминавшее холодную траву. Она выползла из дыры на четвереньках и свалилась от изнеможения. Она врывалась пальцами в благословенную землю и беззвучно плакала, пока не заснула.

Сирокко не хотела просыпаться. Она боролась с пробуждением, притворяясь спящей. Почувствовав, что трава исчезает и возвращается темнота, она быстро открыла глаза.

В сантиметре от ее носа расстилался бледно-зеленый ковер, похожий на траву. Пах он тоже как трава. Это была разновидность травы, которую можно найти на лужайке для игры в гольф. Она была теплее, чем воздух, и Сирокко не могла определить, что это такое на самом деле. По всей вероятности, это вообще не трава.

Она потерла ее рукой и снова втянула воздух. Назовем это травой.

Она села. Что-то лязгнуло, сбив ее с толку. Вокруг ее шеи кругами обвивался блестящий металл, другие кольца, поменьше, обвивали руки и ноги. С основной металлической ленты свисало множество странных предметов, скрепленных проволокой. Она сбросила их, задаваясь вопросом, где видела это раньше.

Было удивительно тяжело сосредоточиться. То, что она держала в руках, было настолько запутанным, настолько разнообразным, что расфокусированные мозги не выдерживали.

Потом она сообразила. Это были остатки костюма. Большая часть костюма состояла из пластика. Не осталось ничего, кроме металла.

Она сложила железки в кучу и вдруг поняла, насколько обнажена. Под слоем грязи тело ее было совершенно лишено волосяного покрова. У нее не стало даже бровей. Почему-то ей стало от этого грустно.

Она уткнулась лицом в ладони и расплакалась.

Сирокко трудно давались слезы, она плакала не часто. Она не была плаксой. Но слезы странным образом помогли вспомнить, кто она есть.

Теперь надо было узнать, где она находится.

Примерно через полчаса она почувствовала, что опять в состоянии двигаться. Но решение двигаться порождало кучу вопросов. Как выбрать направление?

Она намеревалась исследовать Фемиду, но это было тогда, когда в ее распоряжении был космический корабль и ресурсы земной технологии. Сейчас же у нее была лишь ее обнаженная кожа да несколько кусочков металла.

Она находилась в лесу, который состоял из травы и деревьев одного вида. Она назвала их деревьями на том же основании, на котором траву назвала травой. Если что-то растет вверх на высоту семьдесят метров, имеет коричневый круглый ствол и высоко вверху – что-то вроде листьев, то это, по всей видимости, деревья. Во всяком случае, не похоже, что они намерены при удобном случае сожрать ее.

Она заставила себя по возможности успокоиться. Глупо слишком уж тревожиться из-за того, что ты не в силах изменить. И надо помнить, что если ты осторожен, как того требует здравый смысл, то умрешь с голода в пещере.

Воздух был первый класс. Он мог содержать в себе яд.

– Так что сейчас же перестань дышать! – громко сказала она. Верно. По крайней мере, он пахнет свежестью, и она не кашляет.

Вода – вот о чем следовало позаботиться. Надо будет найти воду – это первый пункт в перечне действий, которые следует предпринять. Найдя воду, она, может быть, сможет развести огонь и вскипятить ее. Если же нет, она напьется и так.

Следующей проблемой была еда – это волновало ее больше всего. Даже если ничто не сожрет ее саму, как узнать, не ядовито ли то, что она сможет найти себе в пищу и вообще, питательнее ли оно, чем целлофан.

Можно было пойти на рассчитанный риск. Но как определить степень риска, когда даже эти деревья могут оказаться вовсе не деревьями?

Они и впрямь не слишком походили на деревья. Стволы их были как полированный мрамор. Ветви располагались параллельно земле на равном расстоянии друг от друга, образуя правильный треугольник. Плоские листья трех или четырех метров в поперечнике были похожи на белый след лапы.

Что такое безрассудство и что такое сверхосторожность? Это не объяснялось ни в одном учебнике. Опасность не имела опознавательных знаков. Но, не приняв решения, она не могла никуда двигаться, а двигаться было необходимо. Она начинала ощущать голод.

Она стиснула зубы и изо всех сил шлепнула ладонью по стволу ближайшего дерева. Оно продолжало стоять, совершенно равнодушное к ее выпаду.

– Просто бессловесное дерево.

Она исследовала дыру, из которой выползла.

Свежая рана на аккуратном травяном покрове. Вокруг нее разбросаны куски дерна, скрепленные корневой системой. Сама по себе дыра глубиной всего с полметра; осыпавшиеся стенки заполнили остальное.

– Что-то пыталось съесть меня, – сказала вслух Сирокко. – Что-то съело все органические части моего костюма, все мои волосы, а затем извергло сюда шлаки, в том числе и меня. – Она порадовалась тому, что неизвестное существо классифицировало ее как шлак.

Это было дьявольское животное. Оно было достаточно велико, чтобы перехватить «Властелин Колец», находящийся на орбите, удаленной от него на четыреста километров. Сирокко много времени провела в его брюхе, но по какой-то причине осталась цела. Тварь прорылась через землю сюда и извергла ее.

Но все это не имело никакого объяснения. Существо смогло переварить пластик, так почему она оказалась неудобоваримой? Что, командиры космических кораблей слишком жесткие?

Оно сожрало целиком корабль и двигатели, мелкие осколки стекла и всякие железки, фигуры в космических костюмах с заостренными шлемами…

– Билл! – Сирокко вскочила на ноги, каждая мышца ее тела была напряжена. – Билл! Я здесь! Я жива! Где ты, Билл?

Она обхватила голову. Если бы только прошло помутнение в голове, когда мысли движутся так медленно. Она не забыла о своей команде, но до этого момента не объединяла их со вновь рожденной Сирокко, которая, нагая и безволосая, стояла на теплой земле.

– Билл! – снова закричала она. Она прислушалась, затем у нее подкосились ноги, и она рухнула на землю, судорожно хватая руками траву.

– Надо все обдумать. Предположим, существо обошлось с ним как с другими обломками. Но он был ранен.

Как и она – Сирокко только теперь подумала об этом. Она осмотрела себя, но не нашла даже синяков. Это не говорило ни о чем. Она могла пробыть внутри этого существа и пять лет, и несколько месяцев.

Любой из членов команды мог быть вытолкнут наружу в любой момент. Где-то внизу, примерно на глубине полутора метров, находилось отверстие для выделений этого существа. Если она подождет и если этой твари не понравился вкус человечины вообще, а не только одного человека по имени Сирокко, они опять будут вместе.

Она села на землю и начала дожидаться остальных.

Через полчаса (а может, прошло только десять минут?) она подумала, что это бессмысленно. Животное было огромно. Оно сожрало «Властелина Колец», как десерт. Оно, должно быть, простиралось на изрядное расстояние под поверхностью Фемиды, и вряд ли это отверстие – единственное. Могут существовать и другие, и где они – неизвестно.

Немного погодя она подумала совсем о другом. Это были совершенно заурядные мысли: она хотела пить, она хотела есть, она была вся грязная. Больше всего хотелось пить.

Земля мягко шла под уклон. Сирокко готова была побиться об заклад, что где-то внизу должен быть ручей.

Она встала и толкнула ногой кучу металлических обломков. Их было слишком много, чтобы нести, но этот хлам был ее единственным орудием труда. Она взяла одно из меньших колец, затем подняла большее, которое было когда-то нижней частью ее шлема и до сих пор несло на себе электронные компоненты.

Этого было мало, но за неимением лучшего могло пригодиться.

Она вскинула большое кольцо на плечо и зашагала вниз с холма.

Озеро наполняла горная речка, падавшая с двухметрового уступа и бежавшая потом через небольшую долину. Огромные деревья образовывали над головой свод, полностью закрывая небо. Сирокко стояла на скале над озером, пытаясь определить глубину и размышляя, стоит ли прыгать в воду.

Но пока Сирокко ничего не предпринимала. Вода была чистой, но это ни о чем не говорило – в озере могло находиться что угодно. Она перепрыгнула гребень, образующий водопад, и короткая прогулка привела ее к песчаному берегу.

Вода была теплой, душистой и пузырящейся – такой вкусной воды Сирокко еще не пробовала. Она напилась, затем присела на корточки и оттерла грязь песком, держась все время настороже. Водные глубины требовали осторожности. Наконец Сирокко почувствовала себя человеком. Она села на влажный песок и позволила себе поболтать ногами в воде.

Вода была холоднее, чем воздух или земля, но все равно удивительно теплая для горной речки. Потом Сирокко поняла, что это имеет смысл, если источник тепла на Фемиде, как они ранее пришли к выводу, находится внизу. На орбите Сатурна Солнце не прогрело бы землю. Но треугольные пластины радиатора находятся сейчас под ней и, по всей видимости, захватывают и сохраняют солнечное тепло. Сирокко представила себе огромные подземные реки горячей воды, протекающие в нескольких сотнях метров под поверхностью земли.

Теперь надо было двигаться вперед, но в каком направлении? Не исключено, что прямо. Идти против течения пришлось бы в гору. Вниз идти легче, и этот путь должен вывести на ровную местность.

– Решай, решай, – бормотала Сирокко.

Она посмотрела на спутанный хлам, который несла с собой. Что сейчас? Полдень? Утро? Здесь время не измерялось таким образом. Возможно было говорить лишь о прошедшем времени, но она не имела понятия, сколько времени прошло.

Она все держала в руках кольцо от шлема. Присмотревшись к нему повнимательней, Сирокко нахмурилась.

Когда-то в ее костюме было радио. Конечно, невозможно, чтобы оно осталось неповрежденным, но она все же поискала и нашла крошечную батарейку и остатки выключателя, который стоял на позиции «вкл». Большая часть радиоприемника состояла из кремния и металла, так что надежда была.

Она еще раз осмотрела кольцо. Где репродуктор? Это должен быть маленький металлический динамик, деталь головного телефона. Она нашла его и приложила к уху.

– …пятьдесят восемь, пятьдесят девять, девяносто три…

– Габи! – Сирокко с криком вскочила на ноги, но знакомый голос продолжал счет, не обратив внимания на ее крик. Сирокко встала на колени и трясущимися пальцами разложила на камне остатки своего шлема, держа репродуктор у уха, одновременно шаря среди деталей. Она нашла булавочную головку микрофона.

– Габи, Габи, ответь, пожалуйста. Ты слышишь меня?

– …восемьдесят – Роки! Это ты, Роки?

– Да, это я. Где… где… – она заставила себя успокоиться, сглотнула и продолжала: – С тобой все в порядке? Ты видела остальных?

– О, капитан! Самое ужасное… – Она запнулась, и Сирокко услышала рыдание. Габи извергла бессвязный поток слов: как она рада слышать голос Сирокко, как она была одинока, она была уверена, что единственная осталась в живых, пока не начала слушать радио и не услышала звуки.

– Звуки?

– Да, жив, по крайней мере, еще один человек, если только это плакала не ты.

– Я… Боже, я плакала совсем немного, но это могла быть я.

– Не думаю, – сказала Габи. – Я уверена, что это был Джин. А иногда он пел. Роки, как хорошо слышать твой голос!

– Я тебя понимаю. То же самое испытываю и я.

Сирокко глубоко вздохнула и расслабила пальцы, судорожно сжимавшие кольцо шлема. Габи взяла себя в руки, но Сирокко была на грани истерики. Ей это не нравилось.

– То что случилось со мной… – продолжала Габи, – капитан, я была мертва, Господи, я даже не религиозна, но я была…

– Габи, успокойся.

Последовало молчание, прерываемое вздохами.

– Теперь, я думаю, все будет в порядке. Извини.

– Вот и хорошо. Мы прошли через одно и то же, и я тебя понимаю. Ну, а теперь скажи, где ты сейчас находишься?

Последовало молчание, а затем раздалось хихиканье.

– Дело в том, что здесь нет указателей, – сказала Габи. – Здесь не очень глубокий каньон, полно камней и течет речка. По обе стороны речки смешные деревья.

– Это очень похоже на ту местность, где нахожусь и я. Но что за каньон? – спросила Сирокко. – Куда ты идешь, куда ты отсчитывала шаги?

– Вниз по течению. Если я выйду из леса, я увижу половину Фемиды.

– Я думаю, что то же самое вижу и я.

– Нам просто необходимы вехи, по которым мы смогли бы определить, что находимся недалеко друг от друга.

– Я думаю, мы находимся по соседству, иначе мы не слышали бы друг друга.

Габи ничего не ответила, и Сирокко поняла свою ошибку.

– Хорошо, – сказала она. – Линия видимости.

– Проверим. Эти приемники действуют на достаточном расстоянии. Здесь горизонт изгибается вверх.

– Я скорее поверила бы в это, если бы сама видела. Там, где нахожусь я, справа волшебный лес из мира Диснея поздним вечером.

– Дисней делал вещи и получше, – сказала Габи. – В его лесу было больше деталей, и оттуда внезапно появлялись чудовища.

– Не говори так. Ты видела что-нибудь подобное?

– Пару насекомых. Наверное, это были они.

– Я видела крошечных рыбок. По крайней мере, они были похожи на рыбок. Да, кстати, не заходи в воду, это может быть опасно.

– Я увидела их, когда уже вышла из воды, но они ничего мне не сделали.

– Проходила ты мимо чего-нибудь примечательного? Чего-нибудь, что выглядело бы необычно?

– Мимо нескольких водопадов, одного-двух поваленных деревьев.

Сирокко огляделась и описала озеро и водопад. Габи сказала, что на ее пути было несколько подобных мест. Возможно, это одно из них, но точно неизвестно.

– Хорошо, – сказала Сирокко. – Тогда мы сделаем вот что. Когда встретишь камень, обращенный лицом против течения, то сделай на нем отметку.

– Каким образом?

– Другим камнем. – Она нашла второй камень и выцарапала на том камне, на котором сидела, большую букву «С». Не было никакого сомнения в искусственном происхождении знака.

– Я сейчас занимаюсь этим.

– Делай отметки приблизительно каждые сто метров. Если мы находимся на одной реке, то один из нас будет идти за другим; и тот, кто идет впереди, подождет следующего.

– Звучит хорошо. Да, Роки, а как долго продержатся эти батарейки?

Сирокко поморщилась и потерла лоб.

– Наверное, с месяц использования. Это зависит от того, как долго мы… Ты ведь не знаешь, сколько времени мы находились внутри. Я не имею насчет этого ни малейшего понятия, а как ты?

– Нет. У тебя остались какие-нибудь волосы?

– Ни пряди. – Она потерла рукой голый череп и почувствовала, что кожа на голове уже не такая гладкая. – Но сейчас они уже отрастают, – сказала она.

Сирокко шла вниз по течению, держа на месте репродуктор и микрофон, чтобы они с Габи могли разговаривать.

– Когда я думаю о еде, то хочу есть еще сильнее, – сказала Габи. – А сейчас я думаю как раз о еде. Видела ты маленькие кусты с ягодами?

Сирокко огляделась, но ничего похожего не заметила.

– Ягоды желтого цвета и величиной примерно с фалангу большого пальца. Я сейчас держу в руках одну такую. Она мягкая и полупрозрачная.

– Ты собираешься ее есть?

Последовала пауза, потом Габи сказала:

– Я как раз хотела спросить об этом у тебя.

– Рано или поздно нам все равно придется сделать нечто подобное. Может быть, одной этой ягоды достаточно, чтобы убить тебя.

– Меня просто стошнит, – засмеялась Габи. – Как раз сейчас я надкусила одну. Внутри у нее плотное желе, похожее на мед с мятным привкусом. Она растворилась у меня во рту… ее не стало. Шкурка не такая сладкая, но я ее съем. Она может быть питательна.

«Может быть», – подумала Сирокко. Она была довольна, что Габи так детально описала свои вкусовые ощущения, но она знала, зачем это сделано. Так обращались с бомбой со снятым взрывателем. Один стоит в стороне, пока другой по радио объясняет все свои операции. Если бомба взорвется, то оставшийся в живых приобретет некоторый опыт для следующего раза.

Когда они решили, что прошло достаточно времени без каких-либо последствий, Габи принялась есть ягоды. Вскоре Сирокко тоже нашла их. Они были почти такие же вкусные, как и впервые попробованная здесь вода.

– Габи, я валюсь с ног от усталости. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как мы проснулись?

Ответа не последовало, и немного погодя Сирокко опять обратилась к Габи.

– Хм! О, привет! Как я здесь очутилась? – голос звучал так, будто Габи слегка захмелела.

Сирокко нахмурилась.

– Габи, где ты? Что случилось?

– Я на минутку присела, чтобы ноги отдохнули. Я должна поспать.

– Попытайся взбодриться и найти подходящее место для сна.

Сирокко уже оглядывалась. Назревали проблемы. Она не видела никакого укрытия. Сирокко знала, что одна из худших идей – это лечь спать в одиночестве в незнакомой местности. Хуже только одно – пытаться не спать как можно дольше.

Она углубилась в заросли деревьев и изумилась, насколько мягка трава под ее босыми ногами. Намного лучше, чем камни. Было бы хорошо присесть здесь на минутку…

Она проснулась, быстро села и огляделась. Никакого движения.

Трава на метр во все стороны от того места, где она спала, стала коричневой, как будто выгорела на солнце.

Сирокко встала и посмотрела на большой камень внизу. Она подошла к нему со стороны течения, когда искала место, где можно было бы поспать. Сейчас она обошла вокруг него и на другой стороне увидела большую букву «Г».

Глава 5

Габи настояла на том, чтобы повернуть назад. Сирокко не протестовала; предложение Габи понравилось ей, хотя у самой у нее язык не поворачивался.

Она шла вниз по течению, минуя оставленные Габи знаки. В одном месте, обходя груду валунов, Сирокко увидела на траве серию овальных коричневых пятен. Они были расположены как следы ног. Сирокко встала на колени и потрогала их. Следы были сухие и ломкие, совсем как трава, на которой она спала.

– Я нашла твои следы, – сказала она Габи. – При ходьбе твои ноги касались земли не долее секунды, и все-таки что-то в твоем теле убило траву.

– Я видела то же самое, когда проснулась, – сказала Габи. – Что ты думаешь об этом?

– Я думаю, мы выделяем что-то, что отравляет траву. Если это действительно так, то наш запах может не понравиться крупным животным, которые при обычных условиях заинтересовались бы нами.

– Это хорошая новость.

– Но что плохо для нас в этом случае – это то, что мы можем отличаться по биохимическому составу, а это создаст проблемы с питанием.

– Ты придаешь этому слишком большое значение.

– Это ты там впереди?

Сирокко прищурилась, вглядываясь в бледно-желтое пятно. На довольно большом отрезке река текла прямо, не сворачивая, и там, где она начинала изгибаться, стояла крошечная фигурка.

– Да, я, если ты машешь мне руками.

Габи вскрикнула от радости, в крошечных наушниках послышался болезненный звук. Секундой позже Сирокко услыхала этот звук опять, теперь он был гораздо слабее. Она улыбнулась, потом почувствовала, как эта улыбка становится все шире и шире. Она не хотела бежать, это выглядело бы как в плохой кинокартине, но все-таки побежала, как, впрочем, и Габи. Они бежали, из-за низкой гравитации делая нелепые длинные прыжки.

Они столкнулись с такой силой, что у обеих на мгновение перехватило дыхание. Сирокко схватила в объятия маленькую Габи и подняла ее над землей.

– П-п-проклятье! Как ты хорошо выглядишь! – закричала Габи.

Одно веко у нее подергивалось, зубы стучали.

– Эй, что ты, успокойся, – уговаривала Сирокко Габи, поглаживая ее обеими руками по спине. Габи улыбалась широкой, трогательной улыбкой.

– Прости, но, кажется, у меня сейчас начнется истерика, разве это не смешно? – И она рассмеялась, но это был подавленный смех, он болезненно резал слух, и скоро Габи начала дергаться и задыхаться. Она так крепко обхватила Сирокко, что могла сломать ребра. Сирокко неторопливо ослабила ее объятия, опустилась с Габи на песок и держала ее, прижав к себе, пока на ее плечо из глаз Габи не закапали огромные слезы облегчения.