Столик на троих

Она молча сидела и смотрела, а взгляд ее уходил куда-то далеко в глубину ее сознания, она мучительно что-то вспоминала. Может быть, не могла о чем-то не думать…

– Я не боюсь ничего – ни войны, ни военных. Ни голода, ни диких зверей в горах. Я не боюсь ничего… Когда я вижу, как ты играешь с Сильвией, как что-то делаешь, я готова отдать все… Чем больше смотрю, понимаю, что не могу без тебя… Но… И с тобой не могу… И с собой тоже не могу ничего поделать…

Они долго молчали. Потом он встал, подошел к музыкальному центру, поставил диск.

– Знаешь, когда я был один на своей горе и когда наступал вечер, иногда я ставил этот джаз. Он мне очень помогал… А потом я мечтал об этом доме, о людях, о тебе…

Музыка заполнила небольшую гостиную звуками саксофона и пианино. Эти два инструмента вели себя, словно безумцы. Они, то перебивали друг друга, настаивая каждый на своем, то импровизировали, ломали ритм, шутили, спорили, смеялись. Доходило до драки! Внезапно начинали друг друга слышать и помогать, сливаясь в унисон, и наконец, вместе в удивительном единении и согласии закончили пьесу.

Бетти улыбалась. Ее плохое настроение улетучилось, и ей снова было спокойно и легко.

– Я тебе «купила» подарок. То есть, нашла кое-что для тебя, – воскликнула она. Развернув большой сверток, достала домашний мужской костюм. Не пижам и не смокинг. Просто теплый мягкий, не мнущийся и такой удобный домашний костюм. А еще тапочки. Он немедленно отправился переодеваться, а когда вернулся, показав ей наряд, она взглядом его оценила, подошла, положила руки ему на плечи и вдруг поцеловала.

– Все будет хорошо? – спросила она.

– Да, – ответил он.

Он не знал, что будет с ними потом, но знал точно, что не даст умереть надежде и поселиться в этом женском сердце пустоте…

– Чем можно удивить женщину? Что можно сделать такое, чтобы она на мгновение забыла обо всем, а потом это мгновение превратилось в целую жизнь?

Он лежал в своей комнате в постели, думал и не мог уснуть.

– Купить подарки, засыпать золотом и дорогими вещами, подарить виллу, остров, поставить у ворот шикарный автомобиль. Как банально теперь это звучит. Как примитивно делали это люди. Сейчас, когда это стало доступным и никому не нужным, все теряло смысл. Тогда, что ценнее? Что может заставить сердце женщины биться и помогает ей смотреть только на тебя. И не думать ни о чем…

– Как можно ни о чем не думать, если стоит закрыть глаза и все возвращается? – она сидела на кровати. Ее платье висело на спинке стула и с укоризной на нее смотрело.

– В таком наряде можно только любить и быть любимой, – словно говорило оно.

– Но как любить? Нет следов от ран на теле, наверное, еще молодая и красивая, но эта проклятая память… То, что она сохранила… Он не сможет этого не заметить… Он совсем другой и сохранил себя в этом кошмаре…

– У Антонио, который живет на краю нашей деревни, есть мама, а еще с ними живет мужчина. Антонио называет его папой. – Сильвия проснулась, смотрела в потолок и думала. – Нужно спросить у Виктора, могу ли я тоже называть его папой. Только, как это сделать, если я совсем не могу говорить?…

– А, может, и не нужно ничего покупать? И ее покупать не нужно, да и не на что, а просто любить… Делать это каждый день, тогда она поймет, увидит, и больше не будет помнить… и бояться тоже не будет ничего…

– А, может, не нужно закрывать глаза, просто смотреть на него, тогда все станет легко и просто?…

– А, может, и спрашивать ничего не нужно, просто знать, что он мой отец… Ведь, про себя я могу называть его так!.. И еще – очень-очень хочется спать…

– Спокойной ночи, любимая, – сказал он в тишине.

– Спи милый мой, спи девочка моя. Спите мои хорошие… Все будет хорошо, – прошептала она.

В каком-то волшебном сне прозвучали эти слова, а толстые стены пожалели, что помешали этим людям видеть и слышать друг друга, и еще было жалко прощаться с этим днем и таким удивительным вечером…

18

Пора было приводить свою жизнь в порядок. Он находился среди людей, рядом с ним были два чудесных создания. Он поселился в доме, о котором мечтать не мог всю прежнюю жизнь. Больше не нужно было скитаться, переезжая с одного места работы на другое. Не нужно было просыпаться одному под куполом, оторванным от всего мира. Не нужно было искать способ, чтобы выжить, прокормив себя и других. Что они будут делать сегодня? Завтра? Кем они станут?

– Бетти, кем ты мечтала в детстве стать, когда вырастешь большая? – как-то раз спросил ее он.

Она готовила еду и, услышав эти слова, с удивлением на него посмотрела. На ней был удивительный наряд, и вообще, теперь каждый день она была такой разной. Пользовалась косметикой, надевала новые вещи, а однажды он застал ее за маникюром. Бетти, словно, возвращалась из далекой, прошлой жизни. Она ему нравилась все больше, и ему было хорошо с ней… и с Сильвией тоже. Словно что-то изменилось с того вечера, когда она задумалась о чем-то в последний раз. Больше он не замечал и тени плохого настроения, только тени на ее красивом лице от хорошей косметики, а еще много разных нарядов, которые ей так шли. Он не знал, что думать о ней и о себе. Он был старше ее лет на двадцать, но пока сидел в своем аквариуме, эта женщина прожила намного больше его… Зачем что-то думать? Ему было просто хорошо с ней! Хорошо и как-то спокойно. Наверное, такое бывает редко, и многие, прожив целую жизнь, так и не испытали того, что чувствовал он сейчас, находясь рядом с ней. И уже не верилось, что совсем недавно он случайно забрел именно в ее дом. Зашел и остался…

Стоит ли верить в судьбу? Когда-то он верил только в себя, всего добивался сам, но, теперь, пережив долгое заточение и оказавшись рядом с ней, был, наверное, счастлив и благодарен судьбе…

– Кем я хотела стать? – отозвалась Бетти. – Мальчиком. Я играла только с мальчишками, а когда они дергали меня за косу, жалела, что я девчонка.

– А потом?

– А потом я хотела быть красивой и нравиться всем.

– А потом?

А потом… я влюбилась и уже не хотела ничего.

– Нет, Бетти. Кем ты хотела стать, кем работать, что делать?

– Виктор! Ну, кем хочет стать девочка!? Если она дурнушка – кем угодно – математиком, депутатом, налоговым инспектором. Но если на нее смотрят и видят женщину, она и хочет оставаться ею… Я тебе нравлюсь? – неожиданно спросила она. Он покраснел, как мальчишка и пробурчал что-то в ответ.

– Я понимаю, о чем ты хочешь спросить, – уже серьезно заговорила она. – Когда-то я была дизайнером одежды, работала в салонах, рисовала модели, помогала на показах.

– Ты была манекенщицей?

– И манекенщицей тоже. А что – не похоже?

– Ну почему, просто, хотел знать, что тебе нравится. Теперь можно себе позволить все и превратить детские мечты в реальность. Ты чего-нибудь хочешь?

– Мне нравится готовить для вас еду, нравится быть матерью… Ну, я не знаю…

– Тогда позволь сказать мне, – ты не будешь против, если у нас появится сад, где ты будешь украшать землю вокруг нашего дома, а я займусь созданием плантации и буду кормить людей. А потом, если ты, конечно, захочешь, снова будешь шить одежду.

– Значит, мы остаемся здесь? – с удивлением спросила она.

– Если вы не будете против.

Она посмотрела на него своими огромными черными глазами, на секунду задумалась и как-то просто ответила:

– Виктор, мне все равно где жить и что делать, главное, чтобы вы были рядом. Сильвия и ты.

И в эту мгновение ему стало нестерпимо хорошо рядом с этой женщиной, с близким и теплым созданием. И не обязательно быть еще ближе, потому что ближе не бывает… Так думал он…

19

Он развил бурную деятельность. Солнце становилось все горячее, дни длиннее, и что-то подсказывало, что скоро снег растает и придет долгожданная весна. С помощью девочки он засадил все лотки семенами. Через неделю те начали пробиваться из земли, показывая зеленые листики, и теперь Сильвия радовалась им так, как когда-то он в своем саду. У него были грандиозные планы. Он хотел засадить всю округу, а поскольку климат здесь был теплым, можно было скоро получить большой урожай. Он часто заезжал в большой магазин и перевез сюда, наверное, всю технику для работы на земле. Но земля продолжала скрываться под толстым слоем снегом, и он ждал, когда он растает и можно будет начинать. Каждый день он занимался с девочкой, привез много учебников и учил ее всему, что знал сам. Она не говорила, но быстро схватывала. Еще немного, и она сможет излагать свои мысли на бумаге. У него никогда не было детей, и теперь, наверное, впервые в жизни он понял, какое это счастье иметь ребенка. Девочку! Отдавать ей знания и быть ей почти отцом. А она чувствовала это и светилась от радости, когда он бросал свои взрослые игрушки и возился с ней. Но если был занят делами, значит, она была рядом и обязательно мешалась под руками.

20

Так прошли две недели их загородной жизни, полные спокойствия и безмятежных снов. Только иногда по вечерам, когда Сильвия уходила спать, а они оставались вдвоем, ему было не по себе. Он не понимал, что с ним происходит, немного стеснялся Беатрис и самого себя. Они пересмотрели множество фильмов из той прошлой жизни, читали, разговаривали, но он никак не мог понять, что ему не дает покоя. Он думал, что уже научился относиться к Бетти, как к еще одной дочери, только она совсем не походила на дочь, а он на ее отца. Иногда ловил на себе ее долгий взгляд. Она смотрела и думала о чем-то, хотела что-то сказать, но молчала и просто смотрела. Он пытался понять, что у нее на душе, но не мог и не хотел причинить ей боль, напомнив о чем-то. Тогда он ставил музыку или рассказывал о той своей жизни, которую провел в заточении. Теперь он мог это делать – ему нечего было от нее скрывать. Иногда они садились за большой стол и придумывали его большую плантацию и ее сад. Уже рисовали планы будущего поместья. Она помогала придумывать дизайн вокруг дома, и мысленно они уже находились там, в своей весне. Иногда, отбирая карандаш, она невольно касалась его рукой, не отбирая ее в сторону. Это тепло обжигало, и в такие мгновения он уже не представлял ее ни своей дочерью, ни женой, а чем-то большим… Но, разве такое возможно?

Когда он возился на будущей плантации неподалеку от дома, что-то мерил, вбивал колышки или просто думал, глядя по сторонам, она смотрела на него в окно, и ей так хотелось, чтобы он скорее вернулся и был рядом. Но у него находилось масса дел, а так долго она без него не могла и не хотела. Обычно в той прошлой жизни все происходило, как в кино. Люди встречались, знакомились, ложились в постель. Просыпались и были вместе. Женились или расходились. Не важно. Но все равно любили и были любимыми хотя бы какое-то время и обязательно, как в кино. А этот фильм или пока еще только сценарий был таким странным – в белой пустыне, в чудесном доме, с мужчиной, которого она уже бесконечно любила и хотела быть с ним. Но не могла…. потому что никогда в жизни так не любила. А он мог часами находиться рядом, быть совсем близко, но потом опять заниматься своими делами или дочкой… Дочкой! – думала она. – Теперь у него появилась дочка…

А потом он снова будет что-нибудь делать, забывая о ней. Иногда она завидовала ему. Кто-то сказал, что женщина любит всегда, а мужчина лишь эпизодами. Кто сказал?… Какая разница. Все равно теперь этого никому не вспомнить… Но так, как он не умела, поэтому смотрела в это большое окно и ждала…

Проклятый страх. Когда ничего нет – и терять нечего, все просто, совсем не боишься, а внутри лишь пустота. Но стоит появиться чему-то, когда уже не веришь ни во что… (А этот человек такой необычный… Как он улыбается… Другие стреляют, а этот улыбается, и не знаешь – кто сильнее.) …тогда боишься все испортить, а рядом проклятый страх, потому что так хорошо еще в жизни не было никогда… И страшно все сломать… Но, что же будет завтра?…

Теперь он часами пропадал на поле перед домом, ходил с какими-то чертежами, делал разметку своего огорода. Он мерил расстояния, записывал – сколько шлангов нужно привезти еще, какой материал понадобится, что-то рассчитывал. Уже рисовал на этом глубоком снегу свое лето. Только мужчина умеет так мечтать. Иногда ей казалось, что сейчас он войдет и принесет в дом спелые помидоры или клубнику. Казалось, что мысленно он уже посадил и вырастил все это, и готов был снимать урожай. Женщин он туда не допускал, не давая затоптать придуманное чудо, а они и не обижались.

21

Первые числа марта вытащили из календаря огромное и горячее солнце. Оно было уже очень высоко и повеяло весной. Однажды Виктор признался, что на днях у него день рождения, и он в первый раз будет отмечать его со своей маленькой семьей.

День рождения! Почему бы и нет – если хочется превратить жизнь в праздник! А иногда так хочется позабыть о буднях. Хотя, будней в его жизни больше не оставалось – они отступили в далекое прошлое.

На днях, проезжая на своем вездеходе, он обнаружил всего в каких-то сотнях метрах от дома большое озеро. Тогда он случайно въехал на лед, покрытый толстым слоем снега, и его тяжелая машина проделала в воде полынью. Вот, когда и пришла мысль о рыбалке. В этих краях должно быть много рыбы! И теперь к праздничному столу они приготовят чудесное блюдо! Он собрал снасти, придумал наживку. Бетти уже начала готовить что-то к завтрашнему празднику, а он отправился на озеро. Сильвию брать не стал. Девочка недавно болела, и сидеть на озере он ей позволить не мог. Конечно, можно было пойти на охоту, но пока рука не поднималась нажать на курок, а рыбалка – совсем другое дело.

– Виктор, возьми ружье! – сказала Бетти, заметив, что он собирается уходить.

– На рыбалке не нужно ружье, – улыбнулся он.

– Могут прийти волки.

– Ничего, до дома рукой подать, обойдусь, – успокоил он ее.

Она замолчала, подумала, потом спросила: – Ты не хочешь научиться стрелять?

Он смешался, но ответил: – Я умею стрелять, но постараюсь обойтись без этого…

– А ты уверен, что это возможно? – снова спросила Бетти, – ведь бывают в жизни такие моменты…. – и замолчала.

– Бетти, я уверен. Я очень на это надеюсь.

Больше она не произнесла ни слова, задумчиво проводив его взглядом…

Он уже два часа сидел на льду у полыньи и никаких результатов. Даже ни единого движения или намека на присутствие в озере рыбы. Перепробовал разную наживку, использовал приманки, найденные в магазине, но поплавок стоял, словно приклеенный к ледяной воде, ни разу не пошевелившись.

– Странно, – подумал он. – Обычно в этих озерах много рыбы, а здесь почему-то все замерло, не подавая признаков жизни.

И снова воспоминание о том, как стоял он когда-то у самой кромки воды, где было мертвое море и берег, и все вокруг, нахлынуло на него. Прошло уже столько времени, и нет причин в этом чудесном месте гибнуть всему! Но это озеро почему-то напомнило то море, где не было жизни. Только поплавок на ледяной воде и человек на белом снегу…

Он не сразу понял, что произошло. А, когда увидел огромного кабана, несущегося на него, бежать было поздно. Тот летел, как огромный снаряд, его глаза были прикрыты, и только два огромных клыка торчали из пасти. Вспомнил глаза волка, так внимательно и разумно изучавшего его, а тут – прищуренные красные глаза, без признаков жизни с одним желанием – убить. Вот оно – ощущение неминуемой смерти. А кабан все приближался! Наверное, так мчится пуля, которая ни за что не изменит траектории полета, так падает бомба, сброшенная с самолета, и ее не остановить. Так летела война, которая накрыла всю планету, а теперь большой черный кабан мчался по прямой, сокращая путь. И путь этот напоминал траекторию смерти…

Вдруг раздался громкий хлопок. Животное внезапно остановилось и замерло, с удивлением на него взирая. Только сейчас оно широко раскрыло глаза. В них было удивление, ненависть и боль. Только боль смогла остановить его. Зверь постоял мгновение, покачался на коротких толстых ногах и повалился на бок.

Виктор обернулся, неподалеку стояла Бетти с ружьем, от которого еще шел белый дымок. Она была в одном платьице и домашних тапочках, но в руках крепко сжимала оружие.

– Ты уверена, что ходила по подиуму, а не работала егерем? – спросил он, постепенно приходя в себя.

– Я делала все, Виктор, – спокойно ответила она.

22

Вечером, сидя в гостиной, он вдыхал ароматы завтрашних блюд. Сильвия была рядом и что-то рисовала, а Бетти возилась у плиты. Мог ли он подумать, помечтать об этом еще год назад в замке одинокого затворника. А завтра его праздник… Их праздник. И этот день таил в себе какую-то сказку, еще не наступившую, но была она уже где-то рядом…

«Наверное, подготовка к этому дню важнее самого праздника. Прелюдия, ожидание чего-то – вот само совершенство! А что из этого получится… То и получится», – вспомнил он…

Утром звонкие брызги капели застучали по подоконнику и разбудили его. Он проснулся, еще не открыл глаза, но сразу вспомнил – какой сегодня день. Солнце пробивалось сквозь окно спальни, сквозь закрытые веки и слепило глаза. Сейчас он их откроет и наступит этот день. Как здорово просыпаться, когда тебя будит весна!

Он сразу же заметил двух улыбающихся женщин. Они сидели и ждали, когда он соизволит проснуться. Комната была увешена гирляндами из цветных шариков, подоконники были уставлены искусственными, но очень красивыми цветами, а на стене красовался большой плакат. – С днем рождения!

Сильвия смеялась про себя и держала в руках картину. Она сама ее нарисовала. На ней было видно огромное солнце, большое белое поле, их маленький домик, и три маленьких человечка, которые держались за руки. А внизу было неровно нацарапано. – Мама, папа и я! Когда он все это рассмотрел, она втащила тот самый перфоратор, ту самую лопату – все было перевязано ленточками.

– Спасибо, девочки! – только и ответил он. – Вы всю ночь провозились в моей комнате?

Но ему не ответили.

– За мной тоже подарок, – сказала Бетти. – Только не сейчас, немного позже – хорошо!?

Потом был праздничный завтрак. Как можно из ничего сделать такое? Он не знал, что это была за еда, из чего она была сделана, но это были ресторанные блюда. Он набросился, словно не ел целую неделю. Бетти смеялась, подкладывая ему в тарелку, и говорила:

– Это только начало, не торопись. И не съешь вилку!

Они выпили мартини. Потом еще выпили и снова выпили.

– Если так будем продолжать – до вечера не дотянем! – воскликнул он, вставая из-за стола.

Потом они оделись и поехали кататься на лыжах и прощаться с уходящей зимой.

– Знаешь, – сказала Беатрис. Она остановилась и смотрела по сторонам. – Я уже не надеялась, что эта зима когда-нибудь закончится… А мы действительно здесь остаемся?

– Если ты этого хочешь, Бетти, – ответил он.

– А ты знаешь – да! Пожалуй, я хочу остаться здесь навсегда!

Днем эта маленькая хрупкая женщина стояла у плиты, не позволяя себе помогать. Она, надев большой фартук, рубила на части того самого кабана и готовила из него блюдо. А Виктор с удивлением за ней наблюдал. Долго смотрел так, ничего не говоря. Нет, не любовался, но со всем вниманием разглядывал эту женщину – такой он еще ее не видел. Фартук, топор, ее руки – все было в крови. Она безжалостно рубила дичь, кромсая на части, и что-то дикое было в каждом движении, в ее тонкой и сильной фигуре. И это дикое, необузданное поневоле начало передаваться ему, поднимаясь в душе, застилая глаза кровавым туманом. На мгновение показалось, что он находится в первобытном мире, а эта дикая женщина сейчас бросит перед ним на стол сырой кусок мяса, потом себе и они набросятся на еду. Будут зубами вгрызаться в кровавую мягкую плоть. Свежая кровь будет течь по рукам и локтям, и ничего вкуснее представить себе невозможно. А потом они пустятся в дикий пляс, и вакханалия будет продолжаться всю ночь…

Кровь приливала к вискам, ударяла в голову…

– Выпей кофе, – очнулся он от странного видения, услышав ее голос.

– Мартини… Утренний мартини, – подумал он.

Он пил горячий кофе, а чудесные ароматы уже разливались по дому и всей округе. Бетти снова была в красивом наряде, была она утонченная и нежная…

– И что только не привидится! – подумал он.

Потом был вечер, и жаркое, и торт именинника! Как он был похож на тот – его любимый… И как она догадалась? Знала его вкус? А из чего приготовила – это было непонятно. А может быть, торт был совсем другим, просто ему очень хотелось, чтобы он был из далекого детства.

– Это и есть твой подарок? – спросил Виктор.

– Понравилось? – тоже спросила она.

– Да!

Вечер постепенно наступал на длинный, счастливый день. Солнце зашло, и Сильвия снова потащила их на улицу. А Бетти прихватила с собой какой-то большой пакет. И теперь уже не взрывы снарядов или бомб, а петарды и ракетницы озарили небо, белую равнину, весь этот маленький мир, который оказался таким большим. А фейерверк так блестел и слепил, освещая весеннее темное небо, что, казалось, звезды завидовали ему…

Он был счастлив, он устал от этой безумной, нежданной радости. Если люди могут так веселиться – бояться им нечего, потому что теперь они смогут просто счастливо жить.

Он сидел в гостиной, где еще витали ароматы недавнего застолья и уходить к себе не хотел. Праздник окончился, он остался один, женщины, попрощавшись, давно разошлись по своим комнатам. Спать не хотелось. Ему было жалко прощаться с этим днем. Он потушил свет, и долго смотрел в окно. Звезды отражались он белого снега, освещая долину, горы вдалеке, где жили люди и не знали, какой праздник пропустили. Было как-то удивительно хорошо от этого одиночества, к которому он давно привык. Человек должен быть один. Лишь на какие-то счастливые мгновения удается создать сказку, быть всем вместе, но чтобы потом сохранить ее, понять – нужно уметь снова возвращаться к себе…

23

Он сразу почувствовал, что она в его комнате. Он узнавал запах, слышал трепетное дыхание, а руки ее в темноте тянулись к нему.

– Я так долго тебя ждала. Почему ты так долго не шел ко мне?

– Боялся, что тебя здесь нет.

– Я здесь, и теперь буду с тобой всегда.

– Ты не боишься этого – всегда?

– С тобой нет… С тобой я не боюсь ничего…

А небо уже закрывалось плотными тучами. Долина собирала их. Больше ей не нужны были надоевшие звезды, потому что сегодня пришла весна – белая, замерзшая от долгой и холодной зимы. Такой бесконечной и долгой… Но все-таки весна! И долина впустила сюда эти черные, набухшие огненными разрядами грозовые тучи, позволив смыть с себя проклятую зиму. Еще мгновение, и начнется весенний огненный шквал. Как изверженье вулкана, гром возвестит о начале весны, о конце холодов… И той зимы… И пустоты, которую нужно было теперь заполнить, потом всему расцвести и начинать новую жизнь…

– Это и есть твой подарок? – спросил он, проведя пальцами по ее губам.

– Нет, этот подарок для меня. А подарок этот – ты. Я люблю тебя.

Он подумал… хотя думать ни о чем не мог и не хотел… И все-таки подумал – как сложно научиться произносить это слово. Но она может, у нее получается… Вдруг вскочил с кровати:

– Иди за мной!

– Сейчас? Нет, не хочу. Не пойду!!!

– Я тебе тоже хочу кое-что подарить.

Они стояли у окна и смотрели вдаль на его плантацию. Начиналась гроза, а снег белел в кромешной темноте. И вдруг равнина перед ее глазами озарилась сиянием ярких лампочек. Эти огоньки перебегали от одной гирлянды к другой, создавали причудливые рисунки, меняли цвета. И уже огромные сверкающие буквы бежали все дальше, выстраиваясь в слова. А слова написали простую, переливающуюся всеми цветами радуги, фразу:

«Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ»

Молнии со всех сторон разрывали в клочья это огромное пространство. Они сверкали, яркими веселыми стрелами пронзали черные тучи, только бережно и с любовью обходили это место, словно умели читать. А их блеск превращался в огромную огненную паутину, где в центре, в самой середине оставались и светились эти слова.

– Ты давно это сделал? – прошептала она.

– Сразу… С самого начала…

– Но почему молчал?…

Их лица, их белые фигурки освещались немыслимым светом отблесков молний, а они все стояли и смотрели, как не хотелось уйти, закрыть глаза, остаться вдвоем и больше не думать ни о чем.

Часть 3

24

Дождь лил всю ночь, потом целый день и еще одну ночь. Он заливал белую долину, спускался реками с гор, стоящих вдалеке. Умывал их маленький мир, отогревал землю. Снег таял, уходил вместе с холодной зимой, и теперь открывающаяся земля просила зеленой травы и листвы, и семени, брошенного щедрой рукой… Они не выходили из дома, не смотрели в окна, только друг на друга и на маленькую Сильвию, которая все видела, наверное, все понимала, поэтому тоже была счастлива.

Как это удивительно, когда ничего не ждешь, просто на мгновение останавливаешься, замираешь и этим мигом живешь. Живешь прямо сейчас, каждую секунду – проживаешь и час, и день, и еще одну ночь, ни о чем не думаешь, растворяясь в каждом мгновении. Но потом понимаешь, что ты не стоял на месте, просто жил. Потому что любил…