Гражданин ГР

– Ты странно выглядишь, дорогой, – сказала буфетчица, освобождаясь из жадных объятий и присаживаясь рядом с гостем на диван. Она запустила быстрые пальчики в шевелюру парня. – Что-то случилось? Вот и в полёт опоздал! Выговор влепят.

– Мне теперь ничего не влепят. – Гр самодовольно дёрнул головой, поворачиваясь на бок.

– Это ещё почему? По эхвынскому пятёрку получил? – изумилась девушка.

Она нежно надавила на затылок курсанта, зная, что это его самая слабая зона: чуть-чуть погладишь, и можно выведать всё что угодно. Гр расслабленно закрыл глаза, свернулся клубочком, громко застонал и проговорился:

– Ах, эхвынский тут ни при чём. Дело куда серьёзней, меня назначили главным засланцем, возможно, нам скоро придётся расстаться.

– Повтори, что ты сказал? – вскричала блондинка, сжимая затылок Гр одной рукой, а другой включая микрофон, вшитый в шёлковый пеньюар.

– Я стал главным засланцем. Скоро полечу в другую галактику, – отчётливо повторил Гр, едва сдерживая рвущуюся из него радость.

«Что за хлюпики попадаются? Ни одного крепкого мужика! Бот и понадейся на такого, что получит зарплату и женится на мне!» – разочарованно подумала девушка и отключила магнитофон.

– Я буду ждать тебя, дорогой, – произнесла она заученную фразу.

Вытолкав полусонного, ничего не понимающего любовника за дверь, девица села писать служебный рапорт.

Следующим утром в комнату Гр пришли незнакомые люди. Они перерыли всё его барахло, забрали учебный скафандр, учебник грамматики эхвынского языка, карту звёздного неба и курсантские погоны. А самого Гр, раздетого, без обуви, вышвырнули за железный забор, у ворот которого стоял генерал в спортивных трусах посреди цветочных клумб, припорошенных первым снегом, и делал зарядку. Он погрозил бывшему курсанту средним пальцем левой руки и равнодушно сказал:

– Появишься здесь, выбросим в открытый космос. Будешь там плавать, пока умериканцы не собьют.

Генерал сделал вид, что хочет подпрыгнуть. Гр инстинктивно схватился за уши и побежал. Проходимец вернулся в свой институт, благополучно его окончил, прославившись умением маршировать на руках под строгий гимн страны на главной площади столицы во время парада и пятками давать в зубы каждому, кто шёл не в ногу. За это его направили на самый сложный участок работы – на границу, чтобы он ходил на руках по нейтральной полосе, сбивая с толку противника. О постыдном же откровении с космической буфетчицей Гр рассказал много лет спустя лишь Нанайцу, да и то, когда пьяный был. А в небо с того времени старался не глядеть, особенно в ночное, особенно в грозу, почему-то ему постоянно мерещились умериканцы.

Прошли годы, но впечатление от той истории сохранилось надолго. Гр приобрёл ненависть к общественному питанию, считая, что столовые приносят только вред, ибо ничто так не может ухудшить пищеварение, как вид буфетчицы. При взгляде на девушку с белой ажурной наколкой на голове у него начинались желудочные спазмы, и Гр уже не мог есть. Поэтому, заходя в столовую, бедняга заранее плевался в сторону буфета, стараясь попасть в лицо незнакомой барышни, чтобы приободрить себя и хоть как-то расслабиться. Но, получив пару глубоких царапин в ответ, прекратил свои нападки и перестал вовсе пользоваться общепитом.

Единственным свидетельством его причастности к межгалактическим проектам осталась небольшая цветная фотография, на которой Гр был запечатлён в жёлтом скафандре рядом с фанерной ракетой, разрисованной под сперматозоиды. Такие фотографии выдавали строго под личную роспись. Для поднятия своей самооценки курсанты обязаны были смотреть на неё каждые два часа днём и один раз ночью. С этой целью всем вдевали в нос кольцо, вибрирующее до тех пор, пока его обладатель не кидал взгляд на снимок. Некоторые пробовали отлынивать, но, когда у одного из курсантов негромким взрывом разворотило ноздри, никто уже не решался медлить. При первых же признаках свербения в носу все хватались за нагрудный карман, где лежала фотография. У Гр её не отобрали только потому, что накануне обыска он обронил снимок в общественной бане, куда зашёл перед свиданием с буфетчицей. А про кольцо забыли, оно так плотно облегало носовую перегородку, что делалось практически незаметным. Гр порвал верхнюю губу, сломал не одни плоскогубцы, снимая его с себя. И не придумал ничего лучше, чем выбросить ненужный предмет в унитаз, в котором потом целый месяц что-то булькало и взрывалось.

Спустя несколько лет, когда он вместе с До был проездом в столице, Гр захотел хорошенько попариться и заскочил в знакомое заведение. Увидев на двери массажного кабинета фотографию с надписью «Почётные клиенты», он заволновался. Да и было от чего! На него смотрел улыбаясь молодой безбородый Гр, будущий засланец. Долго всматривался в своё прошлое, не решаясь протянуть к нему руки, но в конце концов сорвал снимок. Вышедший из кабинета массажист вцепился в Гр, умоляя вернуть фотографию, говоря, что это «самая мощная, какая только может быть, реклама!»

– Зачем она тебе? – крикнул банщик. – Разве это ты?! Здесь человек в скафандре! А ты голый. Никакого сходства!

Лишь после того, как разъярённый Гр прошипел несколько слов на эхвынском, а затем встал на руки, угрожающе раздвинув ноги над головой, парень отступил, с ужасом разглядывая странного клиента.

– К тебе астр-р-ронавты, люди в такой вот одежде не заглядывали? – тихо спросил Гр, возвращаясь в нормальное положение и тыкая пальцем в снимок. Проходимца вдруг осенило, что в городке могли хватиться кольца и фотографии! Он испугался при мысли, что его могут разыскивать.

– Не-а, не заглядывали, – ответил массажист и вспомнил: – Мужики недавно были, в платьях. Так они постоянно сюда ходят. Может, это космонавты переодетые?

Гр облегчённо вздохнул, забрал снимок, но массаж делать передумал и домываться не стал. Не сполоснувшись, по-быстрому оделся и помчался в отель, к жене, рядом с которой чувствовал себя в безопасности. Взглянув на фотографию, Ло сказала, что никогда не видела такой смешной картинки, что Гр похож здесь на лемура в каске, и положила фото в чемодан, чтобы повесить дома над раковиной в кухне.

Стимулятор Собственного Достоинства

Гр очень любил надувать щёки – по поводу и без повода, лишь бы надуться, да так сильно, чтобы искры из глаз посыпались. Когда он служил, делать это было легко и просто: в каждой военной части имелся странный, на первый взгляд, аппарат, отдалённо напоминающий большой пылесос, только квадратный, с четырьмя длинными шлангами, одной большой дырой посередине и без колёсиков. Он стоял на гранитном постаменте в Укромном уголке отряда, где любой желающий мог подойти к нему после службы и подкачать себе столько воздуха, сколько было нужно для того, чтобы всегда оставаться на высоте и выглядеть важным человеком, солидно и серьёзно. Не все командиры пользовались этим приспособлением, считая его пережитком прошлого, как Нанаец, например, который брезговал даже глядеть на него, но были среди них такие, кто не слазил с аппарата, испытывая непреодолимую потребность в искусственной подпитке. К «зависимым» относился и Гр.

Один раз, улучив момент, когда в комнате никого не было, он затолкал себе в уши и в рот по шлангу и примеривался, куда бы засунуть последний, четвёртый, как в Укромный уголок вдруг зашёл генерал из Усобого отдела, человек строгий, с очень большим внешним достоинством, которое он гордо носил впереди себя – в виде круглого пышного брюха. В подкачанном состоянии брюхо комками выпирало из-под широкого генеральского ремня, а когда воздуха не хватало, спадало вниз, прикрывая колени словно фартуком. Генерал двумя руками поддерживал живот. Он недовольно взглянул на Гр нечестными глазами, похожими на глаза старой торговки, и тихо скомандовал:

– Смирно.

Гр застыл, не смея пошевелиться, боясь произвести шум, надеясь, что усобист не заметит его жадности.

– Вы знаете, товарищ старший лейтенант, как это называется? – грозно спросил генерал, приближаясь медленным шагом к офицеру.

Гр торопливо покачал головой, стараясь, чтобы шланги не ударили генерала по его красным щекам, и показал глазами на постамент, мол, заправляюсь.

– Нет, товарищ старший лейтенант, – продолжал усобист. – Я спрашиваю не об ССД, хотя речь касается именно его, Стимулятора Собственного Достоинства. Я спрашиваю, как назвать то, что вы с ним делаете?!

Гр хотел было ответить, что заряжается на несколько дней вперёд, так сказать, авансом, что на будущей неделе будет некогда, что дежурства по роте и ночные дозоры – это прежде всего. Но, почувствовав, как шланг давит на язык, вежливо промолчал.

– Это называется расхищением общественного добра, или, проще говоря, воровством. Вы с этим согласны?

– Никак нет, товарищ генерал! – в ужасе закричал Гр, выплёвывая изо рта шланг и вытягиваясь в струнку. – Это плановая дозаправка!

– Ну так заканчивайте скорее! И четвёртый шланг вставляйте! Сами знаете куда.

– Не могу, товарищ генерал, мне стыдно. – Несчастный засмущался и покраснел.

– Выполняйте приказ! – нетерпеливо закричал генерал и ткнул отросшим на сантиметр ногтем мизинца в грудь офицера, показывая, что не шутит.

– Я тогда к носу пристрою! – взмолился Гр.

Он снова затолкал шланг в рот, а последний, который по-прежнему неловко держал в руках, натянул на нос.

– А это уж, как хотите, главное, чтобы все они работали, – зловеще сказал генерал, включая аппарат.

Воздух четырьмя мощными потоками направился в человека. И то ли от того, что проходимец был слишком напряжён под взглядом злых усобистских глаз и чересчур сильно сжался, то ли от того, что генерал по своей чисто профессиональной привычке делать всем назло дал слишком мощный заряд, но случилось совсем не то, чего ожидал Гр. Вместо приятного, немного пьянящего ощущения, что в тебя вливают прохладные струйки искусственного достоинства, от которых сразу хотелось важничать, Гр испытал боль во всём теле. Он неожиданно подпрыгнул, несколько раз перевернулся в воздухе и прилип головой к потолку, ни дать ни взять шарик с привязанными нитками. Генерал продолжал энергично давить на кнопки, злорадно поглядывая вверх. Чувствуя, что у него сейчас разорвётся голова, Гр выдернул шланг изо рта и кулем свалился к ногам развеселившегося усобиста.

– Всегда был уверен, что башка твоя пустая, – удовлетворённо произнёс мучитель, вытаскивая из ушей Гр шланги и освобождая его нос. Он поставил офицера на ноги, оглядел кругом, ощупал голову и нежно добавил, проводя ногтем мизинца по шее обмякшего Гр: – Завтра зайдёшь ко мне, дело есть. Кто там у вас по бабам ходит? Через какой канал идёт в часть «Блейбой»?

– Все ходят, товарищ генерал! А «Блейбой» попадает из болитотдела, раздают на занятиях! – крикнул пользователь ССД, падая в обморок.

Тот случай пошёл бедняге на пользу. Почувствовав громадные возможности Стимулятора Собственного Достоинства, Гр стал относиться к нему с большой осторожностью, а из опыта работы с Усобым отделом усвоил нехитрые способы запугивания людей, придуманные лично генералом. Они пригодились, когда, уволившись из армии, он занялся бизнесом. Так, чтобы добиться понимания со стороны клиентов, Гр часто применял несложный приём: заставлял людей встать на голову и швырял в них горячими, только что из кипятка, луковицами, целясь прямо в рот. Несчастные соглашались со всеми условиями.

Гр прослужил девять спокойных лет, прежде чем войска, в которых он числился, не начали разваливаться по причине поднявшегося в стране в девяностых годах сумбура. Повсюду грянули сокращения. Кто-то проявил сообразительность, не стал дожидаться, пока ему дадут под зад, и уволился сам. В числе умных был генерал. Он ушёл в отставку в девяносто первом, а через год открыл своё первое публичное заведение в столице под очень простой лаконичной вывеской: «Особый дом». Гр всё хотел забежать туда, да не решался, помня о длинном ногте усобиста. Но пример генерала беспокоил его, заставляя всё чаще задумываться о своём будущем.

Мечты о мечтах

Гр с детства завидовал людям, которые умели мечтать. Неважно, исполнялись эти мечты или нет, главное, что они были и человек мог ими наслаждаться. Разглядывать, нюхать, грызть, гладить. Проходимец заметил, что человек с мечтой, вроде птицы с крыльями, умеет парить над землёй. Такому насос не нужен, обиженно думал Гр, с трудом приподнимаясь над серой действительностью после очередной дозаправки. Он часто видел вокруг себя счастливых людей, умеющих держаться в воздухе с помощью одной только мечты. Они то взлетали к небу, поддерживаемые её широкими крыльями, то опускались на землю, не ожидая чьих-либо приказов. В какую сторону шагнуть и где остановиться – всё было в их власти! Гр тоже так хотел. Парить без подкачки, чтобы с высоты положения плевать на реальность, так действующую ему на нервы!

Иногда попадались люди, удивлявшие его своей способностью беззаботно хохотать! Счастливчики вынимали руки из карманов штанов и, позабыв про смущение и внутренние страхи, начинали покатываться со смеху, разглядывая какую-нибудь картинку в журнале или рассказывая анекдот. «Наверное, у них есть мечта, – рассуждал Гр, – иначе, как это возможно, чтобы вот так, без оглядки на прохожих, смеяться? Да ещё размахивать друг перед другом руками, рассказывая о своих планах. Рисуя в воздухе будущее». Он зеленел от зависти, видя, как люди из ничего, из пустоты перед собой, вдруг создавали перспективу. Потыкают пальцами в воздух, пощёлкают, почмокают, покачают головами, скажут несколько слов насчёт композиции, и на тебе – набросок новой мечты готов! Посмотрят граждане на творение своих рук, порассуждают, как всё лучше устроить, и разойдутся. А мечта вслед за ними отправится, прихорашиваясь на лету.

Гр же как стоял, разинув рот, так и продолжал стоять, понимая, что ничего не запомнил. «Вот бы, – думал он частенько, – разжать пальцы да нарисовать что-нибудь эдакое!» Однако и пальцы не разжимались, и ускользали неясные образы. Сколько он ни тыкал впереди себя кулаками, напоминая со стороны обозлённого юркостью соперника боксёра, все попытки оказывались тщетными. Воздух перед его лицом оставался мрачно пустым. В нём не было и намёка на эскиз чего-нибудь прекрасного, напротив, всё казалось ямой, готовой проглотить целый мир и его, Гр, в придачу. Гр пугался ямы. Боясь потерять равновесие, он цеплялся за ближайший столб и долго приходил в себя.

С годами он приспособился скрывать свою зависть. Научился ходить в разговоре окольными путями вокруг заветной темы. Приноровился так расспрашивать спешащих мимо него проходимцев о всяких незначительных мелочах, что никто не догадывался об истинном его намерении – выведать всё, что касается мечты. «Зачем тебе этот галстук? Что ты хочешь сказать таким цветом? А запонки для чего? Не слишком ли они велики для твоих запястий?» – спрашивал он у прохожих и бежал вслед за ними, если те не хотели отвечать. Задавал один вопрос, третий, пятый, заикался, врал, что приходило в голову, но никогда не отпускал человека, не выжав из него хотя бы каплю его мечты. Люди плохо понимали Гр, многие видели в нём иностранного социолога, поэтому уклонялись от прямых ответов, отшучивались или отбрыкивались, когда потешный незнакомец хватал их за руки.

Гр не сдавался. Он без стеснения приставал к проходимцам, надеясь, что кто-нибудь проговорится наконец и он узнает главное – где найти мечту? В какой стране или в каком магазине? Бедняга весь замирал, скручивался, ужимался, если ему удавалось подслушать чужие разговоры об интересующем его предмете. Видя, как радуются счастливые обладатели сказочного богатства, он злился, переживал, однако пытался запомнить каждое их слово. И резко вздрагивал, когда они начинали показывать друг другу свои мечты, от близости которых у бедняги начиналась икота. Напуганные громкими звуками проходимцы убегали, а Гр с завистью смотрел в их встревоженные спины, оставаясь в растерянности, не понимая, откуда берутся такие весёлые, такие жизнерадостные люди, прекрасные, как долливудские актёры?

Случалось, что какой-нибудь беспечный простофиля оставлял свою ещё не окрепшую мечту на уличной скамейке, и Гр начинал охоту. Осторожно подкравшись, завистник торопливо кланялся:

– Бзвольте з-з-кызать. Я не встр-р-речал никого пр-р-р-екраснее вас! Гр-р-раше вас! Вы об-выр-р-рыжтельно грасивы! Гр-р-рандиозно! – тарахтел Гр, незаметно подталкивая незнакомку к своей широко раскрытой спортивной сумке.

– Как грубо, – отвечала обычно мечта, раскусив намерения обольстителя.

– Отчего же? Вовсе не грубо! А с лаской! Впрочем, мне всё р-р-р-авно, можно и грубо, лишь бы не расставаться с вами! – продолжал ворковать Гр, а сам, видя, что мечта не реагирует на комплименты, пускал в ход кулаки – пихал собеседницу в бок и толкал коленками, стараясь загнать её в сумку.

Однако слабая на вид мечта оказывала жёсткое сопротивление. Одним движением она сбрасывала мужчину со скамейки и гордо хохотала, довольная поверженным видом нахала, после чего взмахивала крыльями и улетала искать хозяина.

– Всё равно поймаю! – кричал ей вслед Гр, размазывая по щекам слёзы обиды.

Однажды ему чуть было не удалось поймать на берегу моря бесхозную, потрёпанную ветром и временем красавицу. Интуитивно чувствуя романтичность обстановки, он притворился спящим, когда мечта вдруг тихо опустилась рядом с ним на тёплый песок. Гр лежал на спине, широко раскинув руки, и почти не шевелился, поэтому гостья не обратила на него внимания, очевидно, приняв за выброшенное на берег бревно. Она уселась неподалёку и принялась чистить перья, освобождаясь от хвойных иголок, конфетных обёрток и поломанных зубочисток. Гр, закусив губу и приоткрыв один глаз, рассматривал прелестное видение, радуясь удаче.

Мечта была яркой, броской, с чистым пронзительным взглядом четырёх тёмно-розовых глаз и с двумя широкими сильными крыльями, которыми она грациозно встряхивала, чтобы сбросить прилипший к ним мусор. Прелестница казалась большой, размером с детский трёхколёсный велосипед, и была великолепна! Внешне походила на фантастическую печальную утку, забывшую, в какой стороне родной пруд. При взгляде на её хвост у Гр закралось подозрение, что не он один охотится за чужими мечтами. Кто-то успел выдергать перья из некогда роскошного, а теперь повисшего в виде потрёпанной метёлки хвоста его обворожительной соседки. Несколько прекрасных маленьких пёрышек, хорошо сохранившихся, все в серебристых пятнышках и золотистых звёздочках, говорили о благородном происхождении утки. Несмотря на увечье, она оставалась красивой. Грациозная осанка подчёркивала гармоничное телосложение, а прозрачная глазурь, покрывавшая шею и лапки, слегка затвердевшая на ветру, придавала весьма аппетитный вид. На месте, где у велосипеда располагалось сиденье, у мечты благоухала крупная роза, вся облитая тёмным шоколадом.

Гр осторожно шевельнул рукой, пытаясь дотянуться до цветка, и неожиданно тонко икнул от волнения, закашлялся, чем напугал прекрасную незнакомку. Оглянувшись, она легко взлетела в воздух. Покружила в недоумении над распластанным голым телом мужчины, проворно ухватила пролетавшую мимо чайку за крыло и скрылась в белом облаке. Гр выругался с досады. Опять неудача! Лежал тише травы! Не высовывался, не грубил, не тискал, не льстил! И надо же такому случиться – икнул в неподходящий момент! А этот взгляд, которым утка на него посмотрела, нахмурившись и недовольно пошевелив клювом! Может быть, от него дурно пахнет? «Надо поменять одеколон, – решил он, – и впредь вести себя хитрее. Зачем ловить? Тем более на улице! Есть и другие способы, понадёжней».

Глава 2

Ло

Запах шоколада

Ло родилась в пиларусской деревне Козюльки-но, получившей своё название от привычки жителей время от времени вытаскивать из своих носов небольшие, мешающие дышать козюльки. Деревня укрылась за холмами, словно радуясь тому, что никто не видит кошмарных манер её обитателей. Между холмами бежала узкая дорога, устремлённая к районному центру. По ней ходила старая телега, прицепленная к упряжке облезлого мерина. Летом на телеге привозили хлеб, спички, мыло и табак, а зимой мерин скользил и спотыкался, поэтому товары доставлял грузовик, правда, очень редко.

Раз в год отец Ло, всегда пьяный деревенский ветеринар, брал телегу и отправлялся в районный центр за лекарствами для животных. Он громко матерился, понуждая мерина сдвинуться с места, но тот, давно привыкший к грубому обращению, невозмутимо щипал траву на обочине дороги и шёл вперёд только тогда, когда надо было передвинуться к новому корму. Стоило приложить немало усилий, чтобы упрямец тронулся в путь.

Однажды вместе с отцом на телеге приехала молодая красивая женщина, про которую уважительно говорили, что «девка выбилась в люди, тепереча больных в городе лечит», а с ней чистенькая девочка лет восьми, напоминавшая розовую пластмассовую куклу, разодетую как принцесса. Увидев незнакомку, До замерла. Внешность девочки лучше любого учебника помогла ей осознать, что мир не ограничивается рамками деревни.

Красненькое платьице в горошек, голубой бантик в волосах, беленькие туфельки, запах, исходивший от девочки, перевернули все представления о жизни. До приезда городской казалось нормальным, что от людей пахнет так же, как от животных, – навозом, сеном, молоком. Да и как иначе, если пьяный отец даже спит рядом с коровами, когда обозлённая мать прогоняет его из дома! А чем может пахнуть от До, если она часами пропадает на скотном дворе, помогая отцу ставить уколы свиньям? Только грязью. Но тут было что-то необычное! Девочка благоухала новыми разноцветными карандашами, чистыми белыми тетрадями, крахмалом, утренней свежестью, и всё это смешивалось с ароматом шоколадных конфет. Обёртки от таких конфет, привозимых отцом из районного центра, До бережно складывала в коробку из-под медицинских препаратов, а потом любовалась ими. У неё закружилась голова от зависти.

Девочка уехала, а в сердце десятилетней До поселилась тревога. Ей стало страшно, что она никогда больше не увидит это чудо, не почувствует этот волшебный аромат, говорящий о существовании где-то иной, прекрасной жизни. До взглянула на свою юбку, сшитую из материнского платья, на стоптанные ботинки, доставшиеся от соседского мальчишки, и почувствовала себя обиженной. Больше всего на свете ей захотелось избавиться от въевшегося в кожу запаха скотного двора, чтобы пахнуть так же, как городская девочка.

Мечта о шоколаде, о его аромате сделалась частью внутренней жизни Ло, будоража воображение смутными картинами счастья. Она весь год приставала к отцу с просьбами взять её с собой в очередную поездку. Отец согласился, зато мать рассердилась, закричав: «Незачем потакать детской блажи!» Однако Ло канючила, пускала сопли, пытаясь заплакать, и не отставала. Видя настойчивость дочери, мать сдалась. Летом она вынула из комода платье, купленное на вырост, достала из-под кровати туфли, приготовленные к школе, и кинула всё со словами: «Катись, куда хочешь!»

В восторге от наряда, Ло уселась позади отца на солому, разбросанную по дну телеги, и отправилась в первое в своей жизни путешествие. Ей было одиннадцать лет. Новый мир бежал навстречу со скоростью грязного мерина, на удивление быстро дотащившего телегу до районного центра, улицы, переулки и тротуары которого поразили девочку отсутствием грязи на них. А воздух! Он был пропитан ощущением радости. Ло показалось, что она попала на праздник, о котором прежде лишь догадывалась. Жители городка изумили её. С ясными лицами, разодетые в красивые одежды, женщины с накрашенными губами, а мужчины с аккуратными стрижками, все они как-то странно разговаривали, без привычных для неё выражений, вроде «Чушка, куда прёшь?», и это было чудно. Ло вертелась из стороны в сторону, не замечая любопытных взглядов, которые бросали на них прохожие.

После того как лекарства были куплены, отец прокатил дочь на карусели, купил мороженое и они поехали назад. Ло лежала на дне телеге, потрясённая, закрыв глаза, и представляла, что всё ещё летит на карусели и что всё вокруг кружится, кружится, кружится… Ах! Всего несколько часов, проведённых в новой обстановке! Но и этой малости оказалось достаточно, чтобы она возненавидела родную деревню. Теперь появилась цель – вырваться отсюда, бежать от грязи скотного двора, перебраться в районный центр и превзойти по красоте городскую девочку. Но как?

Мать, с неохотой отрываясь от кухни, объяснила, что выбраться из Козюлыкино можно, бывали такие случаи, вот Тонька, например, она за границу уехала. Работает, говорят, переводчицей в Африке. Только для этого надо много учиться, надо много чего знать. Ло удивилась, что мать умеет разговаривать так складно, так ровно, так интересно. Прислонившись к косяку двери, девочка притихла и во все глаза смотрела на преображённую своим рассказом женщину, стараясь не упустить ни одного её слова.

– Учёба, – сказала мать, – она вроде как горизонт перед человеком открывает, дороги впереди показывает, много, много разных дорог! Нет, это не дорога в райцентр, те дороги лучше. Широкие, светлые, ведут далеко-далеко!