Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая

Данные разговоры з\к Домова всегда поддерживал з\к Миронов, который добавил, что Зиновьева, Каменева и др. не расстреляют, так как Советская правительство забоится их расстрелять иностранных государств, которые поднимутся в защиту Зиновьева, Каменева и др., так как работа троцкистско– зиновьевского террористического центра является в интересах капиталистических государств. Данные разговоры происходили в присутствии меня, з\к Кучер, Федин, Гладышева и др.

В отношении льгот и досрочного освобождения з\к Домов и з\к Миронов говорили в присутствии ряда з\к, что это неверно, льгот и досрочных освобождений Советское правительство никому не даст. Пишут, и говорят о льготах и досрочном освобождении для того, чтобы больше и лучше з\к работали, а на самом деле только этим обманывают, о льготах говорят 3 года, как начали строить вторые пути, но их еще никому не дали и не дадут.

Как закончим строительство вторых путей, нас з\к вместо освобождения направят в другие лагеря. Больше показать ничего не смогу.

Пока Мартыненко говорил всё это, обвиняя Ивана Петровича в контрреволюционной агитации, тот, лихорадочно искал возражения на эти обвинения и не находил их. Поклёп трудно отвергнуть, тем более что некоторые фразы он действительно говорил не в силах удержаться от критики правителей, по поводу которых, как он считал, и оказался в этом лагере, где все, в том числе и уголовники, с их слов тоже были невинны.

Закончив допрос Мартыненко, следователь Воробьев задал вопрос и Ивану Петровичу: «Подтверждаете показания свидетеля Мартыненко о проводимой Вами к-р агитации среди заключенных 4 колонны?

Ответ з\к Домова: «Считаю правдивыми прежде данные мною показания в части касающейся моих разговоров в связи с процессом к-р быв. троцкистско – зиновьевской террористической банды. Другое выдвинутое против меня обвинение з\к Мартыненко, считаю ложным, что и подтвердят з\к Федин, Гладышева и др.

Мартыненко и Домов подписали в протоколе свои показания. Мартыненко увел стрелок охраны обратно в лагерь, и Иван Петрович тоже встал со стула, ожидая, что и его уведут назад в камеру. Однако уполномоченный, возвратил его на место, сказав, что будет ещё одна очная ставка. Дверь кабинета открылась, и стрелок ввел з\к Адамовича, которого тоже привлекли как свидетеля. Следователь взял другой протокол, заполнил шапку и начал задавать вопросы свидетелю Адамовичу.

Вопрос: Что Вам, з\к Адамович, известно о к-р деятельности з\к Домова и з\к Миронова во время нахождения на 4 колонне 21 отделения.

Ответ: На 4 колонне я знал з\к Домова Ивана Петровича по совместной работе счетоводом в конторе. Во время процесса над к-р быв. троцкистско – зиновьевским террористическим центром, з\к Домов всё время следил за данным процессом и читал в печати о том, что все трудящиеся Советского Союза просят суд расстрелять виновных участников террористической банды.

З\к Домов всё время говорил среди заключенных, что Зиновьева, Каменева и др. не расстреляют, доказывая это тем, что они люди умные и они нужны Советскому государству как хорошие работники. Доказывая еще тем, что Зиновьев, Каменев и др. завоевали Советскую власть и поэтому их не расстреляют.

С получением фалангой 4 газет, где был опубликован приговор суда над быв. террористами к-р Зиновьевым, Каменевым и др. воспитательница 4 колонны з\к Гладышева данный приговор читала вслух у себя в комнате, где и я присутствовал. З\к Домов и з\к Миронов у это время находились у себя в общежитии, отделяющих от комнаты воспитателя тонкой перегородкой. Во время чтения приговора з\к Гладышевой из общежития через перегородку з\к Домов сказал: «Как Вы читаете, с таким выражением, таким довольным тоном. Вы видимо, довольны расстрелом Зиновьева, Каменева и др.?»

З\к Гладышева ответила, что она довольна данным приговором, что всех террористов Зиновьева, Каменева и др. приговорили к расстрелу. На это з\к Миронов ей ответил, что нам нужно сперва поучиться, а потом и рассуждать о таких делах, говоря, что есть люди, которые политически более развиты, и пускай они судят и они знают, что с ними нужно делать. Больше к-р высказываний я от з\к Миронова и з\к Домова не слышал.

Вопрос: Когда з\к Гладышева читала приговор суда по делу быв. к-р террористической банды Зиновьева, Каменева и др. говорила ли она что их нужно бы медленно сжечь на огне?

Ответ Адамовича: Я не слушал этих слов.

Вопрос обвиняемому з\к Домову: Подтверждаете показания свидетеля з\к Адамовича, о том, что Вы высказывались в защиту к-р быв. троцкистско – зиновьевской террористической банды – Зиновьева, Каменева и др.

Ответ: Не отрицаю показаний свидетеля з\к Адамовича. Считал, что Зиновьева, Каменева и др. так же, как и после первого суда, что был два года назад, не расстреляют исходя, что в прошлом они кроме вреда принесли много пользы Советской власти.

Вопрос: Подтверждаете ли Вы записанное в Ваши показания, что якобы з\к Гладышева говорила, что Зиновьева, Каменева и др. сжечь на медленном огне или нет? Свидетель Адамович был при этом и отрицает, т.к. он не слышал сказанного Гладышевой?

Ответ Домова: Я подтверждаю.

Допрос – очная ставка закончился, протокол подписан, и Иван Петрович, наконец, вернулся в камеру СИЗО, для дальнейших размышлений о своей участи.

–Собственно говоря, в чём меня обвиняют? – думал Иван Петрович, лежа на нарах в камере СИЗО после очных ставок. Он сомневался в приговоре Зиновьеву (Герше Радомыльскому), Каменеву (Льву Розенфельду) и другим подобным, что их приговорят к расстрелу? Ну и что в этом преступного? Он же не оправдывал этих иудеев, а только сомневался в приговоре и в его исполнении. Их и раньше уже судили и только изгнали из партии и сняли с постов, но оставили жить. Почему он и сомневался. Вот и Адамович подтвердил его сомнения по приговору, но больше никакой агитации против властей не было.

А то, что он не верил в досрочное освобождение – так никто из з\к в это не верил. – Ладно, завтра будет видно, – подумал Иван Петрович и беспокойно уснул на жестких нарах СИЗО.

На следующее утро его снова повели на допрос. Следователь Воробьёв, вернулся к ранним показаниям Ивана Петровича, – наверное, не хватает аргументов для следствия, вот и ищут зацепки, – обрадовался Иван Петрович.

Вопрос: В Вашем показании сказано, что Вы пять раз арестовывались в разное время как бывший белый офицер колчаковской армии. Поясните более подробно где, когда, кем арестовывались и результат Вашего освобождения из-под ареста.

Ответ: В колчаковскую армию я был мобилизован в декабре месяце 1918 года после выхода из Омской тюрьмы в чине подпоручика в маршевую роту Саянского полка взводным офицером, в Ачинске в которой находился по апрель месяц 1919 года. Из маршевой роты я был в чине поручика назначен заведующим по провианту, где служил до последних чисел июня 1919года, после чего меня назначили командиром роты в этом же полку в строевую часть и перебросили на фронт под Челябинск.

В первом же бою с Красной армией я был ранен в ногу правую в области колена и как раненый я уехал в город Токинск по разрешению врачей колчаковской армии.

Пробыв немного в городе Токинске с 10 сентября, а ранен я был в июле 1919 года, и по октябрь месяц 1919 года после был эвакуирован в город Омск в госпиталь, а из Омска в первых числах ноября эвакуировался с госпиталем в город Иркутск и в госпитале пролежал до мая 1920 года.

В мае месяце 1920 года выписан в батальон выздоравливающих в чине поручика рядовым офицером. В это время в городе Иркутске была местная власть, т.е. Советская власть.

В мае месяце 1920 года я был арестован Иркутским ЧК, просидел несколько дней, допросили и выпустили на свободу с зачислением в учебный батальон, пробыл в Красной армии до августа 1921 года, в должности командира учебного батальона, после чего, как бывший белый офицер демобилизован и арестован Иркутским ЧК, которая меня выслала на север в город Вологду, где я прожил до 1930 года, работая в системе наркомобраза учителем средних школ. В 1927 году меня арестовали в городе Вологде в связи с нотой Керзона. В Вологодском ОГПУ просидел под арестом около 2-х месяцев, пока освободили из-под ареста, и проживал в городе Вологде, работая антикваром до 1930 года.

В Вологде в 1930 году был арестован ОГПУ города Вологда по обвинению меня в том, что при обыске были обнаружены разные прокламации политических партий 1900-х годов как-то: программы, брошюры, прокламации, как-то: большевиков, эсеров, прокламации меньшевиков, бундовцев. Продержав, за это в ОГПУ города Вологда дня два, меня освободили без всякого суда и последствия. В 1930 году после освобождения уехал из города Вологды в Белоруссию, по истечении двух месяцев из Белоруссии выехал в дачное место ст. Влахернская Савеловской ж.д.

Вопрос: Где Вы доставали разные подпольные брошюры, прокламации политических партий как меньшевистских, эсеровских, бундовских?

Ответ: Мною приобретены в 1930 году на Вологодском базаре.

Вопрос: У кого Вы покупали прокламации, брошюры политических партий как меньшевиков, эсеров, бундовцев и др. назовите магазины или фамилии кто Вам продавал это?

Ответ: Куплены мною у неизвестной женщины на Вологодском базаре среди хлама для музея революции, как исторической материал.

Вопрос: Когда Вы покупали, как исторический материал для музея революции было ли Вами сдано всё это в музей.

Ответ: Арестовано и изъято органами ОГПУ в городе Вологда в 1930 году в июле месяце, больше ничего показать не могу.

Иван Петрович подписался в протоколе под последней записью следователя и вернулся в камеру СИЗО.

– Что нового тебе пришили, дед? – спросил Косой Ивана Петровича после возвращения с допроса.

– Да ничего не предъявляют, а только спрашивают где и когда жил и что делал, – осторожно ответил Иван Петрович, опасаясь стукачества от уголовников. – А я служил в Красной армии, потом работал учителем, затем антикваром в Вологде и Подмосковье.

– Что такое антиквар? – заинтересовался Косой.

– Это знаток и торговец старинными вещами и предметами искусства: книги, мебель, картины и украшения, если они старые, называются антикварными изделиями, и я их разыскивал и продавал всем, кто интересовался. Часто такие вещи и предметы стоят дороже, чем новые.

– И хорошая тебе была выгода от этой торговли? – продолжал наседать Косой.

– Когда, как, но в целом на семью из шести человек хватало на простую жизнь, – отвечал Иван Петрович, не желая рассказывать подробностей и вызывать зависть этих мелких воришек.

– Кому нужны старые вещи? – продолжал удивляться Косой, – зачем мне старые штаны, вместо новых?

– Эти вещи покупают для коллекции, я не чтобы пользоваться, – пояснил Иван Петрович.

– Да, совсем буржуи зажрались, если обломки и обноски покупают дорого, только чтобы смотреть на них и хвастаться перед другими, – подвёл итог спора Косой. – Правильно Вас революция свергла от власти: народу есть, и пить нечего, а они старые вещи собирают, и деньги на них тратят. Ладно, дед, расскажи лучше про царя Ивана Грозного, что это был за царь и почему Грозный – я случайно об этом царе от корешей слышал, что он людей собакам и медведям на смерть бросал, так ли это?

И Иван Петрович, чтобы отвлечься стал рассказывать про царя Ивана Грозного, так как написал Карамзин, хотя последние годы и не очень верил писаниям этого дворянина, сочиненным больше ста лет назад.

Почему народ назвал этого царя Грозным, несмотря на его зверства, а царя Николая Второго, которого Иван Петрович видел однажды в Могилеве, народ назвал Кровавым? Если бы не лагерь и не это смутное время, то сидел бы он, Иван Петрович Домов, потомственный дворянин и учитель, в свободное время где-нибудь в Историческом музее и изучал древние рукописи о Великом царе Иване Четвертом и Смутном времени, наступившем после его смерти. Можно было бы и статью в историческом журнале написать, вместо рассказов уголовникам про историю.

На следующий день допрос продолжал уполномоченный Воробьёв.

Вопрос: По Вашему требованию сделать Вам очную ставку со свидетелем з\к Кучерой, произведена очная ставка с з\к Кучер 11-го января 1937 года, который Вас уличает в к-р деятельности, в том, что Вы дискредитировали мероприятия партии и правительства, оскорбительно отзывались о вожде партии, сочувствовали расстрелянным к-р троцкистско-зиновьевской террористической банде. Поясните, в чём выражалась Ваша к-р деятельность среди заключенных?

Ответ: По материалам следствия, как мне удалось узнать, все рапорта на имя 3 части о моей к-р деятельности исходили от з\к Кучеры. В целях узнать мотивы, побудившие его так враждебно писать обо мне ряд лживых доносов, надеясь распутать клубок, опутавший меня при попустительстве 3 части 21 отделения, желая утопить ни в чем невиновного человека, я вызвал Кучера на очную ставку, кроме сказанного мною в протоколе очной ставки показать больше не могу.

Вопрос: В своих показаниях Вы говорите, что Вас оговорил з\к Кучера в к-р деятельности. Нами допрошены ряд свидетелей, как з\к Шнетной, Мартыненко, Федин, Адамович и др. которые также подтверждают, что Вы проводили с з\к Мироновым организованную к-р агитацию среди заключенных 4 колонны.

Ответ: Очные ставка выявили, на моему убеждению, с достаточной ясностью, о моей непричастности ко всякого рода контрреволюционным разговорам, так, как Мартыненко о том, что разговоры имели место при свидетелях: именно Адамович, Гладышевой, Федик и Марк, очная ставка доказала, что упомянутых свидетелей приписываемых мне з\к Мартыненко не было, з\к Шнетной свидетелем привел неизвестное ему лицо, чего не могло быть, так, как люди на 4 колонне постоянные и утверждение Шнетного голословная ничем не подтвержденная ложь.

Следователь закончил допрос, подписал протокол и Иван Петрович в сопровождении стрелка охраны Ильина, который всегда сопровождал его на допросы, вернулся в камеру СИЗО, но через час Ивана Петровича снова вызвали.

В кабинете следователя сидел з\к Шнетной, с которым Воробьёв устроил очную ставку.

Вопрос: З\к Шнетной, что Вам известно о к-р деятельности з\к Домова, проводившего среди заключенных 4 колонны за время нахождения.

Ответ: З\к Домова, Ивана Петровича, я Шнетной Семен Израилевич, знаю с июня месяца 1936 года. В конце июня 1936 года около селекторной будки, он спросил меня закурить, я сел с ним, дал ему закурить и спросил у него, Домова, за что он осужден, ведь Вы уже старый, на что мне з\к Домов ответил, что он бывший дворянин, первый раз был осужден на 5 лет, второй раз осужден по делу убийства товарища Кирова на 10 лет. Я з\к Домову сказал, что Вам пора уже исправиться, и в лагерях не сидеть, на что з\к Домов ответил: «Меня уже Советская власть не исправит». Я ему заметил, а что же тебя исправит – могила, на что з\к Домов ничего мне не сказал и я от него ушел.

29 августа сего года в 10 часов утра я лежал на койке в инструменталке. В это время ко мне в кабинку вошел з\к Домов с газетой в руках, поздоровался и стоя около моей койки, стал меня спрашивать: как ты думаешь, расстреляны или нет эти люди, о которых пишет газета, т.е. Зиновьев, Каменев и др.?

Я, Домову ответил, это безусловно, всю группу расстреляли, т.к. таких людей мало расстреливать, а в сорную яму выбросить, после чего з\к Домов мне ответил: «Нет, Вы ошибаетесь, этих людей не расстреляли, т.к. у Зиновьева, Каменева и др. ума больше в ногах и оскорбительно отозвался по отношению вождя партии», на этом з\к Домов закончил и ушел из моей кабинки в палатку путиармейцев бригады Санарина, вслед за з\к Домовым пошел и я, когда пришел в палатку бригады Санарина, там, около стола стоял заключенный, но фамилии не знаю, говорит: «Ну как, товарищи, могут расстрелять этих людей, про которых газета пишет: Зиновьева, Каменева и др. Все живы, это Советская власть обманывает весь народ, что расстреляны, так как таких людей Советская власть побоится расстреливать, оскорбительно высказывался по адресу вождя партии».

После этого я из палатки вышел, пошел к старшему стрелку ВОХР Глущенко и заявил об этом случае, что з\к Домов среди з\к ведет контрреволюционную пропаганду и оскорбляет вождя партии и написал заявление в 3 часть 21 отделения. От з\к Миронова к-р агитацию я не слышал. Мои показания могут подтвердить з\к Мартыненко, других фамилии я не знаю.

Вопрос з\к Домову: Подтверждаете ли Вы показания, данные свидетелем з\к Шнетным в отношении Вашей к-р деятельности на 4 колонне среди заключенных.

Ответ: Считаю, показания свидетеля Шнетного от начала до конца лживыми. Я осужден один раз за спекуляцию и к убийству Кирова не имел отношения, потому и всё остальноё есть ложь.

Вопрос: Как свидетель Шнетной показывает, что Вы с ним в июне 36 года, когда работали у селектора, сидели на лавочке и курили, о чем вели разговоры, рассказывали о себе, кто были в прошлом.

Ответ: Во-первых, я не курю и никогда не курил, а во-вторых, в июне месяце 36 года, числа не помню действительно около селекторной будки ко мне подошел Шнетной и стал рассказывать о своих служебных успехах на воле, как бывший член партии и директор совхоза и о своей надежде примерным поведением искупить свою вину и вернуться в ряды партии. О себе я никаких сведений не давал з\к Шнетному, и сижу я в лагере за спекуляцию, а не по делу товарища Кирова, как лжет Шнетной. И всё остальное Шнетной про меня лжет.

Вопрос: Почему Вы первоначально показали, что Шнетной дал показания с начала и до конца вымышленными, тогда как Шнетной показал, что Вы беседовали около будки, и Вы это подтверждали своим ответом. Почему Вы вводите следствие в заблуждение?

Ответ: Я первоначально хотел ответить на обвинения Шнетного, а не на встречу с ним.

Свидетель Шнетной ушел, и стрелок ввёл другого свидетеля – Федина Терентия Викторовича, с которым следователь Воробьёв продолжил очную ставку.

Вопрос з\к Федину: Что Вам известно о к-р деятельности проводимой з\к Домовым среди заключенных 4 колонны.

Ответ: Мне известно о к-р деятельности з\к Домова на 4 колонне. Это было утром в августе месяце 36 года, точно числа не помню, после развода з\к на работу, я, з\к Кучер, Гладышева и др. зашли в контуру бухгалтерии. Не помню, кто начал разговор о раскрытии в Москве к-р террористической троцкистско– зиновьевской банды, в это время з\к Домов начал нам всем присутствующим доказывать, что Зиновьева, Каменева и др. Советское правительство не расстреляют, потому что они в прошлом заслуженные перед революцией, а во вторых, что они имеют связь с заграницей, их там знают, иностранные государства за них заступятся и не дадут их расстрелять. З\к Кучер стал возражать Домову, что Зиновьева, Каменева и др. расстреляют, не посчитаются с ними, на что з\к Домов стал вторично доказывать, что их не расстреляют.

Кроме того, з\к Домов неоднократно брал у нас газеты, прочитывал их и отдавая их обратно говорил: «Это чепуха», а что он под этим подразумевал я не знаю, в присутствии меня компрометирующих рост промышленности, колхозное строительство и т.д. не слыхал от з\к Домова и з\к Миронова.

Вопрос обвиняемому з\к Домову: Подтверждаете Вы показания свидетеля Федина.

Ответ: Подтверждаю показания Федина, что мною было выражено мнение з\к Федину, Миронову и др. что Зиновьева, Каменева и др. не расстреляют как старых заслуженных большевиков. Другие обвинения по троцкистско-зиновьевскому процессу я отрицаю. Допускаю, что мною по прочтению газеты могла быть произнесена фраза «Это чепуха» по поводу малой значимости сообщения газеты.

Свидетеля Федина увели, пришёл следователь Куликов и несмотря на позднее время продолжил допрос измученного Ивана Петровича.

Вопрос: Обвиняемый з\к Миронов в своих показаниях говорит, что Вы высказывались среди заключенных, что Зиновьева, Каменева и др. не расстреляют, потому что они старые большевики и т.п., а кроме того за них вступятся иностранные государства, но Вы и это отрицаете. Поясните, как это было.

Ответ: Я отрицаю в том смысле, что я не говорил з\к Миронову, что за них вступятся иностранные государства, в том, что я говорил «Зиновьева, и Каменева не расстреляют т.к. они старые большевики и работники Советской власти не первый год, и были руководителями политики и власти» признаю свои сомнения.

Вопрос: Вы систематически проводили среди заключенных к-р агитацию дискредитируя мероприятия партии и правительства, оскорбительно отзывались о вожде партии.

Ответ: Я, никогда и нигде не проводил к-р агитацию и не оскорблял вождя партии.

Вопрос: Вчера, в присутствии стрелка ВОХР, что Вы говорили об убийстве товарища Кирова?

Ответ: Считаю, что действия 3 части 21 отделения при ведении следствия по моему делу были пристрастны, с явной целью во что бы то ни стало, обвинить меня, я высказался в присутствии стрелка ВОХР, фамилию не знаю и уполномоченного 3 отдела товарища Воробьёва. После окончания моего допроса в частной беседе заметил, что всякий уполномоченный НКВД, который создал дело против невинного человека, тем самым, по моему мнению, делает враждебное для Советского правительства дело и в качестве примера я действительно сказал, что по делу убийства товарища Кирова привлеклись миллион человек или меньше, из которых возможно десяток тысяч привлекались за несколько необдуманных слов, не имевших в своем смысле враждебного намерения против Советской власти, которые истолковывались как террористический акт.

Вопрос: В поданном Вами заявлении, Вы указываете, что уполномоченный 3 части 21 отделения товарищ Воробьёв при допросе свидетеля по Вашему делу настаивал на даче от свидетеля неверных сведений. Поясните, что именно говорил Вам, свидетель з\к Федин после его допроса в 3 части и когда, в присутствии кого.

Ответ: В октябре месяце или начале ноября 36 года я из изолятора был выведен на работу под конвоем в расположение 4 колонны на выгрузку лесоматериалов, я увидел з\к Федина и спросил, что делается на фаланге по моему делу. З\к Федин сказал, что его уже вызывали несколько раз в 3 часть для допроса. Во время из одного допросов уполномоченный товарищ Воробьев требовал дать сведения обо мне не соответствующие истине, в чем именно заключались эти сведения з\к Федин мне не сказал. На что з\к Федин сказал: « Хорошо я эти сведения дам, но в конце протокола допроса напишу, что эти сведения получены от меня вынужденным путем». Больше по делу сказать ничего не могу.

Допросы, наконец, закончились и поздним вечером, Иван Петрович возвратился в камеру СИЗО, попил воды и, измученный, лёг на нары и сразу уснул мертвым сном.

Следующие несколько дней прошли без допросов и Иван Петрович отдохнув, снова рассказывал уголовникам исторические повести про российских царей и про древнюю жизнь людей в Греции, Египте и Риме.

Через пять дней после допросов Ивана Петровича снова привели к следователю Куликову на очную ставку с з\к Фединым. Следователь пояснил, что необходимо уточнить некоторые обстоятельства дела и потому производит повторную очную ставку.

Вопрос свидетелю Федину: З\к Домов на своем допросе пояснил, что Вы ему во время работы на 4 колонне при выгрузке леса заявили, что Вас неоднократно вызывали в 3 часть 21 отделения на допрос по делу Домова и во время одного из вызовов уполномоченный Воробьёв требовал вынужденного ложного показания по делу Домова. Правда ли это.

Ответ: Меня в 3 часть 21 отделения вызывали только один раз, допрашивал меня 13 октября 1936 года уполномоченный тов. Воробьёв в присутствии тов. Александрова никаких вынужденных показаний по делу з\к Домова и Миронова не требовал, обращался со мной вежливо, ничем не запугивал и не стращал. Я что знал, по делу Домова всё показал в своем протоколе допроса от 13 октября. После допроса моего в 3 части нигде с з\к Домовым не встречался. Был однажды случай, когда Домов работал на 4 колонне и попросил у меня махорки для курева уголовникам, с которыми он сидел, поскольку сам Домов не курит. Я ему две осьмушки махорки принёс, но стрелок лично мне передать не разрешил, я махорку положил на землю, сам отошел в сторону, а з\к Домов махорку поднял и положил в карман. Я с ним в это время не разговаривал и ему никогда о моём допросе по его делу не говорил.

Вопрос обвиняемому Домову: Подтверждаете ли Вы показания свидетеля з\к Федина о том, что он на очной ставке после допроса в 3 части с Вами не разговаривал.

Ответ: Свидетель з\к Федин на очной ставке показывает на меня ложно, его показания не подтверждаю.

Протокол очной ставки был дописан, Федина увёл стрелок обратно в лагерь, а уполномоченный Куликов продолжил допрос.

Вопрос: На последующих допросах и очных ставках Вы утверждали, что Зиновьева, Каменева и др. не расстреляют как старых большевиков заслуженных перед революцией и т.п.

Ответ: действительно, лично мною несколько раз среди заключенных 4 колонны начальнику конвоя стрелку Глушенко, з\к Миронову, а также присутствовали з\к Кучер, Адамович, Федин, я высказывал своё мнение, что Зиновьева, Каменева др. как бывших деятелей революции не расстреляют, а расстрел заменят 10 годами заключения. Больше я ничего не говорил и виновным себя не признаю. Я сомневался только в мере наказания этих контрреволюционеров, а не в их невиновности. Дело в том, что в марте 17-го года в Ачинске, где я служил, я видел издалека товарища Сталина вместе с Каменевым. Они уезжали из ссылки вместе и я подумал здесь, что Каменева не расстреляют.